Бесчувственные

      Тьма окружала этот мир, становилась гуще и яростнее. Звенящая тишина давила на уши, вселенная была поглощена огромной черной дырой. Я стояла посреди мрака, словно экспонат в обтянутой черными полотнами комнате без окон и дверей. Но сколько бы ноги не несли меня вперед, ближайшей стены я так и не достигла.       В середине горел свет. Он спускался откуда-то сверху слепым лучом, его границы четко виднелись в режущей глаз темноте. Источника не было видно. Источником была бездна.       Я шла вперед, ощущая себя летящим на тепло мотыльком. Жгучий мрак съеживался и вновь расползался, как расползаются краски в идеально чистой воде. Мне хотелось бежать, но скорость была неизменной, а шаги мои тонули в тупой, всепоглощающей тьме. Свет становился все ближе и ближе, я тянула к нему руки, тянулась всем телом и душой. Мне хотелось поскорее попасть хотя бы на маленький кусочек этих ярких спускающихся вниз золотистых нитей. Но чем ближе я подходила, тем сильнее замедляла шаг. Когда же до света осталось меньше метра, я встала как вкопанная. Дотрагиваться до света мне резко перехотелось.       Ровно в центре теплого луча стоял мужчина. Его идеально выглаженный пиджак отбрасывал блики своими светящимися отличительными знаками «Киберлайф», скрепленные края галстука спокойно лежали на груди. Темные, карие глаза смотрели на меня пронзительно, с некоторой холодностью. С левого виска все так же свисала черная прядка.       Коннор стоял точно в центре. Границы луча соприкасались с его разведенными плечами, сползали вниз по грубой ткани и обрывались, освещая черный пол под ногами андроида. Мне было радостно и печально, хотелось плакать и улыбаться. Он мог спасти меня от этой темноты, мог подвинуться и скрыть, запахнув тяжелым воротом пиджака, и я бы поместилась! Но я все так же стояла во тьме, искренне недоумевая, почему я еще не сделала шаг вперед.       Правая рука медленно потянулась к Коннору. Я чувствовала легкое покалывание в плечевом суставе, и несколько раз рука нерешительно зависла в воздухе. Но он смотрел на меня, не попытавшись оттолкнуть. Вскоре рука достигла своей цели, а пальцы почувствовали прохладную кожу.       Она была как естественная: местами пальцы распознавали имитацию часовой щетины; бионическая кожа поддавалась нажатиям подушечек пальцев, слегка углубляясь внутрь; поверхность кожи была теплой, мягкой. Но внутри я ощущала нечто настоящее, холодное, твердое и гладкое. Из груди вырвался облегченный стон, и я полностью прижала ладонь к щеке Коннора. Сердце билось быстро, но это чувство совершенно не было похоже на то, что заставляло меня корчиться на полу собственного дома. Оно было уютным, упоительно растекалось по телу. Рука утонула в жестких черных прядях, и идеальная прическа Коннора растрепалась.       Его облик был не просто совершенным. Он был действительно прекрасным. Тугой узкий галстук обтягивал шею, словно в объятиях. Маленькие коричневые родинки по периметру лица словно улыбались мне. Тонкие губы не выражали ни единой эмоции, но их уголки были слегка приподняты. В карих глазах плескались морские волны. Я всегда отмечала, какой отменной осанкой обладал андроид, видела, как гордо и важно он затягивает свой галстук и с какой легкой, но уверенной походкой идет вперед. Его идеально поставленная спина слегка приоткрывала вороты серого пиджака, и мной овладел интерес: так ли он прекрасен под одеждой?       Я оторвала руку с шершавой щеки и отодвинула правый ворот. Сквозь белую рубашку проступал искусственный рельеф человеческих мышц. От него веяло теплом, спокойствием, под пиджаком было даже жарко. Мне было мало ощутить это тепло лишь одной рукой. Переведя взгляд на глаза Коннора, который все еще смотрел на меня, я подошла вплотную и прижалась к широкой мужской груди всем телом.       Он и вправду был теплым… теплым, но прохладным. Непривычное чувство совершенно двух противоположных ощущений овладевали изнутри, я прижималась все сильнее, старалась слиться с ним воедино, узнать, что хранит этот пластик внутри своей головы, внутри груди. Сердце, совсем недавно сбивающее ритм от прикосновения к коже андроида, внезапно уравновесило ритм. Я чувствовала себя, словно в полете. Он не смотрел беспечно вверх, стремясь взлететь в небо на груде каменного хлама, но вместо него стремилась взлететь я. Его белая рубашка пахла чистотой и свежестью, я закапывалась носом в воротах пиджака и галстуке. Я была счастлива.       Андроид не выражал реакций. Он спокойно стоял, снося все мои издевательства и мою любознательность. В очередной раз сжав руки на спине Коннора еще сильнее, я ненароком допустила в голову терпкую мысль, и посмотрела в глаза андроида. Он не видел меня. Его взгляд был устремлен в то место, где недавно мне приходилось стоять.       Отвратительное чувство отчуждения словно отрезали все остальные чувства. По жилам больше не текло ощущение спокойствия и счастья, сердце вновь сбило свой цикл. Я резко отпустила руки и отстранилась. Это был не Коннор. Это была пустая оболочка под названием «RK800». Его грудь не вздымалась от имитации дыхания, в его глазах не было ни намека на мысль, он покорно стоял и ждал своего часа. В эту прекрасную, но вдруг ставшую совершенно чужой, голову могли засунуть сознание абсолютно любого человека, установить программы, которые с каждым днем обновляются и обновляются. Он мог быть жестоким детективом, мог быть бытовым помощником, мог быть куклой для утех. Он мог быть кем угодно, но только не Коннором.       Горячие слезы обожгли щеки. Наступающая отовсюду мгла больше не пугала меня, я даже желала в ней раствориться, лишь бы не видеть взгляд этих безучастных бездумных глаз. RK800 стоял напротив, его тело было брошено мне в сознание, как чья-то глупая усмешка. На душе стало мерзко, и я вновь почувствовала приступ удушения.       Тьма расступалась постепенно, словно бы я выходила из наркоза. Конечно, это было не так. Я выходила из сна. Тело почему-то оказалось в напряженном состоянии, ступни ощущали холод гладкого паркета. Как только в глазах прояснилось, а мгла исчезла в периферийном зрении, я медленно сощурилась. Сон все еще сходил с моего тела, и осознание окружающего мира было слабым, но этого мне хватило, чтобы оценить ситуацию. На меня смотрела собственная я: темные длинные волосы ворохом струились по спине, мятая серая футболка и такого же цвета короткие шорты громоздились на миниатюрном, подтянутом теле, словно мешки. По правой стороне виднелись темные круги разного размера и очертаний, но это были не рисунки – это были следы крови. Вся белая повязка пропиталась ей, и сейчас струйки черной в свете уличного фонаря жидкости струились вниз по запястьям. Я стояла перед зеркалом. Блестящие зеленые глаза блуждали по моему телу в отражении, и каждая новая деталь ввергала меня в новые сомнения. Очевидно, правая рука двигалась, и двигалась активно, учитывая количество крови. По правую сторону на полу виднелась черная лужица, в которой постепенно спадали все новые капли. Туманно окинув взглядом комнату в отражении, я подняла руки и, уложив их кистями на широкие рамы, оперлась о напольное зеркало.       Он был так близко. Его жар ощущался повсюду, даже сейчас тело все еще ощущало присутствие чужого тепла. По моим глазам струились редкие слезы, широко открытые зрачки исследовали каждый миллиметр лица. Самым пугающим было не то, что я испытывала положительные чувства к этой оболочке, но то, что я до сих пор не могла определить реальность и вымышленность. Снов мне не снилось добрых семь лет, сразу после операций мозг, лишенный эмоциональной сферы, не нуждался в разгрузке нервной системы, и сны остались в прошлом. Каждый день, падая на подушки, я лишь проживала очередную минутную темноту, и просыпалась, когда наступал следующий день. В этот раз все было иначе. Его взгляд смотрел сквозь меня, лицо было лишено хоть какой-либо смысловой нагрузки, но он был там – в моем сне. Ворвался в него, словно ветер в заколоченный дом через пробитое хулиганами окно.       Тахикардии не наступало. Обрадованная этим фактом, я сонно сменила повязки и ночную одежду, на что ушло тридцать минут. И хотела уже пойти вновь спать, как перед взором возникла постель. Светлое белое белье оказалось перепачкано крупными лужами крови. Часы пробили четыре часа ночи, когда я, сменив еще и постель, отказалась от сна, предпочтя заготовленные заранее жаренные куриные ножки.       Утро пробудило город воем ветра и первыми оранжевыми оттенками восхода на светлых снеговых облаках. Улицы все еще дремали, лишь редкие ранние рабочие выходили из дома с первыми лучами солнца. Своих соседей я не знала. По крайней мере, ни разу с ними не разговаривала. Я знала, что напротив в высоком двухэтажном красном доме жил одинокий мужчина. Каждое утро он вставал раньше всех, садился в свой внедорожник и уезжал до позднего вечера. В доме рядом со мной жила семья матери-одиночки. Ее маленькие девочки близняшки часто играли на улице в мяч и еще какие-то детские игры. Порой их надувной шар попадал на мой задний двор. Мать их очень ругалась, пыталась вежливо дозваться меня. В силу моего отсутствия интереса к общению с соседями она всякий раз не получала ответа, и девочкам приходилось исподтишка в тайне от мамы перелазить через невысокий желтый забор за игрушкой. Я не была против. Мне было все равно.       С левой стороны жила старушка. Она часто сидела на крыльце своего высокого, серого дома, и даже когда улицы припорошил снег - ее это не остановило. Верхняя одежда лишь стала потеплее, а на лавочке красовалось клетчатое одеяло.       Встав у окна, я наблюдала за расползающимися оттенками солнечных лучей, смотрела за первыми топчущими на работу соседями и поглощала виноград. Кровь в плечевом суставе пульсировала, ткани срастались. Травма была и вправду тяжелой: за всю свою жизнь я ни разу не получала сквозную рану, и когда андроид перебинтовывал руку, где-то на затворках разума я молилась военным генетикам, чтобы это «прокатило». Как видно, мольбы были не напрасны. Измененный генетический код и усовершенствованный мозг могли починить все, за исключением полного отрыва органа или конечности.       Энергия потреблялась быстро. Стоило желудку получить порцию еды, пусть даже самой питательной и белковой, через час живот вновь урчал. За весь день я приняла пищу как минимум девять раз. В ход шло все: куриное мясо, сырые овощи и фрукты, протеиновые и злаковые батончики, молочные продукты – все с благодарностью принималось желудком, и тут же рассасывалось. Когда недельный запас потускнел, мне все же пришлось выбраться в ближайший магазин. Недельные деньги от правительства закончились, и пришлось снять с банковского счета зарплату. К сожалению, ранения правительством никак не оплачивались. Ведь, по его мнению, раз травма получена из-за прикрытия наставника, значит, это исключительно проблема солдата. В какой-то степени я была согласна.       Магазин был крупным, а его ассортимент – многообразным. Руки хватали все, что видели глаза, даже если это и не входило в мой привычный рацион. Шоколадные кексы, зефир, замороженные креветки, высокоуглеводный пирог с мясом, многочисленные фрукты и овощи, консервы. В пакеты для продуктов отправилась даже пицца. Я знала, на что был способен организм во время регенерации, и мне не хотелось выходить на следующий выходной день из дома. Уже на середине покупок плечо вновь заболело от нагрузок, и дома я обнаружила темные пятна на бордовой рубашке.       