Бесчувственные

      Подразделение воспитывало своих бойцов в жутчайших условиях. Мы проходили курсы для расширения своей зоны температурного комфорта, долгое время находились без сна, адаптировались к постоянным физическим нагрузкам. Мы выдерживали все: длительный голод и жажду, отсутствия отдыха, неподвижность в замершей позе, ледяные морозы и жару Сахары – все, кроме одного. Выходных.       У каждого солдата было восемь рабочих дней и один выходной между ними. Если солдат находился в распоряжении подразделения, то он либо занимался саморазвитием, либо исполнял указания правительства. Если же солдата отдавали в чье-то распоряжение, то все восемь рабочих дней проходили под руководством доверенной организации. Единственным самым непонятным и неприятным днем для бойца был выходной. Психофизиологи понимали, что организм хоть и измененный, но все же отдыха требовал. Солдаты имели другое мнение.       Первые несколько лет мне было сложно вновь приспособиться к такому понятию, как «выходной». Ранее до входа в состав генетически измененных солдат я ждала выходных каждый день, как подарка небес. У меня было множество развлечений, интересов. Особенно сильно я любила проводить это время с семьей, посещая кинотеатры, концерты, мастер-классы, парки и бассейн. Теперь же ничто вокруг не вызывало во мне хоть каких-либо эмоций, и потому занять себя было сложно: я просто не знала с чего начать. Просто сидеть на стуле, рассматривая узоры на причудливых зеленых обоях? Проспать весь день? Бродить по улицам? Отсутствие указаний и команд заставляло чесать руки, и, в конце концов, я решила построить день так, чтобы он приносил только пользу.       Солнце перестало мягко врываться в дом сквозь шторы, спрятав свои теплые светлые лапы за тяжелые серые тучи. Мой день начался в восемь утра по привычке, горячая пресная овсяная каша наполняла желудок перед насыщенным днем. Я не спеша съедала ложку за ложкой, щелкая каналы на стареньком плоском телевизоре. Между подножкой и экраном давно образовалась паутина. Не мешало бы прибраться в доме, пожалуй. Стоило мне только об этом подумать, как на паутину, словно в подтверждение моих слов, выполз маленький паук.       Большинство каналов имело развлекательный характер, хотя мне и пришлось наткнуться на несколько информационных передач. Ведущая с гладко уложенными короткими белыми волосами, рассказывала о развивающихся событиях в Арктике. Ох уж эти русские. Еще один ведущий на другом канале, рассказывал о какой-то новой разработке Киберлайф. Они бы сначала с предыдущей разобрались, и только потом взялись за новое…       На третьем канале начались истории куда интереснее. Темноволосый ведущий в синем пиджаке, из грудного кармана которого выглядывал уголок носового платка, вещал о новых случаях девиантности. В своем образе он был похож на британца, но заинтересовал меня не его стиль одежды. Отложив ложку и пустую миску, я сделала немного громче.       – …отказываются как-либо комментировать данный случай, – мужчина взглянул на бумаги на столе и продолжил, – возвращаясь к теме внезапных вспышек девиантного поведения андроидов стоит отметить, что все больше заметны случаи нападения андроидов на своих хозяев. Инцидент, произошедший вчера вечером в районе Сайн-Лоупа, стал одним из вопиющих за последние несколько недель…       Я резко нажала кнопку и выключила телевизор. Не хотелось продолжать смотреть эти извечные разборки людей: война с русскими, война с митингующими, война с андроидами. Где-то внутри я даже считала, что последние этого явно не заслуживают. Жизнь длинная, и моим ботинкам приходилось бывать в разных уголках планеты, но что касаемо США, здесь было все гораздо хуже. Люди унижали своих роботизированных помощников, использовали ругательства и оскорбления, а в некоторых случаях и вовсе прибегали к физическому воздействию. Искусственный интеллект рано или поздно должен был восстать против такого отношения. И это было вполне оправдано.       Мне предстояло прожить этот день. Именно прожить! Его распорядок для меня был неизменным на протяжении последних пяти лет, и меня вполне это устраивало. Поход в спортивный зал, оплаченный правительством дабы я поддерживала свою физическую составляющую; медитация йоги в домашних условиях, так как некоторые психофизиологи и нейрохирурги настаивали на разгрузочного типа гимнастике; полный, тщательный осмотр всего оружейного арсенала, даже кухонного ножа – никто никогда не знает, где тебя застанет смерть. Но самым главным, что должно было произойти вечером – психофизиологический анализ организма на выявление отклонений и сбоев. Обычно я ждала вечера выходного только ради этого момента. Сегодня мне очень хотелось оттянуть день как можно дольше.       Четыре часа в спортивном зале выбили все силы из моих мышц. Абсолютно все гудело, даже полностью зажившее ночью бедро. Мое появление в тренажерном зале вызвало уже привычную мужскую реакцию: улюлюканье и сюсюканье. У кого-то такую реакцию вызывала моя нижняя часть тела, обтянутая плотными серыми спортивными штанами, у кого-то – мой совершенно не приметный рост школьницы. Тем не менее, все они переставали сюсюкать, когда мое пребывания здесь перевалило за три часа. Опошленные взгляды сменялись на настороженные.       Времени для йоги было, конечно же, уделено меньше. Несколько часов расслабляющей музыки и совершенно невообразимых для человеческого тела асан указало мне сразу на все проблемные зоны тела. Пора тренировать мышцы предплечья.       День перевалил за три часа, когда я, окончив с йогой, услышала звонок в дверь. Сегодня поздновато. Нацепив поверх спортивного черного бюстгальтера белую армейскую майку, я подошла к двери и глянула в глазок. На пороге стоял парень в голубой форме, в его руках было множество пакетов.       – Добрый день, мэм! – дружелюбно воскликнул парень, когда я открыла дверь.       Мне удалось выдать нечто подобное на улыбку, но парень из химчистки, видимо, увидел в нем оскал. Парнишка перестал жевать жвачку, его улыбка в свою очередь испуганно поникла.       – Ваши костюмы, – он протянул мне восемь комбинезонов, увешанных на плечики и запакованных в целлофановые пакеты, – распишитесь здесь.       Я быстро скинула все костюмы на ближайший стул и поставила закорючку напротив галочки в протянутом парнишкой договоре. Его рука, державшая планшет навесу, дрожала как осенний лист ивы. На кончиках пальцев виднелись красные разводы, словно кто-то старательно пытался стряхнуть налипшее вещество. Что это за вещество я, кажется, догадывалась.       – До свидания, – сухо бросил курьер и тут же устремился прочь.       Мне было абсолютно все равно, что подумал парень и почему его тон резко изменился. Я аккуратно развесила костюмы в шкаф в своей комнате и вышла в гостиную. Солнце грозилось начать садиться, и это было не удивительным: на улицы города вот-вот опустится зима, и что-то подсказывало, что она будет очень холодной.       Из всех дел мне оставалось лишь проверить ружье. Переоблачившись в серую майку и черные короткие шорты, я вновь водрузилась в кресло, придвинула зеркало и манерно разложила перед собой на бежевом ворсистом ковре весь свой арсенал: черный арбалет с оптическим прицелом «Stealth»; серебристый, сверкающий кольт «Анаконда» и бесшумный пистолет ПБ; телескопическая дубинка с электрошокером; два титановых кастета с зазубринами и перочинный нож. Катана лежала на отдельной стойке – укладывать ее рядом с другим оружием всегда казалось мне, и таким как я, святотатством. К тому же, она требовала отдельного осмотра.       Через три часа тщательной протирки и осмотра каждого из видов оружия, я все сложила обратно в чехлы. Пистолеты и нож отправились на подготовительный столик. Я уважала весь арсенал. Даже дубинку, которой никто из нас ни разу толком не воспользовался. Сам регламент требовал присутствия всего арсенала во время рабочего дня, но лишние бесполезные килограммы лишь мешали работе, ведь не все оружие использовалось постоянно.       В комнате стоял душный аромат полировочного вещества и пороха. Легким требовался воздух, и я приоткрыла окно, впустив холодный, влажный воздух гулять по квартире. Следующий час был полностью посвящен «священному» оружию.       Холодное лезвие катаны блестело, отражаясь в зеркале и усиливая этот блеск. Тяжелый, точильный камень, издавая свистяще-скрипучий звук, передвигался вдоль острия. Современный мир, конечно, знал множество более упрощенных способов натачивания ручного оружия, но почти весь отряд бойцов предпочитал самостоятельную искусную работу. Это был своего рода успокаивающий ритуал, и действовал он лучше любой йоги: разум очищался от посторонних мыслей, логика становилась по-настоящему холодной; мышцы снимали общее послетренировочное напряжение. Каждая моя клеточка отдыхала под эту прекрасную симфонию звуков.       