Бесчувственные

      До смены оставалось всего 6 часов, когда я, наконец, улеглась в постель. Ночь была тяжелой, беспокойной, я просыпалась едва ли не каждые полчаса на мокрой пропотевшей подушке. Снов не было, они не посещали меня довольно долго в силу невозможности организма. Но каждый час легкие ощущали нехватку воздуха, и я резко вскакивала с кровати. Кто-то смотрел на меня… кто-то определенно смотрел на меня.       Конечно, комната оказывалась пустой. Даже сквозь темноту задернутых тяжелых штор можно было разглядеть даже самый дальний угол. Я впопыхах оглядывалась, стирая очередную испарину со лба. Вокруг никого не было.       Встать в семь утра оказалось сложно. Голова была тяжелой, и постоянно склонялась вниз. Мне так хотелось спать, забыться и просто пролежать в кровати целые сутки, но из гостиной словно раздавался шепот Коннора-катаны, требующий его почистить. Пришлось приложить немало усилий, чтобы встать с кровати и, оценив плачевность ее состояния, сменить постельное белье. Душ не принес облегчения: я едва не упала на кафель, сонно поскользнувшись на мокром полу. Пресная каша отказывалась лезть в глотку, даже сладкий апельсин показался мне отвратительным на вкус. Бессонная ночь сказалась на каждом органе, каждой клеточке тела. Такое случалось со мной не в первые, однако легче от этого не становилось. Ведь нервная система, пусть и лишенная эмоциональной возможности, перерабатывает крупное количество информации, вынужденная поддерживать организм в постоянном боевом и регенеративном состоянии, к тому же…       Я резко оборвала свою мысль. Кого и зачем я оправдываю? Кого пытаюсь обмануть? Ночь прошла ужасно, еда не лезла в рот, а душ не бодрил, потому что перед глазами мигали огромные красные буквы «ДЕВИАНТНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ». Ощутив приступ обреченности, я сглотнула дольку апельсина, и покосилась в сторону подвала. Темная дверь, ведущая на лестницу, наводила чувство дискомфорта, даже страха. Казалось, что она вот-вот распахнется, и оттуда выйдет отряд моих боевых соратников с оружием наготове. Конечно, это было глупым – меня никто не убьет, если я сама этого не попрошу. Но если дело зайдет слишком далеко – только это мне и останется сделать.       Коннор-катана смотрелась в руках уже не так изящно, как раньше. Я аккуратно натирала рукоятку, счищая вчерашние следы от пальцев, но упоения от этого не ощущала. Кожаная рукоятка словно была враждебной, совершенно не усиживалась в руке, а лезвие кидало холодные, яркие блики ровно в глаза. Коннор был неестественно тяжелым, его вид шептал мне о предательстве: «Ты предпочла его мне? Тогда что же ты за солдат?». Сегодня он был по-особенному стойким, горделивым и настолько укоризненным, что мне вдруг захотелось просить у него прощения. Долго биться головой об пол, поливаться слезами и вымаливать отпущение грехов, которые вот-вот разрушат мою идеальную жизнь. В конце концов, я завершила свою работу, и, как ни странно, это вызвало чувство облегчения.       Когда экипировка была полностью на мне, я в последний раз оглянула гостиную. В ней что-то было не так, определенно. Или лишнее, или недостающее. Нахмурившись, я внимательно обвела комнату взглядом, и, когда уже хотела списать все на бессонную ночь, увидела окно. На нем болталась половина шифоновой занавески.       – Коннор, – сквозь зубы прошептала я. По правде говоря, я и сама не знала, кому адресовала это шипение – Коннору за спиной или Коннору в полицейском участке.       В департаменте было, по обыкновению, шумно. К моему обществу привыкло уже все полицейское сообщество, некоторые офицеры даже здоровались при моем приближении. Я никогда не замечала подобного в сторону андроида-детектива, и это было сложно объяснить: мы оба были здесь чужими, оба находились в подчинении, оба не должны иметь чувств. Однако моя принадлежность к человечеству существенно возвышала меня в глазах полицейских, несмотря на то, что у меня и андроида было много общего.       – Доброе утро, Хэнк, – я поздоровалась с сидящим за столом старым лейтенантом, и тот приветственно кивнул головой. Коннор сидел напротив, но его я удостоила лишь коротким, – Коннор.       – Доброе утро, мисс Гойл.       Его голос как всегда был дружелюбным и мягким, но сегодня меня на такое не купить. Любой, кто хоть раз касался катаны, позже здорово жалел об этом. Это было так же опасно, как ущипнуть за задницу замужнюю девушку, чей муж-бугай находится совсем рядом. Если ты попадешься – можешь смело класть голову на отрубание.       – Опаздываешь, – не отрывая взгляда от документов, произнес Хэнк.       – Прошу прощения, такси задержалось.       Конечно, я соврала. Не стану же я говорить офицеру, что впервые после операций неверно просчитала время на сборы и вышла без десяти восемь.       – Чем мы сегодня займемся?       – Долбаными бумажками, которые красиво называют бюрократией, – парировал седовласый Хэнк. Видимо, как и я, он всю ночь не спал. Его синяки под глазами расползлись, лицо выглядело еще более усталым и старым, чем обычно. Волосы немного спутались. Ему бы стоило посетить парикмахера, промелькнула мысль в голове.       – Не сильно большой спектр дел, должна отметить.       Лейтенант не ответил. Коннор наблюдал за моими движениями. Не вооруженным глазом было видно, как андроиду тяжело усидеть на месте, когда на его плечах лежит расследование, возможно, государственного масштаба.       Я обошла стол и присела на широкий подоконник. За окном высыпал первый снег, улицы покрылись пушистой белизной. Тут и там переплетались отчетливые следы прохожих, которые вот-вот заметет новым слоем мокрого снега. Погода напоминала людям о предстоящей зиме, но кому-то сверху как будто было мало одного снегопада: улицы заполонил непроглядный туман и люди, выходящие из него, напоминали призраки мертвых, возвращающихся на землю из самой бездны.       Детективы в холле судачили, обсуждали дела и новостные ленты. Отовсюду слышен топот ног и каблуков, раздавались телефонные звонки, скрип закрывающихся стеклянных дверей. Белый снег за широкими, высокими окнами визуально увеличивал пространство в сером светлом помещении. Это было приятное место. Здесь было уютно.       – Хэнк! – капитан Фаулер показался из-за стеклянной двери кабинета, с некой строгостью смотря на старого офицера, – зайди, мне нужно с тобой переговорить.       Близ сидящие полицейские обернулись на голос капитана, некоторые из них после подозревающе посмотрели на лейтенанта. Последний закатил глаза, издал булькающий звук негодования, но покорно встал. Его вялая походка буквально кричала о недостающем отдыхе, хотя, возможно, это было связано с нежеланием полицейского выслушивать очередные претензии начальства.       – Так, папочка пошел получать по шапке. Коннор! – лейтенант указал пальцем на андроида. Коннор встрепенулся, с ожиданием глядя на Хэнка. Офицер молчал еще с несколько секунд, после чего повернулся и указал пальцем на меня, – Анна! Ты остаешься за главного.       Выражение лица Коннора стоило запомнить на всю жизнь. Он не выдал своего расстройства, но в глазах промелькнуло разочарование. Хэнк медленно потопал в сторону кабинета.       – Офицер, судя по всему, не выспался.       – Как и вы, – андроид обратил на меня свой честный, открытый взгляд, и на долю секунды мне перехотелось делать то, что было запланировано, – я заметил, что ваши движения вялы и дискоординированы. Вы не здоровы?       – Я вполне здорова, Коннор, – я сложила руки на груди, ощутив, как Коннор-катана ударила меня рукояткой по голове в знак мести за потревоженный покой, – а вот ты сейчас будешь страдать.       Андроид выпрямился на стуле, и его рубашка туго обтянула грудь. Искусственный рельеф мышц проступил наружу сквозь белую ткань, притягивая к себе взгляд.       – Сегодня утром я как обычно собиралась в участок, и заметила, что мои занавески стали какими-то… другими. Ты ничего об этом не знаешь?       – Я не совсем понимаю, о чем вы.       – В общем, если еще раз тронешь катану, я запихну ее тебе туда, где у людей анальное отверстие, ты меня услышал?       – Более чем отчетливо.       – Я рада, что мы друг друга поняли.       Он невинно, даже виновато улыбнулся и быстро заморгал глазами. Что именно таким образом происходило в его системе, мне было неизвестно, но одно я знала точно – видеть его мне абсолютно не хотелось. Хэнк все еще говорил с капитаном, и этот разговор не был агрессивным, напротив: мужчины что-то обсуждали, пусть лицо лейтенанта время от времени и окрашивалось в красный от раздражения цвет. Я, убедившись, что Андерсон все еще занят, медленно побрела на кухню.       – Куда вы? – осведомился андроид.       Вопрос был проигнорирован. Я медленно шагала к маленькому закутку, в котором стояли высокие столики, кухонный гарнитур из парочки ящиков, кофе-машина и холодильник. За одним из столиков стоял Гэвин Рид и девушка-офицер. Мне было плевать на его присутствие, в то время как я вызвала у него явно не самые приятные эмоции. Мужчина резко выпрямился и одарил меня оценивающим взглядом. Его щетина на лице оставалась неизменной, а коричневая куртка с дурацким капюшоном никак не вписывалась в статус детектива.       Кружка кофе грела мне руки. Напиток обжигал язык, терпкий запах бодрил весь организм. Кофеин не был в списке рекомендованных мне продуктов, но иногда организм требовал срочного тонизирования. Может, чай и был полезным, но ощутимый эффект встряски давал только после трех или четырех кружек. Кофе на этом фоне выигрывал.       Связной блок-наушник издал гудок. Я оторвалась от недопитого кофе и встала по стойке смирно. На том конце провода вновь заговорил тихий, нежный женский голос. Такой голос наверняка слышат дети перед сном, когда матери им чутко подтыкают одеяло и желают спокойной ночи.       В это же мгновение в кухне показался андроид. Я одарила его предупреждающим взглядом, и тот молча кивнул. Детектив Рид окликнул Коннора.       – Добрый день, Энтони.       – Добрый день, – внутри от женского голоса, несмотря на его легкость, все похолодело. Все диагностические результаты компьютер направлял в центр контроля за психологическим состоянием бойцов, и если они уже дошли до верхушки – меня ожидают проблемы.       Я слышала отголоски разговора детектива и андроида, и тон Рида мне не нравился. Он то и дело подтрунивал над не могущим ему ответить роботом, при этом постоянно отвлекаясь на полицейскую рядом.       – …чего молчишь? Я к тебе обращаюсь, урод!..       – Назовите номер.       – Серийный номер: тысяча триста девять, – на мгновение я запнулась, настороженно наблюдая за ситуацией. Разделять поток внимания сразу на два объекта было сложно, и голос женщины на проводе заставил меня потерять нить разговора между детективами.       Рид был слишком близок к Коннору, настолько близок, что излучал стойкую опасность. Я отметила, что андроид выше детектива на добрые пять сантиметров, но рядом с этим хамлом он все же смотрелся как маленький, потерянный котенок.       – …подчиняюсь только лейтенанту Андерсону…       – Серийный номер верен, идентификация голоса прошла успешно. Какой день вы находитесь в распоряжении полицейского департамента города Детройт?       – Прошу отсрочку отчета на несколько часов.       Женский голос пробубнил «Подтверждаю», но я даже не смогла этого расслышать. Блок-наушник отключился вовремя. Гэвин Рид, усмехнувшись, с силой всадил кулак в живот Коннора. Андроид с недоумением во взоре сложился пополам.       Руки на рефлексе выполняли все команды завербованного на защиту наставника движения. Я не успевала даже подумать, однако мне хватило стойкого чувства несправедливости внутри за получающего ни за что андроида, не говоря уже о разбушевавшемся инстинктивном желании защитить того, кто был мне доверен правительством.       – Рид!       Гэвин, уже желающий начать тираду над согнувшимся Коннором, с улыбкой повернулся ко мне. Его глаза тут же залил остывший кофе.       Мужчина потерял контроль над своими движениями. Его вскрик приятно ласкал ухо, но этого мне было мало. Преодолев расстояние двумя шагами, я заломила правую руку детектива и с силой припечатала его лицом к стенке. Кажется, послышался хруст. Искренне надеюсь, что это сломался передний зуб.       Женщина-офицер вытащила оружие от кобуры, но поднимать его не стала. Она была встревожена, ее фуражка скатилась набок, а глаза были наполнены испугом и недоумением. Она аккуратно вытянула руку вперед.       – Спокойно, мэм. Отпустите его.       – Какого хера ты творишь, тварь?! – Рид взревел, как брошенный в клетку тигр. Его глаза были плотно закрыты, по мокрым волосам стекали капли черного кофе. Мне нравился его вид, и если страх перед Коннором я не признавала, то это приятное чувство было тут же осознанно и воспринято.       – Крайне не разумно было избивать того, чья неприкосновенность дороже моей собственной жизни, или вы забыли мою главную базовую задачу?       – Убери свои поганые руки, – мужчина процедил это сквозь зубы. Его попытки вырваться были тщетными, учитывая с какой силой я давила на его поясницу и лопатки, – честное слово, я убью тебя, как только представиться возможность!       – Мэм!       – Как только представиться возможность, я использую пистолет, а не кофе.       Хватка ослабла, и Рид едва ли не кубарем повалился на колени. Его лицо было красным, глаза налились яростью, зрачки блестели нездоровыми намерениями. Женщина-офицер, обходя меня за метр, помогла детективу встать. По лицу детектива продолжил стекать кофе, и я удивилась, как много попало в цель.       – Мы еще пересечемся, чмо, – эти слова были брошены не мне. Рид смотрел на андроида, который все еще сидел на полу, – вот увидишь.       Офицеры покинули кухню. В холле на несколько секунд повисла тишина, уверена, все находящиеся там полицейские уже предчувствовали предстоящую главную новость дня для местных слухов и сплетен. Возможно, кто-то из них даже порадуется за поставленного на место Гэвина Рида.       – Ты живой?       Коннор, загнанный врасплох ситуацией, нарочито укоризненно посмотрел мне в лицо снизу вверх.       – В смысле, в порядке? – быстро исправилась я.       – Я не чувствую боли, если вы об этом, – андроид неуверенно посмотрел на мою протянутую руку, но тут же схватил ее, поднимаясь с колен. Его кожа была гладкой и в тоже время слегка шершавой, холодной и одновременно теплой. Ощущение было необычное. Все руки, которые мне приходилось жать, были самыми разными, но ничем не примечательными, даже если они и принадлежали андроидам. Это ощущение было совсем иным: пугающим, но приятным. Как только Коннор поднялся на ноги, я тут же спрятала руку за спину, тревожно рыская в поисках Коннора-катаны. – Вам стоило быть более осмотрительной. Все-таки это было покушение на лицо, представляющее закон.       – Мог бы просто сказать «Спасибо».       Андроид только успел открыть рот, как я, нащупав саю, отвернулась и быстрым шагом направилась к столу. В холле вновь повисла тишина. Детективы смотрели на меня самыми разными взглядами: испуганными, укоризненными, ненавистными. В них же скрывался и тихий восторг. У Гэвина здесь не было друзей, как я и предугадала.       Капитан все еще держал Хэнка у себя, только теперь мужчины сидели друг напротив друга, что-то дружески обсуждая. Андерсон кинул в мою сторону взгляд, и тут же вернул его на Фаулера. Кресло офицера было как раз кстати. Игнорируя все посторонние взгляды и вновь нарастающую тишину, я вальяжно уселась на место лейтенанта.       – Могу я задать вам вопрос? – Коннор так же вернулся за свой стол, аккуратно сложив руки на коленях. Его взгляд внимательно изучал мои зеленые глаза. Все та же черная прядка выбилась из зачесанных волос. Кожа лица была покрыта мелкими, едва различимыми родинками, под глазами виднелись круги, которые обычно имеются у подуставшего человека. Изящные скулы казались вылепленными искусным архитектором. Неужели так задумано самим «Киберлайф»? Должна была признать, внешность Коннора была воистину завораживающей.       – Можно, если и ты ответишь на вопрос.       Андроид слегка наклонился вперед, выжидающе глядя на меня. Не уверена, что он уже нашел ответ на вчерашний вопрос, будет даже лучше, если он и вовсе его проигнорирует. Если же вопрос остался для него открытым, значит, кому-то сверху это нужно.       – Как создается твоя внешность? Ты выглядишь… так человечно.       – Создание андроидов – очень сложный процесс, – Коннор, по видимому, был рад этому вопросу. Он с энтузиазмом принялся рассказывать о жизни «Киберлайф». Его кисти время от времени жестикулировали, а голос становился все живее и теплее, - создание принципиально схожих андроидов к человеческой внешности является одной из главных задач «Киберлайф». Мои внешность и голос были заранее спроектированы с учетом фактора восприятия окружающих людей.       – Они постарались, это видно. Вышло здорово.       – Лейтенант Андерсон имеет иное мнение, – с некоторой грустью в голосе отметил андроид.       – Лейтенант Андерсон вообще всегда имеет иное мнение. Пора бы уже привыкнуть.       Я не была уверена, что андроид понял мою мысль, но ответом мне стала благодарная улыбка. Похоже, даже роботам не нравится, когда их внешность осуждают. Я усмехнулась. Коннор-катана вновь покоилась на коленях, придавая мне уверенности в собственных силах. Разговоры разговорами, но мне предстояло что-то решать с результатами диагностики. В любой день все, что я строила с детства, может разрушиться, а этого хотелось в меньшей степени. Легкие, в ответ на такие мысли, резко сбили ритм дыхания, и я впервые за семь лет ощутила, насколько туго стягивает тело черный комбинезон.       На моем лице проступила задумчивость. Коннор, уловив это, поспешил выдернуть меня из раздумий о возможных вариантах избегания краха.       – Вы обещали ответить на вопрос, помните? Скажите, что означает число тысяча триста девять? – уловив мой настороженный взгляд, Коннор поспешил добавить, дернув уголками губ, – я слышал, как вы называли это число, соединяясь с оператором.       – Тебе прилетело под дых, а ты слушал мои разговоры? Звучит как-то маньячно.       – Я способен улавливать множество звуков одновременно. Это одна из обязательных функций успешного детектива.       Он смотрел на меня с такими простодушными глазами, словно вчерашнего инцидента и не было. По правде говоря, получив выговор от лейтенанта, я решила настороженно относиться к поведению андроида, но его взгляд карих по-своему искренних глаз убаюкивал внутреннюю тревогу. Брови Коннора вопросительно вздернулись – я слишком долгое время находилась в раздумьях.       – Каждый солдат имеет свой порядковый номер в соответствии с тем, каким по счету он оказался в штабе. Мой серийный номер – тысяча триста девять. Еще вопросы есть?       – Хотите сказать, что таких как вы – полторы тысячи?       – Нет, конечно. Нас и десятой доли от этого числа не будет. Но самый последний солдат имеет номерной знак в тысяча триста пятьдесят.       – На днях я просмотрел кое-какие данные, – андроид нахмурился. Он задумчиво отвел взгляд в сторону, и вновь вернул его на меня, – и заметил несколько странностей. Ваше подразделение не имеет названия, по крайней мере, в сети публичного пользования, а возраст компании шестьдесят четыре года, четыре месяца и девять дней. Как так получилось, что за такой короткий срок сменилось так много солдат?       Коннор назвал эти цифры с такой точностью, которая характерна только для машины. Он верно подметил: названия подразделение не имело вовсе, но это было связано не с какими-либо проблемами или трудностями в фантазии основателей. Все правительственные работники и не лишенные чувств трудяги из подразделения испытывали какой-то трепет перед организацией. Некоторые из них относились к подразделению как к аду или чистилищу – настолько сильно деятельность организации вызывала страх у других людей.       Коннор ожидал ответа, подняв брови вверх. «Киберлайф» постарались. Андроид излучал непримиримое спокойствие, хоть и старался придать своему лицу обеспокоенность. Удивительно, как Хэнку вообще так легко с ним работается: я все еще чувствую нарастающую опасность от этого имитирующего человека существа. Почувствовать на собственной шкуре действующую теорию «Зловещей долины» было ново и необычно. Я сложила руки на груди, укоризненно посмотрев на свои ботинки. Желание смотреть в лицо андроиду отпало напрочь.       – Когда ты являешься богатой кладезью правительственных тайн, у тебя появляется множество врагов. Мы не бессмертные, в конце концов. Отрежь мне руку, и она обратно не прирастет. К тому же, нейрохирургические технологии исключения эмоциональной сферы еще не выработано в совершенстве. Почти тридцать процентов бойцов могут вновь испытать эмоции, будь то через сорок лет или через четыре года.       – И это невозможно исправить? – Коннор слушал внимательно, так, словно это было очень важным для него лично. Он наклонился над столом еще ниже, сверля меня заинтересованными глазами.       – Нет. Повторная операция наверняка будет смертельной, хоть в единичных случаях люди и продолжали жить. Если стиль жизни овоща вообще можно назвать жизнью.       На мгновение мое внимание привлек кабинет капитана. Офицер Фаулер стоял напротив окна и смотрел в нашу сторону сквозь приоткрытые жалюзи. Хэнк, сидя в кресло яки царь во дворце что-то рассказывал своему начальнику. Холл снова наполнился привычным шумом, более никто не смотрел на нас. Место Гэвина Рида пустовало. Надеюсь, я все же смогла ему обжечь лицо.       – И люди идут на это?       – Очень сложно вновь вливаться в обычную наполненную эмоциями жизнь гражданского, – в голове промелькнула возможность именно такого исхода моей жизни, и я отдернулась. Этот жест не ушел от внимания Коннора. Его глаза сощурились, – у меня был напарник. Трент-двести-шесть. Нас часто отправляли в одну организацию, со временем у нас даже образовалась ментальная связь. Я всегда четко знала, что тому нужно, и это было взаимным.       В воспоминаниях всплыл молодой мужчина тридцати лет, одетый точно в такой же фирменный комбинезон и с такой же катаной за спиной, которую ласково называли «Дори». Его светлые волосы всегда были уложены, темные синие глаза – пронзительны и требовательны. Именно он воспитывал меня, как новоиспеченного бойца, он научил меня многим тонкостям поведения с наставниками. Я стала такой, какая есть только благодаря ему. Левая сторона его лица была бугристая, испещренная оставленной кислотой рубцами, но дефект кожи не делал его страшным, даже наоборот: он выглядел словно брутальная машина для убийств, способная снести голову одним только мизинцем.       – Однажды его отправили на одиночное задание, а через полгода он вернулся с эмпатиями. Не знаю, что там произошло… но он не находил себе место. Уже полгода прошло, но он до сих пор решается снова лечь на стол.       – Это деструктивно, – Коннор не скрывал своего недоумения. Логические цепи были разрушены, и он тщательно пытался их выстроить обратно. Винить его за это было сложным. Андроид никогда не испытывал эмоций, и не мог себе представить, что может сподвигнуть человека на смерть, – какой должна быть причина, чтобы заранее знать о летальном исходе и вновь идти по прежнему пути?       – У всех свои причины стать частью штаба, Коннор. Не каждый способен жить с чувством вины, ненависти и страха к самому себе.       Я посмотрела в карие глаза андроида. Он не понимал моих слов. Его губы были приоткрыты в беззвучном вопросе, обнажая каемку практически белоснежных зубов. Внутри желудка маленькой точкой образовалась черная дыра, но я напрягла все тело, вытесняя это чуждое чувство из организма. Мозг послушно задавил ощущение восхищения, заменив его страхом за будущее.       – А каковы ваши причины?       Наглость вопроса ввергла меня врасплох. Голос андроида был умиротворенным, спокойным, он чувствовал, что ходит по тонкому льду, но останавливаться был не намерен. Я тут же вспомнила его вторжение в мою комнату, когда я практически обнаженная стояла перед зеркалом. На моем лице что-то промелькнуло, и Коннор настороженно нахмурился. Ответом я его так и не удостоила, отвернувшись в сторону окна.       Чертов разговор заставил меня встряхнуть память. За семь лет мозги постарались стереть все прошлые конкретные воспоминания, даже причины моего присоединения в отряд подразделения не всплывали в голове уже несколько лет. Каждый день был похож на предыдущий с его четким планом, и места для лишних мыслей в этом плане не было. Какова же была причина, спросила саму себя я. Желание стать значимой? Безысходность? Или все вместе?       Снег медленно ложился на тротуары и крыши зданий. Прогноз погоды не предвещал ветра, и потому снежинки столбом падали на головы редких прохожих и машин. Туман сгустился, превращая город в призрак на обугленном задымленном пепелище. Улица была светла, словно идеальная стираная скатерть деревенской женщины, вывешивающей свое белье на уличные веревки. Снег становился все плотнее и плотнее, и я внутри ощутила его холод и отчужденность. Я вспомнила причину. Это была адская боль и нарастающее чувство вины, от которого было только одно избавление.       – Наше с вами знакомство прошло не совсем удачно, – Коннор резко выдернул меня из нахлынувших воспоминаний. Его тон был осмотрительно осторожным, и я даже порадовалась, услышав его голос. Лучше общение с ним, чем копание в собственной голове. – Мы с вами неверно выстроили тактику общения.       – Что именно ты считаешь неудачным? То, что ты наорал на меня из-за застреленного девианта, или то, что ты тайком затащил меня на заброшку, чтобы спровоцировать?       – Думаю, и то и другое. Нам стоит отбросить общую неприязнь и начать все заново, чтобы, как вы выразились, протерпеть друг друга еще пару месяцев.       Он говорил так легко и дружелюбно, словно подразумевал не преодоление неприятного общества друг друга, а просто рассказывал о приятной белоснежной погоде. Его притворный вид вызвал во мне новую волну сомнений в адекватности этого «человека».       – Предлагаю начать узнавать друг друга через систему вопросов. Я могу начать.       – Нет, – я резко оборвала андроида, выпрямившись на стуле, – давай я начну. Расскажи мне, почему ты не пристрелил девиантов в секс-клубе?       Дружелюбные глаза Коннора сменились на непонимание и замешательство. Андроид испытывает чувства? Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слов не следовало: он их просто не находил. Номерной знак «RK800» на его проглаженном сером пиджаке смотрелся иронично рядом с встревоженным лицом андроида.       – Я не…       – Ну что, ребятишки, побалалакали и будет? – Хэнк прервал андроида. Мы как по команде обернулись на лейтенанта. У того был неестественно довольный вид, - пора поработать.       – У нас дело?       Я встала с кресла, освобождая место Хэнка. Мужчина и не подумал в него садиться. Он достал небольшой стеклянный планшет и, с загадочным взглядом, включил видео. Коннор в ту же секунду оказался рядом. Он искоса глянул в мою сторону, видимо, не оценив мою попытку «настроить дружественную связь».       На планшете показалось белое лицо андроида, одетого в рабочую робу. Его глаза были разного цвета, а пластмассовое лицо переливалось перламутровым блеском. Он говорил о правах и обязанностях андроидов и людей. Призывал человечество одуматься и дать шанс роботам на самовыражение. Он не был агрессивен, даже по-своему чутким и добрым. Я уже предчувствовала волну негодования, которая последует со стороны правительства. Возможно, в поддержку пришлют не одного моего соратника. От подобной мысли по телу пробежали мурашки.       – Когда это произошло? – Коннор аккуратно выхватил из рук лейтенанта планшет и несколько раз прокрутил видеообращение.       – Пока вы тут сюсюкали, четверо девиантов пробрались в башню Стрэтфорд. Решили, что таким образом смогут заговорить с целым городом. Что ж, у них получилось. Фаулеру досталось. Ты чего?       Лейтенант смотрел на Коннора настороженным взглядом. Подняв взгляд на андроида, я поняла, в чем дело: брови Коннора нахмурились, он смотрел куда-то в сторону кухни.       – Странно, но я не заметил видеообращения в сети. Должно быть, случайно пропустил оповещение.       – Так тебе на техосмотр пора?       