Связной блок-наушник пролежал все это время на обеденном столе. Я не надевала его все выходные, ведь администратор знал о моем положении, и потому не должен был звонить как минимум еще четыре дня. Однако мое нежелание его надевать было скрыто в другом. Он был мне противен. Все, что хоть как-то напоминало о подразделении вдруг стало омерзительным и пугающим. Дверь, ведущая в подвал, казалась мне дверью в чистилище, и всякий раз я старалась обратить свой взгляд в другую сторону, как только приближалась хоть на метр. Черные комбинезоны смотрели на меня гордо и укоризненно, когда дверцы шкафа оставались распахнутыми. Один из их братьев, покалеченный в башне Стрэтфорд, уже отправился по спец.почте в утилизирующие органы. Пальцы, упаковывая поврежденный комбинезон в синий пакет, ощущали его плотность и тугость, и это чувство было дискомфортным. Наушник же был брошен на столе специально. Я знала, что возникающие негативные предрасположения к подразделению не имели хорошего посыла, и потому оставила связной блок на виду, чтобы не забывать о главных вещах: кто я такая и что здесь делаю.       К вечеру плечо перестало ныть. Хороший признак, подумала я. Сосуды наконец закупорились, само ранение покрыла светлая, зарубцевавшаяся кожа. До полного заживления в условии покоя оставалось не больше суток. Вскоре плечо станет гладким и идеальным по своему внешнему виду. На деле же внутри появятся новые молодые клетки, которые время от времени будут требовать от мозга еще ресурсов в силу своей уникальности.       Несколько раз за день звонил Хэнк. Мне не трудно было догадаться, откуда человек, у которого рядом ходячая интернет-энциклопедия, достал мой номер, и потому я даже не удивилась его хриплому голосу. Он вкратце рассказал о девианте, который скрывался в очередной заброшке. Поймать его они, к сожалению, не смогли. И хоть слова «к сожалению» были использованы самим лейтенантом, в его голосе сожаления я не слышала. Он был спокоен, даже доволен.       Мужчина несколько раз расспросил меня о самочувствии, но тут же отвергнул мое желание выйти в участок на следующий день. Было ли это навеяно чувством вины и благодарности, или он просто не хотел случайно получить по макушке – неизвестно. Но сопротивляться я не стала. Мне и вправду стоило прождать еще один день, учитывая предыдущую ночь.       Закат посадил солнце за горизонт очень быстро. В соседних домах начали зажигаться огни, с неба срывались снежинки. Все люди прятались по домам, почувствовав на своей коже температуру ниже десяти. Даже старушка сложила одеяло в несколько раз и ушла в дом. Слабаки, подумалось мне. Пожили бы они в комнате с двадцатиградусным морозом без какого-либо теплого пледа или куртки. Им бы не было преград.       Когда небо поглотила тьма, я вновь уселась в кресло перед зеркалом. Бежевую обивку мебели стоило бы сдать в хим.чистку. Красные и синие следы крови остались на светлом полотне отпечатками пальцев и каплями, но мне так не хотелось расставаться с ними. Каждый взгляд в их сторону напоминал мне о переплетениях механической и человеческой жидкости на рубашке Коннора. Он наверняка уничтожит костюм, но я этого делать не собиралась. Слишком сильные ассоциации вызывали во мне эти танцующие на ткани краски.       Коннор-катана радостно блестела в моих руках. Каждое мое движение с полировочной жидкостью по ее холодному лезвию приносило успокоение. Рука нежно гладила поверхность, та в свою очередь нежно отражала мои зеленые глаза. В какой-то момент в отражении блеснула кария радужка, и катана со звоном полетела на пол. Нахлынувшее воспоминание спугнуло меня. Мышцы на рефлексах отдернулись от оружия, восприняв его как возможный источник будущих проблем – внутренний солдат все еще жил, и даже больше. Он был уверен в полном контроле над разумом, и оттого руки в мгновение ока отказались держать оружие. Коннор, лежа на полу, яростно бликовал своим идеально заточенным лезвием. Я чувствовала перед мечом чувство вины, но доделывать работу не стала. Просто аккуратно убрала меч в саю и поставила на стойку. Коннор, вроде не был, против. Он послушно отдавался всем моим движениям, нашептывая, что такая моя реакция на деле вполне закономерна и не является преступлением. Только в этот раз я почувствовала, насколько это странно – ощущать ментальную связь с тем, кто даже не имеет сознания.       Сон приходил очень долго. В этот раз я проверила все замки и все окна, приняла горячую ванну, выпила стакан молока (закусив половиной пирога и лотком мороженого), но сон так и не шел. Я слепо смотрела в темный потолок, рассматривая прыгающие тени от проезжающих мимо машин. Плечо не ныло, но покалывало, но это точно была не истинная причина бессонницы. Ее я знала. Это очередной страх столкнуться с тем, что было утрачено семь лет назад. Как ни странно, внутренний солдат старался спасти положение. Мои взгляды совпадали с воспитанными во мне рефлексами, я отчетливо понимала, что не хочу терять свою жизнь, и потому слепо следовала приказам солдата внутри. Сейчас этот приказ запрещал спать. И я бы выполнила его, если бы не требующий отдыха организм.       Вопреки моему ожиданию, ночь прошла спокойно. Сны мне не снились, голова была ясна. Возможно, это было связано с увеличенной нагрузкой на желудок, который остался ночью с грузом работы, но на утро я постаралась связать это с возобновившимся укоренением влияния на разум солдатских установок. Возможно, все было не так плохо, и мне предстояло вновь вернуться на свои круги. До моего пребывания здесь оставалось не больше месяца. Ведь не могло же правительство просто так меня тут бросить.       Следующий день обещал быть долгим. Если в первый моя основная задача была в поглощении изрядного количества пищи и воды, то теперь эта задача уходила на второй план. Плечо практически зажило, и ресурсы теперь уходили только на общее состояние организма. Телевизор был моим спутником в предыдущий день, но сегодня он был скучным и серым. Вместо него я, сидя на подоконнике и поглощая нарезку из яблока, апельсина и киви, смотрела за протекающим миром вокруг. Люди спешили на работу, отвозили детей в школу, брали обеды из рук домохозяев. На крыльцах некоторых домов время от времени показывались андроиды в фирменных формах, означающих функции бытовой помощи. Одна из андроидов, модель AX400, стояла у крыльца и смотрела, как от дома отъезжает хозяйский автомобиль. Ее лицо было грустным, безучастным. На какое-то мгновение ее взгляд скользнул по моему окну. Андроид задержала свои глаза ровно на моем лице и тут же скрылась в доме. Мне не понравилась эта встреча. Я слезла с подоконника.       Организм не испытывал физических нагрузок уже два дня. Коннор-катана сонно лежал в своей стойке. Время перевалило за три часа дня, и солнце уже было на пути к западному краю, когда мне вдруг наскучило бродить по маленьким комнатам. Телевизор вещал о новых волнениях, где-то в центре Детройта проходила мирная демонстрация девиантов. Слушать этого не хотелось: правительство все равно издало указ об обязательном подавлении андроидов. Их просто расстреляли, как стадо овец. Люди всегда боялись того, чего не понимали, верно? Это принцип инстинкта выживания – сторонись того, что может быть опасным. Возможно, это и была причина такой агрессии со стороны человечества. А может, это обычное желание вернуть под свою власть то, что старательно пытается из нее выбраться.       Выключив телевизор, я скользнула взглядом по катане. Коннор, как будто бы проснувшись от моего внимания, стал казаться более живым. Всем своим видом меч просился в мою руку, зазывал своим изящным, точно спина настоящего Коннора, изгибом, манил кожаной мягкой рукояткой. Недолго думая, я повесила Коннора за спину и двинулась на выход.       Задний двор моего дома не был богатым. У дальнего забора стояло два дерева, меж которых висел гамак. На вид он был таким удобным, что в нем наверняка бы с удовольствием проспал парочку жизней Гомер Симпсон из мультсериала древности «Симпсоны». Заросшая пожухлая трава скрывалась под белым снежным полотном. В моем доме не было ничего примечательного. Примечательного не было и на всей территории заднего двора.       Я, оглянувшись, медленно вышла на середину двора. Босые ноги чувствовали мягкость снега, который тут же начинал таять под моей кожей. Черные спортивные штаны обтягивали ноги, серая майка держалась на плечах на тоненьких бретельках. Одежда не грела тело, учитывая усиливающийся снегопад, но ведь мне и не требовалось тепло. Тем более, что мышцы скоро нагреются под собственным теплом.       Выхватив правой рукой катану, я медленно вытащила ее из саи. Характерный звук звенящего лезвия больно сочетался с пульсирующим напряжением в области поврежденных мышц, но я не остановила себя. Медленно, я сделала несколько поворотов меча вокруг кисти, разрабатывая затянувшуюся плоть. Мне нужно была тренировка, всему телу нужна была тренировка.       Лезвие плавно сделало полный круг у левого плеча, и я, продолжая рефлекторные движения, сделала выпад левой стороной тела вперед. Меч застыл в моих руках у виска лезвием вперед, зависнув словно в невесомости. Ветер швырял в глаза горсти снега, в ушах стоял шум ветра. Но я не ощущала всего этого. В мире была только я и она. Резкий поворот тела на сто восемьдесят градусов сопровождался цикличным танцем Коннора в моих руках, выполняющего круги вокруг моей головы. Я сделала еще один выпад уже в сторону дома и меч повис над уклоном в воздухе, словно бы застыв перед лицом противника. Все тело с упоением отзывалось на мои движения, тонкая нить боли протекала в каждой жилке, но то была приятная боль. Словно после долгого сна протянутые вверх руки, заставляющие подтягиваться каждое мышечное волокно.       Ветер усилился. Я, не вставая с подогнутых колен, плавно отвела катану за спиной, удерживая тело в равновесии другой рукой, оставшейся впереди. Пелена становилась все белее и белее, где-то вдалеке сигналили машины. Каждая нервная клетка ловила любое изменение в окружающей среде, но даже не старалась изучить их. Они оставались где-то внутри, отдаваясь эхом в напряженном теле. Ноги развернули тело плавным шагом, и я в такт этому движению взмахнула Коннором-катаной, со звуком рассекая воздух. Ворох снежинок, несущийся ветром вперед, был сбит новым потоком воздуха. Кожаная рукоятка нагрелась от тепла ладони, кисть вспотела. Тренировка напоминала мне танец. Чувственное танго из двух переплетающихся тел. В моей руке могла покоиться его рука, такая теплая и холодная. Он мог смотреть на меня, улыбаясь, а мог безучастно выполнять команды танцора. Его пиджак колыхался в такт движений, а галстук уносило бы попутным ветром. Он смотрел бы в мои глаза, каждая раз подхватывая мое тело…       Левая нога внезапно наткнулась на правую, и я полетела лицом вниз. Коннор-катана скрылся в слое снега, злостно блеснув своим острием. Пушистый снег поцеловал мое лицо, и я откашлялась. Какого черта я творю?! Лежу здесь, как распростертая на морском дне звезда. Мне оставалось только несколько раз сделать взмах руками, чтобы оставить небесного ангела на белоснежном покрове.       Промелькнувшая мысль о возможном танце с андроидом показалась мне на вкус резиновой и тяжелой. Мне определенно стоило быть аккуратнее в отношении Коннора-катаны. После встречи с реальным Коннором она уже не была такой послушной и гордой. Она была податливой, словно требующей вновь оказаться в его руках. Я аккуратно выпутала меч из слоя снега и подняла вверх. Ее мягкий блеск металла не был резким, а рукоятка лежала в руке уже не так приятно. Она хотела к нему. По крайней мере, мне так казалось.       Мне определенно стоит обратиться к психологам.       