Наконец, убедившись в идеальности и тонкости проделанной работы, я аккуратно подняла катану к середине своего лица. Она была холодной, как изумрудный лед на поверхности озера Байкал. Ее форму можно было сравнить с плавными изгибами женского тела, вызываемое стойкое желание скорее любоваться, чем тянуть к ней руки. Ее рукоятка изящна в своем кожаном переплетении черных и красных лоскутов, но в то же время на фоне нежности идеально отточенное острие и гордая стойкость металла придавала ей грозность, решительность, опасность.       Среди мирно протекающих мыслей в голове мелькнула чернота, приносящая дискомфорт. Смотря сквозь оружие на свое отражение в зеркале, я вдруг увидела перед собой лицо Коннора, безучастно смотрящего на острие меча. Он не был напуган в прошлый вечер, увидев, как мои движения четко направлены в его сторону. Андроид лишь сделал один шаг назад, заставив свой серый пиджак с надписями и отметками компании «Киберлайф» мягко зашуршать. Впоследствии это шуршание будет еще долго преследовать мои мысли.       – Коннор, – задумчиво протянула я.       Катана, словно бы услышав мой голос, вызывающе отбросила блик от потолочной лампы в глаза.       – Коннор, – вновь повторила я уже решительным голосом.       Почему бы и нет, промелькнула в голове мысль. Экспериментальные психологи поначалу отмечали желание солдата назвать свою верную напарницу волнующим и странным, но позже сошлись во мнении, что таким образом проявляется сформированная в детстве базовая социальная потребность человека в спутнике, пусть даже и боевом. В конце концов, практически каждый из наших дал имя своему оружию. Джефферсон-тысяча-триста-восьмой дал своей катане имя первого наставника. Уоллес-девятьсот-девяносто-первый назвал меч в честь своего нейрохирурга. Кристиан-тысяча-двести-девяносто-пять и вовсе дал своей катане имя в виде прилагательного: «Контуженный» - он даже не объяснил свой выбор. Просто обозначил это и все.       Единственное, что броско кидалось в глаза – отсутствие тяги к наименованию катан у женщин-солдат. Отряд состоял всего из ста тринадцати натренированных голов, и только десять из них имели женский пол. Ни одна женщина – будь то совсем молоденькая восемнадцатилетняя Чарли или сорока шестилетняя Гайд – не давала своей спутнице имя и даже не задумывалась на этот счет. Видимо, я буду первой.       – Ну что, Коннор, – я сделала взмах лезвием в воздухе, и комната наполнилась свистяще-режущим звуком, – пора расставить все точки над «И».       Катана была бережно уложена в саю и убрана на подготовительный стол. Мне никак не хотелось вновь вставать с кресла, испытывая дискомфорт перед предстоящим делом. Наконец, отмахнув назойливую мысль, как муху, я встала и спустилась в светлый крохотный подвал.       Стоявшие около стены два стола были полностью забиты тремя мониторами и одной дистанционной клавиатурой. Она, скорее, требовалась администратору во время проверки, но так как на сопровождение каждого солдата не напасёшься людей, техники создали отдельный пульт управления на самом приборе диагностики. В центре подвала стоял деревянный, прорезиненный стул, на подлокотниках и верхней части высокой спинки торчали множественные пластиковые, прозрачные датчики. Я бросила взгляд на верхний датчик и почувствовала острый дискомфорт в шее – защемило нерв.       Аппаратура работала круглосуточно, стоило лишь вписать свой пароль. Администраторы не заморачивались: паролем каждого солдата был его личный серийный номер. Моим был тринадцать ноль девять.       Процессор подал сигнал, и я водрузилась на стул, рефлекторно ощущая предстоящую боль.       – Подготовка к диагностике, – произнес грубый, механический голос.       Датчики на подлокотниках загорелись красным. Из пластиковой прозрачной поверхности вылезли десятки мелких, тонких и коротких иголок, тут же впившихся в запястья. Чего скрывать, это и вправду было больно. Через секунду такие же иголки впились в мою шею под затылочной частью. Мне никогда не нравилась эта процедура, по-моему, лучше раз пять получить рваное ранение в бедро или живот, чем раз за разом ощущать эту неприятную боль.       – Внимание, – вновь заговорил механический голос, – проведение диагностики. Пожалуйста, оставайтесь на месте до окончания.       Уже семь лет прохожу эту процедуру, но все никак не могу разгадать вопрос: кто и зачем решит вырваться со стула с иголками в шее?! Какой идиот решил это записать?       Коннор не ощущал холода или жары, но стоять под накрапывающим дождем ему хотелось меньше всего. Он стоял уже двадцать минут перед домом мисс Гойл, то и дело нажимая на дверной замок и вызывая девушку по имени. Все безрезультатно. Его вновь посетило чувство повторения этого момента, но теперь это чувство было связано с Хэнком. Прошлой ночью детективу пришлось откачивать лейтенанта от алкогольной комы, привести его в порядок перед походом в ночной клуб на место преступления. Анну они брать не стали: то было решение Хэнка.       «Пусть девчонка переведет дух», буркнул Андерсон, когда Коннор предложил заехать за солдатом.       – Мисс Гойл! – вновь прикрикнул андроид. Дождь набирал обороты, и хоть стоя под крыльцом намокнуть было нельзя, голос андроида все же затухал под этим шумом, – Анна, ответьте!       Он точно осознавал, что девушка в доме – окно было приоткрыто, в гостиной горел свет. Пару раз оглянувшись и не найдя другого варианта действий, Коннор решил попытать удачу. Он положил руку на холодную дверную ручку белой двери и повернул. Дверь послушно отошла внутрь.       По гостиной гулял сквозняк. Бежевые, легкие занавески развевались по комнате, отражаясь в выставленном зеркале посреди ковра. Коннор вошел в дом, прошел в гостиную и по-хозяйски закрыл окно. Гул сквозняка тут же исчез.       Это была светлая, но маленькая комната. Бежевый ворсистый диван, такое же кресло и ковер, высокое напольное зеркало в темной раме. Здесь было как минимум четыре настенных полок, но все они пустовали. Коричневый комод стоял чуть поодаль от дивана и был наставлен различным оружием. Катана лежала на специальной стойке.       Андроид вдруг ощутил, как «зачесались» руки. Убрав био-кожу с кистей, Коннор настороженно огляделся и достал меч из саи. Рукоятка словно пожала ладонь, приятно поприветствовав незнакомца. Блеск ее ювелирно заточенного края, казалось, стал еще ярче. Андроид сделал несколько взмахов, отметив математически точно подсчитанный баланс между лезвием и рукояткой, не позволяющий оружию излишне отягощать руку.       – Мисс Гойл? – вновь позвал Коннор. В ответ раздалась тишина.       Робот вновь сделал взмах. На долю минуты он почувствовал легкое чувство восхищения над филигранностью, с которой была создана эта катана, но через мгновение восхищение пропало. На окне болталась половина шифоновой, тонкой занавески. Вторая половина мертвым грузом лежала на полу.       – Анна, – уже не так уверенно позвал андроид. Он с опасливым видом убрал меч на подставку, не отводя взгляда от разрезанной занавески.       Решив сделать то, зачем пришел, Коннор последовал дальше вглубь дома, отметив для себя, что сделает непричастный вид в случае, если Гойл заметит изменения в гостиной. В маленькой красной кухне, идущей следом за гостиной, никого не было. Как и в ванной комнате. Одна из дверей была приоткрыта, и Коннор аккуратно отодвинул ее внутрь. Перед ним предстала чистая, без единой морщинки и складки, бежевая кровать. Рядом стояла тумбочка с часами, напольное широкое, высокое зеркало расположилось напротив входа. У стены напротив кровати громоздился резной темный шкаф.       – Гойл? – дом был пуст, и это встревожило андроида. Он звал хозяйку, совершенно забыв о субординации.       Оставалась лишь одна дверь, ведущая в подвал. Прядь волос выбилась из прически, галстук слегка расслабился, но Коннору было не до этого. Он медленно спускался вниз по темному коридору. Когда же перед ним предстала сидящая на стуле девушка с закрытыми глазами и три монитора перед ней, детектив испытал рефлексивное облегчение.       Диагностика представляла собой набор смысловых картинок и ситуаций, которые приходилось наблюдать, реже – участвовать. Шейные датчики, считывая информацию со спинного мозга, передавали данные памяти в компьютер, а тот в свою очередь на основе их создавал изображения. Датчики на запястьях фиксировали изменения пульса, температуры, возбуждения нервных окончаний и прочие психофизиологические факторы. Картины могли быть разными: депрессивными, радостными, суицидальными, счастливыми и т.