Хэнк дружелюбно хлопнул андроида по плечу. Лично мне шутка зашла, однако Коннор явно не понимал сарказма. Он недоуменно перекидывал взгляд с меня на старика, который уже направлялся к выходу.       Снежный покров полностью накрыл улицу, как одеяло. Коннор-катана ударялся об копчик с каждым движением, намекая на то, что пряжка ослабла, и ее стоило бы затянуть. На улице было не выше десяти градусов мороза. Проходящие мимо участка люди кутались в теплых куртках, пальто и шубах, оставляя за собой отчетливые следы ног на свежем снеге. Туман был потрясающим: крыши высоток утопали в снежном буране, устремляясь высоко в небо. Снежинки мягко опускались на волосы и лицо, и я ощутила прохладу наступившей зимы. Она не была нежданной, напротив: она уже долгое время напоминала о себе постоянными дождями и рано уходящим солнцем.       Колымага Хэнка со скрипом и негодованием заурчала на всю парковку. Ее крыша была приправлена утренним снегом, но лобовое стекло было чистым. Задние стекла лейтенанту все же пришлось отчищать. Коннор, без какого-либо подтекста, безразлично стоял у открытой пассажирской дверцы. Переднее сиденье было откинуто вперед. Он выжидающе посмотрел в мою сторону, как обычно смотрит хозяин на свою собаку, предлагая ей запрыгнуть в салон. Я нарочно долго не садилась в машину.       – У тебя что, нет ничего потеплее? – осведомился лейтенант, заканчивая убирать снег, – на тебя смотреть страшно.       – Мой костюм достаточно теплый. К тому же, я могу выдержать до пяти часов при двадцати градусах ниже нуля без намеков на обморожение.       – В тебе есть хоть что-то, что осталось целым? – саркастично и раздраженно бросил Хэнк, распрямляя спину. Лицо старика исказила боль от резких движений спиной.       – Есть, лейтенант.       Наконец, машина была отчищена, и мы все дружно водрузились в нее. Несмотря на то, что Коннор все это время держал дверь открытой, в салоне все же успело скопиться хоть какое-то тепло. На внутреннем стекле начали проступать капельки влаги, и Хэнк быстро стер их рукавом. Теперь понятно, почему его куртка такая потрепанная.       Двигатель урчал, как крупная тигрица под теплым солнцем. Вся машина скрипела и ходила ходуном, салон скрежетал и вибрировал от прикосновений водителя к коробке передач. Мы все так же не развивали скорость выше сорока километров. Это было разумно: ложащийся на дороги снег тут же превращался в мокрое серое месиво под шинами мимо проезжающих машин, и в любой момент увеличенная скорость могла привести к трагедии. Ни один водитель не хотел оказаться в сводке местной газеты по ДТП, и потому все автомобили двигались с разумной скоростью. Никто не возжелал обогнать Хэнка.       Туман постепенно начал сходить на «нет». Проезжающие мимо машины и спешащие люди перестали выходить из пелены как призраки из другого мира, крыши домов постепенно проявили свои очертания. Я следила, как снежинки падают на стекло. Они таяли за считанные секунды от тепла, наполнявшего машину. Мир был белым, чистым, невинным. Здания мелькали друг за другом, сменяясь деревьями, перекрестками и фонарными столбами. В салоне был слышен только гул двигателя, уличный же шум оставался вдалеке. Улицы сменялись как плавные медленные сцены черно-белого кино, и актеры, исполняющие в нем роли людей, были пустыми куклами, не имеющих души, мыслей, чувств. Они двигались все по четко запланированному постановщиком сценарию. Падающий снег завораживал, заставлял ловить взглядом все новые снежинки и медленно наблюдать за их смертью. Этот мир был лучшим, который я когда-либо видела. Впервые за многие годы я смотрела на него другими глазами: глазами, полными эстетического восхищения и наслаждения. Дрожь перебегала по телу от кончиков ног до волос. Это чувство было непривычным, давно утраченным. Оно смешивалось с четкими установками в голове, которые кулаками били изнутри костяную черепушку. Перед глазами стояли красные крупные слова «ДЕВИАНТНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ», но я не могла заставить себя оторвать взгляд от бегущего за дверным окном города.       – Я тут слышал, что кто-то приложил Рида. И облил его кофе, – старик прокашлялся, – не знаете, кто бы это мог быть?       Хриплый, старческий голос выдернул меня из внутреннего мира, и я почувствовала испарину на лбу. Внутри разгоралась борьба между человечностью и холодным солдатским просчетом, как яркий костер посреди зимнего леса. Это чувство испугало не на шутку. Тело отказывалось работать в установленном режиме, требуя вновь вернуться к такому забытому, но приятному человеческому чувству, но натренированный разум останавливал все процессы в знак протеста. Мозг ощущал сразу несколько потребностей организма: почувствовать этот мир и сохранить хладнокровность для будущего. Он метался меж двух огней, разбрасывая неадекватные команды разным органам. Сердце настигла тахикардия.       – Не знаю, – я быстро стерла пот со лба и отодвинулась от окна к середине сиденья. Мозг выбрал свой приоритет, и я была с ним согласна.       – А ты, Коннор? Ты что-нибудь знаешь? – старик косо глянул в сторону андроида, стараясь следить за дорогой.       Андроид молчал несколько секунд. Взгляд его карих темных глаз обратился ко мне через зеркало заднего вида всего на мгновение, но ему хватило и этого, чтобы выбрать верный путь:       – Нет, я ничего об этом не знаю.       – Жаль…я бы ему руку пожал. Но ему точно стоит быть осторожнее, иначе так могут и за клетку бросить.       Хэнк усмехнулся и посмотрел на меня через зеркало. Что у них за мания бросать взгляды? Я ничего не ответила. Сердце бешено отбивало ритм, перестраивая его почти каждые половины минут. Я сделала несколько глубоких вздохов, стараясь усмирить проклятый орган. Руки машинально сцепились на Конноре-катане на коленях, как будто бы это было единственное лекарство на свете. Мышцы наливались свинцом от недостающего кислорода и переизбытка углекислого газа, но я не подавала вида. Меньше всего сейчас было нужно волнение этих двоих. Еще хуже – если один из них (и я знала кто) решит доложить о моем расстройстве начальству.       Когда сердце, наконец, успокоилось, я откинулась на спинку кожаного черного сиденья и закрыла глаза. Кровь разливалась по жилам, несла долгожданный кислород тканям, насыщая их и мозг. Все внутри дрожало, как после двенадцатимильного марафона. Приступ был явно вызван противоречивыми установками в голове. Моя забывчивость, нерасторопность, тахикардия - все это было связано с перестраивающимся мозгом, переживаниями, которые ранее были недоступны. Это должно прекратиться. Или я прекращу это сама.       Мир вокруг постепенно начал обретать свои свойства. Запах бензина и пыли в салоне, прохладный воздух из приоткрытого окна у Хэнка, твердая гладкая поверхность кожаного сиденья. Я возвращалась в свои привычные физические ощущения, постепенно открывая глаза. Он смотрел на меня. Его темные глаза впивались в меня через зеркало заднего вида с особой заинтересованностью и холодностью. Коннор слышал сходящее с ума сердце, наблюдал за моими метаниями все это время, а я даже не удосужилась спрятаться за его спиной.       Анна не спеша приняла обычную солдатскую позу, выпрямив спину и уложив руки на катану. Она оторвала взгляд от Коннора в зеркале, и безучастно уставилась на дорогу. Человеческое сердце все еще срывалось на нециклично чередующиеся удары, и этот стук разительно отличался от размеренного биения сердца лейтенанта. Оно было порывистым, нетерпеливым, внутри груди девушки словно бы пыталась вырваться наружу птица, запертая в клетке. Она старательно игнорировала его прямой взгляд, он старательно изучал ее состояние. Желание ткнуть Анне ее нестабильностью пропало.       Коннор ощущал надвигающуюся угрозу, источником которой была его собственная система. Сбои повторялись раз за разом на каждом тестировании, но он старательно искоренял каждую лишнюю шестеренку, вырывая их как растрепанные нитки из тканевого полотна. Каждый день, проведенный в ее обществе, усложнял этот процесс. И он честно старался справиться с этим как мог! Пытался найти в ней хотя бы один намек на не идеальность, провоцировал ее разум на негативные чувства, старался наладить оптимальные отношения – все было бессмысленным. Даже когда он ощущал внутри триумф от найденного им доказательства теплеющей внутри девушки человечности, чувство схожести и родства не отпускало. Оно лишь сильнее укоренялось в его сознании, грозя перерасти в катастрофу. В конце концов, он решил ее просто игнорировать. Возможно, это поможет удержать тонкую стену, ведущую к обоюдной ненависти или чему-то, еще менее знакомому Коннору.       Он оторвал взгляд от зеркала, смолчав о нестабильности Анны. Впереди образовалась пробка, вызванная двумя столкнувшимися легковушками серии «Fiat». Впереди стоящая машина-седан, окрашенная в рыжий цвет, продвигалась на считанные сантиметры. Андроид не находил это раздражающим. Хэнк чертыхался с каждой остановкой.       – Я все же должен спросить, – раздраженно воскликнул лейтенант, когда впереди проезжающий автомобиль в очередной раз затормозил, – как так получилось, что такой девчонке как ты, дали мальчишеское имя? Энтони! Тебе больше подошло бы Люсиль или Андреа. Но точно не Энтони. У меня у друга так собаку звали. Только не говори, что твои родители хотели сына!       Руки Хэнка чесались крутануть руль и вывернуть на тротуар, но он не был дураком, хоть иногда и делал из себя такой вид. Его выбешивал медленно протекающий поток машин, и ему срочно нужно было занять мозги. Иначе салон машины заполнится оскорблениями и проклятьями. Его глаза слипались, а внутри все еще потихоньку бушевали последствия вчерашней ночной встречи с Джеком. Мужчина планировал просидеть весь день дома, кто ж знал, что чертовым девиантам захочется устроить бунт именно сегодня?       – Вообще-то, вы попали в точку.       Коннор отметил, как голос девушки дрогнул в такт вновь выбившегося из ритма сердца. Полицейский такое изменение заметить был не способен.       – Ну, твои родители были больными. Конечно, я извиняюсь, – он предусмотрительно глянул в зеркало заднего вида, дав Анне понять, что говорит якобы в рамках строго установленных фактов.       – Какова история вашего имени, Хэнк?       – Мой отец очень любил бейсбол. Мать была против его увлечения, учитывая, что тот часто делал ставки. И папаша решил назло матушке назвать меня в честь его любимого бейсбольного игрока Хэнка Аарона.       Коннор внезапно вспомнил момент, как лейтенант делал ставку у темного парня, судимого за нелегальные азартные игры. Передача склонностей людей через генетические коды еще не была полностью доказана, но андроид был уверен: доказать это можно было с помощью только одного Андерсона.       – Да проезжай ты, дубина! – Хэнк взревел так резко, что андроид дернулся на своем сиденье. Анна не дернула ни одной мышцей. Сигнал машины гудел, не переставая, ведь Хэнк, тряся своими седыми длинными волосами, с силой давил на гудок. Громкость гудка от этого не увеличивалась.       – И вы считаете моих родителей больными? – с легким упреком произнесла Анна.       – Ну, это не называть мальчишку женским именем. «Здравствуйте, я лейтенант Анна Андерсон, мне пятьдесят восемь лет и я мужик». Кому не скажешь – оборжутся же!       – Именно поэтому я предпочитаю сокращенное значение своего имени.       Хэнк, усмехаясь, понимающе покачал головой. Машина миновала участок произошедшей аварии, и теперь лейтенант мог вдоволь развить скорость. Это явно прибавляло ему облегчения.       – Как тебе дали имя, Коннор?       Андроид ошеломленно бросил взгляд за левое плечо. Анна смотрела ему в глаза, слегка придвинувшись к краю сиденья. Застежка на ее комбинезоне сползла вниз, обнажая ослепительно белую майку.       – Мое имя было прописано в программе с самого начала. Я не знаю, почему выбрали именно его. Полагаю, что подбор, ровно как голоса и внешности, происходит через анализ реакции людей на множество разновидностей имен.       – Ты хоть иногда можешь говорить понятным языком? – лейтенант фыркнул, аккуратно разворачиваю машину на девяносто градусов.       – Неужели имя так важно для человеческого сообщества?       – Конечно, что за глупый вопрос, – автомобиль слегка тряхнуло, и Анне пришлось схватиться руками за спинки передних кресел, – люди принимают в свое общество по облику, состоянию и имени. И только потом задаются о внутреннем складе личности. Он может быть идеально сложенным, красивым брюнетом с темными глазами в строгом костюме, в кармане которого громоздиться толстый кошелек. Но его будут звать каким-нибудь Акакием, и большая часть людей будет общаться с ним только ради денег, высмеивая имя за спиной.       Машину вновь тряхнуло, но на этот раз Анна не схватилась за сиденья. В голове Коннора промелькнула мысль, что описанный Анной несуществующий человек в общих чертах похож на него. Но его звали не Акакий, чтобы не значило это имя. Коннор был этому рад. Видимо, все же имя и вправду меняет представления людей о других людях.       – Акакий? – Хэнк с отвращением скорее гаркнул имя, чем произнес его, – что это за имя такое – Акакий? Кому вообще вздумается так ребенка называть?       – Это русское имя. Довольно редкое.       – Если оно такое редкое, то откуда ты его знаешь?       – Моя мама была русской. Ее деда звали Акакий. Она сказала, что жизнь у него была точно такой же, как и его имя, чтобы это не значило.       – Ты еще и русская? – светофор, едва различимый в усиливающимся снегопаде, загорелся красным, и Хэнк улучил момент, чтобы полностью повернуться к солдату, – так ты враг народа? Как это там у вас…       Старик попытался выдать несколько слов на русском языке, но его акцент был таким ломанным, что Анна скривилась от режущего слух голоса. Коннор внимательно идентифицировал слова, произнесенные лейтенантом. Датчики, едва распознавая звуки старческого, хриплого голоса, все же выполнили свою работу.       – Я даже понять не могу, о чем вы говорите, Хэнк. Я не знаю русский.       – «Медведь», «водка», «блин», «шапка-ушанка». Вы это сказали, верно, лейтенант Андерсон?       