Сквозь снежный буран я заметила чей-то силуэт. По ту сторону соседского забора стояла та самая мать-одиночка. Она с поразительным вниманием и испугом смотрела в мою сторону, в ее лице читалось беспокойство относительно моей психической стабильности. Не думаю, что она видела меня хоть раз настолько близко. Но уверена, что отныне она решит присматривать за своими девочками пристальнее.       Убрав катану в саю и поднявшись на ноги, я побрела к дому.       Оставшийся день прошел апатично. Пища больше не поглощалась в прежнем количестве, энергии мне хватало с лихвой. Соседи наверняка уже начали шушукаться относительно странного увлечения нового жильца дома, но это меня мало волновало. В чем-то я все же еще соблюдала баланс – к слухам и сплетням я была безучастна.       Ближе к вечеру раздался звонок. Это был Хэнк. Он вновь спрашивал о моем состоянии, вновь рассказывал о своих делах, используя не самые скромные эпитеты: «Торчу весь день в офисе, как гребанный папа Карло. Задрало все. Хочу отпуск» - шутливо бросил лейтенант, когда я поинтересовалась о его здоровье.       В восемь часов раздался еще один звонок. Хэнк в это время не звонил, и потому я даже испытала дискомфорт, услышав телефон из гостиной. Когда же звонок оборвался, и я взяла трубку, по ту сторону послышался Коннор. Он безучастно поинтересовался моим состоянием, уточнив, приду ли я на следующий день в полицейский участок. Ситуация требовала разъяснений, и Коннор, как ни странно, мне их предоставил: «Лейтенант просил уточнить у вас этот момент. Он совершенно забыл спросить, с его уровнем стресса это закономерно» - четко парировал андроид механическим, но искусно имитированным человеческим голосом.       ‒ Да… да, я приду. Плечо зажило. Двух дней хватило, ‒ я устало терла переносицу указательным и большим пальцем. Мне хотелось оборвать звонок как можно быстрее, но такт общения с наставником того не позволял.       ‒ Хорошо. Я передам лейтенанту Андерсону.       Телефон оповестил об окончании переговоров раньше, чем я успела попрощаться. Ну и славно, подумалось мне. Меньше контакта – меньше проблем.       На следующее утро мне все же удалось выспаться. Организм не испытывал таких страшных вещей, как тахикардия или бессонница, и в зеркало на меня смотрела выспавшийся боец.       Плечо полностью зажило. Кожа стала чистой и гладкой, от рубцов и недавно свисающих лоскутов кожи не осталось ни следа. Рацион питания стал таким же обычным, как и в начале моего пути: пресная овсяная каша, фрукты в виде ананасовых долек. Время я просчитала вовремя, и даже с запасом: добраться до участка мне удалось меньше, чем за пятнадцать минут. По дороге я чувствовала себя как никогда лучше. Установки солдата внутри вновь оживали с новой силой, ни одна деталь утра не смогла вызвать во мне эмоции. Даже когда проезжающий на велосипеде мальчишка-школьник едва не врезался в меня, я помогла парню встать и молча пошла дальше. Он не вызывал у меня эмоций, хоть его слова извинения и благодарности были милыми, а черная шапка с надписью «LOSER» была смешна.       Участок был еще пуст. Несколько детективов и полицейских уже сновали из угла в угол, но это было далеко от привычного шума. Кое-кто, завидев меня, ошеломленно помахал рукой. Я ответила тем же. Хоть чувств во мне и не было, все же этикет и социальное поведение требовало выражение отношений.       Стол Хэнка Андерсона был пуст. Часы указывали на половину девятого, и лейтенанту было рано появляться на работе. Однако вместо него был другой персонаж. Его то мне хотелось видеть меньше всего.       ‒ Доброе утро, мисс Гойл.       Коннор по свойски улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. Моя уверенность в солдатском холодном разуме уменьшилась.       ‒ Доброе утро, Коннор, ‒ буквально процедив слова сквозь зубы, я обошла стол Хэнка и уселась на подоконник.       Андроид наблюдал за мной внимательным недоуменным взглядом. Он явно не понимал, откуда вдруг такая отчужденность и враждебность. Знай он о моих последних нескольких днях и о его непрямом участии в них – точно бы не удивился.       Я не смотрела на андроида. Его изящные черты лица и вновь белая рубашка остались без моего внимания, буквально всем своим видом я показывала, что не желаю с ним общаться. Смотрела куда угодно: на кафельный пол, на пустой кабинет Фаулера, на почесывающего ягодицы детектива Хопкинса – куда угодно, но не на него. Коннор-катана за спиной, словно нарочно, стукнулся о мое здоровое плечо. Она шептала мне на ухо о моей неблагодарности, требовало подойти к растерянному андроиду и протянуть ему руку в знак приветствия, но я быстро подавила это желание. Катана была взята в руки.       Полчаса до начала смены были невыносимо долгими. Коннор, ощущая мою неприязнь, с некоторой задумчивостью уселся в свое кресло и сидел там неподвижно. Его стойкая поза и безучастный взгляд напомнили мне о сне. Он и вправду был всего лишь оболочкой. Попроси техника за отдельную плату, и он тут же впихнет в это тело все что угодно. Поистине прекрасным было не то, что снаружи, хоть оно и было выполнено совершенным. Прекрасным было то, что внутри. От этого умозаключения мне стало страшно.       Лейтенант появился через пятнадцать минут после начала смены. Холл заполнился шумом, люди сновали туда-сюда. Кто-то посматривал в мою сторону настороженно, кто-то враждебно. Были и те, кто окликал меня по имени и поднимал руку в знак уважения. Такое внимание мне было странным, чуждым. Обычно меня воспринимали как обслуживающий персонал силового назначения, и здороваться со мной, тем более малознакомые люди, не решались. Здесь было все иначе.       В участке появился и Гэвин Рид. Он метал в мою сторону злостные взгляды, полные ненависти, я же бесцеремонно изучала его лицо. Ожогов на нем не было. Как обидно…       ‒ Доброе утро, лейтенант, ‒ Коннор тут же вскочил, как только Хэнк подошел к столу.       ‒ Ага, ‒ мужчина кивнул андроиду в знак приветствия, однако его полный недоумения взгляд был направлен на меня. – А ты что здесь делаешь?       ‒ В каком смысле, лейтенант?       ‒ Ты же должна дома валяться.       ‒ Я полностью выздоровела, ‒ в знак доказательства, я встала с подоконника и сделала несколько кругов правым плечом. – Плечо зажило, спасибо вам за выходной.       ‒ А какого хрена я ничего не знаю? – Хэнк бросил на стол какой-то документ, и сложил руки на груди. Его подбородок слегка приподнялся, и теперь глаза смотрели надменно. Седые длинные волосы были чистыми и причесанными. На лице не было ни единого намека на усталость, хоть вокруг глаз и рта бежали мелкие паутинки морщин. Но они были свидетелями возраста, а не недосыпа.       ‒ Что значит вы не знаете? Коннор вчера звонил вечером, и обещал передать, что я сегодня выйду.       Я и Хэнк как по команде обернулись в сторону Коннора. Андроид открывал и закрывал рот, как рыба, издавая икающие звуки.       ‒ Я вам передавал! – наконец, андроид смог овладеть речью и быстро затараторил. В его глубоких глазах читалось замешательство, по нему нельзя было сказать, что он врет. Возможно, это было вызвано его общей схожестью с человеком. Ведь они могли имитировать не только дружелюбие… ‒ Должно быть, вы не обратили внимания, лейтенант.       ‒ Ладно, к черту это. Раз пошла такая пляска, то у нас есть дело.       Хэнк вновь взял бумаги в руки, и побрел в сторону стеклянных кабинетов. Мне не хотелось смотреть в глаза Коннора из-за наступающего страха, но я все же сделала это. Андроид смотрел на меня, как испуганный щенок, чьи продукты жизнедеятельности только что нашли на ковре посреди комнаты. Яркий диод на виске переливался желтым цветом, и меня это натолкнуло на мысль, что андроид и вправду мог передать информацию Андерсону, и тот в силу своего очередного алкогольного опьянения – а судя по запаху оно и было – совершенно об этом забыл. Однако в таком случае открывался другой вопрос: даже если лейтенант и забыл об этой информации, то почему он не помнил, что сам лично просил Коннора позвонить? Возможно, все было не так поверхностно.       Фыркнув, я закатила глаза и побрела за уже удалившимся старым офицером. На плечах мужчины виднелась влага, а кончики седых волос слегка слиплись – на улице вновь сыпал снег. Кожа рефлекторно ощутила влагу и холод. Я любила снег. Точнее, когда-то любила.       Маленькие кабинеты для показаний располагались вдоль стены рядом с выходом на ресепшн. Прозрачные, но мутные стеклянные стены не позволяли полностью рассмотреть происходящего внутри. Сквозь толстое стекло пробивались только размытые очертания людей. Большинство кабинетов были пусты. Только в одном проглядывались несколько силуэтов, принадлежащим явно не женщинам. Именно к этому кабинету мы и направлялись.       Хэнк дождался, пока я и Коннор, как выводок утят, соберемся вокруг него. Он одарил нас предупреждающим взглядом вроде «закройте рты и выглядите умно» и открыл стеклянную тяжелую дверь. На удивление, та поддалась легко. Через несколько секунд мы все вместе вошли в кабинет для показаний.       Хватило всего одного взгляда, чтобы я четко определила для себя – мне здесь не уютно. Кабинет был маленьким и узким, но с высокими потолками. В таком кабинете не было возможности развернуться, стоило только выхватить Коннора-катану и выставить вперед, как тут же будешь больно прижат спиной к противоположной стене. Узкое пространство раздражало солдата внутри меня. С ним же раздражалась и я.       Не смотря на узкость пространства, здесь все же помещался один белый стол, за которым сидел офицер в полицейской форме, и стул, на котором восседал в свою очередь посетитель. Ему явно было не комфортно здесь: мужчина был грузный, широкие плечи были стиснуты словно в тиски, глаза взволновано бегали по нашим лицам. Его седая недельная щетина густо покрывала лицо, горчичного цвета куртка распахнулась настежь. Ему было жарко. Что ж, я с ним соглашусь. В помещении и вправду было очень душно, а наши с Хэнком тела только усугубляли ситуацию. Коннор не употреблял кислород, но его присутствие тоже доставило дискомфорт – если Андерсон развязно присел на уголке стола, то я и Коннор вынуждены были делить маленький участок у входа пополам. Андроид, сам того не осознавая, встал рядом со мной настолько близко, что рукав его пиджака касался моей левой руки. Внутри поднялся зуд, и мне хватило терпения только на половину минуты – рука инстинктивно нащупала саю висящей за спиной катаны, лишь бы подальше держаться от этого создания.       ‒ Знакомьтесь – это лейтенант Хэнк Андерсон. Он ведет дела в городе по андроидам.       ‒ Здравствуйте, – растянуто произнес Хэнк.       ‒ Добрый день, лейтенант, – голос мужчины был слегка перепуганным, даже торопливым. Он встревоженно мял серую шапку в своих пропотевших ладонях.       ‒ Анна, Коннор, – лейтенант коротко кивнул в нашу сторону, изучая статуэтку полицейской машины на столе. Вряд ли от этого знакомства была польза, но седовласый Хэнк все же решил нас представить, хоть и в своей привычной манере. – Рассказывайте. Что у вас произошло?       Коннор стоял рядом неподвижно, изучая посетителя глазами. Его диод вновь горел приятным голубым цветом, я отметила четкость линий его скул. От вновь нахлынувших мыслей тело бросило в жар. Я попыталась отодвинуться от андроида еще подальше, но Коннор этого не заметил. Его интересовало исключительно новое дело по девианту, меня интересовала моя безопасность в прямом и переносном смысле.       ‒ Мы с женой пару лет назад купили андроида. WR-300. Наши-то дети все разъехались. Неделю назад я хотел его сдать обратно, ‒ только произнеся эти слова, мужчина виновато взглянул на Коннора и тут же затараторил. Создалось впечатление, словно мужчина пытается извиниться перед представителем другого «вида». – Сами понимаете, все эти случаи нападения, митинги. Жена не дала его забрать. Позволила ему сбежать. Его уже неделю нет. Жена меня грызет, привязалась к нему, глупая женщина. Говорит, мол, ребенок, как же можно его отдавать. Верните его, очень прошу вас.       – Вы не знаете, где андроид может быть? – Хэнк в мгновение ока стал более серьезным, суровым и «профессиональным». Подобное его поведение ярко выделялось на фоне обычного агрессивного и безалаберного поведения лейтенанта, и мне понравилось видеть его таким важным. В конце концов, он был представителем закона и в какой-то степени моим коллегой. Пусть он и выглядел, как старый шериф-ковбой в кожаной коричневой куртке, сидящий вразвалочку на краю стола. Все же он знал свое дело.       – Нет, конечно. Он из дома толком не выходил. Я даже представить себе не могу, куда он мог пойти.       – Вы уверены? – Коннор подал голос так внезапно, что меня передернуло. Я испуганно посмотрела на андроида. Даже в профиль андроид выглядел идеальным, и мне представилась возможность получше рассмотреть имитацию родинок. Делать я этого, конечно же, не стала, несмотря на внутреннее желание пялиться во все глаза.       Хэнк сложил руки на груди, выпрямился и вызывающе посмотрел на андроида. Его взгляд «сидите тихо и не рыпайтесь», кинутый перед дверью, остался Коннором проигноренным, как и все остальные ранее отданные приказы.       – Мозг девианта включает в себя множество противоречивых функций. Все девианты, с которыми нам приходилось работать, не покидали мест преступления, или же скрывались там, где им хоть что-то было знакомо. Они не получают команд и не знают что им делать. Постарайтесь вспомнить. Может, андроид все-таки покидал дом?       Мужчина перестал мять шапку. Он сощурил глаза, смотря ровно на Коннора. Меня бы этот взгляд давно напряг, но андроид сносил все – даже пронзительные серые глаза, смотрящие прямо в душу.       – Вообще-то, было одно место… он часто ездил с моей женой ко мне на работу, когда та привозила мне обед.       – Вы осматривали это место? – переспросил Хэнк.       – Нет. Оно закрылось на ремонт уже после моего увольнения полгода назад. Да и был он там всего несколько раз… думаете, он может там прятаться?       – Мы проверим все зацепки, что найдем, – лейтенант расправил плечи и встал со стола. Ему не терпелось покинуть помещение, до того здесь было тесно и неуютно. – Где это место?       – Рыбозавод. В Лост-Поинте.       – Мы оповестим вас, если что найдем. До свидания.       Просторный, серый холл был как глоток воздуха после утопания под пятью метрами воды. Мы с Хэнком как по команде выдохнули, стоило только переступить порог кабинета. Коннор выглядел вполне сносно. Его грудная клетка вздымалась и опускалась, но это было лишь имитированное действие. Возможно, поэтому он смотрел на нас с неким смущением и интересом.       Снежный покров улиц увеличился в два раза. Здешние зимы никогда не могли похвастаться высокими сугробами или сильными снегопадами. По крайней мере, после Арктики любая зима мне казалась всего лишь паршивой пародией на мороз и холод. Однако в этом году здешняя погода разыгралась не на шутку. Большинство митингующих против андроидов людей на площадях часто носили с собой плакаты, выдвигающие теорию об изменении погодных условий из-за производства андроидов. Может, так оно и было, и Коннор был косвенно причастен к вдруг нахлынувшей зиме. Мне остро хотелось подшутить на тему повелевания андроидом над погодой, но я сдержалась, больно закусив губу. Во рту вновь почувствовалась кровь. Совсем как в тот раз, когда Коннор предстал передо мной с вывернутым животом.       – У вас кровь, – андроид, ловя своей идеальной укладкой черных волос белые пушистые снежинки, пальцами дотронулся до левого уголка своих губ. – Вот здесь.       Это легкое и простое движение вызвало во мне бурю, торнадо из смешанных холодного рассудка и все больше укореняющейся чувственности. Я отвернулась от андроида и стерла кровь с лица. Рана внутри быстро затянулась и исчезла, но дыра внутри никуда не делась. Я словно чувствовала голод внутри желудка, в то время как есть мне не хотелось. Старый ржавый гвоздь на белом, идеальном паркете сменил свои рыжики на металлический уверенный блеск, и что-то мне подсказывало, что вырвать его оттуда теперь точно не удастся – рыжина вокруг гвоздя, расползаясь по паркету, уничтожала его в щепки. Края белого пола, символизирующего мой солдатский мир, обветшали. Мне оставалось только оплакивать свое существование и отталкивать Коннора все дальше и дальше в надежде, что это поможет.       – Вы занимаетесь самоедством? – как можно тише осведомился андроид. Хэнк уже сидел в припорошенной белым снегом машине и старался ее завести. Двигатель рычал и пыхтел, отказываясь просыпаться в такую холодную погоду.       – Нет. Я занимаюсь защитой механических придурков. Что за вопросы такие, Коннор? Ты бы еще спросил меня, как часто я хожу в туалет.       – Извините. Я не хотел вас смущать. Просто это так странно смотрится – человек, не способный на эмоции заедает свои ощущения собственным телом.       – Я ничего не заедаю. Случайно вышло.       Двигатель взревел и недовольно откашлялся. Я была рада возможности избегания общения с Коннором, и потому, не удостоив того и взора, кинулась к машине. Андроид сопроводил меня взглядом и тронулся с места только тогда, когда я оказалась на заднем сиденье.       Салон старой колымаги перестал быть таким противным. Сиденья все так же скрипели, корпус машины вибрировал от гулкой работы двигателя. Здесь стоял стойкий запах алкоголя и мужского парфюма. Следы моей крови и крови Коннора исчезли, и я ненароком представила себе, как лейтенант, откидывая свои длинные седые волосы и недовольно шмыгая морщинистым носом, оттирает красно-синие потеки с черной кожи.       – Могу я узнать, почему вместо расследования мы кидаемся на поиск сбежавшего андроида-ребенка? – аккуратно спросила я. Рокот в салоне стоял сильный, и приходилось слегка повышать голос. Мой вопрос был адресован исключительно Андерсону, но в зеркало заднего вида на меня смотрели карие глаза.       – Я должен знать причину мутаций внутри андроидов, чтобы суметь предотвратить назревающую гражданскую войну. Этого не сделать без живого андроида.       Признаться честно, было неприятно, что андроид решил ответить на вопрос, который ему не предназначался.       – По-моему, вы могли бы сдвинуться с точки, не ловя андроидов тут и там, а отыскав более серьезные пути решения.       – Я говорил лейтенанту Андерсону, что нам стоит посетить мистера Камски. Но лейтенант имеет иное мнение.       – Ты забыл? Иное мнение навсегда.       – Я не понял, вы что, обсуждаете меня рядом со мной же? Совсем программное обеспечение слетело?       Басовитый голос Хэнка резко оборвал нашу беседу, и мы оба неловко дернулись. На мгновение я даже и забыла, что старик сидел здесь, совсем рядом, и слышал каждое наше слово. Однако риск себя оправдал – отражение Коннора в зеркале вздернуло уголки губ вверх в невинной полуулыбке.       Снегопад перестал идти не меньше минуты назад, но легкие пушистые снежинки местами еще спускались с небес. Люди кутались в своих шубах, куртках и плащах. Улицы редели. Все меньше жителей хотело покидать дома или офисы, боясь попасть под очередную стычку солдат и андроидов. Стоило отметить, что большинство людей положительно относились к андроидам и их стремлению к независимости, и в особенности сильно это явление было заметно после расстрела правительством мирных митингующих пластиковых людей.       Свихнувшиеся андроиды в мыслях, словно за веревку, вытащили в центр моего внимания еще одну деталь. Она засела еще в тот момент, когда Коннор впервые упомянул ее в моем присутствии, но за ворохом событий эта деталь удачно скрылась в чертогах разума. Сейчас же, вновь упомянутая, она вылезла на поверхность, больно зудя мозги.       Камски. Как много в этой фамилии. Элайджа Камски был основателем «Киберлайф», и, хоть давно отстал от дел, в головах каждого солдата значился нежелательным лицом для столкновений. Подразделение всегда отказывалось от распоряжений правительства, если в деле стояла фамилия «Камски» или хотя бы что-то, связанное с его личностью. Выше половины от общего числа солдат встречали его в живую, чуть меньше – видели только на фотографиях. Мне довелось побывать в числе большинства. Я видела его лишь однажды, на одном из банкетных собраний, когда сопровождала главу подразделения Эмильду Рэйн. Это было чуть меньше двух лет назад, но встреча четко отпечаталась в голове. Мужчина был противен и склизок настолько, насколько сильно нам и внушало подразделение.       Мы проехали какой-то перекресток и устремились вниз, к реке. Дома в этой части города были серыми, неприметными. Кое-где обсыпалась штукатурка, были выбиты стекла из оконных старых рам. Казалось, словно мир покинул эти места, и темное тучное небо лишь оттеняло эту городскую отчужденность. В одной из подворотен между двумя старыми кирпичного цвета домами расположилась группка темнокожих подростков. Один из них исполнял забавные, словно механические движения, образуя редкий для нынешнего времени танец. Я помнила эти движения, потому что видела их раньше. Обучаясь при подразделении в университете, у меня было множество товарищей, сокурсников и просто знакомых, и большинство парней очень любили собираться в кучку, включать поп-рэп и выполнять эти незамысловатые, но изящные в своей технике движения. Наиболее красиво всегда получалось именно у темнокожих мальчишек.       – Старый, добрый Лост-Поинт… – Хэнк окинул взглядом медленно ползущие за окном дома. В его старческой улыбке читалась ностальгия, это место наверняка было ему не просто знакомо, но и дорого. По крайней мере, именно это я слышала в теплом голосе мужчины. – Я не был здесь лет шесть.       – Это место для вас что-то значит, да? – с поддельной улыбкой спросила я. Хэнк, в отличие от Коннора, эмоций у меня не вызывал и порой приходилось делать усилия, чтобы выдавить из себя участное лицо.       – Здесь я поймал своего первого преступника. Правда, это был мелкий воришка, и ему было шестнадцать лет, но здесь и других вещей было много.       Лейтенант замолк. Он снизил скорость и благодарно осмотрел улицу. Андроид, сидящий на пассажирском сиденье, наблюдал за его поведением. В его блестящих глазах читалась заинтересованность к проявлению благоговения у старого офицера. Ведь тот в последнее время все больше и больше показывал свои положительные стороны.       Сделав очередной поворот, мы заехали на открытую территорию рыбозавода, миновав сетчатый высокий забор. Перед взором предстало крупное, производственное здание с высокими трубами, стремящимися в небо. Рыбозавод был пуст. Здание стояло на метровом фундаменте, высокие подъемные ворота были подняты до упора. Внутри здания сияла чернота, и она вдруг напомнила мне о тьме, что совсем недавно поглощала мое тело во сне.       Машина остановилась у фундамента. Широкие колеса оставили следы на белом снеге. Судя по отсутствию иных следов, это здание не посещалось как минимум несколько месяцев. Хоть повсюду и стояли ящики и мешки со строительными материалами, на деле ремонт стоял уже долгое время.       Хэнк выбрался первым. За ним вышел Коннор. Он отодвинул заднее сиденье вперед и вновь подал мне руку. Она наверняка была на ощупь теплой и слегка шершавой, но я не осмелилась за нее ухватиться. Только одарила андроида враждебным взглядом и выбралась из кузова сама. Коннор-катана зацепился рукояткой за дверной проем, и я едва не полетела вниз лицом. Коннор безучастно смотрел, как я, упав на колени, встала на ноги и пыталась отряхнуть костюм. Он не кинулся ко мне на помощь, не поддержал меня в момент падения, хотя его когнитивные функции и уровень реакции наверняка позволял это сделать. Нет. Он просто стоял и смотрел. С удивлением я ощутила внутри себя обиду и острую неприязнь к андроиду. Это было на руку внутреннему солдату, которого я тщательно пыталась залечить.       – Опять заброшка? – жалобно осведомилась я, отряхивая снег с колен. Коннор с хлопком закрыл дверь и побрел дальше.       – Здесь вечный ремонт, – сделал вердикт Хэнк. Он проверял магазин своего табельного оружия, видимо, ожидая встретить ярое сопротивление. Подумав о том, что это всего лишь ребенок, я тут же вспомнила брошенные полицейскими тела андроидов-детей рядом с горящим баком. На их лицах отражался страх, рты были открыты в беззвучном крике. Глаза смотрели высоко в бездну. Они наверняка не сражались. Им даже понять это слово было тяжело в силу программных установок.       – Вы серьезно думаете, что он мог забрести сюда? Мы ехали не меньше тридцати минут, а если пешком, то это и того дольше. С ним могло случиться что угодно по дороге.       – Значит, мы пойдем по его следам.       Хэнк неуклюже пытался подняться на бетонную платформу вверх. Его нога постоянно соскальзывала с такой высоты, и тело грозилось плюхнуться на спину. На всю территорию слышались мужские ругательства и вздохи. Я хотела уже залезть на платформу и помочь лейтенанту, как это сделал Коннор. Он ловким движением взобрался наверх, заставив свой костюм шуршать от слаженных движений. Старик удрученно схватил протянутую андроидом руку, и вскоре оба были уже наверху.       Завидев меня, готовящуюся вскарабкаться наверх, Андерсон тут же вскрикнул:       – А ты куда собралась? Останешься здесь.       Сказанное прозвучало, как нечто неестественное, неправильное. Словно мне только что попытались доказать, что дважды два – не четыре, а пять. От такого заявления, я даже опешила, так и не успев коснуться платформы. Оба детектива смотрели на меня сверху вниз со вполне серьезным взглядом, но если Коннор был серьезен по привычке, то лейтенант смотрел с явной суровостью.       – Позвольте напомнить, что моя задача – защищать вас и ваши жизни. А это будет трудно сделать за сотни метров.       – Хватит уже, дозащищалась. Останешься здесь и точка.       Мужчина отвернулся и уже не спеша пошел в сторону здания. Андроид последовал его примеру.       – Стоять! – я быстро вскочила на фундамент и криком развернула детективов к себе. На лице Хэнка читалось раздражение, Коннор, как и ранее, ничего дельного не выражал. – Вы уверены, что правильно распоряжаетесь моими возможностями? Я здесь не для того, чтобы торчать у входа, пока вы там где-то шаритесь в темноте.       – Ты вроде должна следовать моим указаниям. Вот я и указываю. Стоишь здесь и защищаешь вон… машину! Хватит мне одного твоего ранения, еще и труп на себя повесить. Ну нет…       Как бы я не старалась выразить свое возмущение, как бы не сверкала искрами из глаз – все было тщетно. Старик уже уходил в темноту здания, когда Коннор, поглядывая на нас, все же принял решение следовать за офицером. Через минуту оба скрылись во тьме. Еще через минуту их шаги затерялись в шуме речного ветра.       Моим возмущениям не было предела. Я ходила из стороны в сторону, хватала рукоятку катаны для успокоения, открывала и закрывала рот как рыба, чтобы что-то сказать – ничего не менялось. Я все так же стояла на краю платформы, свирепо сверля взглядом несчастную калымагу. Рефлексы внутри съеживались и растягивались, один требовал покинуть место «наблюдения» и броситься во тьму, другой – стоять и ждать следующих приказов. Даже внутри солдата происходили внутренние конфликты. От них мне уже было тошно.       Наконец, смирившись с участью, я скрестила руки на груди и обернулась в сторону реки. Солнце уже поднялось над горизонтом, однако за белой пеленой облаков его не было видно. Шум реки перебивался шумом ветра, создавая истинную природную симфонию. Это было красиво. Снежинки летели в лицо, я изредка щурила глаза, прячась от прямого попадания осадков. Во мне все еще бушевала солдатская злость, я никак не могла успокоиться. За время работы меня использовали по разному: отправляли на шпионаж, на тайное убийство врага с последующей постановкой «случайно смерти», использовали как машину-убийцу, оставляли на тренировку новых бойцов, даже приставляли к семье какой-нибудь важной шишки, чтобы защищать их от потенциального нападения. Все было за это время, но никогда меня еще не заставляли сторожить старую рухлядь посреди заброшенного рыбозавода. Это был опрометчиво и так… унизительно?       Отвернувшись от реки, я посмотрела вглубь темноты здания. Стены наверняка имели окна, но отчего-то они были либо заколочены, либо закрашены. Ноги пытались нести меня к зданию, пытались заставить меня ринуться за наставниками, прикрывая их собственной спиной, но мозги отчетливо приказывали стоять и ждать. Именно этим я и занималась. Стояла и ждала.       Сгустки тьмы внутри помещения мне были до отчаяния знакомыми. Там, во сне, именно эта тьма поглощала меня в своих объятиях, от нее я пыталась бежать на единственный источник света. И когда я уже достигла его, оказалось, что это не только единственный источник солнечного тепла. Оказалось, это еще и источник моих проблем.       На мгновение мне почудилось, что сейчас внутри здания загорится свет, совсем как во сне. И в центре луча, задевая его границы своими широкими плечами, будет стоять он. Тот, от которого в моих жилах стынет кровь, а рассудок делится на две части. Из-за которого внутри сонно потягивается человечность, вот-вот грозясь проснуться и доставить мне кучу проблем в будущем. Тот, который одним только своим видом был способен изменить целый мир.       Из глубины здания послышался шум. Я, оторванная от мыслей, аккуратно положила руку на бесшумный ПБ. Постепенно шум нарастал, и в них я отчетливо слышала торопливые шаги бегущих ног. Внутри все напряглось. Это мог быть кто угодно. Выхватить пистолет и выставить его вперед было бы глупым: бегущий мог быть Хэнк и Коннор. И если первый вариант я отмела сразу из-за слишком резвого топота, то второй вполне мог иметь место. Вряд ли Коннор обрадуется вновь нацеленному в него оружию.       Из темноты показался силуэт. Это был парень. Его рост был чуть ниже моего, на худощавом теле мешком свисала дутая черная куртка, под которой прятались запачканные синие джинсы. Его ботинки явно износились, и приходилось лишь гадать, где и как долго он в них лазил. В какой-то момент парень поравнялся со мной, и я заметила красный диод на виске. Он не посмотрел на меня, лишь несся вперед с завидной скоростью.       Когда парень уже был почти у входа на территорию, из темноты здания донеслись еще одни шаги. Одни были медленными и плетущимися, другие – ловкими, быстрыми и синхронными. Было не сложно понять, кому какие принадлежали. Хэнк едва показал свой нос на солнце, как в мое лицо прилетело хриплое, но громкое:       – Останови его!       Дальнейшего я уже не слышала. Мой взор вновь вернулся к пареньку, который почти достиг открытых ворот. Рука на рефлексе вздернула пистолет вверх. Вокруг ничего не было. Окружающий мир растворился, словно молоко в крепком кофе, шум ветра и реки утих. Я знала, что там позади был еще какой-то шум, но его не существовало. Была только я, дуло пистолета и он – девиант с горящим на виске красным диодом.       «Этого не сделать без живого андроида»       Мягкий голос Коннора словно на ухо повторил слова. До исчезновения парня было не меньше одной секунды, и мне следовало сделать выбор: уничтожить и провалить задание или пощадить и сказать уходящим на ногах сведениям «пока».       Дуло пистолета резко опустилось и я нажала на курок. Выстрел не прозвучал – звук полностью поглотил глушитель. Но я тут же почувствовала, как силовая отдача прокатилась по руке, заставив мое тело от непривычки вздернуться. Я давно не держала пистолет. Дней пять точно.       Парень свалился на ногу у самых ворот. Я слышала вскрик, возможно, даже плач, но в глубине души мне было абсолютно плевать. Он остановлен, и я свою задачу выполнила с минимальными затратами.       – Какого черта ты творишь?!       Голос Хэнка взревел так близко, что я от испуга пошатнулась. Чувствительность только приходила в норму, отцепляя свое внимание с мишени и переключая его на весь окружающий мир. Коннор уже стремительно несся к отползающему андроиду-подростку. Лейтенант, сгорбившись, стоял рядом со мной. Взгляд его светлых глаз не предвещал ничего хорошего.       – Я просил остановить его, а не ногу ему отстрелить!       – Жизненно важные детали целы. У него всего лишь повреждена конечность.       – Отличное у тебя оправдание! А если это будет настоящий ребенок?! Прострелишь ему руку?!       Осадив мое нахлынувшее чувство исполненного долга, лейтенант Андерсон, кряхтя и цепляясь за спину, торопился к андроидам. Его реакция больше, чем озадачила. Напротив, она встревожила. Детектив, занимающийся делами девиантов для их же устранения, вдруг разозлился из-за простреленной пластиковой ноги. В его выражении лица читалось отчаяние, ярость и разочарование. Он отдал приказ и получил его исполнение, но сам тому был не рад.       Шум ветра заглушал разговор андроидов и детектива. Я не решалась подойти, так и стоя с пистолетом в руках. Время от времени попутный ветер бросал в мое лицо вместе со снежинками юный мальчишеский голос, умоляющий его не трогать и старческое, наполненное сожалением «Все будет хорошо».       Вскоре мальчика привели к машине. Он посмотрел на меня с ненавистью и страхом, но больше всего в этих зеленых глазах отражалось мое собственное смятение. Когда хромающий, теряющий тириум парень был усажен на заднее кресло с наручниками на руках, я слезла с платформы. Хэнк уже садился в машину, громко хлопая дверь. Он был недоволен, и это была моя проблема.       – Коннор, – андроид обернулся на свое имя, абсолютно спокойно смотря мне в глаза. Вот кто всегда был спокоен. Вот у кого стоит поучиться хладнокровию. – Что будет с парнем?       – Он вернется на склад «Киберлайф» для деактивации.       – Но его ждут дома.       Глаза андроида изменились. Он непонимающе нахмурился, буравя меня своим взглядом.       – Он не имеет дома, мисс Гойл. К тому же в его программе системный сбой, и возвращать его в семью нельзя.       На этом разговор закончился. Коннор учтиво отошел в сторону, намекая на то, что мне пора на заднее сиденье. Куда-куда, но туда мне точно не хотелось садиться. В голове промелькнула мысль, а не отказаться ли мне и не пойти пешком, но шальная идея тут же исчезла, стоило только взглянуть на андроида. Он знал, о чем я думаю. И потому обошел меня с другой стороны, отрезая путь к побегу.       Ехать на одном сиденье с простреленным андроидом было неприятно. По его лицу струились слезы, совсем еще мальчишеские глаза с опаской косились на оружие. В салоне царила напряженная тишина. Хэнк больше не улыбался, глядя на окружающие дома, не кидал назад дружелюбных взглядов. Коннор старался не двигаться. Весь мир вдруг обернулся против меня. Осознав это, я вдруг почувствовала себя мразью. Коннор-катана был единственным моим соратником, и я крепко до боли в пальцевых суставах сжимала саю. Нагретая поверхность успокаивала, приносила удовольствие. Где-то внутри организм подал мне сигнал, что решает, не подбросить ли мне тахикардию вдогонку ко всему случившемуся. Я попыталась вымолить у собственного сердца и разума отсрочку, и, как ни странно, это подействовало.       