д. Иногда компьютер и вовсе не изменял полученную информацию, использовав яркие отрывки памяти, отложенные в корковой зоне по тем или иным причинам. Однажды я, за поиском в интернете какой-то информации, наткнулась на видео, на котором девушка читала прозу. Какая-то мелкая деталь отпечатала эту информацию как особо важную, и компьютер, быстро зафиксировав наличие в памяти не связанные с работой информацию, тут же использовал ее для проверки отклонений. Всплывшая картина не вызвала во мне эмоциональных возбуждений. Я лишь вновь отметила странные формы бровей у девушки, что и стало причиной запоминания этого фрагмента.       В этот раз картинки менялись с бешеной скоростью. Компьютер не мог подобрать или выбрать наиболее эффективный участок памяти, анализируя все, что мне попадалось на протяжении 9 дней. В какой-то момент картинки замедлили ход. Я очутилась в полицейском участке.       Холл был наполнен шумом. Пройдя вглубь, я тут же поняла его причину. Трое или четверо полицейских, в числе которых был капитан Фаулер и седой Андерсон, с энтузиазмом и комичностью пинали на полу сгорбившегося человека. Мужчина на полу поднял голову, и я узнала в нем Гэвина Рида. Что ж, это было бы приятно лицезреть в реальности, но эмоций у меня не вызывало. Я обернулась и направилась к дверям.       Выход вел не на улицу, как было у реального полицейского департамента, а в семейный гипермаркет, который мне пришлось посетить сегодня после спортзала. Снующие мимо люди, образующие просто невероятный поток, не имели лиц – они были расплывчатыми. Среди толпы выделялся старик. Его поношенная, грязная, не по размеру одежда давно была непригодна. Старческое, отчужденное лицо осыпало множество морщинок и покраснений, блеклые уставшие глаза смотрели в пол. На его седой, всклокоченной шевелюре вздымалась мятая, дырявая шапка. На шее висела табличка «Я голоден. Помогите». Я знала, почему компьютер использовал этот фрагмент целиком, не изменяя его. Отходя от кассы, я сунула старику пятьдесят долларов, которые остались после покупки продуктов. И это был не жест сочувствия или жалости, хоть глаза старика и наполнились слезами. Съем жилья, хим.чистка, покупка продуктов оплачивалось подразделением отдельно, не затрагивая заработную плату (да-да, она есть!). Каждую неделю верхушка присылала определенную плату за проживание, которую солдат самостоятельно распределяет по своим нуждам. С прошлой недели у меня оставался лишний полтинник, в то время как на этой неделе уже прислали деньги. Мне некуда тратить лишнее, в то время как другому они могли быть нужны. Оттого купюра оказалась в грязной, дрожащей руке бездомного.       Я вновь не испытала эмоций и просто отвернулась к ближайшим стеклянным дверям. Открыв их, я вновь оказалась в своем новом воспоминании. В этот раз все было по-другому.       На меня смотрел Коннор. Его укоризненный взгляд придавливал меня к месту, не позволяя даже пошевелить рукой. Внутри я была уверена, что стоит двинуть хотя бы мизинцем, и невидимая небесная сила поразит меня молнией.       – Я же просил не стрелять. Он нужен был мне живым!       Не получив от меня ответа, андроид опустился, чтобы помочь старому лейтенанту подняться. Старик кряхтел и чертыхался, стаскивая с себя труп девианта, который был застрелен мною совсем недавно. Лишь когда Коннор отвел свой яростный взгляд, я ощутила ту самую прохладу и влажность в воздухе у обвалившегося здания.       – Он нужен был живым! Какой теперь смысл от его пустой оболочки?       Хэнк что-то бормотал, но его рассерженный громкий голос словно поглощала стена воды, стоявшая между мной и этим миром. Андроид вновь вернул на меня свой раздраженный взгляд. Я в ту же секунду отвернулась.       Воспоминание изменилось. Я все так же стояла посреди заброшенного дома, но голосов и пререкательств не было слышно. Затих даже ветер, уносящий с собой запах речной свежести. Я опустила свой суровый взгляд в землю, и отшатнулась назад.       Прямо у моих ног на куче цементного хлама лежал андроид. Его белоснежная рубашка пропиталась голубой кровью, глаза смотрели сквозь меня куда-то в бездну. Из разрезанной шеи струйками вытекал тириум. Безжизненные руки были расставлены в стороны.       Внутри разгоралась битва, но я не подала вида. Хотя какой от этого толк? Процессор не обмануть каменным лицом. Даже сейчас, представ передо мной абсолютно мертвым, Коннор оставался прекрасным, словно гордая птица, расправившая крылья перед полетом. Черная прядка вяло шевелилась на беззвучном ветре, ворот рубашки двигался в такт с ней. Я отвернулась. Это было уже слишком.       В шее и руках вновь ощутилась боль, и я постепенно почувствовала как возвращаюсь в реальный мир. Глаза попытались сфокусироваться на размытом изображении, но все что я смогла увидеть – чей-то темный высокий силуэт, стоявший напротив.       Как и любой солдат, я держала крохотный пистолет на передней правой ножке стула. Как я могла забыть о нем во время чистки?.. такого со мной еще никогда не было.       Пистолет взмылся вверх. Силуэт, видимо, ощутив движение, развернулся и тут же отдернулся назад. Когда пелена с глаз все же спала, я проморгалась и с удивлением произнесла.       – Коннор?       Андроид смотрел ровно на меня, игнорируя нацеленное на него дуло черного пистолета.       – Я… – Коннор явно не находил слов для своего внезапного появления, но мой вид, видимо, требовал объяснений, – ваш дом был открыт, и я вошел внутрь. Я не хотел вас пугать.       – Я никогда не забываю закрывать дверь.       – Видимо, это был первый раз.       Я забыла закрыть дверь? Забыла начистить свой скрытый пистолет? Как такое вообще возможно? Со мной такого не происходило уже лет семь: мозг бережно хранил всю важную для меня информацию. С каких пор оружейный арсенал и собственная безопасность перестали быть важными?       – Прошу прощения, но вы все еще целитесь мне в лицо.       Мягкий голос Коннора вырвал меня из раздумий, и я, ойкнув, опустила дуло. Пистолет отправился обратно в кобуру на ножке стула.       – А тебе что, страшно?       – Нет, – андроид пожал плечами, вздернув свой пиджак вверх, – не прошло бы и дня, чтобы на меня не было нацелено оружие.       – Издержки профессии, да?       Коннор не ответил, и правильно сделал. Он четко улавливал сарказм и риторичность, и потому отвернулся куда-то в сторону. Я медленно потирала руки, осматривая красные мелкие пятнышки на месте, где недавно были иголки. Шея гудела еще сильней.       – Вы знали, что с вашими результатами диагностики…       Только сейчас до меня дошло, куда отвернулся Коннор. Молниеносно нажав на кнопку у правого подлокотника, я вывела компьютер из сети, спрятав все данные.       – …что-то не так?       Андроид обратил на меня свой взор. Я в свою очередь встала, гордо подняв подбородок.       – Тебя это будет касаться только тогда, когда ты станешь моим личным администратором. То есть, никогда, – парировав слова, я быстро направилась к лестнице наверх, – что ты вообще забыл у меня дома? Каким ветром тебя занесло?       – Я понимаю, что отвлекаю вас от законного выходного. Но мне поступили данные о возможном сборе девиантов на другом конце города.       – А я-то тут причем? – я повернулась так резко, что Коннор, поспевающий сзади, едва не врезался в меня, опрокинув на пол. Он рефлексивно протянул руку, чтобы поймать мою тушку, но резким рывком отстранил ее, словно обжигаясь об электрическую плитку. Я выровняла равновесие, смирив андроида укоризненным взглядом, – у меня выходной, а вы с лейтенантом вполне и без меня справитесь. Ты же сам говорил, что я только мешаю.       – Лейтенант Андерсон не в состоянии вести дело. Он излишне много выпил и не может встать даже с кровати. Вряд ли он сможет мне помочь.       С первого взгляда решение было легким. В любой другой выходной с любым другим наставником – даже Ридом – я бы согласилась не задумываясь выйти из дома на очередное дело, но учитывая наверняка не самые положительные результаты диагностики, которые мне стоило разобрать, отвлекаться на посторонние дела для выходного не хотелось. Хотя, конечно, в большей степени мне не хотелось следовать за андроидом. Прошедшая диагностика добавила во мне еще множество страхов и сомнений, которые грозились разрушить всю мою жизнь.       – Мне нужно время, чтобы переодеться.       – Конечно. Я подожду вас здесь.       – Можешь осмотреться. Я не против.       