Хэнк щелкнул пальцами, благодарно указав на Коннора. Андроид улыбнулся, почувствовав свою полезность. В голове старого седовласого офицера промелькнула саркастичная мысль, что Коннор и вправду впервые стал ему полезен. Машина, стоящая позади загудела, и Хэнк поторопился тронуться с места. До башни оставалось чуть больше километра, но в условиях такой погоды спешить было не к месту. Не хотелось бы позже стоять у разбитой машины и поливать отборной грязью водителя, который «поцеловал» его капот.       – И что же, вы теперь убьете меня? – Анна, хоть и с усмешкой на лице, с достаточно серьезным видом обратилась к Хэнку.       – Я что, похож на дранного кота? У меня нет девяти жизней, чтобы на старости лет заводить во враги неубиваемого терминатора.       С заднего сиденья послышался смех. Он был таким непринужденным, и искренним, что Коннору стало не по себе. Любые ее действия, противоречащие бесчувственным установкам, отныне вызывали страх в его голове. Коннор прощупал посторонность этого мало знакомого чувства, рассмотрел его со всех сторон, и, найдя в нем угрозу для системы, отшвырнул его как можно дальше.       – Вы заметили? Людей стало больше. Андроиды исчезают с улиц, – задумчиво произнес солдат.       Все сильнее белеющие улицы и вправду были заполнены людьми. Прохожие шли по тротуарам, переходили дорогу, и все меньше и меньше встречались их спутники-андроиды. Многие отказались от своего приобретения, пугаясь последствий из-за развивающегося роботизированного бунта. Коннор заметил семью, состоящую из дочери, матери и отца. Они направлялись в подземный переход, сопровождаемые мужским прототипом бытового андроида. Это были единственные люди, в чьей компании находился робот. Вид этого беспечного семейства натолкнул андроида на мысль, и она прилипла к его сознанию, как обычно прилипает липучка к ворсовой доске.       – У меня есть предложение. Я бы хотел посетить мистера Камски, – отчужденно произнес Коннор, провожая семью взглядом. Они были такими… счастливыми? Даже не думали о том, что в их компании может находиться потенциально опасный девиант, тщательно скрывающий свою истинность за голубым диодом.       – Какой черт тебя дернул?       – Он является основоположником компании. У него наверняка есть какая-либо информация.       – Что скажешь, Анна? – Хэнк бросил взгляд через плечо, – не хочешь полизать пятки очередному богатому пижону-гению?       – Я лижу пятки только своим наставникам.       – Она мне определенно нравится! – лейтенант разразился гоготом. Коннор не понимал причину его внезапного смеха, но ему нравилось видеть Хэнка счастливым, или хотя бы довольным.       Машина притормозила. Хэнк относительно быстро нашел свободное место на парковке, то и дело ругаясь про себя из-за заставленных мест «гребаными» машинами всем этим проклятым миром. Наконец, автомобиль нашел себе место в тридцати метрах от входа в башню, и мы втроем, припорошенные снегом, добрались до входа. Вокруг здания уже стояли многочисленные полицейские машины. Кажется, я даже заприметила ФБР. Оставалось надеяться, что их здесь не было.       Вещательная студия находилась на последнем этаже. В детстве я до истерики боялась высоты, сейчас же она вызывала во мне только желание просчитать возможные пути спасения при падении вниз. Лифт был достаточно тесным для двоих. Коннор и Хэнк встали у задней стенки, я расположилась впереди лицом к выходу. Никто не был против, а мне было так спокойней.       Двери плавно закрылись. Позади зашуршал пиджак Коннора. Через мгновение за спиной раздался металлический звук, словно в чьих-то умелых руках прыгала маленькая монетка. Меня одолевало тяжелое желание обернуться и посмотреть, но я подавляла его всеми возможными силами.       – Да ты задрал меня уже этой своей монеткой!       Вскрик Хэнка был таким неожиданным, что я едва на рефлексах не выхватила бесшумный ПБ. Любопытство наконец взяло верх, и я обернулась на источник шума, держа руку над кобурой. Хэнк выхватил монету из рук Коннора, когда та оказалась по его сторону. Монета тут же отправилась в карман джинс лейтенанта. Коннор безразлично наблюдал за этим действом.       – А по-моему, это успокаивает, – коротко отметила я, отвернувшись обратно к дверям лифта.       – Вы что, сговорились? – беззлобно процедил мужчина.       Я не ответила на его риторический вопрос. А если бы и ответила, наверняка сказала бы «Да» в нынешнем положении. Через несколько секунд лифт затормозил, и двери разъехались в стороны. Коридор, ведущий к студии, был светлым: стены окрашены в оранжевые цвета, которые отражались от темных полов, визуально делая коридор компактным, но ярким. На пути нас встретил полицейский. Его лица я не помнила, по крайней мере, в участке его не было. Мужчина, шурша своей дутой полицейской курткой, вышел к нам. Его взгляд был обращен на впереди шагающего Хэнка. В какой-то момент мужчины, встретившиеся лицом к лицу, пожали друг другу руки. Я в это время старалась всячески игнорировать плетущегося рядом андроида.       – Привет, Хэнк.       – Здорово, Тоби.       – Кто это с тобой? – офицер кивнул головой на нас. Его взгляд задержался на номерных знаках пиджака Коннора и эмблеме на груди моего черного комбинезона.       – Тут со мной два бессердечных дровосека из страны Оз, – лейтенант большим пальцем указал на нас через плечо, все еще пожимая руку молодого офицера, – остается надеяться, что я не сраная Элли.       Полицейский усмехнулся, но все же пропустил нас, делая шаг в сторону.       – Ладно, проходи. Только скажи им, чтобы ничего не трогали.       – Непременно. Они у меня прирученные.       Мы не спеша двинулись дальше по коридору. Словам Хэнка я не придала значения, в конце концов, оскорбления у меня не вызывали каких-либо чувств.       – Слышали? Чтобы ничего не трогали. Тебя это особенно касается, Коннор. Вечно ты суешь свой язык во всякие жидкости.       Андроид коротко кивнул, но что-то мне подсказывало, что на этом приказ лейтенанта останется всего лишь словами.       Шериф вел нас по коридорам, рассказывая подробности случившегося. Мне не было интересно это расследование с самого начала, однако кое-что я все же уловила по ходу рассказа. Взяли заложников, спрыгнули с крыши. В голове тут же всплыла картина с агрессивно настроенным девиантом в заброшенном доме, который то и дело, что пытался убить одного из нас. Неужели свихнувшиеся роботы были настроены так серьезно? Я совершенно не удивлюсь, если в дело влезут ФБР. Они вообще любят совать свои лапы в каждый случай.       Студия была крупной, я бы даже сказала, огромной. Высоких метровых потолков нельзя было коснуться, даже если встать на два или три стула. Пульт управления стоял напротив огромного экрана, состоящего из десятков панелей. Лицо андроида-девианта, словно вестник предстоящих беспорядков, смотрело с экрана вниз на людей. Широкие панели позволяли рассмотреть лицо андроида, подчеркивая каждые линии, пластмассовые швы и номерные знаки. Так вот как вы выглядите без кожи, промелькнула в голове шальная мысль. Мне не доводилось вплоть до этого момента видеть андроида без био-синтетической кожи. Их металлически-белый отблеск не выдавал в них ни капли эмоций, несмотря на то, что речи девианта были весьма чувствительными. Все же человеческий аспект дает андроидам многое.       – Я должен осмотреть студию, – коротко бросил Коннор. Он так же, как и я, не сводил взгляда с девианта на экране.       – Валяй, только ничего не суй себе в рот!       Коннор двинулся вдоль холла раньше, чем Хэнк успел закончить наставления. Его безупречная выдержанная походка броско выделялась на фоне всех этих развалистых полицейских, которые двигались словно пингвины. Я, поймав себя на вновь нахлынувших мыслях об андроиде, тут же отвернулась.       – Какого хрена…       Шепот Хэнка был сердитым и разочарованным одновременно. Полицейский, чьи ботинки были явно больше на размер, отчего шлепали по полу, вел в нашу сторону мужчину средних лет. Его длинное темное пальто, расстёгнутое настежь, хлопало при каждом движении, словно крылья летучей мыши. Он был полностью погружен в свой телефон, однако на мое удивление ни разу не споткнулся на скользком полу. На вид ему было не меньше сорока пяти лет. На груди болтался бейдж, означающим явно не самое приятное в жизни каждого человека.       – Знакомьтесь. Это Ричард Перкинс из отдела ФБР, – по-простецки, но с какой-то гордостью произнес офицер. Он явно был рад тому, что ему позволили представить новоиспеченного в этом деле детектива из высших кругов, - он был прислан сюда, чтобы разобраться с проблемой девиантов. Детектив Перкинс, это лейтенант Хэнк Андерсон, ведущий дела девиантов в Детройте.       Я внимательно осмотрела детектива. Он тщательно следил за своей внешностью, наверняка каждое утро причесывает свои волосы с феном и муссом, самостоятельно разглаживает рубашку, завязывает галстук. Лицо его обрамляла недовольная маска. Он смерил меня и мое обмундирование оценивающим взглядом, но сделал вид, будто меня не существует. Хэнк излучал огромные потоки ненависти.       – Это что? – детектив кивнул в сторону разгуливающего по студии андроида.       – Это Коннор, – Андерсон старался держать себя в руках, но я отчетливо ощущала негатив, который последний испытывает в отношении ФБР-овца, – он со мной.       – Надо же. Андроид в следствии по андроидам. Так надо, чтобы он тут отирался, после всего случившегося?       Глаза Хэнка я запомнила надолго. Он буквально метал огненные искры, грозясь в любой момент сжать кулаки. Внутреннее чувство, прогнозирующее возможную драку, подталкивало меня к вмешательству в этом разговоре, но я осталась в стороне, сцепив руки за спиной. Такой, как Перкинс, знал, кто я и зачем приставлена к наставнику. Он же отчетливо понимал, чем может обернуться последующая стычка.       – Не важно. Скоро дело перейдет в ФБР, и мы разберемся.       – Рад знакомству, хорошего дня, – коротко отрезал Хэнк. Он хотел уже двинуться дальше, как зализанный детектив вновь подал голос.       – И поосторожнее, – его взгляд хищных глаз наводил неприятные ощущения, и хоть они были направлены на лейтенанта, я же их воспринимала на свой счет, – не натопчите мне там.       – Вот ведь ублюдок, – едва слышно произнес Хэнк, стоило только детективу отдалиться.       Только сейчас я отметила, насколько нелепо смотрелась цветастая рубашка старика под коричневой курткой. В таком прикиде ходить только по казино или стриптиз-клубу. Но это было явно не про нашего старого доброго лейтенанта.       Хэнк отошел еще дальше. Я не торопилась преследовать каждого из доверенного мне наставника. Студия была наполнена полицейскими, лаборантами и многими другими представителями закона. Нападение на одного из доверенных лиц имело очень маленький шанс, и я спокойно прогуливалась по холлу, придерживая левой рукой Коннора-катану за спиной. Студия была полукруглой. Огромная стойка с пультом управления была наполнена различными кнопками и рычагами. Дальняя белая стена была измазана голубой кровью, которую Коннор так успешно пробовал на вкус. Как я и думала: приказы остаются всего лишь приказами.       Люди, снующие вокруг, то и дело, что поглядывали в мою сторону. Всех без разбора интересовало мое обмундирование, и в большей степени – лицо. Каждый стремился рассмотреть меня поближе, постараться уличить хотя бы одну эмоцию, хоть мало-мальски возможную погрешность. Работники, что знали значение моей эмблемы, старательно ускоряли шаг рядом со мной, а те, что не знали – спрашивали у осведомленных.       Коннор стоял напротив экрана, когда я выпуталась из сети внутренних раздумий. Мне не нравилось быть единственным представителем редкостного экспоната, который рассматривают со всех сторон «истинные знатоки жизни», готовые задать один единственный вопрос: «зачем?». И потому я неторопливо подошла к Коннору, чтобы разделить с ним статус «диковинки».       Он изучал андроида, изображенного на экране. Рассматривал каждую деталь, вплоть до радужки глаз. Его острый подбородок был вздернут вверх, а маленькая короткая прядка волос безмятежно колыхалась над виском. Нарастающее чувство восхищения вновь грозило ввергнуть мой организм в очередной приступ диссонанса, и чем мог закончиться этот – неизвестно.       – У них есть что-то общее? – вопрос был для меня не важным, но я должна была отогнать нахлынувшее чувство.       – Ничего общего, кроме того, что они все говорят об одном – rA9, – не отрывая взгляда от экрана, произнес Коннор, – пока мне не удалось узнать что это.       – Есть что мне рассказать? – Хэнк подошел так незаметно, что даже я встрепенулась.       – Нет, ничего.       Взгляд Коннора был замешкавшимся, даже потерянным от такого внезапного вопроса. Лейтенант, сложив руки на груди, неоднозначно хмыкнул.       Постепенно любопытные взгляды офицеров исчезли, и я стала чувствовать себя более раскованно. По крайней мере, мышцы не напрягались под этими укоризненными взорами совершенно посторонних мне людей.       Пока я раздумывала о собственных сбоях, Коннор успел вернуться к пульту управления и надзора. Что-то явно его заинтересовало. Андроид крутанул стул на движущейся ножке, заставив свой пиджак колыхнуться вслед за движениями руки. Близ стоящий офицер в черной экипировке наблюдал за происходящим.       – Местных андроидов мы загнали на кухню, – пояснил офицер. Он с неким уважением смотрел на Коннора, и, должна признаться, это меня подкупило. Внутренние установки о защите наставника, все еще теплеющие на углях взбунтовавшихся эмоций, всегда бурно реагировали на отношение окружающих людей. Все же состояние наставника для меня было приоритетом, включая его межличностные контакты, – на их участность ничто не указывает, но мы решили перестраховаться.       Мысли андроида мне были не доступны, но я была уверена, о чем он думает: дверь не взламывали, андроиды оставались у камер наблюдения, а значит, кто-то из них мог быть соучастником. Коннор двинулся в сторону кухни, каблуки его начищенных туфель легким эхом отдавались от пола. Я не успела сделать несколько шагов, как Коннор, прочувствовав мое преследование, тут же обернулся. Как и в моем доме, едва ли не произошло столкновение, однако в этот раз быть поваленным грозился Коннор. Однако тот устоял: я глухо уперлась ему носом практически в грудь. Мгновенная реакция не заставила себя ждать. Ошарашенная разрядом, пробежавшим по внутренним органам, я тут же отскочила от андроида на шаг назад. Коннор сделал то же самое, хоть в его глазах и читалось мертвое спокойствие.       – Извините, но вам не стоит за мной следовать.       – Хочу напомнить, что я должна тебя прикрывать. Как думаешь, почему я так хочу попасть с тобой в комнату, где возможно будет находиться бешенный девиант?       – Фактор психического восприятия слишком сильно влияет на поврежденную систему девианта. Ваше присутствие будет отвлекать.       На это мне нечего было ответить. Я смерила Коннора безысходным взглядом и молча кивнула. Ничего не оставалось, кроме как согласиться с его утверждением. Даже при работе с живыми наставниками, специализирующимися на допросе, мне порой приходилось стоять за дверью, нервно постукивая катаной по колену. Каждая закрытая дверь между мной и наставником была словно красная тряпка для быка: внутри все чесалось от волнения за возможно проваленное задание. Ведь никто не может знать, что происходит там, по другую сторону двери.       Коннор ушел прочь. Внезапно на мое плечо упала тяжелая, намозоленная рука. Я бросила взгляд за спину, и увидела Хэнка. Его мутные голубые глаза излучали спокойствие, понимание и одобрение. Не знаю, чем была вызвана эта реакция, но мужчина, не получив от меня реакции, пошел прочь.       Секунды складывались в минуты. Нарастающий зуд внутри из-за находящегося наедине с бунтарем наставника не давал мне спокойной стоять на месте. С одной стороны этот зуд радовал – появление этого физического чувства говорило о моем стабильном положении, но с другой стороны появление такого ощущения, как нетерпеливость не давали мне устоять на месте. Спустя несколько минут я начала мерить студию шагами, изучая каждый метр. Вот на полу рядом с пультом управления лежит рабочая кепка – такие кепки обычно носили андроиды-уборщики. Здесь, рядом с пятнами высыхающей голубой крови на белой стене, виднелись множественные дыры от пуль. Кого-то явно задело, и, судя по количеству тириума, ранение было более, чем тяжелым. Чуть дальше стоял Перкинс. Мужчина не принимал участие в расследовании, лишь безмятежно рассматривал андроида на экране. Интересно, каким образом он решил разгадать дело, пялясь в одну точку?       Обогнув холл по периметру, я вернулась к коридору, из которого ранее мы и вышли в студию. Хэнк, стоявший поодаль от кучки служащих ФБР и полицейских, игриво перекидывал монетку из руки в руку. Я не видела, как именно это делал Коннор, но уверена, что именно его трюки лейтенант пытался повторить. Седые волосы прикрывали опустившееся внимательное лицо, но даже они не могли скрыть улыбки, которая обрамляла губы старика в случае, если трюк удавался.       – У вас здорово получается, – я сложила руки на груди, медленно подходя к мужчине. Хэнк был явно смущен тому, что его обнаружили за таким «постыдным» делом, однако прерывать свои трюки не стал. Я аккуратно расправила плечи, почувствовав, как те затекли из-за свободновисящей Коннора-катаны за спиной. Пожалуй, стоит дома сменить пряжку.       – Не во всем же этим железякам иметь превосходство, – прохрипел уставший голос.       Хэнк не спал всю ночь. Это было видно по его движениям, его сонному взгляду, его мятой рубашке. Он подкидывал монетку из пальцев в пальцы, и делал это с таким озорством, что даже не замечал надвигающейся усталости.       – Я должна вам кое-что сказать, Хэнк. Вы очень хороший человек, даже не смотря на свое порой агрессивное поведение.       Железный, звенящий звук оборвался. Монетка застыла в правой руке Хэнка, сам же Хэнк смотрел на меня с нескрываемым настороженным взглядом. Рядом стоящие копы с любопытством посматривали в нашу сторону, заинтересованные такой реакцией бывалого офицера.       – Я не к тому, что вы мне нравитесь. Я на это не способна, – произнеся слова вслух, я с облегчением заметила, что говорю чистую правду. Хэнк Андерсон с его любовью к длинным волосам и цветастым рубашкам не вызывал у меня какого-либо эмпатии, даже негативной. Но холодный рассудок солдата все еще пытался пробиваться сквозь новообразования, и я цеплялась за него, лихо орудуя логическими выводами и постановками. – Хоть вы и выражаетесь, как матерый сапожник, хорошего и светлого в вас больше, чем во всем этом мире. За семь лет мне не доводилось встречать таких людей. Обычно все было наоборот: люди за своей интеллигентностью и сдержанностью скрывали сплошную гниль.       – А с чего ты взяла, что я хороший? – спросил лейтенант.       – Вы не оскорбляете без причины, не посылаете меня за кофе, не воспринимаете мое подчинение, как прямой путь к постели. По-моему, вы явно выигрываете на фоне всего моего опыта.       – Я уже слишком стар, чтобы ухлестывать за двадцатилетними девчонками.       – То есть, будь иначе, вы бы не упустили момент?       – Этого я тоже не говорил.       Мужчина убрал руки в карманы куртки. Дальнейший разговор не клеился, но меня, к всеобщему облегчению, это не затрагивало. Я сложила руки за спиной и ждала дальнейших указаний по действиям, ощущая нарастающий контроль над собственным разумом.       Стоящий в начале коридора темнокожий полицейский в теплой дутой куртке резво подозвал к себе лейтенанта. В его руке громоздился планшет с кучами исписанных протоколов и бумаг. Когда лейтенант оказался рядом с офицером, тот передал ему большую часть бумажной стопки. Морщинистое лицо Хэнка отразило раздражение. Он словно был готов ударить этой пачкой бумаг офицера по голове, но сдержался, пару раз шлепнув бумагами по ладони.       С момента вторжения девиантов в башню Стрэтфорд прошло не меньше двух часов, и множество администраторов студии и представителей закона уже успели заполонить помещение ароматами собственных парфюмов. Несмотря на это, сквозь стену духоты все еще пробивался знакомый запах выстрелов. Порох еще не выветрился, и особенно сильно его можно было учуять рядом с расстрелянной стеной. Голубая кровь, окрашиваемая ту же стену, не имела запахов. Пятно практически исчезло.       Из комнаты кухни раздался шум. Стены были толстыми, а общий гул переговаривающихся людей в холле таким громким, что этот шум сложно было расслышать в общей суматохе встревоженных вторжением полицейских. Я напряженно смотрела на закрытую дверь, и мне казалось, что кто-то не особо умный вдруг решил свалить все стулья и столики в одну кучу. Надеюсь, что это лишь очередной психологический всплеск-тест Коннора, у которого в голове было куча детективных примочек.       Шум становился все тише. Внутреннее рациональное существо, искалеченное, но не уничтоженное, подало мозгу сигнал, и я вдруг ощутила солдатскую тревогу, которую испытывала всякий раз, как видела наставника в близи опасности. Ладонь рефлексивно нашла холодный металл кольта «Анаконда», а ноги не спеша продвигались к кухне. Никто из полицейских не заметил моего напряженного состояния, более того – все были заняты совершенно другими делами. Уверена, если бы внутри происходило что-то страшное, никто бы из здешних людей, кроме меня или Хэнка, не удосужился защитить андроида-детектива.       Склизкая мысль о потенциальной защите Коннора, как кусочек мыла, выскользнула из рук, и покатилась вниз, на самое дно мозга. А стала бы я его защищать? Разум четко отдавал приказы держаться подальше от опасного, способного лишить меня жизни в переносном смысле, существа, и я с упоением пыталась следовать этому приказу. Возможно, было бы даже лучше допустить уничтожение пластмассового механизма. Руководство будет вынуждено отправить меня на полугодовую тренировку в качестве наказания, но этот исход меня не пугал. Гораздо страшнее было видеть прекрасный облик и совершенный голос Коннора, чтобы потом окончательно потерять душу в круговороте эмпатийных отклонений.       Внутри вновь разгорелась борьба. Солдатские рефлексы требовали не останавливать шаг. Они же умоляли не подходить к двери, давая шанс организму избавиться от источника моего личного девиантного поведения. Противоречивость команд вводила меня в состояние беспокойства, сердце начало бешено сменять ритм, мышцы налились свинцом. Мой путь был похож на походку сломанного щелкунчика, которому явно не хватало энергии в батарейках, но который все же старался выполнить свою задачу, пусть и прерывисто.       Дверь распахнулась. Чернокожий андроид, являющийся одним из операторов, спокойно вышел из кухни. Его диод горел красным, а руки были перепачканы голубой кровью. Он не одарил меня и взглядом. Его уверенная походка не выдавала в нем что-то неправильное, неестественное для машины, но капающий тириум с пальцев, оставляющий за собой дорожку, определенно принадлежал не ему. Я проводила его взглядом, ощущая, как кровь стынет в жилах.       Мысли о намеренном позволении Коннору умереть вдруг стали мерзкими и вызывали тошноту. Я ощущала горький привкус отвращения к самой себе. Ноги бросились на кухню, и от стен отражалось эхо ударяемых по кафельному полу протекторов. Солдат внутри уже требовал хорошей порки, но избивать себя, как Добби из «Гарри Поттер» мне не хотелось. Вполне достаточно было чувства собственной ничтожности.       Пол на кухне был залит тириумом. Двое оставшихся андроидов безучастно смотрели перед собой, словно бы перед ними только что и не происходила драка. Коннор с жутким выражением лица полз по полу на животе, протягивая руки куда-то под стол. Выражение лица и вправду было завораживающим: андроид искажал губы и щурил глаза, словно бы… чувствовал боль?       – Хэнк…       Хриплый голос вывел меня из ступора. В один прыжок я оказалась рядом с Коннором. Андроид позволил перевернуть себя на спину, и я, отшатнувшись, упала на кафель. Его рубашка была залита голубой кровью. Пуговицы были разорваны на продырявленном животе, внутри которого переливались и передвигались тяжелые трубки с тириумом. Несколько трубок со стороны грудной клетки и имитирующих дыхание голубых легких слепо торчали посреди пустого пространства, из двух капала голубая жидкость. Перед взором возник лежащий андроид на груде хлама. Его руки были расставлены в стороны, он пытался взлететь в небо, но вместо этого лежал посреди заброшенного здания, словно ненужный хлам.       – Там…       Реальный Коннор не расставлял руки в стороны и не собирался покидать этот мир. Он слепо смотрел куда-то под стол, а его рука тянулась в том же направлении. Только через секунду я поняла, что у андроида отсутствует механический орган, замещающий сердце.       Тириумовый насос был слегка правее той стороны, куда указывал Коннор. Я четко ощущала привкус крови во рту, испарину на лбу, слабость в мышцах. Он умирал, отключался, впадал в транс – это можно было назвать как угодно, но чем бы оно ни было, я не хотела этого допускать. Голубое сердце, внешне напоминающее гранату, оказалось в моей руке. Оно было абсолютно холодным и бездвижным, но жидкость внутри все же перемещалась вдоль стенок. Внутри переливались сотни, тысячи, миллионы молекул и ионов, и каждая из них блестела приятным мерцающим бликом.       – Что мне делать?       Андроид не ответил. Он дрожащей рукой выхватил биокомпонент и ловко вставил себе в сердце. Внутренние органы издали гудящие щелчки, а тириум перестал сочиться из вставленных в насос трубок. Диод на виске Коннора сменил красный цвет на желтый.       – Его нужно догнать!       Голубые пятна на белой рубашке расползались во все стороны, но, смотря на рвение Коннора продолжить схватку, можно было сделать вывод, что никто только что не умирал на этом черном холодном полу. По моим рукам постепенно стекал тириум, вот-вот грозящий испариться. Андроид резво встал на ноги и ринулся к выходу. Мне ничего не оставалось делать, как на рефлексах броситься за ним.       В коридоре стояла суматоха. Девиант уже столкнулся со стоящим у лифта спец-агентом, стараясь выхватить у последнего дробовик. Подошва на моих ботинках напрочь испачкалась в голубой жидкости, и каждое неловкое движение могло стать причиной потери передних зубов. Все происходящее словно зависло в немом, замедленном кино. Коннор стремился как можно быстрее достигнуть девианта, застав врасплох окружающих офицеров. Хэнк стоял у левой оранжевой стены, и что-то подсказывало мне, что он, как и я, наблюдал за всем происходящим через призму замедленного видео. У меня было всего несколько вариантов. Я выбрала один из самых доступных.       Ноги восприняли мысль как приказ к действию, и я уже на всей скорости, поскальзываясь о треклятый гладкий пол, неслась к лейтенанту. Коннор-катана больно бил по пояснице, в прошлом тугая пряжка в конец ослабла. Хэнк не видел меня, да и вряд ли бы стал обращать внимание, наблюдая за бегущим к девианту Коннором. Внутри все встревоженно напрягалось, прогноз о возможном неуспехе выбранного варианта был больше, чем восемьдесят процентов, но я отбросила эти мысли, заставив мышцы работать на рефлексах. Андерсон был застигнут во время: в коридоре послышались первые выстрелы, когда я, зацепив Хэнка за шиворот зимней куртки, отбросила за свою спину.       В ушах прозвенел еще один выстрел. Плечо обожгло адским пламенем.       Девиант упал к ногам Коннора. Из его черепушки сочилась густая голубая жидкость, не похожая по консистенции на обычный тириум. Тело жгла боль от кончиков волос до пальцев ног, и я не могла соображать, лежа посреди кафельного пола. Однако мысль о возможном наличии у андроидов мозга почему-то вдруг позабавила меня. Сердце, кровь, мозги… чем еще они на нас похожи, кроме как внешних и внутренних данных?       – Ахренеть!       Андерсон, как и я, валялся на кафельном полу коридора. Его куртка и руки были измазаны оставленным Коннором тириумом, но он был жив и даже цел. Натасканный на прогнозирование разум пытался понять, как так вышло, что Хэнка даже не зацепило, учитывая низкие шансы на успех? Однако меня в целом радовала выполненная задача, хоть я и была на грани бессознательности.       