Кататься в машине пришлось до конца вечера. Сначала мы посетили участок, где Коннор с пристрастием допросил девианта. К сожалению, в смотровую комнату меня не пустили: Хэнк вообще старался меньше пересекаться со мной, и потому я осталась сидеть у его стола в надежде, что все образуется и собственный наставник не станет долго держать на меня зло.       Позже нам пришлось отправиться в башню «Киберлайф». Коннор вел хромающего, заливающегося слезами андроида вперед уверенной походкой, словно вел девианта не на смерть, а на обычные лечебные процедуры в профилакторий. Я сопровождала андроидов взглядом, и, возможно, где-то внутри отметила удивительно совершенную походку Коннора, в любой другой ситуации вызвавшую у меня волну мурашек. Но сейчас я могла думать лишь о Хэнке и его злостном взгляде. Даже сейчас лейтенант молча отошел в сторону, не желая смотреть на меня.       Через пару часов андроид вновь вышел из здания, но уже один. Он молча подошел к нам, взглядом сказав о случившемся и мы, всей троицей, отправились в дом к семье уничтоженного андроида-девианта. Небо начинало темнеть, на часах было почти четыре вечера, когда мы достигли узкого двухэтажного коттеджа. Всем своим телом я предвкушала, как буду оправдываться перед людьми. В голову лезли разные эпитеты: «я не подумала», «я не успела», «я не хотела». Что угодно, даже самые отвратительные отговорки вроде «купите другого», но среди них не было ничего дельного, ничего адекватного.       К счастью, мне даже не пришлось выходить из машины. Хэнк бросил сухое «сиди здесь» и вышел из автомобиля прежде, чем я смогла хоть что-то ответить. Коннор бросил на меня извиняющийся взгляд и последовал за офицером. В машине мне пришлось просидеть не меньше получаса.       Вернуться в участок получилось только в пять часов вечера. Рабочая смена департамента полиции давно закончилась, но Хэнк не стал развозить нас по домам как обычно. Он приехал в участок, вылез из машины и с некоторым обречением поплелся в здание. Я чувствовала, как надвигается волна неприятного, возможно, даже конфликтного разговора, но говорить ничего не осмелилась. Это была моя работа – выполнять приказы и слушать выговоры.       Коннор следовал за лейтенантом весь день, и даже не задумывался на тему причины возвращения на участок после работы. Хэнк не любил задерживаться в полиции дольше положенного. Сейчас же холл пустовал, все давно отправились домой. Только дежурная бригада полицейских где-то в глубине здания в закутке сонно зевала, смотрела вечерние новости и ждала вызовов.       Хэнк бросил ключи от автомобиля на стол, и плюхнулся в кресло. Он тер свою переносицу большим и указательным пальцем, Коннор слышал, как в висках стучит кровь от излишне разогнавшегося сердца. Анна стояла рядом с андроидом. Ее руки были сцеплены за спиной, на лице читалась абсолютная покорность.       Молчание не могло быть долгим. Весь день напряжение нарастало с геометрической прогрессией, и насколько Коннор знал людей, это тревога между людьми рано или поздно должна была выплеснуться в конфликт. Отчасти он был согласен с ошарашенным выражением силовика, когда Хэнк буквально наорал на нее. Она выполнила приказ, использовав максимально эффективный путь разрешения проблемы. К тому же андроида настораживала реакция офицера. Он тщательно ощупывал ее, пробовал на вкус, пытался разжевать, потом вновь выплевывал и повторял процесс заново. Он знал, что в этом кроется что-то еще, что-то неправильное. И оно ускользало от него каждый раз.       – К черту это дерьмо, – Хэнк встал с кресла и, подойдя к Анне с яростным взглядом практически на метр, внезапно озверел. – Какого хрена ты творишь?! Ты прострелила этому парню ногу, о чем ты вообще думаешь?!       – Он остался жив. Вы выполнили свое задание. Я не понимаю, в чем проблема.       Анна искренне недоумевала, и этот вопрос ее явно тревожил. Она бегала взглядом по глазам Хэнка, пока тот сверлил ее свирепым взором в упор. Коннор знал, на что способны люди в злости, и злость андроидов в этом случае не шла ни в какое сравнение с человеческой яростью. Он понимал, что в любой момент ему придется вмешаться и разрядить ситуацию, тем более, что нестабильность солдата в последнее время могла перерасти в нечто большее и ответить старому офицеру чем угодно. Коннор, осознав эту мысль, существенно напрягся, перебегая взглядом от одного напарника к другому.       – В чем проблема? А я расскажу тебе в чем проблема. Проблема в том, что такие как ты не способны использовать собственные мозги. Вы способны только слепо следовать приказам. Легла на хирургический стол и думаешь, все? На этом твоя ответственность снята? Нихрена подобного! – Хэнк ткнул Анну указательным пальцев в грудь. Его крик отражался от стен, и впервые в жизни Коннору стало не все равно, что вокруг никого не оказалось. – Ты просто очередная сраная игрушка в руках правительства, которой было легче засунуть голову в песок как сраный страус. Ты не человек. Ты даже не машина.       Завершив свою тираду, Хэнк, не спуская глаз с Анны, плюхнулся на стул. Его лицо раскраснелось, и хоть испещренное морщинами лицо само по себе было темным, краска увеличивала этот эффект. Коннор медленно перевел взгляд на Анну. Он ожидал чего угодно: слез, ярости, обиды, чувства вины – чего угодно, но только не то, что было на ее лице. Она была холодна. Холодна и спокойна. Однако ее напряженный подрагивающий голос говорил совсем о другом.       – Высказались? – тихо спросила Анна.       Хэнк сверлил ее своими злыми глазами, придавливал к месту, но она словно бы и не чувствовала этого сурового взгляда. Ее блестящие волосы тяжело спускались из конского хвоста, приспущенная собачка на черном тугом комбинезоне обнажала белую майку. Коннор смотрел на ее без эмоциональный профиль лица, и даже не постеснялся признать самому себе, насколько много идеальных очертаний человека можно было встретить в ней. С момента нападения в башне Стрэтфорд он больше не боялся ощущать это странное чувство родства и схожести, хоть время от времени и пытался задвинуть его прочь. Он даже допускал, что именно эти чувства заставили его позвонить мисс Гойл в тот вечер. Да, именно эти чувства, а не желание узнать о состоянии здоровья.       Андроид не мог отвести взор от этого обреченного, холодного облика, как не старался это сделать. Он ждал ее следующих слов, ждал, чтобы знать наверняка: один ли он ощущает себя не так, как положено бесчувственному, или все же эти внутренние сбои вызваны исключительно его фантазией, и сумасшедший здесь только он?       – А теперь слушайте меня, – Анна не сводила холодных глаз с лейтенанта, и Коннор почувствовал облегчение, услышав в ее голосе страх и обиду. Совсем недавно он боялся заметить в ней что-то не стабильное, теперь же он желал это видеть каждый день, лишь бы поскорее избавиться от ощущения своего одиночного сумасшествия. – Плевать я хотела, что вы думаете обо мне и моем деле. Я выбрала свой путь не для того, чтобы слышать упреки со стороны старых пьяниц. И считаю, что лучше я буду смотреть на захлебывающийся в собственной крови мир с высоты бесчувственного существа, чем каждый раз самой топиться в слезах и потерях.       – Только трусы бегут от своих проблем, зарывшись в песок, – отчужденно отметил Хэнк.       – Да плевать. Пусть будет так. Это лучше, чем каждый раз строить, и потом реветь на осколках разбитой жизни. Не хочу больше привязанности. Не хочу боли, одиночества и страданий. Мне надоело смотреть, как кровь близких стекает по моим рукам, я устала от этого!       В глазах Анны блеснули слезы. Это не на шутку встревожило андроида. Пусть он и хотел знать, что сходит с ума не в одиночестве, но совершенно не желал видеть доказательства своими глазами. Коннор нахмурился, ощутив как резко изменился темп сердца девушки. Она смотрела обреченно, как-то потерянно, пронизывала взглядом сидящего на стуле лейтенанта. Тот в свою очередь не отрывал глаз от лица Анны, с каждым ее словом становясь тучнее.       – Каждый выбирает свой способ освобождения от чувств вины, лейтенант. Кто-то напивается, кто-то нюхает красный порошок. Я нашла другой выход. И если вам он не нравится – можете смело идти нахрен и писать на меня отказную. И завтра же меня здесь не будет.       Сказанное было брошено так резко, что лейтенант Андерсон вздернул брови вверх. Коннор понимал: лейтенант ожидал, что будет конфликт, однако не думал, что может зайти так далеко. Он был далеко не самым приятным человеком, у которого в рамках нормы были мимолетные конфликты. Но он никогда не воспринимал их всерьез. Сегодня ему пришлось это сделать.       – Доброй ночи, лейтенант Андерсон, – Анна нарочито сильно выделила последние несколько слов и сделала низкий театральный реверанс. – Прощай, Коннор.       Андроид не успел ничем ответить, как девушка в быстром темпе решила покинуть здание. Она уже была у двери, когда Коннор, очнувшись от ступора, сделал несколько шагов в ее сторону и… застыл. Она определенно была необычной, но слишком опасной. Системная программа внутри сделала свой выбор, и Коннор ей подчинился, оставшись стоять, глядя на вход, в котором исчез солдат. Он прокручивал этот момент раз за разом, пытаясь найти причину, почему его вдруг дернуло пойти следом. Ее силуэт выходил из холла снова и снова, и снова, и снова… причину он так и не нашел, хоть и смотрел на вход еще длительное время.       – Проклятье, – чертыхнулся за спиной лейтенант Андерсон.       На улице постепенно опускалась ночь. Мне не хотелось ждать такси, и я обреченно потопала по заснеженному тротуару, оставляя темные следы. Проходящие мимо люди, укутанные в теплые одежды, смотрели на меня как на идиотку, но их взгляды оставались только взглядами. Я не чувствовала десятиградусный мороз, а даже если бы и могла чувствовать, то вряд ли стала обращать на него внимание. В голове все было забито воспоминаниями о тяжелых моментах прошлой жизни, а их было не мало. Чертов старик своими речами вырвал их из закрытого участка памяти, словно отворив дверь в дом перед холодными ветрами зимы. Я видела все, что когда-то происходило со мной, и самое худшее – я вновь чувствовала все то, что чувствовала ранее. Боль, страх, обиды, привязанность. Все чувства, как вспышки салюта, крушили последние стены в солдатском холодном рассудке, и мозг уже не мог ничего противопоставить этим чувствам. Он больше не кидал мне прогнозы о моем будущем, не требовал усмирить собственные мысли, не ужимал человечность внутри в самых далеких уголках подсознания. Эмоции вырывались наружу, яркие краски памяти прыгали передо мной, словно светлячки.       Ногам хватило сорока минут, чтобы добрести до улицы моего дома. Темнота уже опустилась на дома, и во многих загорелись лампы. Каждый дом был по своему хорош, по своему живым. Обхватив себя руками, я встала напротив красного цвета трехэтажного здания. В окне веселилось семейство. В их доме случился какой-то праздник, и все гости, дети и старики сидели за праздничным ужином, весело смеясь и улыбаясь. Они были счастливы. По-своему.       Следующий дом не был таким ярким. Он состоял всего лишь из одного этажа, и был серого неприметного цвета, но в его окнах горели огни. Мужчина нежно обнимал женщину в бордовом платье за плечи, пока та разливала по бокалам вино. На ее груди красовался золотой кулон, на его пальце – брачное кольцо. Они тоже были счастливы. По-своему.       В соседнем красном двухэтажном доме не было веселья, романтики и любви. Мужчина лет тридцати что-то строго говорил своему андроиду AX400. Модель молча стояла, потупив взор, кивая на каждый его крик. В какой-то момент в доме прогремел хлопок. Он не был доступен для моего звукового восприятия, но визуально я все осознавала. Хозяин ударил андроида по лицу, и та упала на пол. Она посмотрела в окно, глядя мне точно в глаза. Это был тот самый андроид, провожающий своего хозяина по утрам. Она не была счастлива. Но был счастлив он. По-своему.       