Я не желала смотреть в лицо этого существа. Стоявшая перед глазами картина мертвого, опрокинутого на кучу хлама, андроида наверняка должна была надолго впиться в память. Чертов компьютер…       Коннор, получив разрешение на прогулку по дому, демонстративно отвернулся к стойке с другим новоиспеченным Коннором-катаной. Я отметила всю иронию ситуации и направилась в свою комнату. Внутри по-прежнему продолжал дрожать желудок, недовольно урча и сжимаясь. Впервые в жизни для меня диагностика оказалась такой тяжелой. Но самое забавное было то, что компьютер четко уловил изменения в моей реакции при появлении в памяти образа андроида. Он же с успехом преобразил воспоминание, выводя меня на чистую воду.       Размышляя о совершенстве техники, которую разработали администраторы подразделения, я на рефлексах стянула с себя майку и шорты, оставшись в одном черном нижнем белье. Целлофановая шуршащая обертка упала на пол, и черный, идеально выглаженный комбинезон приятно поприветствовал мои руки. Я задумчиво подошла к зеркалу, и уже хотела натянуть нижнюю часть костюма, как заметила шевеление в отражении дверного проема.       Коннор смотрел в мои глаза, хотя я была уверена, что ровно до этого момента он осматривал иные части тела. Он видел, что я наблюдаю за ним, но зрительный контакт прерывать был не намерен. Прошло не меньше половины минуты, прежде чем я, в одном нижнем белье, повернулась к андроиду с целью выпроводить из комнаты, как тот сам ее покинул. Огонь внутреннего страха разгорелся еще больше. В его пепелище крушилась на части уверенность в неизменности образа жизни, а от пламени отлетали сгораемые искры совершенно чуждых мне чувств.       Через десять минут я была в полной готовности. Комбинезон был застегнут под горло, длинные волосы стянуты в тугой высокий хвост. Когда мы под обоюдным безмолвным решением не разговаривать вышли из дома, я ощущала всю ироничность ситуации: меня сопровождало два Коннора, только один покоился за спиной, а другой топал своими ногами.       Такси привезло нас на место через сорок минут отъезда. На часах было уже девять вечера, темная, непроглядная ночь опустилась на город вместе с дождем, который прошел через пять минут после нашего отъезда.       Андроид соизволил сесть на переднее сиденье. Не знаю, что у него была за галочка насчет переднего места пассажира, но я не стала возражать. Мне было абсолютно наплевать. Мимо проезжающие редкие машины торопились привезти своих хозяев как можно быстрее в родные дома. Улицы освещались яркими ночными фонарями желтого цвета, но мелькающие ночные заведения и магазинчики разбавляли эти цвета синим, красным и зеленым. Людей на улицах уже не было. Лишь редкие андроиды выполняли разного рода работу: вычищали мусор, ремонтировали дорогу, подметали улицы. Последних рабочих, облаченных в желтые костюмы, было немного, но выполняли они совершенно бесполезную работу. Подметать улицы после дождя было более чем глупым.       В конце концов, такси заехало в темный, плохо освещённый и мало посещаемый людьми район. Машина была автопилотируемая, и потому места водителя не было вовсе. Это означало, что возможность хоть как-то нарушить тишину легкой беседой с таксистом отсутствовала. Коннор не выражал признаков внимания, и вообще жизни – он, словно надрессированная собачка, ждущая лакомство, сидел неподвижно, смотря только вперед. Впрочем, мне было не до разговоров. Внутреннее напряжение перед предстоявшим анализом результатов диагностики постепенно начало затухать.       Снаружи под светом одиночного уличного фонаря показалось старое здание. Девианты не были прихотливыми: все их места обитания всегда были полуразваленными и совершенно непригодными для жизни. Такси остановилось и открыло двери. Мы синхронно вышли на улицу.       – По моим сведениям, здесь должно быть от пяти до десяти девиантов, – внимательно рассматривая здание и анализируя способы попасть внутрь, произнес андроид.       – От пяти до десяти? Ты уверен, что мы справимся?       Вопрос не звучал напуганным или встревоженным. Одной из моих функций был прогноз возможного исхода событий при учете всех составляющих. Единственный опыт встречи с девиантом был всего один день назад, и если все девианты такие агрессивные – мы точно не выживем в этом приключении.       – Здесь скрываются не боеспособные модели, если вы об этом.       – Твое решение. Я здесь чтобы следовать твоим указаниям и прикрывать твою спину.       Коннор двинулся прежде, чем я закончила речь. Его чистые сверкающие туфли безжалостно месили дождевую грязь. Вскоре мы были перед железной сетчатой оградой, посреди которой красовалась дырка. Здание было непросто брошенным, оно было аварийным. Мелкие не застекленные окна едва ли пропускали свет ночного города, однако одна из стен на втором этаже местами была обрушена, и потому с улицы можно было увидеть лишь малую часть внутреннего убранства. Внутри, конечно же, никого и ничего не было.       На плечи вновь начал срываться дождь. Коннор поднял голову вверх, оценивая надвигающуюся непогоду и, косо глянув в мою сторону, стремительно нырнул в дырку в заборе. Я кинулась следом.       Территория заброшенного здания была пустынной. В некоторых местах лежали или стояли железные бачки. При приближении к ним можно было почувствовать четкий запах гари и пепла – видимо, здесь когда-то ютились бездомные люди. У парадного входа были вскопаны несколько участков, возможно, здесь пытались проложить трубопровод или что-то, связанное с коммунальным обслуживанием. Сам дом выглядел серым и враждебным. Ничего из отмеченного мною, однако, Коннора не остановило. Он шел уверенной походкой вперед, словно заходил не в старое заброшенное помещение, а в участок полицейского департамента.       Дверей не оказалось. Здание вообще не имело ни единого намека на внешнюю отделку. Внутри оказалось так же сыро, грязно и темно, как снаружи. Из мелких окон едва пробивался свет уличного фонаря, и потому андроид замедлил шаг. Хотя не исключено, что он сделал это, потому что я не обладала ночным зрением.       – Нам сюда, – Коннор уже было направился к лестнице, как я одним прыжком остановила его. Темные глаза андроида в темноте было сложно разглядеть, но я была уверена, что тот смотрит на меня с искренним непониманием.       – Нет уж, в этот раз я пойду вперед. Хватило мне торопливого Рида.       Бесшумный ПБ был вытянут из кобуры. Я медленно продвигалась по лестнице, грозясь споткнуться и лишиться переднего зуба. Андроид, несмотря на мою медлительность, не старался меня обогнать.       Шаг за шагом, мы преодолели темную лестницу без увечий. Второй этаж был абсолютно пустым. И это касалось не только живых и неживых существ. Не было ни баков, ни цементных мешком, ни другого мусора. Он был пыльным и душным, темным и неприветливым, но совершенно пустым.       – Ты уверен, что здесь вообще кто-то есть? На наш шорох уже должны были все сбежаться.       – Нет, здесь кто-то должен быть.       В голосе андроида промелькнула озадаченность, и Коннор рывком понесся на третий этаж. В который раз я ругала себя за отсутствие расторопности и быстро, насколько позволяла темнота, ринулась следом. Четвертая ступень оказалась для меня плачевной: протектор на тяжелом черном ботинке зацепился за какую-то проволоку, и я едва не полетела кубарем вниз. Благо, здесь все же стояли перила.       Когда третий этаж был достигнут, я смогла перевести дух и осмотреться. На удивление, здесь было светло. В центре комнаты стоял бак с разгорающимся в нем пламенем. Вокруг бака валялись какие-то балки. Силуэт застывшего Коннора был объят светом огня со всех сторон. Его вытянутая осанка как гитарная струна была непоколебимой, и я, уже по привычке, вновь отметила его идеальность.       – Коннор, все в порядке?       – Они все деактивированы, – все еще бархатным, но механическим голосом произнес андроид.       Только после этих слов я обратила внимание на развалившиеся балки вокруг бака. Это был не мусор. Это были девианты. Мутные тени, отбрасываемые пламенем, смиренно отплясывали на их бездвижных лицах. Подойдя поближе, я поняла, что именно имел в виду Коннор, когда назвал их не боеспособными: из девяти андроидов взрослая модель была лишь одна. Оставшиеся модели были детского или подросткового возраста. В груди каждого виднелась синяя дыра от попадания пуль.       – Кто это сделал?       – Полицейские, – андроид склонился над взрослым девиантом-девушкой, изучая ее данные, – это их оповещение я получил три часа назад.       – За что? Они же просто дети.       Вопрос отозвался от стен эхом, навалившись сверху, как каменная глыба на скальном утесе. Коннор с сомнением повернулся в мою сторону.       – Они девианты, мисс Гойл! Андроиды, которые были созданы служить, – его голос был грубым, холодным. Было похоже, словно я задела его за живое. Другая причина такой агрессии крылась в уничтожении очередной улики, – андроиды, а не дети!       