И вот тоска земная. Затмила жизни звуки, Последний заяц вскоре. Повесился от скуки.*
***
— Не дергайся! — сказал мужчина и прицелился. — Не надо! — повторил Глеб — Не дергайся!!! — крикнул знакомый голос. — Иди к Черту! А-а-а-а! — закричал Глеб, прежде чем услышал выстрел. Что-то как будто взорвалось совсем рядом с ним, а потом звякнуло, и все затихло. Под потолком, мигнув последний раз с грохотом треснула лампочка, и все охватил мрак. Глеб убрал руки от лица и, подтянув ноги к груди понял, что его больше ничто не связывает. — Ну?! Живой, Узник замка Иф?! Руку давай! — сказал Вадим и протянул ладонь брату. Глеб в полной темноте замахал своими лапками, и сильные руки, ухватив за предплечья, подняли его с пола. — Ну ты и козлина, Вадик! Я уже с жизнью простился и даже слова сочинил: Прощай, жизнь пилигрима, все было очень мило… — и радовался, и злился Глеб, пытаясь вырваться из цепких пальцев брата. — Хотя местами криво… — подхватил рифму Вадим. — Пошли уже отсюда, гений Асбесткого разлива! — засмеялся он и потащил поэта к выходу. В коридоре было светлее, и Глеб, опять ощутив резь в глазу, стал щуриться и тереть веко. — Да, я тоже рад тебя видеть, но чтобы плакать! — усмехнулся Вадим. — Не рассчитывай на это, мне порох, наверное, в глаз попал, болит теперь! — морщась, ответил Глеб, прижимая ладонь к лицу. — Ну-ка, дай посмотрю! — Вадим прислонил обрез к стене, подвел брата под тусклую лампочку, запрокинул голову брата кверху и, отстранив его руку от раненого глаза, заглянул ему в лицо. — Больно! Не лезь! — дернулся Глеб. — Да стой ты! Дай посмотреть! — резко сказал «доктор» и сильнее отвел голову осматриваемого в сторону. Глаз действительно выглядел нехорошо. Белок покраснел и покрылся мелкой сеточкой капилляров, от чего светлая, прозрачная как голубой мартини, радужка музыканта стала еще ярче и необычнее. К тому же, из воспаленного органа по щекам и подбородку текли крупные чистые слезы. — Нда, ну ничего страшного вроде, — констатировал Вадим. Глеб махнул головой и, отстранившись от «профессора офтальмологии», опять стал растирать припухшее веко. — Да не три ты! Грязными пальцами! На вот, приложи! — Вадим достал чистый платок из кармана джинсов и подал его брату. — А чего это ты раздетый?! — удивился Глеб, наконец обратив внимание на Вадима, который стоял перед ним без футболки. — Так трахнуть тебя хотел, а тут свет погас! Ну и не видно нихуя, куда что… — засмеялся Вадим. — Пошли, надоело мне тут! — сказал он и, подобрав оружие, пошел в сторону сцены, через которую они и попали в этот капкан. — Ебарь-рецидивист, блядь! — выругался Глеб, прижимая платок к больному глазу, и поплелся вслед за братом.***
Они обошли весь особняк, но ни выхода, ни организаторов «развлечения» так и не нашли. Правда, на втором этаже Вадим, услышав нечто похожее на человеческие голоса, выстрелил из обреза в темноту. А на возражения брата, что так делать нельзя, ведь там могли быть «более-менее нормальные люди», засмеялся и ответил: «Лучше выстрелить, перезарядить и еще раз выстрелить, чем светить фонариком и спрашивать «кто тут?» Спустившись снова на первый этаж, Самойловы даже подпрыгнули от удивления, не поверив тому, что увидели.