Языки пламени лизали плечо со всех сторон. Я не могла самостоятельно осмотреть себя, ранение было слишком серьезным, однако я чувствовала, как кровь заливает всю правую часть тела. Мне удалось перетащить себя к стенке, оставляя кровавую лужу, и осмотреться. Вокруг лежало по меньшей мере пятеро трупов. На некоторых была униформа ФБР. Неизвестно, чем бы обернулась жизнь Андерсона, если бы я пошла на поводу прогнозов собственного мозга.       Коннор оказался в считанные секунды рядом. В глазах темнело, каждая клетка верещала жутким визгом, сводя меня с ума. Боль пульсировала в органах, в груди, в животе; боль сковывала конечности, заполоняла мозг; боль текла по моим жилам. Из глаз безостановочно сочились слезы, стараясь скинуть с нервной системы лишнюю нагрузку и не позволить мне впасть в болевой шок. Я не видела своей раны и не знала ее серьезности, но чувствовала, как организм начинает интенсивно перебрасывать всю энергию на регенерацию. Сосуды по очереди закупоривались, но ресурсов во мне было настолько мало, что процесс грозился остановиться.       Сквозь туман в голове я видела протянутую руку. Она мне не нравилась. Мне в нем ничего не нравилось.       – Нет, – левой здоровой рукой я откинула кисть Коннора. Его глаза плыли в пелене боли, но он наверняка смотрел на меня с явным недоумением от столь странного иррационального отказа.       – Я хочу помочь.       – Нет, все заживет… не надо.       – Прошу, – он смотрел мне ровно в глаза, говоря спокойным, размеренным голосом. Я не видела его зрачков, не видела радужки, перед взором все плыло от внутреннего пламени и слез, но его тон подействовал на меня как успокаивающее. – Позволь мне помочь.       Андроид не использовал ранее столь наглых обращений, и это подкупило меня. Я сосредоточила свой взгляд на его глазах, и вдруг осознала, что никаких зрачков и нет: из глубины глаз на меня смотрели мелкие, едва различимые линзы.       Правая часть тела импульсивно отдалась жаром, когда Коннор попытался поставить меня на ноги. В холле собралась кучка полицейских и судмедэкспертов, каждый тянул голову повыше, пытался рассмотреть как можно больше. Никто из них и не пытался помочь. Все они воспринимали нас как потенциально опасных машин, и каждому было в диковинку смотреть, как бесчувственный солдат корчиться на полу от боли. Хэнк все еще полулежал на полу. В его взгляде читался испуг, ошеломление, даже вина. Старик все еще не понимал, что произошло, и на его лице отразилась ясность только когда андроид попытался меня поднять. Он тут же вскочил на ноги, но, поскользнувшись на голубой крови, вновь плюхнулся на задницу.       – Она не дойдет, – старческий, наполненный испугом, голос старика доносился до меня, как из-под подушки. Организм направлял все жизненные ресурсы в плечо, и остальные органы истощались. Стоило мне встать на ноги, как те подкосились, а из груди вырвался протяжный стон.       Андроиду дважды повторять не пришлось. Он резко подхватил мое оседающее тело и поднял на руки. В любой другой ситуации я наверняка повалила бы андроида на пол, дав смачную пощечину, но сейчас мне было все равно. Кровь хлестала из разорванного плеча, в глазах мутнело. Единственным чувством внутри было чувство боли. Неужели придется каждый раз получать пулю, чтобы переставать ощущать эмпатии к этой имитации человека?       Мой вес не превышал 60 килограмм, но Коннор нес меня так, словно этих килограмм и не было. Голубая кровь на полу кухни, куда занес меня андроид, уже практически выветрилась. Вскоре единственным доказательством произошедшей здесь драки останутся только раскиданные столы. Оставшиеся два андроида-телеоператоров так и стояли на своих местах со сложенными сзади руками. Сознание воспринимало их враждебно на рефлекторной основе, и от нервного возбуждения я почувствовала, как впрыскивается адреналин в кровь. В глазах проявилась ясность. Слух вновь обрел чуткость.       Коннор аккуратно усадил меня на уцелевший стол. Хэнк плелся все это время за нами, но совершенно не находил слов. Он встревоженно рассматривал мое ранение, которое закрывали темные разорванные лоскуты комбинезона. Внутренняя боль все еще сжимала в тиски тело, но адреналин от нахождения рядом потенциальной опасности не позволял ей овладеть разумом. Я враждебно косилась на непричастных андроидов, заставляя организм использовать все больше адреналина.       – Я должен это снять, – андроид предупредительно взглянул на меня. Его ровные брови вздернулись вверх, а взгляд в безмолвном вопросе спрашивал у меня разрешения. Ответом стал кивок затекшей шеи.       Правая сторона комбинезона пропиталась кровью. В местах ранения от резкого перепада температур кожа обуглилась, слившись с лоскутами рукава воедино. Андроид аккуратно расстегнул молнию, обнажив белую майку. Даже по ней расползались красные пятна. Каждое движение вызывало во мне боль и приступ тошноты, но я вновь поворачивалась к андроидам-телеоператорам. Инстинкт выживания требовал немедленной атаки и истребления источника угрозы, но я подавляла желание, используя только естественный адреналин.       Поднять руку самостоятельно было невыносимо. Коннор, поняв это в ту же секунду, как попытался стащить комбинезон, мягко поднял мою кисть вверх и потянул рукав вниз. Адское пламя возгорелось в плече с новой силой. Мне казалось, что с меня живьем сдирают кожу, и возможно это было идеальным эпитетом: прямое попадание дробовика с короткого расстояния могло просто на просто вырвать конечность, но я отделалась рваным сквозным ранением. Когда рукав наконец слез с руки, лицо стоящего сзади Хэнка стало землисто-серым.       – Так плохо? – безутешно осведомилась я.       – Хреновей не бывает.       – По ощущениям еще хуже.       – Все, я ща сблюю.       Реакция бывалого офицера была удивительной, и я решила самостоятельно осмотреть рану. Сквозная рана располагалась чуть ниже сустава, и, как ни странно, не задела кость. Пуля явно была не целой, по крайней мере, образовавшееся ранение было меньше обычной дроби. Кожа и яркие красные лоскуты мышц болтались навесу, кровь текла рекой. Лейтенант прикрыл рот рукой и отвернулся. Только сейчас до меня дошло, что в комнате не было ни единой лишней души – Хэнк закрыл дверь от посторонних глаз.       – Вам повезло, – с издевательской легкой улыбкой произнес Коннор. Его совершенно не смущал вид разорванной по краям плоти, через дырку которой можно было смотреть, как в подзорную трубу, – осколок пули прошел навылет, кость и сустав не задеты. Сосуды уже начинают срастаться. Как долго может уйти на восстановление?       – Два дня, – я быстро прикинула тяжесть травмы, – в худшем случае – четыре.       – Я должен обеззаразить рану, пока сосуды не закупорились окончательно.       – У меня в ремне несколько отсеков. Найди бинты и склянку с бурой жидкостью.       – Вы уверены? – андроид нахмурился, как только услышал слово «жидкость». Его губы остались полуоткрытыми, и я почувствовала новую порцию адреналина, – заливать открытое ранение стерильным веществом не самая лучшая идея.       – Просто сделай это и все.       Коннор, не подав ни одного признака смятения, молча начал шариться в капсульных отсеках кожаного ремня. Он наклонялся так близко, что едва не касался ухом моей шеи. Впервые за проведенное время я заметила признаки имитированной щетины, словно бы он только что вышел из ванной комнаты с бритвой в руке. Сколько еще я должна найти в тебе прекрасных вещей, чтобы окончательно лишиться разума?..       Наконец, бинты и склянка оказались в руках детектива. Все это время я старалась цепляться взглядом куда угодно, только не смотреть в его сторону и не чувствовать его чрезмерную близость. Вот Хэнк все еще с испугом смотрит на разорванную плоть женского плеча. Голубая кровь на его ботинках и куртке начала испаряться, но кожа рук, которая уже впитала в себя часть тириума, была окрашена в синий цвет. Его это не смущало и не отвращало, по крайней мере, не так сильно, как струящаяся кровь из моего плеча. А вот закинутый под стол нож, на котором виднелись голубые капли. Неужели девиант успел оставить на Конноре и другие следы?       – Я могу что-нибудь сделать? – тихо осведомился лейтенант, не отрывая глаз от раны, которую андроид щедро поливал рубинового цвета жидкостью.       – Да, если не сложно. Найдите воды. Мне скоро потребуется крупное количество ресурсов.       – Жидкость в организме только разжижит кровь. Вы потеряете еще больше.       Я смирила Коннора саркастичным взглядом, и тот вновь вернулся к обработке раны. Кому-кому, а мне точно лучше знать, что делать с собственным телом.       – Да, хорошо… и это все?       – Пожалуй. Спасибо, лейтенант.       Мужчина, протерев ладони друг об друга, словно те были в пыли, развернулся и уже хотел выйти из комнаты, как вдруг обернулся назад.       – Я… должен, наверное, поблагодарить… – слова давались старику тяжело в силу его обычного агрессивного настроения, но я видела, как много отражается вины в его глазах, – за спасенную жизнь и все такое.       Спасение Хэнка в большей степени было вызвано внутренними солдатскими установками, чем какими-то собственными личными побуждениями. Но Хэнк старался выразить свои редко всплывающие на поверхность благородные чувства, и я не могла кинуть в лицо старику факты о своей работе.       – Все хорошо, Хэнк. Меня гораздо легче починить, чем вас.       Андерсон был доволен ответом. Он нахмурено потряс пальцем, как обычно трясет пьяный человек в сторону удачно пошутившего пьяного друга, и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В комнате воцарилась тишина. Андроиды так и стояли совершенно неподвижно, отблескивая своими отличительными светодиодными знаками на костюмах. Последние капли стерилизующей жидкости были пролиты, и плоть вокруг раны начала щипать. Вещество было разработано сразу после того, как генетикам удалось усовершенствовать регенерацию человеческой ткани. Заживление происходило быстро и успешно, но из-за слишком стремительно закупоривающихся сосудов оставался вопрос возможного заражения крови. Обычные обеззараживающие вещества не подходили для открытых ран новых генетически созданных тканей, и в результате этого возник вопрос о создании соответствующих лекарств. Это использовалось уже больше сорока лет.       Несколько капель попало на пиджак Коннора. Жидкость не стала впитываться, соскользнув с ткани на пол, словно капля дождя с оконного стекла. Я тут же заметила, насколько чистым был пиджак андроида. Из его тела изливался тириум, он нес окровавленную меня на руках, но пиджак как будто бы и не принимал в этом участие.       Андроид внимательно проследил за моим взглядом. Поняв, куда именно я смотрю, Коннор стянул с себя пиджак и уложил на соседний стул. Его белой рубашке повезло меньше: пуговицы оторваны, синие пятна вперемешку с моей красной кровью разрисовали белоснежную ткань. Механическая и человеческая кровь перемешивались, пропитывали друг друга, создавая новые оттенки. Это было пугающе красиво. По-своему совершенно.       – Я ведь тоже должен поблагодарить вас, – Коннор с особой осторожностью бинтовал плечо, стараясь лишний раз не задевать мою кожу прикосновениями, – я бы отключился, если бы вы вовремя не вошли в комнату.       – Ты вроде не выполнил свою задачу. Девиант мертв, в твоем животе дырка. Я должна была последовать за тобой, и это мой просчет. Пора прислушаться к Хэнку и перестать идти у тебя на поводу.       Коннор не ответил. Моя речь была бесчувственной, но произнесена с явным давлением. Я четко понимала, что это и есть моя ошибка. Настояла бы я на своем, как и следовало нормальному бойцу, ничего бы этого не случилось. Теперь же организму придется работать в усиленном режиме несколько дней, а Коннору заделывать дырень в животе.       – Вам следует перестать так часто подставляться под пули.       Плечо начинало покалывать, и боль постепенно покидала тело. Разум был все еще не достаточно ясным, мне хватило сознания, чтобы прочувствовать ноты беспокойства в голосе Коннора. Возможно, это была лишь игра собственного воображения. Андроид все так же медленно и бережно перевязывал руку, не источая ни капли взволнованности. Со стороны он выглядел, как ювелир, с трепетом относящийся к огранке бриллианта, но совершенно не испытывающий к нему хоть какого-либо интереса.       – Ваш организм хоть и изменен на генетическом уровне, но все так же устаревает. Слишком частые серьезные повреждения изнашивают клетки, замедляя процесс регенерации. В конце концов, с таким отношением эта способность полностью исчезнет.       Разговор о регенеративных способностях был неприятным, но вполне справедливым. Я знала, что именно подразумевал андроид. Клетки и ткани солдата изнашивались очень долгое время, но все же этот процесс был необратимым. По подсчетам физиологов, престарелый возраст должен настигнуть бойца через без малых двести пятьдесят лет, и вместе с ним постепенно начнет затухать способность к ускоренному заживлению. Однако тонкости заживления были скрыты не только в возрасте. Крупному износу подвергался мозг. Каждое новое крупное ранение ввергало центральный нервный орган в бешеный режим, при котором мозгу приходилось за считанные секунды решать из какого органа забирать энергию на регенерацию тканей. Высокая потребность в ресурсах заставляла солдата поглощать не малое количество пищи и воды, которые обычный человек употреблял не меньше, чем за неделю. Если же ресурсов не хватало – клетки начинали истощаться, а вместе с ними – падать скорость заживления тканей.       – А ты подготовился, не так ли? – я сухо посмотрела Коннору в лицо. Он не ожидал от меня такого внимания, и на несколько минут, встретившись со мной взглядом, остановил свое дело, – название и возраст подразделения, особенности солдат. Ты про меня что-то знаешь?       Зрительный контакт доставлял ему дискомфорт. Его глаза блестели в свете ламп, мне казалось, что я даже могла увидеть свое отражение. Губы вновь приоткрылись в беззвучном испуге: настолько он был застигнут врасплох.       – Нет, – короткий ответ был исчерпывающим, но андроид, вернувшись к делу и руками и взглядом, продолжил свое пояснение, – все данные о жизни бойцов удаляются из сети.       – Серьезно?       – Вы не знали?       Я и в правду об этом не знала. Документальные и административные подробности подразделения нас не касались. Во время моего соглашения и подписания договора на разрешение хирургических операций было озвучено, что все будет происходить под строгой анонимностью, но никто не предупреждал, что вся биография просто сотрется подчистую. В прошлой жизни у меня были друзья, и даже больше чем единицы. Каждый из них имел хоть несколько публично выставленных фотографий со мной. Я могла только представить, как какая-нибудь Клара однажды утром открыла Facebooke и увидела пустую клетку в месте, где раньше было совместное фото.       – Тебе тоже нужно подлечиться, – я кивнула головой в сторону открытой раны под рубашкой Коннора. Левая ладонь так же имела порез, однако тириум из нее не вытекал.       – Меня починят, как только я вернусь в «Киберлайф».       Следующие несколько минут прошли в тишине. Андроид старательно закрывал рану, едва ли не собирая куски плоти в единое целое. Его выражение лица было таким, словно бы он каждый день обрабатывал пулевые ранения и копался в человеческом мясе.       Блок-наушник мирно загудел. От неожиданного звука я дернулась, и бинты из рук Коннора упали на стол. Я совсем забыла об отсрочке рапорта, который пару часов назад должен был передаться администратору. Связной мог потребовать отчетности в любой день с восьми утра до шести вечера, и это мог быть абсолютно любой момент. Отсрочка позволяла отложить рапорт в срок до суток, и это было удобно: кто знает, в какие неподходящие для работы минуты соизволит заявиться администратор.       – Добрый день, Энтони.       – Добрый день, – женский мягкий голос показался мне слащавым и неприятным. Диагностические результаты могли уже прийти руководству, и каждый такой звонок заставлял мое сердце замирать. Что будет, если она сейчас отзовет меня на базу? Мне придется все вот так бросить, оставить съемный дом со всеми вещами, сесть на гребанный, уже надоевший мне кожаный диван в участке и ждать, когда двое или трое таких же, как я, заберут мое бренное от страха тело.       – Назовите номер.       – Серийный номер: тысяча триста девять, – испарина проступила на лбу. Коннор не смотрел мне в лицо, всем своим вниманием сосредоточившись на вновь проступившие на повязке капли крови. Организм определенно испытывал стресс, и неритмичные толчки сердца заставляли прорывать закупорившиеся сосуды.       – Серийный номер верен, идентификация голоса прошла успешно. Какой день вы находитесь в распоряжении полицейского департамента города Детройт?       – Десятый день.       – Каково ваше расположение?       – Нахожусь по руководством лейтенанта Хэнка Андерсона, ведущего дела по девиантам, – голос женщины-программы не был строг, укоризненным или подозревающим, но данный факт не облегчал моего возбужденного от страха состояния.       – Опишите свое состояние.       – Рваная сквозная рана в правом плече от пулевого дробного выстрела. Наставник цел. На восстановление уйдет до четырех дней.       – Я передам информацию администратору. Отключаюсь.       – Отключаюсь.       В голове вновь раздался тихий гудок. Скованные легкие в ту же секунду судорожно вдохнули воздух, и я ощутила, как мышцы каждой части тела расслабляются. Испарина на лбу начала сходить на «нет».       – Вы встревожены. Что-то не так? – андроид изрядно перепачкал свои белые рукава с серебряными запонками кровью густого красного цвета, но останавливаться на этом не стал. Ему пришлось сменить верхнюю часть бинта из-за вновь проступившей крови, но он полностью сконцентрировался на своей работе. Испарину на лбу он не заметил.       – Я и вправду слишком часто получаю пули в этом городе.       – Вы выполнили свою задачу. Спасли лейтенанта и не позволили отключиться мне. Я думал, это главное.       – Да, но… рапорт отправится верхушке. Они не любят, когда бойцы слишком часто прикрывают спины своим наставникам. Считается, что раз бойцу так часто приходится получать пулю вместо другого, значит, он же сам и создает такую ситуацию, при которой спасти жизнь наставника можно только путем своей жизни. Это далеко не идеальный показатель солдата.       Наконец, андроид закончил работу. Плечо туго стягивали слои бинтов, однако наружу уже начала проступать кровь. Она не лилась рекой, как двадцать минут назад, но если я не употреблю что-то съестное – лучше не станет. Коннор вновь надел свой пиджак, скрывая красные и голубые пятна крови на рубашке.       Мне срочно стоило покинуть здание, чтобы заняться своим здоровьем. В лучшем случае, если я примусь за это в ближайшие пару часов, то лечение растянется на два дня. Коннор-катана слабо стукал меня по затылку, словно осторожно, без укора напоминал о своем существовании. Я аккуратно попыталась снять оружие со спины здоровой рукой, но выгнутый позвоночник острой болью запротестовал. Боль вновь раскатилась по телу, и я беззвучно вскрикнула.       – Я помогу.       Коннор уже протягивал руки к Коннору-катане. Завидев его надвигающиеся ладони, я раздраженно и одновременно плавно отбила их в стороны. От новой волны боли в глазах плыло, но даже оставшегося зрения хватило, чтобы разглядеть спокойствие в лице андроида. Он был перепачкан своей и моей кровью, внутри него зияла дыра, в ладони был крупный порез. Но он был абсолютно спокоен. Механически спокоен.       – Я не оставляю отпечатков пальцев, если вы так этого боитесь. К тому же, уверен, что вашему оружию точно хуже не будет.       Он был абсолютно прав. Глянув за свое плечо, я отметила огромные кровяные потеки на рукоятке. Сгустки засыхающей крови въедались в швы между черно-красными переплетениями. Внутренний зуд застучал по черепной коробке, как дятел в поисках пищи в старой коре дерева. Он требовал взять катану в руки и осмотреть, и, может быть, даже начать оттирать пятна здесь и сейчас, используя чистые участки собственной майки. Сегодня явно будет мало одного полировочного вещества.       Коннор обошел меня из-за спины. Его отсутствие в поле зрения приносило слишком много дискомфорта, но я не стала сопротивляться – катане и вправду уже не станет хуже, а мне и вовсе на все плевать с высоты пульсирующей боли. Я медленно подняла здоровую руку, ощущая отдающуюся боль в правом плечевом суставе. Ремешок тут же скрылся из вида, и вскоре катана спокойно лежала рядом на столе. Сая была испачкана в голубой и красной крови, однако это было не так страшно, как забившаяся кровь в рукоятке.       – Я могу ее понести, – услышав эти слова, я тут же прижала Коннора-катану к столу собственной рукой.       – Я тебе не настолько доверяю.       – Это нужно снять.       Под «этим» андроид подразумевал левый рукав комбинезона, который должен будет завтра отправиться в утилизирующий центр подразделения. Холодные пальцы Коннора потянули левый шиворот комбинезона вниз, освобождая спину от черной тугой ткани. Его пальцы мимолетно касались моей кожи. Они были холодными и теплыми, гладкими и шершавыми. Под совершенной бионической кожей ощущалась прохлада пластика, он аккуратно снимал с меня рукав, то и дело придерживая мою руку своей. Тело отзывалось тысячами разрядов, привычный холодный солдатский рефлекс внутри скрылся, оставив в голове только ощущение восхищения от этих мимолетных прикосновений. Толпы мурашек уже поднимались от кончиков пальцев ног вверх, и я с силой подавила их в районе бедер. Выше они не поднялись.       – Вам нужен отдых, – в то время как внутри меня происходила буря, андроид говорил совершенно обыденным голосом. Это показалось мне оскорбительным и таким унизительным… неужели в этой комнате схожу с ума только я? – Мы с лейтенантом отвезем вас домой и вернемся в участок. Думаю, что сегодня вам больше не стоит сопровождать нас.       – А тебе разве не нужна помощь? Ты потерял много тириума. Разве ты не вернешься домой?       – У меня нет дома, но если вы под домом подразумеваете башню «Киберлайф», то сегодня вечером меня починят. Оставшегося тириума хватит.       Наконец, верхняя часть комбинезона была спущена, и Коннор перестал соприкасаться с моей спиной. Этот факт меня радовал, и в то же время на затворках мозга заставлял разочаровываться. Андроид показался из-за спины. Его руки вновь потянулись ко мне, и поначалу я даже хотела отразить очередное прикосновение ударом под дых, но все оказалось гораздо невиннее: Коннор бережно повязал рукава комбинезона вокруг моей талии, не давая им болтаться по воздуху. Он внимательным взглядом опытного хирурга наблюдал, как я встаю на ноги, готовый вот-вот броситься на помощь.       – Ты ведь тоже проходишь диагностику, Коннор.       – Конечно. Я каждый день себя тестирую, чтобы предотвратить возможные сбои, – четко, по-солдатски, отчеканил андроид. На его щеке красовались несколько голубых и красных пятен, черные изящные туфли окрасились в разные цвета. Сейчас он был похож на человека, который совершенно случайно забрел на фестиваль красок. Ему наверняка придется выкинуть костюм.       – Могу я задать тебе вопрос?       Ответа не последовало – Коннор коротко кивнул, внимательно смотря в мои глаза. Я ощущала дикий, животный страх внутри, но мне было важно получить ответ.       – Ты боишься? Каждый раз, когда диагностируешься?       Привычная полуулыбка сошла с губ андроида. Его взгляд бегал по моим глазам, стараясь найти причину такого странного вопроса. Мне нравилось смотреть на его замешательство, нравилось наблюдать, как бегают его глаза, постепенно хмурятся брови. В его коротком молчании можно было гораздо больше услышать, чем в длительном разговоре.       – Нет. А вы, мисс Гойл?       Я, искоса глянув на Коннора, медленно побрела к выходу, ощущая четкую пульсирующую боль в плече. Андроид остался без ответа, но я была уверена, что он услышал его во внезапно изменившимся ритме биения моего мышечного двигателя.       Людей в холле добавилось. Некоторые искоса смотрели в нашу сторону, кто-то старательно не замечал. Тела убитых агентов в коридоре уже спешно накрыли белыми полотнами, а запах пороха дополнился кровавым запахом смерти. Те люди, что нескрываемо пялились в нашу сторону, готовы были упасть в обморок, и это не было бы удивительно: я, как и Коннор, была залита разноцветной кровью, испачкались и склеились даже концы длинных волос в конском хвосте. Меня смело можно было отправить на съемки в какой-нибудь боевик или фильм ужасов, где главная героиня, наверняка знающая все виды боевых искусств, в одиночку сражается с инопланетными вторженцами.       По пути к лифту нас встретил Хэнк. Его дыхание было сбитым, а движения - вялыми. Должно быть, он пробежал немало этажей. С момента его исчезновения прошло, по меньшей мере, пятнадцать минут. Только сейчас, увидев его, я вспомнила, что посылала за водой, однако на поиск воды не могло уйти так много времени: в студии находилось как минимум два автомата с напитками. Однако старый офицер безмолвно оправдал свое длительное отсутствие. В его руках было несколько свежих сэндвичей с курицей, которые мне нужны были сейчас как никогда.       Покинуть здание было нелегко. Вокруг сновали множественные офицеры, представители ФБР, медики и прочие работники башни. На каждом углу раздавались охи и вздохи, кто-то даже додумался тыкать пальцами. Но самым неприятным был парадный выход, вокруг которого уже успели столпиться множество репортеров и журналистов. Один наш побитый вид мог вызвать кучу вопросов и фотографий, а уж попадать на обложку газеты мне точно не следовало. Хэнк, поняв мои замешательства, быстро нашел запасной выход. К счастью, тот оказался хоть и заваленным разным хламом, но все еще открытым.       Старая ржавая колымага вдруг показалась мне самым приятным и безопасным местом на свете. Боль все еще отдавалась по телу, и мне пришлось приложить усилия, чтобы забраться на заднее сиденье. Коннор и Андерсон все это время стояли рядом, видимо, желая в случае чего подать руку. Этого не потребовалось. Мне хватило импульсивного отзыва своего тела на прикосновения Коннора на долгие годы, так что я выдавила из себя кое-какие силы, чтобы заставить мышцы выполнить работу правильно. Вскоре, мы плавно покидали центр города.       Слабость протекала по всему телу. Выпитая вода и съеденные сэндвичи быстро рассасывались внутри, и на несколько часов мне хватало общей энергии на заживление и спокойное существование, однако вскоре потребуется еще больше ресурсов. Уставшая и изломанная, я аккуратно улеглась на скрипучее кожаное сиденье. Красная иссохшая кровь с кожи и волос сгустками оставалась на кожаной обивке, однако Хэнк ничего не говорил. Время от времени мужчина кидал взгляд на зеркало заднего вида, дабы убедиться, что я еще не отключилась. В этот раз мне не хотелось смотреть на улицы, мир вовсе стал мне противным. Я накрыла глаза ладонью, отдавая свой разум громкому рокоту двигателя.       На поездку ушло не меньше тридцати минут. Пробок из-за столкнувшихся или ушедших в кювет машин становилось все больше, и потому поездка затянулась. Однако когда дома мы все же настигли, мне стало гораздо легче. Улицы пустовали. Коннор, выйдя и отодвинув сиденье вперед, подал мне руку. Я смерила ее холодным взглядом и самостоятельно выбралась из машины. Было трудно, признаюсь. Но все же лучше испытать боль, чем вновь дразнить свой рассудок этими пугающими прикосновениями и эмпатийными ловушками.       – Это твой дом? – Хэнк, щурясь, рассматривал маленький белый домик посреди огромных коттеджей. Он медленно обошел машину, видимо, желая помочь мне добраться до входной двери.       – Он съемный, – коротко пояснила я.       – Так ты не здешняя?       – Нет, лейтенант.       Дойти до дома было не трудно. Съеденная еда и некоторое время отдыха прибавили сил в организме, и я, пошатываясь, все же смогла оказаться у двери без чьей-либо помощи. Офицеры шли за спиной.       Войдя в дом, я тут же уложила перепачканную Коннора-катану на столик. Андроид не изъявлял крупного интереса к убранству гостиной, ведь он в ней уже побывал. А вот Хэнк с прикрытым интересом осматривался по сторонам. Его взгляд задержался на оружейном столике, но говорить он ничего не стал.       – В моем доме нет спиртного, лейтенант. Так что ассортимент гораздо беднее: кофе чай, вода, сок?       – Пожалуй, кофе. Не откажусь, – буркнул старик. Как ни странно, от мужчины разило алкоголем, хотя я и не видела, чтобы он употреблял перед делом нечто крепкое. Возможно, покинув нас с Коннором старику было настолько не по себе, что тот решил опрокинуть стакан другой.       Налить кофе было не трудно. Кофеварка всегда находилась во включенном состоянии, и я довольно быстро подала напиток лейтенанту. Синие следы с его одежды исчезли, но кожа рук все еще была окрашена в соответствующий тон.       – Прошу прощения, мне срочно нужно выполнить одно дело.       Не дождавшись ответа, я устроилась в кресле и положила катану на колени. Руки отзывались импульсивной болью, стянутая рана под повязкой покалывала и щипала. Если андроид смотрел на мои действия с обычным, не удивленном взглядом, то Хэнк буквально поперхнулся кофе.       – И ты собралась сейчас чистить свою эту… штуковину?       – Я должна, иначе точно сойду с ума.       Мои слова не соврали. Зуд под черепушкой увеличивался, и я поскорее хотела избавиться от него. Вытащить катану у меня не получалось. Слишком больно было полноценно орудовать двумя руками.       – Я могу быть полезен? – послышался за спиной голос Коннора. Его облик отражался в зеркале, и я заметила, что смотрит он ровно мне в глаза, а не в спину.       – О, Коннор, и ты туда же!       – Вообще-то, да. Ты вроде не оставляешь отпечатков?       Вопрос Коннор принял как знак согласия. Он с самодовольной детской ухмылкой обошел меня, придвинул стоящий рядом пуфик и уселся напротив. Он был настолько близок, что я могла услышать, как скрипит его пиджак под имитацией человеческого дыхания, даже рассмотреть мелкий узор на ослабшем галстуке, увидеть каждый отдельный волос на идеально сложенной прическе. Как ни странно, все эти детали меня не интересовали: я слышала писк Коннора-катаны в голове, накрывающий волной любое другое физическое ощущение.       Доверять «священное» оружие кому-либо было непривычным, но Коннор под моим чутким руководством бережно достал меч из саи. Она покоилась в его руках на тупой стороне лезвия, и потолочный свет падал просто идеально. Я медленно брела по контурам Коннора-катаны взглядом, то и дело натыкаясь на пальцы реального Коннора.       – Это что? – Хэнк отвлек меня от мыслей. Я обернулась к нему, заставив больное плечо вздрогнуть. Взгляд старика был прикован к разрезанной занавеске у окна, – это ты так тренируешься? Берешь меч и машешь над головой как умалишенная, пока не разгромишь всю гостиную?       – Нет. Это кто-то из местных забрался ко мне в дом.       – Что за психом нужно быть, чтобы залезть в дом терминатора и изрезать его занавески.       Несмотря на подтекстовое оскорбление, сравнение меня с терминатором было забавным. Я слышала, как Хэнк отзывался в мою сторону, используя слово «коматозница», но тогда это не вызывало во мне эмоций. Прозвище «терминатор» напротив – казалось милым и каким-то свойским. Одарив старика ухмылкой, я вернулась к катане. В глазах Коннора читалось неприкрытое восхищение, он, как и я, медленно осматривал катану. Если бы он знал ее имя, наверняка бы словил системный сбой.       – Объясните мне, откуда эта фанатичная страсть к оружию? Похоже на какой-то фетиш.       – Я ведь обучалась при подразделении, а там очень много уделяют времени оружию, – едва дотянувшись до отодвинутого журнального столика, я взяла стоявший у края серый металлический баллон и распылила вещество на кожаную рукоятку. Швы, внутри которых была запекшаяся кровь, зашипели и покрылись пеной. – Нас приучают любви к катане с самого детства, так что когда мы становимся солдатами, и нам вручают по персональному оружию – эта привязанность превращается в веру ее священности. Слишком глубоко ушла кровь. Придется чистить щеткой. Коннор, подай, пожалуйста. Она лежит на столе.       Коннор метнул быстрый взгляд на столик. Его рука потянулась за черной полировочной щеткой, однако катана, оставшаяся висеть в воздухе всего на нескольких пальцах даже не шелохнулась. Я удивилась такой сбалансированной точности. Андроид наверняка знал, как именно держать оружие.       – Вы бы еще им имена давали, – Хэнк подошел так незаметно, что я от неожиданности дернулась. К счастью, никто этого не заметил. Он угрюмо, но сосредоточенно отхлебывал из белой кружки, и запах алкоголя постепенно сменился на запах мужского парфюма и кофеина.       – Не поверите, но многие из нас дают. Мужчины, по крайней мере, практически все.       – Неужели? И как зовут твоего «друга»? – саркастично спросил лейтенант. В комнате было относительно тепло, но мужчина не спешил снимать куртку. Каждое движение отзывалось скрипом натуральной кожи.       – Никак.       Конечно, мне пришлось соврать. Чтобы подумали эти двое, узнав правду?       Отложив щетку в сторону, я сняла салфеткой остатки крови и жидкости. Кожа приобретала свой истинный насыщенный цвет переплетающегося черного и красного. Головной зуд утихал, нервные клетки радовались каждому отчищенному сантиметру.       – И зачем это все? В смысле на кой черт воспитывать в бесчувственном солдате такую привязанность к этой штуке?       – Это как отличительный знак, – не успела я открыть рта, как Коннор ответил за меня. Он наблюдал за моими движениями, иногда указывая пальцем на остатки кроваво-чистящей смеси. – Как, например, полицейский жетон или пиджак с серийными номерами андроида. Только эти знаки можно забыть дома на столе, или оставить на спинке стула. Этот знак не забудешь. Он всегда в голове. Не так ли?       – Точнее не скажешь, – втянутая в чистку оружия, я лишь вскользь отметила, что Коннор описал все, как надо. Его бархатный, мягкий голос повторялся и повторялся в голове, но я тут же отмахнула эти мысли, сосредоточившись на черном лоскуте кожи, – здесь царапина. Как она могла вообще здесь оказаться… лейтенант, будьте добры. Передайте белый пластмассовый флакон. Он на столике рядом с вами.       Хэнк, оторвавшись от кружки, потерянно озирался, словно испуганный внезапным шумом суслик. В какой-то момент он обнаружил тот самый журнальный стол, на котором громоздились множество чистящих средств и предметов. Его рука бродила над белыми крышками. Флакончиков здесь было уйма, и потому мужчина выжидающе посмотрел в мою сторону.       – Там будет написано «Биополимер».       Сказанное не сразу помогло Хэнку. Я и Коннор наблюдали, как лейтенант поднимает флакон за флаконом, и каждое неверное найденное вещество грозилось отправиться в стену от разрастающегося раздражения Андерсона.       – Не то… нет… это что вообще такое… – флакончики бились и стукались друг о друга, несколько едва не попадало на пол, но Андерсон успевал остановить их одной рукой. Кофе в кружке уже закончился, и потому страх, что он прольется, отсутствовал, – стой… да сколько ж вас здесь… чертов китайский… нашел.       Натруженная мужская рука протянула белый самый маленький пузырек. Я аккуратно открыла крышку и ощутила неприятный едкий запах.       – Свихнуться можно. У самих дырки в теле, а они начищают сраный кусок железа, – с этими словами Хэнк вновь потянул к губам кружку, но, не обнаружив там содержимого, отошел к обеденному столу, – гребаный клуб фанатиков…       Маленькой капли вполне хватало, чтобы запаять огромную трещину в коже. Нанеся средство на царапину, я аккуратно протерла ее чистой салфеткой. Царапина начала срастаться.       – Что это? – Коннор кивнул в сторону пузырька, зависшего в моей руке. Глаза андроида излучали какую-то детскую любознательность, но я знала, чем это могло закончиться – Коннор захочет отправить жидкость в рот на анализ, а значит, мне придется оплатить нехилую сумму за сломанную машину.       – Это специальный полимер. По-моему, из названия было очевидно. Дальше я сама.       Андроид был втянут в процесс не меньше меня, и когда я произнесла эти слова, он уважительно, но с легким разочарованием убрал катану на столик. Мне предстояло еще почистить саю и отполировать лезвие, но с этим я могла справиться и сама. На деле причина была другой. Я не была плохой хозяйкой, и всегда ценила общество адекватных наставников, но силы постепенно покидали тело. Мне срочно требовались пища и вода, а значит, холодильник в скором времени будет атакован. Но делать подобное на глазах у итак доставшемуся сегодня Хэнка и андроида было дурной идеей.       – Пошли, Коннор.       Тупой звук встретившегося деревянного покрытия и керамической кружки был словно сигнал к действию. Андроид, подтянув галстук, уже направился к выходу вслед за лейтенантом, как был остановлен его резким разворотом ко мне лицом. Ноги затекли, а руки ныли, но я нашла в себе силы, чтобы встать и подойти к обеденному столу.       – Кстати. Оставайся-ка ты дома на эти парочку дней и приведи себя в порядок, – старик демонстративно обвел рукой вокруг своего лица, явно намекая на нездоровый цвет кожи.       Когда дверь отварилась, и Андерсон вышел в начавшийся закат, Коннор хотел было последовать его примеру. Но я ощутила предательское чувство внутри. Его широкая, но выпрямленная спина выглядела, словно вытянутое лезвие Коннора-катаны, и внутри, как и в машине, все вдруг напряглось.       – Коннор.       Андроид затормозил и медленно повернулся ко мне. Он ждал указания или приказа, а может, чего-то другого. Но его взгляд изучал мои глаза, пытаясь найти в них что-то совсем другое, не схожее с привычным солдатским поведением. Прошло всего несколько секунд, прежде чем внутри возгорелась очередная битва за разум. Чувственный человек пытался выдавить из себя короткое слово «Спасибо», но холодный рассудок всеми силами отталкивал его на самые дальние извилины головного мозга.       – Ничего. Доброй ночи.       – Доброй ночи, Анна.       На его лице не промелькнула ни единая эмоция, он был словно камень. Самый обычный подчиняющийся людям робот. Когда дверь за спиной андроида захлопнулась, я утратила последнюю каплю силы. Тело с грохотом осело на пол. Ноги были непослушны, вся грудная клетка гудела, пульсировала, отдавалась болью. Сердце вновь ритмично сбивало свой цикл, предсердия и желудочки сокращались не поочередно. Поток крови, сбиваемый такой неправильной работой сердечной мышцы, не разносил кислород и не забирал вредные вещества из тканей. Легкие отчаянно пытались выкашлять углекислый газ, и в тоже время отвергали обычный воздух. Я чувствовала, как в мозгу темнеет от недостатка питательных веществ, а белая повязка на плече вновь пропитывается красной жидкостью. Это было ужасное состояние. Тахикардия вызывала с каждым разом просто нереальные изменения в теле, и в этот раз к такой бурной реакции привело желание сказать гребаное слово «Спасибо». Единственное, что и вправду доставляло страх – внутренние конфликты, разгорающиеся из-за противоречивых друг другу реакций и команд сознания.       Отчаянное человеческое начало старалось выбиться из клетки, билось об углы, кидало в мое сознание разные воспоминания о нем: уверенная походка, родинки по обеим сторонам лица, приоткрытые в немом вопросе губы, пропитанная обоюдной кровью рубашка. Все внутри требовало признать его совершенство, его превосходство, но холодный натренированный рассудок солдата тщательно старался подавить эмпатии, затаптывая все внутри еще в зародыше. Организм сходил с ума. Я, стоя на коленях, задыхалась, кашляла, грозя выблевать легкие и желудок, сердце сбивало ритм каждые несколько секунд. Внутреннее рефлекторное естество, так тщательно воспитанное психологами и военными в подразделении, в истерике металось по мозгу, всеми силами старалось потушить накатывающую на организм панику из-за внутренних противоречий. В какой-то момент в уголке памяти блеснуло воспоминание, и мозг, старясь спасти ситуацию, кинул мне его в лицо. Холодный рассудок начал вставать на место.       Я желала ему смерти. Та злосчастная минута могла стоить жизни Коннора, но я стояла как вкопанная перед дверью, не желая входить. Я поступилась солдатскими установками о неприкосновенности наставника только ради собственных эгоистичных желаний избавиться таким образом от причины моей нестабильности. Чувство отвращения к себе заполоняло тело. Ведь собственное порицание себя было связано не только с едва не провалившимся заданием, но и с другим, чем-то более личным. Я желала смерти не просто наставнику. Я желала смерти совершенному, прекрасному созданию, которое нельзя дважды встретить в своей жизни. Он мог умереть, и все по моей глупости.       Мертвый Коннор, раскинувший руки на груде бетонного хлама, вновь вырвался из памяти. Сердце остановило свою бешеную скачку, солдатские рефлексы, призванные защищать доверенное лицо, взяли верх, но я знала, что это лишь имитация холодности: на самом деле человеческое начало осталось живым, и именно из-за него организм пришел в спокойствие. Никто не должен был знать о той минуте, в особенности Коннор.       Когда тело в конец успокоилось, я, опираясь на стол, медленно встала на ноги. Каждая мышца ныла, требовала энергии, голова раскалывалась. Если пробуждение солдат происходит с такими последствиями, то мне точно не хотелось через это проходить. Мне следовало держаться от андроида на совсем дальнем расстоянии, но почему это было так сложно?       В свете потолочной лампы и пробивающегося в дом заката серебристая поверхность лежащей на столике Коннора-катаны отбросила блик. Я медленно повернулась к столу, и вдруг почувствовала, как сильно боялась этого оружия. Еще совсем недавно, с утра меч всем своим видом требовал моего беспрекословного подчинения, требовал выбрать одного из них. Сейчас же, побывав в его руках, оно словно само не было против. Его карие глаза теплого темного оттенка отражались в ее лезвии, руки бережно держали за тупую сторону острия. Они были похожи. Его стойкая, офицерская осанка, ее уверенный металлический изгиб. Он был непоколебим, она была несокрушима. Каждый из них был готов следовать приказам, каждый старался держаться рядом, каждый по-своему холодно и подчиненно реагировал на мои действия.       Я смотрела на нее, и видела Коннора.       Он был ей. Она была им.       Каждый из них был губительно прекрасен.