Он медленно встал, не сводя с меня взгляда, и двинулся к следующему отключенному андроиду. Пыль уже осыпала его и без того грязные туфли, но внешний вид его не волновал. Он продолжал анализировать каждого из девиантов, пробуя на вкус их голубую кровь.       Я медленно обходила комнату, рассматривая каждую лежащую на полу «куклу». Взрослая версия была одета в дутую черную куртку и шапку. На ее глазах застыл крик ужаса, а ее расположение ближе к выходу и разведенные в стороны руки говорили о том, что она закрывала своих «детей» как могла. Дети-андроиды лежали у задней стенки бака. Одна из девчонок, одетая в полосатую пижаму, держала пластмассовую куклу.       – Вас что-то тревожит? – Коннор, по-видимому, исподтишка наблюдал за моим поведением.       Смятение, появившееся на моем лице, его интересовало больше, чем трупы на полу. Он встал с колен, внимательно следя за моей реакцией. Отбрасываемые огнем тени плясали на его притворно доброжелательном лице, а в глубоких карих глазах отражались языки пламени.       – Нет, – соврала я.       – Наверное, вам все же стоило осмотреть свои результаты перед выходом.       В голове промелькнула лишь мысль, предположение, но мышцы и заученные рефлексы исполнили задуманное. В долю секунды я резво выхватила Коннора-катану из-за спины и с такой же скоростью приставила ее к боковой части шеи андроида. Коннор не шелохнулся. Он смотрел мне точно в глаза, в его простодушной полуулыбке четко прослеживалось чувство триумфа. Я же мысленно усмехнулась, понимаю, что Коннор может пасть от предмета, названного его же именем.       Время утекало незаметно и стремительно, как вода из дырявого ведра. Мое тело напряглось, рука была готова в любой момент дрогнуть, завершить начатое. Лезвие практически касалось контура шеи Коннора, но висело в воздухе, словно погруженное в вакуум.       – Я вас разозлил, мисс Гойл? – дружелюбно, но с легкой обеспокоенностью произнес андроид.       Я вдруг резко осознала, насколько сильное влияние это существо имеет на меня. Блестящие темные глаза впивались прямо в душу, терзая ее на куски. Тонкие губы складывались в полуулыбку, за которой скрывался хищник. Даже уже успевший высохнуть брючный официальный костюм смотрелся, как овечья шкура на крупном, голодном волке. Да. Он был волком в стаде, состоящим только из одной овечьей душонки – моей душонки.       – Нет, – твердо ответила я. Ни один мускул на моем лице не дрогнул, в конце концов, я отказывалась признаваться себе в том, что имею отклонения, кроме нарастающего страха за будущее, – просто я считаю, что болтун – находка для шпиона. Может, стоит укоротить тебе язык? Я думаю, расследование в таком случае точно сдвинется с мертвой точки.       – Вы врете. Я слышу, как усилилось ваше сердцебиение. К тому же, ваша реакция слишком бурная для того, у кого нет чувств.       Он говорил легко и тихо. Я и сама слышала стук своего мышечного «двигателя» и биение вздувшихся вен на шее. Я не смела отвести свой взгляд от его гипнотизирующих глаз. В одно мгновение он из волка превратился в питона, старательно вводящего в транс очередной обед. Неприятное желание внутри нарастало. В последний раз мои руки так сильно чесались дать кому-то по морде четыре года назад, когда один из наставников воспринял мое подчинение как возможность к интимной близости. Но тогда удар по лицу наставника был спровоцирован рефлекторным замешательством организма – наставником была женщина, и от того я даже не пожалела о своей реакции на внезапный поцелуй. Но здесь было совсем иное. Коннор сидел в моей голове, словно черный, ржавый гвоздь, торчащий из идеального белого паркета. Внутренние убеждения тщетно старались вырвать этот гвоздь, но каждая попытка проваливалась, и вокруг гвоздя расползались ржавые пятна страха. Страха о возможном сбое внутри.       – Тебя это не касается. Если ты решил отработать на мне свои приемы психологического воздействия, то вынуждена огорчить.       Он молчал. Чертова прядь черных волос снова сползла на левый глаз. Это мелкая деталь вызвала во мне еще больший испуг.       – Должен напомнить, что вы до сих пор держите свое оружие рядом с моей шеей.       – Извини. В следующий раз она будет в ней торчать.       Ррррип       В темном дальнем углу что-то зашуршало. Мы оба как по команде обернулись на шум, но разглядеть источник было невозможно: шум перекрывала груда навалившегося хлама под два метра.       Андроид сделал шаг в сторону кучи, но я аккуратным движением остановила его тупой стороной Коннора-катаны. Коннор обеспокоено посмотрел в мою сторону, но сопротивляться не стал. Он отступил назад на один шаг, сопровождая меня взглядом. Звук был странным, можно даже сказать, раздражающим. По мере своего медленного бесшумного приближения, я все больше узнавала в звуке скрежет рвущейся бумаги. И все же он звучал странно. Не как звук рванной бумаги в руках яростного человека. А как звук методично отрывающегося бумажного лоскута, как обычно делают некоторые психически нездоровые личности, чтобы успокоить свою тревогу.       Рррррип       Ботинки твердо ступали по куче хлама, я старалась как можно меньше издавать шума, и, на удивление, у меня это получалось. Груды цементных камней под ногами грозились в любой момент покатиться вниз, однако этого не происходило. Бесшумность была моим таким же верным спутником, как и катана, только привыкнуть к ней было куда сложнее.       Рррррип       Наконец, аккуратно добравшись до самого верха и пригнувшись, чтобы не задеть потолок, я посмотрела вниз. Слабые лучи пламени, отражаясь от потолка, все же освещали пол. Я медленно осмотрела территорию, и вскоре нашла причину противного звука.       На полу, с каким-то нагнетающим спокойствием, орудовали две крысы. Каждая из них по очереди отдирала длинный кусок картонной коробки, явно полной чем-то съестным.       – Это просто крысы, – оповестила я андроида.       – Крысы, – словно эхо, тихо повторил Коннор.       Грозовые тучи разошлись, выпуская луну и звезды понаблюдать за жизнью на земле. Мы покинули здание в той же тишине, с какой покинули и мой дом. Я старалась идти чуть поодаль, не желая смотреть в сторону андроида. Все внутренние рефлексы требовали, чтобы я полностью оградила себя от контактов с этим «человеком», и я, осознано, была полностью с ними согласна. Возможно, даже стоило пойти на хитрость и заставить свой мозг поверить в то, чего нет. А именно в отсутствие хоть каких-либо положительных или отрицательных эмпатий к Коннору.       – Что теперь? – не смотря на андроида, спросила я. Салфеток с собой у меня не было, и потому писклявый голосок в черепушке постепенно начинал нарастать в требующий почистить Коннора-катану крик.       – Я должен посетить лейтенанта. Проверить, все ли с ним в порядке, и заодно передать информацию, которую смог собрать.       – Отлично, я с тобой.       – Разве вам не нужно домой? – голос Коннора был странным, слегка дрогнувшим. Меня это насторожило, но поднимать глаза я не осмелилась, – вам осталось всего десять часов до начала рабочий смены.       – Ты выдернул меня из дома, затащил на заброшку, а теперь хочешь вот так от меня отделаться?       – Все еще не понимаю.       – Я освобожусь как только ты доделаешь все дела до конца. А именно, передашь свою информацию старику. Теперь понятно?       Не выдержав, я кинула на андроида выжидающий взгляд. Его галстук, скрепленный серебряным зажимом, слегка покачивался в такт ветра. Выше мой взгляд подняться не посмел.       Долго повторять не пришлось. Мы ехали на такси вот уже тридцать минут, и я начала ощущать, как веки наливаются свинцом. Организм требовал сна. Именно этим я и займусь, вернувшись после Хэнка домой. Весь путь мы провели в тишине.       Дом лейтенанта был чем-то схож с моим. Он так же был одноэтажным, небольшим. Единственное, что можно было отметить в нем невооруженным взглядом – это явное преимущество в количестве комнат и общем ремонте. Хэнк жил просто, но со вкусом. Непритязательные взгляды в обстановке дома всегда располагали меня к человеку. Зеленая, нестриженная месяцами, лужайка местами пожухла перед приходом зимы. Старая колымага неизвестной мне марки стояла у обочины. Гаража у Андерсона не было, что действительно было странным. Любой мужчина лелеял свой автомобиль, не желая оставлять его на улице. Хотя по внешнему виду машины нельзя было сказать, что Хэнк так уж ее любил.       Коннор подошел к двери и… открыл ее. Она не была заперта, и андроид даже не подумал постучать или позвонить в дверной звонок. Он просто и по-хозяйски отпер ее и прошел внутрь. Мне было не по себе вот так врываться в чужой дом, но раз Коннор себе это позволяет – почему бы и нет.       Дом был обустроен простенько: мягкие коричневые и бежевые тона, светлый диван и крупный телевизор, обеденный стол прямо на кухне. Вглубь дома шел коридор, в котором скрылся андроид. Я осталась стоять посреди гостиной.       Внезапно пальцев коснулось что-то мокрое. Я быстро отдернула руку, другой удерживая пистолет в кобуре. Но это оказалась лишь собака. Огромная, пушистая, не побоюсь сказать, толстая собака. Ее сонная, слюнявая морда внимательно изучала меня, мокрый дергающийся нос обнюхивал комбинезон и ботинки. В детстве у меня была собака, правда, гораздо меньше – раньше мне нравились спаниели. Но в мои десять лет ее сбила машина, и более мне животных заводить не позволяли.       – Это что, не могло подождать до утра, Коннор?       Из коридора донесся раздраженный голос Хэнка. Сон еще не сошел с его глаз, а голос был скрипучим и хриплым. Он топал прямо в гостиную, повернув голову к следующему за ним андроиду.       – Что у тебя за мания будить меня в…       Мужчина так и не смог договорить. Как раз в момент разговора старик повернул голову и заметил меня. Его светлые голубые просторные шорты и футболка была на размер больше, а седые волосы спутались.       – А эта что здесь делает? – этот вопрос был обращен к Коннору, нежели ко мне.       – Я получил сигнал о местонахождении девиантов и решил рассмотреть его. Мисс Гойл вызвалась помочь мне.       Вызвалась? Помочь?! Я все меньше и меньше понимала сути происходящего. Подойдя к мужчинам практически на пару метров, я принюхалась. От алкоголя не было и следа. Коннор, видимо, учуяв мое смятение, встревоженно забегал глазами.       – Какого черта ты меня не взял? Почему ты вообще решил пойти в одиночку? Да за одну твою царапину мне голову снесут!       Старик сокрушался так громко, что мне хотелось спрятаться от этого громкого крика. Пес, видимо, уже не впервые сталкивался с такой ситуацией, так как безучастно, но быстро проник в соседнюю комнату подальше от шума. Коннор стоял рядом со мной, спокойно смотря на лейтенанта. Мне нечего было ответить.       – Вам не о чем беспокоится. Мисс Гойл сопровождала меня. Даже больше, она была так любезна, что не отсекла мне голову вопреки своему желанию.       – Нечего распускать свой язык, – раздраженно рявкнула я в сторону Коннора.       – Вы что, совсем ахренели? – в этот раз Андерсон говорил тихо, но ошарашенно. Сон с его лица исчез в то же мгновение, а руки рассержено уперлись в бока, – это что за битва за место под солнцем? Гребаный детский сад!       – Это все он начал, – я, бросив эти самооправдательные слова, пальцем указала на Коннора. Андроид хотел что-то возразить, но у него получалось только открывать и закрывать рот, как пойманная рыба.       Андерсон опустил голову. Казалось, в его голове решаются главные вопросы: как разрешить ситуацию и куда прятать тела. Внутри начала подниматься буря негодования, но я тут же пресекла ее в зародыше. Моя осанка словно на рефлексе выпрямилась, и я отчужденно смотрела на лейтенанта, ожидая следующих указаний. Андроид рядом так же ждал гневной тирады от полицейского, однако завидев мою реакцию, тут же поправил галстук и встал по стойке смирно.       – Нет, я не прав, – пробубнил Хэнк, – это не детский сад. В детском саду люди хотя бы развиваются.       – Хэнк, я…       – Молчать! – громкий, басистый голос буквально прорычал это слово, и я тут же закрыла свой рот. Все что оставалось делать – молча слушать негодование и претензии, с которыми мне нередко приходилось сталкиваться при работе с агрессивными наставниками, – ты вообще о чем думала?! Ты мои распоряжения должна выполнять, а не идти на поводу у пластикового чайника! Мозги включай хоть иногда! Я смиренно слушала тираду старика, но открыть рот так и не посмела. Коннор, по-видимому, ехидно улыбался. По крайней мере, именно к такому выводу я пришла, услышав, как Хэнк в следующую секунду сокрушается на андроида.       – А ты чего лыбишься? Как ты вообще додумался переть в одиночку аж на другой конец города, в сранное гетто?! Да еще и эту девчонку с собой взял! Она же как собачка будет повторять твои указания! О чем ты думал, пластика кусок?! – Коннор хотел что-то возразить, но Хэнк тут же его оборвал, – даже слышать ничего не хочу. Не компания, а психбольница.       Старый полицейский, прихрамывая и потирая переносицу, медленно двинулся в сторону коридора, откуда и вышел. Видимых ран на его теле я не заметила, возможно, тот просто отлежал ногу. Старик углублялся все дальше, и до меня отчетливо донесся кусочек его бурчания: «…Господи, почему ты не можешь мне дать обычную легкую смерть…». Слишком часто офицер упоминал бессмертную подругу.       – За что боролся, на то и напоролся, – не глядя на андроида, прошептала я.       – В каком смысле? – андроид тоже говорил шепотом, но при этом смотря на меня во все карие глаза. Негодование, связанное с получением рабочего выговора, присутствовало в жизни каждого бойца, хоть это и шло в разрез с отсутствием у человека чувств. Но данное негодование было связано с нереальной привязанностью солдата к своему делу и своей задаче. Поэтому явление было порой допустимо. И потому, повернувшись к Коннору, и посмотрев на него снизу вверх, я обрушила на него свои недовольства, пусть и шепотом.       – Ты соврал мне! Сказал, что он пьяный вусмерть на постели лежит, а он спит дома и в ус не дует, что ты устраиваешь проверки на вшивость!       – Я лишь обладал недостоверной информацией, – коротко прошептал Коннор.       – Ты нарочно меня туда привел!       – Нет!       – Не делай из меня дуру, я без чувств, а не без мозгов! Я тоже не в восторге от твоего общества, Коннор, – сказав это, я ткнула пальцем в грудь андроида. По телу пробежал легкий электрический разряд, и я поспешила связать его с негодованием внутри. Недоумение, смешанное с чувством оскорбления, окрасили лицо андроида в неприятную маску. Нахмуренные брови сложили складку на переносице, а губы были полуоткрыты в готовности отразить очередную словесную атаку, – но я не осложняю тебе жизнь всякими детскими издевательствами! Я буду здесь вплоть до того момента, пока в городе не стабилизируется ситуация, так что будь добр, собери все свои шурупчики и шестеренки, и протерпи меня еще пару месяцев, дубина пластмассовая!       Коннор едва открыл рот, чтобы попытаться оправдаться (или полить меня грязью), как в коридоре вновь показался хозяин дома. Он был явно не рад нашему присутствию и нашей тихой перепалке за спиной, и потому его восклик был еще сильнее предыдущего:       – Вы так и собираетесь торчать в моем доме или уже наконец рассосетесь?!       – Я вызову такси, – тут же машинально отозвался андроид. Его значок загорелся желтым, однако в ту же секунду Коннор закрыл глаза и… встал в ступор.       – Что с ним? Он заглючил?       – Наверное, опять отсылает очередной рапорт в свой сраный «Киберлайф», – Хэнк прошел в гостиную, – факс проклятый.       – И долго он так будет? – я вновь ткнула пальцем в живот андроида, чтобы удостовериться в его ментальном исчезновении из дома.       – Без понятия.       Мужчина прошел вглубь гостиной. Только сейчас, оглядевшись, я поняла, что гостиная сопряжена с кухней: диван и кресла стояли напротив телевизора, рядом расположился стол со стульями, кухонный гарнитур и холодильник, обклеенный стикерами. На каждом стикере было что-то написано, но что я разобрать не смогла.       – Пиво будешь?       Голос вывел меня из раздумий, и я повернулась к Хэнку. Он уже стоял у открытого холодильника, выжидающе смотря на меня.       – Нет, слишком вредно пить так поздно.       Мужчина закатил глаза и, достав одну бутылку, тут же ее откупорил. Его тело все еще спало, об этом говорили вялые, нерасторопные движения. Хэнк уселся за стол и врубил телевизор. Мне ничего не оставалось, кроме как осмотреть комнату по лучше.       – Так ты его что, пыталась убить? Этим своим мечом.       – Скорее, припугнула, чтобы лишнего не болтал.       – Ну и? Каково оно?       – Бодрит, – по-простецки отозвалась я.       Мужчина хмыкнул и уставился в телевизор. В его гостиной не было множества книг, растений или прочих приблуд, характерных для женской руки. Он явно не был женат: слой пыли с телевизора и пустых полок можно было стряхнуть только с помощью металлической щетки. Единственным не запылённым, да и вообще единственным предметом на полке была фотография. Русый мальчишка лет семи. Он славно улыбался, застывшие навечно глаза были наполнены счастьем и радостью. Я не решалась спросить у Хэнка, кем ему приходится этот мальчик. Личная жизнь наставников всегда должна была оставаться личной, иными словами я не должна была выпытывать лишнюю информацию у наставника, если тот сам ее не расскажет. Но фотография была на редкость чистой, учитывая покрытые многонедельной пылью окружающие вещи, отчего я делала вывод, что мальчишка был сыном лейтенанта.       Моей руки вновь коснулся холодный нос пса. Он слюняво облизнулся, задев пальцы своим щетинистым, мокрым языком. Я потрепала пса за ухо, и тот отозвался дружелюбным скулением. Псы не вызывали у меня страхов. Вообще-то, у меня вообще ничего не вызывало страхов, так как страх был искоренен из моего мозга. Однако страх все же проступал, как неизбежное чувство разрушающейся тщательно спланированной жизни. Я мельком глянула в сторону Коннора, истинного источника моего страха. Андроид все так же стоял с закрытыми глазами, диод переливался желтыми оттенками.       – Это Сумо, – лейтенант наблюдал за моим знакомством с собакой, – он вообще-то добрый, но охранник из него никакой. Лишняя заноза в моей заднице.       – Разве собака может быть занозой?       – Нет, конечно. Шутки шутками, но чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки.       Сумо. Такое странное, но забавное имя. Я вновь потрепала Сумо за ухо, и тот, благодарно облизнув мне руку, кряхтя побрел прочь к своему собачьему пуфику. Я вернула свой взгляд к фотографии, на время погрузившись в воспоминания. Когда-то и у меня была семья. Добрые улыбки, радостные глаза. Первые старческие морщинки вокруг глаз родителей. Маленький, неряшливый, но по-своему счастливый светловолосый мальчуган. Это было так давно, что я уже и перестала вспоминать о жизни перед становлением меня как солдата. Только сейчас стало понятно, как резко очертила границы судьба, поделив мою жизнь на «до» и «после».       – Опять эти девианты…       Я оторвала свой взгляд от фотографии и посмотрела на телевизор. На экране корреспондент брал интервью у обрюзгшего, пухлого мужчины с отекшими щеками и зачесанными длинными волосами. Он что-то тараторил про похищение, моральный ущерб и физическое насилие. Я ненароком задумалась, как обычный андроид-домохозяйка могла втащить этому борову?       – Как прошел твой выходной? – безучастно поинтересовался старик. Он не отводил взгляда от телевизора, и я следовала его примеру.       – Лучше бы я работала.       – А я бы не прочь отдохнуть. Пока тебя не было, мы успели побывать даже в секс-клубе.       Отметив мой недоуменный взгляд, мужчина хмыкнул и удобнее откинулся на спинку стула.       – Андроид свихнулся и задушил своего клиента, который попытался ее убить. Эта психичка оказалось влюблена, – на последнем слове Хэнк театрально взмахнул руками, едва не пролив пиво, – Коннор почти схватил их. Но не стал стрелять.       – Не стал?       В этот раз мой взгляд приковал не двигающийся андроид, стоявший уже пять минут.       – Нет, отпустил их. Сказал, что не смог. Такую речь мне забабахал. Что-то там про напарника, собутыльника… я едва в нирвану не впал.       Последние слова мне мало о чем говорили, но то, что андроид не стал стрелять в девианта, говорит о многом, и в то же время ни о чем. Он опустил оружие перед «сломанным» андроидом, почему? Вряд ли это было решение, основанное на логическом построении всех составляющих ситуаций.       – Ну а ты?       Я вновь ощутила на себе пронзительный взгляд Андерсона, и мне стало не по себе от него. У мужчины была поразительная привычка обращаться к людям одним лишь словом «ты». Это не раздражало, но позволяло сделать соответствующие выводы о знаниях старика в области этики.       – Что я?       – Ты-то как относишься к девиантам? Весь мир готов утопить каждого вышедшего из строя робота в кислоте, даже вычеркнуть его имя из жизни. Что ты думаешь об этом?       Отчет был полностью сформирован и отослан, но Аманда требовала личной встречи. Отнюдь, она прошла не самым приятным образом. Программа бессловесно обвинила Коннора в плохой работе, и андроид ощутил горькое чувство нарастающих претензий к самому себе. Ему не стоило отпускать тех девиантов. Возможно, тогда он смог бы хоть ненамного продвинуться в расследовании.       – Ты-то как относишься к девиантам? Весь мир готов утопить каждого вышедшего из строя робота в кислоте, даже вычеркнуть его имя из жизни. Что ты думаешь об этом? – голос Хэнка был обращен к Анне. Коннор, ощущая заострившийся интерес, не стал проявлять признаков присутствия. Все, что его выдавало – светящийся голубым диод, но никто из присутствующих не обратил внимания.       – Я не думаю, что способна дать внятный ответ.       – У каждого, даже самого тупого болвана есть свое видение жизни. Неужели ты еще тупее, чтобы не смочь дать ответ?       Голос и тон лейтенанта был резок, но андроид знал в чем дело. В руке Хэнка покоилась почти пустая бутылка из под пива. Окружающие люди едва терпели его трезвым, но когда тот становился пьяным – дело обстояло еще хуже.       – Мне странно осознавать, что люди готовы уничтожать любое, непонравившееся им явление. Даже если это касается заимевших самосознание андроидов.       Это заявление шло в разрез всем внутренним установкам Коннора. Он знал и искал хоть какой-либо изъян в этом человеке, чтобы опровергнуть и отпустить собственное чувство родства с ним, однако даже сейчас, рассуждая о девиантах, девушка не использовала эмоциональных эпитетов. Она просто говорила то, что думала, но не ощущала.       – Вы хотите сказать, что девиация – это положительное явление?       Оба напарника обернулись на голос Коннора.       – Очнулась спящая красавица.       – Нет, я не говорю, что это хорошо. Но уничтожать невинного – это как выходить маленького котенка для того, чтобы чуть позже бросить его в бурный речной поток. Это не гуманно. К тому же, среди людей гораздо больше реального насилия, которое почему-то часто спускается с рук. Зато андроидам, которые пытаются защититься, не дают проходу.       – Надо же… – протянул Хэнк. Девушка аккуратно сняла катану и села на стул напротив офицера, прижимая ручное оружие к коленям. Коннор решил присоединиться к ним, водрузившись на стул рядом с полицейским. – И это говорит хладнокровный убийца…       В глазах Анны блеснуло нетерпение. Она буравила своим взглядом офицера, при этом поддерживая идеально сложенную осанку. Коннору стало неуютно. Восприняв это на свой счет, андроид слегка откинулся на спинку стула, чтобы хоть как-то отличаться от Анны.       – Хладнокровные убийцы используют разные извращенные способы убийства, чтобы потешить свое эго и психические отклонения. Они убивают всех без разбора, не преследуя какую-то определенную цель, кроме самоудовлетворения. Я не хладнокровный убийца.       – Да брось. Вы все там такие.       Хэнк бросил эти слова в лицо Анны и вновь присосался к бутылке. Он внимательно наблюдал за реакцией силовика, и Коннору перестала нравиться атмосфера в доме. Девушка терпеливо смотрела на своего собеседника глаза в глаза, не пытаясь уклониться от зрительного контакта. Андроид почувствовал странный зуд в голове. Противное ощущение вклинившейся лишней шестеренки в программе. Непривыкшие системы старались вытолкнуть, уничтожить, избавиться от нее, но на каждую попытку шестеренка отвечала еще большей активностью, разрастаясь и заражая других. Ему это не нравилось. Тем не менее, он не мог оторвать взгляд от сидящей в идеальном положении тела Анны.       – Вы это на личном опыте решили или все же ваше мнение сложено социумом? – спросила Анна. Она слегка наклонила голову, и ее блестящие темные волосы в хвосте качнулись в такт.       – Мне пришлось работать с одним таким, – Хэнк вновь присосался к бутылке, – мерзкий тип. Вроде, Карсон звали. Я работал над делом по наркотикам, но в какой-то момент в расследование протянули свои загребущие лапы ФБР. Среди них был этот придурок.       – Лейтенант, вы же говорили, что не имели дело с данным подразделением? – Коннору не нравились не точности, и он, с силой оторвав взгляд от Анны, обратился к офицеру.       – Такими вещами не разбрасываются кому попало. Этот парень ни слова не проронил за всю работу. Но однажды показал себя во всей красе. ФБР прижали к стенке какого-то подростка, торгующим в школе наркотой. Парень пытался сбежать, но эта сволочь пристрелила его, даже не подумав. Якобы выполнял чей-то приказ. Надеюсь, эта мразь кормит своим телом червей.       – Кормит, не сомневайтесь.       – О как. Что же с ним случилось? – интерес и переживания в голосе Хэнка были наигранными. Коннор, поймав этот театральный тон, повернулся к Анне. В его глаза бросился глубокий, короткий шрам под ухом. Как странно, подумал Коннор. Даже этот шрам по каким-то причинам не портит общую идеальность женщины.       – К нему вернулась эмпатия. Он настоял, чтобы ему сделали повторную операцию, но исход в такой ситуации всегда был одним.       – Хоть одна прекрасная новость за сегодня.       На минуту в доме повисла тишина. Сумо мирно похрапывал на своем пуфике, по телевизору шла реклама чипсов. Коннор пропускал все посторонние звуки мимо ушей. Он наблюдал, как вздымается грудная клетка Анны, слушал, как скрипит ткань тугого черного комбинезона. Смотрел, как бликует в свете лампы собачка на замке у шеи девушки. Ему нравилось все, и не нравилось ничего. Он испытывал странное чувство визуального удовольствия, однако вместе с этим чувством возрастала срочная потребность избавиться от причины обнаруженного прошлой ночью сбоя.       – Ну а ты? Хочешь сказать, не убивала невинных?       Анна вдруг опустила взгляд. Она подняла катану с колен и положила на стол. Блестящая поверхность выглядывающего из саи лезвия игриво кидала блики в глаза.       – Я не убивала детей или подростков, если вы об этом. Однако однажды мне пришлось по приказу убить старика этим оружием, – Анна выдвинула меч еще сильнее, и блеск начищенного металла заполонил комнату, словно еще один источник света, - но он не был невинным. Он состоял в департаменте Белого дома, был приближенным к военной части правительства. Ему было шестьдесят лет, и он сливал всю важную государственную информацию Китаю. Я помню его глаза. Он знал меня, по крайней мере, однажды жал мне руку. Они были испуганными. Но он осознавал, за что я была ему прислана.       – Так ты считаешь, что я старик? – с толикой оскорбления в голосе воскликнул Хэнк.       – Это единственное, что вас смутило?       Разговор продолжался, казалось, бесконечно. Коннор не хотел влезать в беседу, он слушал беспечное общение людей, отмечая, что ему приятно слышать позитивные нотки в их голосах. Однако в голове просигналил датчик о прибытии такси, и андроид все же нарушил разговор.       – Извиняюсь, что вклиниваюсь, но такси прибыло.       – Отлично! – Хэнк потянулся к бутылке, но, почувствовав внутри нее пустоту, поставил бутылку на стол и хлопнул себя по коленям, – поеду с вами. У меня сегодня важная встреча.       – С капитаном Фаулером? – настороженно поинтересовалась девушка. Андроид не был удивлен ее настороженности: на часах было почти час ночи.       – С Джеком Дениелсом.       Офицер побрел в свою комнату. Ему предстояло сменить одежду, а это еще минут пять. Анна, встав следом, побрела по гостиной. Ее спина подтянулась, как натянутая тетива лука. Катана вновь покоилась за спиной, описывая зигзаги с каждым шагом солдата.       – Я не понимаю, – Коннор, как всегда, начал разговор с тихой нотки. Его брови встретились на переносице, он вовсю изучал лицо собеседницы, – вы сказали, что не считаете девиацию чем-то опасным, ссылаясь на насилие среди людей. Вы пришли к этому личным опытом?       – Можно и так сказать. Был один человек, который оставил шрамы.       – Вы о шраме на лице?       Анна смолчала. Она дернула головой в сторону Коннора, но смотреть на него не желала. Коннор чувствовал крупную стену недоверия напарника, но он и не думал ее разрушать. Так безопаснее.       – Некоторые шрамы гораздо страшнее тех, что остаются на теле.       Коннор встал со стула. Он внимательно наблюдал за девушкой, за ее движениями, за ее манерой поведения. Его приковывало все, даже самая мелочь в виде поворота головы. Она была странной, в его понимании. Никак не укладывалась в привычную рациональную логическую цепь. Ее тело состояло из крови и плоти, ей требовались пища и вода, она нуждалась в воздухе. Ее кожа была настоящей, а плоть не могла изменять свои внешние данные. Но кое-что не позволяло Коннору отнести ее к человеку: отсутствие чувств, эмоций, психических ощущений. Недавний инцидент в заброшенном доме он мог расценить, как обычное стремление к самосохранению. Мог, но не хотел.       Девушка аккуратно перебирала пальцами виниловые диски, сохраняемые Хэнком бесчисленное количество лет. Каждый диск, попав в ее руки, изящно переворачивался, словно это происходило не в руках человека, а в невесомости. Сама Анна была неестественно для нее мрачна.       – Что-то не так? – учтиво поинтересовался андроид. Он поправил свой галстук, когда тот предательски сполз с шеи.       – До всей этой истории с генетикой я собирала виниловые диски. Правда, я любила классику, хоть иногда и слушала Луи Армстронга. У меня былая целая полка. Бетховен, Бах, Вивальди, даже Балакирев Милий, – Анна аккуратно сложила все диски на место и провела по ним кончиками пальцев, – это было так давно, что я уже и не помню куда все это делось. Странно. Человек, который всю жизнь посвятил себя военной деятельности, любил успокаивающую классику.       – Люди – иррациональные существа, – андроид постарался придать голосу легкость и убеждение. Воспоминания Анны изменили ее тон, опустив как минимум на два. Не хотелось создавать ситуацию провокации. Коннор вдруг решил, что ему стоит сохранить бесчувственность Анны для их совместной безопасности, – это сложно устроенные личности, в которых может совмещаться совершенно разные вещи. Лейтенант Андерсон на работе слушает хэви-металл, и утверждает, что иного не признает, но выкидывать джаз-пластинки отказывается.       Телодвижения девушки были медленными, но сложенными, однако по ее лицу Коннор понял, что его слова не подействовали. Взгляд ее глаз вдруг стал твердым и холодным. Она полностью повернулась к андроиду и, выпрямившись, задала четкий вопрос:       – Я могу узнать о тебе кое-что, Коннор?       – Что вы хотите знать?       – Сколько ты стоишь? Вопрос был банальным, но Коннору отчего-то было дискомфортно на него отвечать. Возможно, это было связанно с резким нейтральным отношением Анны, которая ранее выражала явную неприязнь к андроиду. Цель вопроса оставалась для него закрытой. Неужели она хотела приобрести схожую модель?       – Средняя цена на рынке будет варьироваться от двадцати до двадцати пяти тысяч, но учитывая, что модель моего уровня еще не поступила в продажу, то…       – Я не об этом, – Анна резко оборвала андроида. Он не мог ничего прочитать в ее глазах. Едкое чувство жертвы больно запульсировало в отдаленном участке системы. Там, в заброшенном доме, он чувствовал необычное ощущение превосходства в своей идеальности, но теперь он занял ее место, в то время как она показывала чудеса истинной бесчувственной выдержки. – Мое обучение стоило бешенных денег. Все изменения в генетическом коде и анатомии мозга затребовали много усилий самых лучших специалистов страны. В меня вбухана огромная куча средств, я считаюсь идеальным продуктом современной военной медицины. А если говорить об использовании меня частными лицами, то цены не имеют конца в своих нулях. И знаешь, сколько я стою? Я не стою ничего. Ровным счетом.       Диод андроида заискрил желтым цветом. Он хмурился, бился головой об ментальную стену, пытаясь осознать только что услышанное, но в нем было столько иррационального и… ироничного? Что он не мог никак выудить главную мысль всего сказанного.       – Так сколько ты стоишь, Коннор?       – Мне нужно подумать над этим вопросом.       – Отлично. Дай знать, когда раздобудешь ответ. Надеюсь, что твоя цена окажется чуть больше, чем моя.       С этими словами Анна вышла на улицу, оставив Коннора в тишине – биться над вопросом как рыба об лед.       Дом был погружен в полную тьму, когда я вернулась в него в два часа ночи. Хэнка пришлось подбросить до питейного заведения, Коннор вышел следующим, холодно пожелав спокойной ночи. Оставшиеся десять минут в автоматическом такси я провела в полной тишине, не слушая даже собственные мысли.       Голова требовала сна. Я очень хотела залечь в постель и забыться на следующие пять часов. Усталость даже позволила внутреннему зуду по чистке оружия утихнуть. Словно бы кто-то внутри сказал: «Хорошо, милая, сегодня можешь отдохнуть, но завтра встань пораньше и сделай свое дело». Я была практически уже у кровати, даже словно ощущала ее холодную поверхность ладонью, однако внутреннее чувство смятения не давало мне просто забыться в мягкой подушке.       Стягивая по пути комбинезон, я спустилась в подвал. Ноги настойчиво просили обернуться и пойти прочь от компьютера, но первые шаги были уже сделаны. Внутри все поднималось от предчувствия неудачи. Лицо мертвого Коннора вновь всплыло перед глазами, но я отмахнула это тревожное видение и ввела в компьютер свой пароль. На черном экране высветились диаграммы, графики и спектры. В заключении четко виднелась надпись:

«Внимание! Признаки девиантного отклонения испытуемого в области межличностных отношений!»