Острое чувство вины, обиды и злости овладели моим разумом. Я вдруг возненавидела подразделение, правительство, дурацкий комбинезон. Возжелала смерти всем этим людям, военным генетикам, психофизиологам. Я питала ярость даже к Хэнку и Коннору. Но больше всего я питала ярость к самой себе. Такой слабой, беззащитной и… чувствительной.       Ноги наконец довели меня до дома. Он резко отличался от остальных. Его темные очертания в ночи были не дружелюбными, неприятными, отвратительными. Я вошла внутрь, и чувство не изменилось. Дом был мне чужим. Здесь не было ни одного намека на жизнь самодостаточного человека, только дурацкие флакончики на журнальном столике и оружие на тумбочке. Здесь жило только одного существо – паук. У него и то лучше получалось обживать свое место под телевизором, свивая каждый раз новую паутину.       Коннор-катана была брошена на диван. Она грустно ударилась о мягкую обивку, но подавать свой голос, требующий чистки, не стала. Она была так же печальна, как и я. Он был так же печален, как и я. Его карие глаза метались от меня к Хэнку весь наш разговор, металось и все внутри него. Я знала, что он, как и я, борется с новообразованиями внутри, но было лишь одно различие: он никогда это не чувствовал и мог проявить интерес к такому непривычному явлению; я же чувствовала это ранее, и возвращаться совершенно не хотела.       Стянув с рук и спины верхнюю часть комбинезона, я словно на автомате побрела вниз по темной лестнице в подвал. До следующей диагностики оставалось не больше пяти дней, но меня это не волновало. Крепкий стул, набитый датчиками, стоял посреди комнатки словно безмолвный палач. Результаты диагностики давно должны были прийти верхушке, но они не торопились с действиями. Я не знала, как поступают работники подразделения в случае фиксации нестабильности солдата, но была уверена, что точно не сидят за столом, сложа руки.       Подойдя к светящимся слабым светом экранам, я провела указательным пальцем по верхней каемке. Техника была очень тонкой и слабой. Раньше процессор и аппарат диагностики ставили в комнате солдата, но когда участились случаи нападения на бойцов в их же доме, было принято решение убрать аппарат от посторонних глаз. В данном случае это был подвал. Причиной такого решения было даже не страх перед обнаружением, а страх перед уничтожением техники. Ведь стычки всегда сопровождались драками, в результате чего хрупкая техника могла повредиться. В случае таких ситуаций аппарат заменяли, однако на такое дело уходило не меньше трех-двух недель. И это было идеальным вариантом.       Совершенно не чувствуя внутри ничего, я легким движением указательного пальца столкнула процессор со стола. Монитор со звенящим звуком встретился с бетонным полом, экран отключился, и по матовой поверхности стекла побежала белая паутина из трещин. Осталось лишь дать сигнал верхушке об отсутствии процессора.       Ощущая облегчение внутри, я поднялась наверх. Мне определенно стоило расслабиться. В лучшем случае – выпить бутылочку вина.       Коннор стоял напротив здания «Киберлайф», не решаясь войти. День на сегодня можно было считать законченным, по крайней мере, извещений о девиантах не поступало, и он смело мог идти на базу. Однако стойкое чувство смятения его останавливало.       Лейтенант Андерсон был сильно удручен и взволнован. Было ли это вызвано резким обращением Анны, или все же вдруг всплывшими в ней чувствами, но Андерсон четко дал понять, что не пойдет сегодня домой. Он предпочтет бары: «Напьюсь и уйду в нирвану» – как выразился сам Хэнк. По началу Коннор не хотел уезжать. Он знал тягу Хэнка к алкоголю, и знал его стремление к суициду. Оставлять седого, побитого жизнью Хэнка вот так было опрометчиво. И Коннор, поправив галстук, развернулся, сгребая слои снега, на каблуках и устремился прочь от здания.       По правде говоря, андроид не имел ни малейшего представления, в каком из баров мог сегодня находиться лейтенант. Каждый раз это были абсолютно разные места, однако в каждом баре его знали абсолютно все работники. Это наталкивало на мысль, что лейтенант не просто пропивает зарплату – он был настоящим алкогольно зависимым человеком. Время перевалило за девять вечера, когда андроид, меся своими туфлями снежные покровы и гоняя такси из района в район, обежал пять баров. Везде его принимали враждебно. Кто-то косился, кто-то смотрел прямо без комплексов, кто-то прогонял. Андроид лишь окидывал взглядом помещение и уходил за дверь. Каждый новый бар убавлял решимости андроида в успехе затеи, но в одном таком месте он внезапно забыл о Хэнке.       Очередной бар под названием «Сентропе» был узким, но одним из самых чистых в данном городе. Деревянная коричневая стойка блестела от лака, маленькие, отделенные друг от друга низкими стенами, столики с диванчиками были окрашены в белый цвет. Чуть дальше от бара виднелась сцена и танцевальное пространство. Коннор вошел в помещение, услышав мягкий звон потолочного колокольчика. Редкие посетители тут же обернулись на него. Их было три, не больше. Один сидел за стойкой, двое – за одним из ближних столиков.       – Андроидов не обслуживаем, – безучастно бросил высокий бармен с бабочкой на черно-белой рубашке.       Коннор его не слышал. Он смотрел на самый дальний столик. Он решался, стоит ли пройти вперед или же выйти и продолжить свои поиски, гадая о причине ее появления в этом несерьезном месте. Андроид все же решился. Поправив волосы, Коннор сделал шаг и ощутил, что отступать уже поздно.       По залу растекалась приятная мелодичная музыка. Женщина пела о смятении и любви, о поиске дома, о жизни вне тела, и о чем-то еще. Бутылка вина была полностью осушена, и остатки красного недешевого вина оставались в моем бокале. Иногда я позволяла себе выйти в люди. Все же я оставалась обычным человеком, которому требовалось хотя бы время от времени выбираться в люди, чтобы не одичать от отсутствия социального контакта. Даже больше – во мне сидела подавленная женщина с ее типичным трепетом перед платьями, красивой красной помадой и каблуками. Все это у меня было. Красное, атласное платье-футляр сидело ровно по фигуре, ведь и оно было сшито на заказ. Ноги ныли от непривычных черных лакированных туфель, просили вновь залезть в тяжелые ботинки с протектором. Но не в этот раз. Я даже не стала заплетать волосы, оставив их струиться по спине. Бармен время от времени посматривал в мою сторону. В его глазах я была очередная брошенка, дожидающаяся очередного принца на белом коне, который на самом деле являлся последним козлом. На деле все было гораздо хуже, парень. Все было гораздо хуже.       – Добрый вечер, мисс Гойл.       Голос андроида вызвал во мне рефлекторную реакцию, и вино едва не перепутало пути, отправившись в легкие. Я аккуратно откашлялась, отставив бокал вина. Коннор смотрел на меня совершенно невинным взглядом. Он анализировал марку вина, количество оставшейся жидкости в бокале, мое раскрасневшееся от застрявшего глотка в горле лицо. Вот кого я точно не ожидала здесь встретить. Самым моим любимым в этих поездках в чужие города было то, что меня абсолютно никто не знал. По вечерам я бродила по улицам, осматривала местные достопримечательности, иногда посещала вот такие заведения. Все это было сделано ради того, чтобы чувствовать себя одинокой в толпе чужих людей. Здесь это оказалось сделать сложно.       – Коннор, какого черта? Это бар, а не очередное место преступления!       Андроид, не спуская с меня спокойных глаз, уселся на диван напротив. Он сложил руки на столе, сцепив их вместе. Бутылки выпитого вина было мало для опьянения, так как метаболизм в считанные минуты расщеплял все молекулы и вещества, и алкоголь выветривался. Но нахлынувшее чувство стыда было вызвано не алкогольным напитком. Оно было вызвано скорбью над порушенной стеной между холодным рассудком и эмоциями.       – Что ты здесь делаешь?       – Я искал лейтенанта Андерсона. Он был расстроен после вашего ухода и решил наведаться в бар. Я хотел найти его и проверить, все ли с ним в порядке.       – Ну что ж, – я театрально подняла бокал словно в знак тоста и холодно заметила. – Вместо него ты нашел меня. Расстроен?       Коннор несколько секунд смотрел на меня в упор, бликуя искренними карими глазами. От его взгляда внутри все холодело, и снова бросалось в жар. Полуулыбка на его губах вызывала страх и озноб, и я старалась отводить взгляд куда угодно, только не на его лицо. Выходило из ряда вон плохо.       – Нет. Не расстроен.       Это было уже слишком. Я сделала еще один глоток и отвернулась к сторону сцены. Мураши бегали по телу, уверена, что это не ушло от глаз андроида, но остановить я была не в силах. Хоть алкоголь и выветривался быстро, все же временно оказывал влияние на мой организм. За дальним столиком велись какие-то тихие разговоры, бармен, обсуждая что-то с сидящим клиентом, посматривал в нашу сторону. Ему не нравилось присутствие в баре андроида. Еще больше ему не нравилось, что андроид сидит за моим столиком.       – Позвольте узнать, что вы здесь делаете? Я не хочу делать вывод, что у вас есть тяга к спиртному, и потому все же должен спросить.       Я вернула взгляд к андроиду. Его глаза излучали такую заинтересованность и легкость, что мне стало отвратительно до тошноты. Все еще живой, уверенный в своем контроле солдат приказал ответить андроиду грубую неправду, но затоптанная солдатскими ботинками чувственность и человеческое начало прошептало просьбу быть хоть раз в жизни честной. Я металась меж двух огней, вновь ощущая наступающую тахикардию.       – Мне иногда нужна разрядка.       – Неплохая разрядка, – Коннор взял бутылку вина в руку и начал тщательно изучать этикетку. – Литр вина за один вечер. Вам следовало бы поберечь свое сердце.       Он слышал. Слышал, как сильно бьется сердце, словно проснувшееся от длительного, многолетнего сна. Как трещит корка льда вокруг сердечной мышцы, как внезапно горячая кровь разносится по жилам. Он слышал. Впрочем, как и всегда.       Коннор был искренним и простым, но ощущение провокации не покидало меня. Я сдержала свой пыл и негодование относительно наблюдений андроида за моим здоровьем, и вновь уставилась на бокал вина. Оно было бордовым, прозрачным. Утонченный напиток, в котором отражались изящные, но сильные мужские руки андроида. Коннор все еще изучал этикетку, когда я посмотрела ему в лицо. В глазах блестели целые миры и измерения, черная прядка волос струилась по виску. Его галстук как всегда был идеально затянут, его скулы – идеально очерчены. Губы бесшумно что-то нашептывали – он читал или делал вид, что читает надписи на пустой бутылке. Я могла смотреть на это вечно. Коннор пугал меня и одновременно с этим ввергал в неподдельное восхищение.       – Как часто вы посещаете такие места? – андроид оторвал взгляд от этикетки, и я тут же от него отвернулась. Чертов робот. Проклинаю тот день, когда вообще переступила черту города Детройт.       – Когда колесишь по стране и за ее пределами… всегда интересуешься, чем живут местные жители. Разве можно упускать такую возможность?       – Обычно люди посещают театры, парки и музеи в таком случае, – усмехнулся андроид. – У вас странный выбор.       – Позволь мне решать, где и как изучать местный менталитет.       Коннор расставил руки в стороны в знак согласия. Он озирался по сторонам, исследовал каждый угол, должно быть, даже засомневался, что зря не прошел мимо. Со мной он только терял время. Ведь я не собиралась вставать с места, пока не допью свое вино до последней капли.       – Говоришь, Андерсон расстроился? – прильнув к бокалу, я безучастно взглянула на андроида. Он не отрывал взгляда от барной стойки, за которой сидел уже изрядно пьяный парень. На бокале остался четкий след от красной губной помады. Интересно, как много я съела ее вместе с вином?       – Лейтенант был подавлен, – Коннор не смотрел в мою сторону. Он говорил машинально, хотя в его голосе и слышалась задумчивость. – Возможно, ему не понравилась грубость в вашем голосе. Но возможно и то, что ваши… речи вызвали у него своего рода личные воспоминания.       – А ты что думаешь?       На этих словах андроид резко обернулся в мою сторону, настороженно глядя мне в глаза. Его губы были по привычке полуоткрыты в немом вопросе, и я отметила для себя, насколько глупо сейчас выглядел Коннор. Он полностью развернулся к столу, тщательно изучая мое лицо взглядом. Его сенсорные датчики старались отыскать во мне хоть капельку эмоций, на которые можно было бы ориентироваться в плане ответа. Но их не было, и во взгляде андроида застыло замешательство.       – Лейтенант Андерсон – очень сложная личность. Он порой бывает агрессивен, но в целом он достойный человек и напарник.       – Я не о его личности. Ты видел, какой приказ он отдал, видел, что я его выполнила. Видел его реакцию. Что ты думаешь об этом? Как мне следовало поступить?       В глазах андроида промелькнуло еще большее сомнение. Он нахмурился, пытаясь подобрать наиболее оптимальный ответ, который смог бы меня устроить. Но такой ответ не интересовал меня. Я хотела знать, что думает он сам.       Музыка в баре сменилась на другую мелодию. Эта песня была мне не знакома. Какой-то парень с довольно хриплым, но высоким голосом пел о том, как хотел подняться в небо, покинуть этот мир. Песня мне нравилась. Перед взором тут же всплыл мертвый Коннор с распростертыми руками на груде бетона. Я откинула эту мысль подальше, решив, насколько депрессивен и апатичен местный диджей этого бара.       – Думаю, что это было верное решение. Вы получили приказ и подобрали наиболее эффективный способ его выполнить из всех доступных вам…       – Говори нормально, давай без этой официальной мишуры.       Коннор запнулся.       – Вы сделали все правильно, мисс Гойл. Это мое мнение.       Что ж, оно определенно мне не понравилось. Я вновь вернула взгляд в полупустой бокал. На темной ровной поверхности бордового вина отражались мои собственные глаза. В них не было прежней холодности, не было стойкости или же ярких эмоций. Они были пустыми. Поглощенная бордовым цветом зеленая радужка блестела опустошением, это мне тоже не нравилось.       – В последнее время мне кажется, что я все делаю не так. Что-то ускользает из моих рук, и это явно не время. Я пытаюсь это схватить, сжать. Но оно все равно что вода. Только руки остаются мокрыми.       Парень из мелодичной песни напевал о прекрасных далеких мирах, которые хотел посетить. Он бежал прочь из этой вселенной, пытался взмыть вверх, расправить руки и покинуть здешние края, но тугие тиски реальности удерживали его на земле, словно в кандалах.       Коннор молчал. Я даже не знаю, куда он смотрел. Мои глаза все еще изучали свое отражение в бокале вина. На секунду мне подумалось как же везет треклятому Хэнку. Он мог напиться в любой день недели, и забыться в пелене алкогольного тумана, отодвигая все нехорошие мысли назад. Мне не удавалось спрятаться от воспоминаний и любых изменений в моей голове, просто напившись вином. Организм быстро расщеплял вещества и незаметно выводил токсины.       – Могу я тебе задать вопрос, Коннор?       Я вновь вернулась к андроиду. Взгляд Коннора цеплялся на моем левом плече в районе красной тонкой бретельки платья. Я встревоженно осмотрела себя, но ничего не заметила. В это же время андроид, видимо, поняв, что смотрит слишком пристально, отряхнул себя и забегал взглядом по столу.       – В башне Стрэтфорд, когда этот чокнутый перестрелял людей. Ты обратился ко мне на «ты». Сказал «Позволь мне помочь», – в этот раз слишком пристально смотрела я. Андроиду явно было дискомфортно под этим взглядом. Он резко выпрямился, нахмурился и сложил руки на колени. Защитная реакция механизмов? – С каких пор ты обращаешься к людям так бесцеремонно?       – Вы были в шоковом состоянии, – быстро отчеканил Коннор. Его голос был таким быстрым и простым, что мне показалось, будто он заранее готовил ответ на этот вопрос. – Я должен был вывести вас из него прежде, чем вы потеряли бы сознание.       Ответ был более, чем предсказуемым. Я что-то невразумительно промычала и решила довольствоваться тем, что получила. Коннор все еще чувствовал себя неловко. Его встревоженные глаза осматривали мое лицо в поисках хоть каких-либо изменений. Мой взгляд постоянно цеплялся за его изящные скулы и легкую щетину на щеках, но я позволяла внутренним холодным установкам быстро отметать все недопустимые мысли.       Солдат внутри все еще считал, что организм находится под его контролем, но истину я-то знала – это было далеко не так. Как я и планировала, мне удалось обмануть мозг. Правда, обман должен был быть в сторону надвигающихся эмоций, но никак не в сторону солдатского холодного рассудка.       – В участке, – осторожный, но дружелюбный голос андроида вызвал во мне бурю неприятных эмоций. Таким голосом обычно говорят, когда хотят залезть в душу. – Я заметил, что вы были очень… возбуждены, когда говорили о крови на своих руках. Учитывая ваш род занятий, это смотрелось странно. Что именно вы тогда подразумевали?       Дверь в бар отворилась, и потолочный колокольчик прозвенел как-то враждебно. Я не успела открыть рот, чтобы послать андроида со своими личными вопросами куда подальше, как в баре прозвучал другой, еще более неприятный голос, чем встревоженный голос Коннора.       – Привет, Дони. Мне двойную, – это был Гэвин Рид в своей привычной дурацкой куртке и недельными зарослями на лице. Он выглядел довольным. Наверное, вновь поймал какого-нибудь мелкого маньяка.       Коннор, заметив мою реакцию, обернулся. Его реакция тоже не заставила себя ждать. Андроид быстро отвернулся, опустив взгляд в стол. Я искренне надеялась, что детектив не заметит нас. Усядется за барную стойку, проглотит пару стаканов виски, и утонет в разговоре с барменом. Как же я была глупа.       – Вы посмотрите, кто здесь…       Весь его голос, все его жесты выдавали в нем опасного мерзавца. Рид воскликнул это так громко, что все сидящие в баре обернулись в нашу сторону. Я слегка приподняла ногу из туфли, намереваясь в любой момент вогнать шпильку в глаз мерзкого офицера.       – Какая встреча, – Гэвин подошел к нашему столику, облокотившись на него ладонями. В его глазах блестело самодовольное возбуждение. Коннор, несмотря на явную неприязнь, открыто повернулся к детективу. Я ощущала неприятный запах резкого одеколона и уже играющего в детективе алкоголя. Он изрядно наглотался прежде, чем прийти сюда. – Я тут шел мимо, и решил заглянуть в свой любимый бар. Обидно, что даже это место уже успели наводнить уроды разного посола.       – Детектив, вы пришли сюда, чтобы испортить всем настроение? – с заинтересованностью осведомилась я.       – А что, у фриков свидание?       – Конечно, – в этот раз голос подал Коннор. Он смотрел на мужчину с таким поддельным дружелюбием, что даже мне бы захотелось на месте Гэвина влепить ему в морду. – Желаете к нам присоединиться?       Реакция детектива не заставила себя долго ждать. В его глазах взыграла неподдельная, в отличие от Коннора, злость. Рид придвинулся к андроиду настолько близко, что в любой момент мог просто вынести того одним ударом головы. Внутренний зуд заставил меня напрячься. Может, солдат и не мог сохранить весь организм под контролем, но он отчетливо реагировал на все притязания к жизни наставников. Свою работу он все еще выполнял.       – Слушай меня, Коннор-питонор. Если ты будешь умничать, то я запихну тебе эту пустую бутылку прямо в задницу, ты понял меня?       – Если вы запихнете ему бутылку прямо в задницу, – я медленно встала с дивана. Проклятые каблуки едва держали не привыкшие к шпилькам ноги, но мне удалось стоять гордо и уверенно. – Я запихну свой кольт вам в глотку. Угадайте, кого быстрее настигнет смерть.       Всем своим видом я показывала свою боеготовность, несмотря на плотное платье и высокую обувь. Гэвин явно это ощутил. Он отстранился от андроида, мирно сидящего за столом, и встал напротив меня. Каждый присутствующий смотрел на нас, словно на остросюжетный фильм-боевик, который разворачивается не на экране, а прямо здесь, на глазах у всех. Рид улыбнулся своей фирменной ехидной улыбкой, и ткнул пальцем мне прямо между ключицами. Касание было настолько отвратительным, что я едва подавляла свои солдатское желание перекинуть детектива к чертям собачьим через плечо, отправив его бороздить просторы барной стойки.       – А ты еще у меня ответишь за кофе, милашка, – последнее слово было выделено особенно сильно. – Пойду я отсюда. А то машинным маслом уже воняет.       Детектив, все еще улыбаясь, сложил указательный и средний палец в пистолет и сделал вымышленный выстрел в сторону Коннора. Внутри меня негодовал холодный рассудок и защитные установки, но больше всего негодовало человеческое начало. Я злилась, краснела от ярости, искренне желала разбить удаляющемуся под общие взгляды Гэвину Риду лицо. Солдат, ощутив такой резкий мотиватор, как ненависть, вдруг не стал подавлять эмоции. Боец и человек внутри впервые были направлены в одну сторону, и их цели и желания были одинаковыми. На мгновение я почувствовала легкость в душе. Хоть ненадолго, но все же мне удалось проконтролировать обе стороны баррикад одновременно.       – У вас с собой оружие? – Коннор с улыбкой на лице наблюдал, как я сажусь обратно за стол. Постепенно чужие взгляды спали на «нет».       – Коннор, я солдат. Мне не обязательно иметь оружие, чтобы нагнуть какого-то там Рида. Мне и каблука вполне хватит.       Андроид вместе со мной усмехнулся. Прежняя напряженная тишина спала, и руки Коннора вновь покоились на белом столе. Я же с упоением допивала вино, радуясь маленькой победой над собственным сознанием.       – Почему он такой нервный?       – Полагаю, что существует два варианта, – андроид выставил два пальца, загибая каждый по очереди. – Первый: у детектива Рида был неудачный опыт работы с такими, как мы. Второй: у него психическое расстройство. Я склоняюсь ко второму варианту.       – По-моему, здесь и то, и другое, – я слегка наклонилась над столом, ехидно подтрунивая над ушедшим прочь детективом.       Лицо Коннора озарила улыбка, и в этот раз она была неподдельная. Он улыбался искренне, насколько был способен, обнажая каемку белых идеально ровных зубов. В глазах плескалась маленькая радость. И, черта с два, мне это понравилось. Впервые взращенный солдат внутри не стал подавлять нахлынувшее чувство симпатии. Он словно бы отмахнулся от чувств, дав организму на минуту отдохнуть от постоянного внутреннего конфликта. Однако разум все еще был при мне, и я, всего лишь ненадолго залюбовавшись прекрасным обликом андроида, резко отдернула себя и стерла с лица благоговейную улыбку. Это не ушло от внимания андроида. Он, как и я, резко перестал улыбаться. За столом вновь повисла напряженная тишина.       – Пошли искать Хэнка.       Андроид, услышав слова, тут же вскочил с места и принялся поправлять свой внешний вид. Пиджак и без того сидел ровно, но Коннор тщательно разглаживал плечи, затягивал галстук, приглаживал волосы. Я встала со стола, допив последний глоток, и уже хотела сделать шаг в сторону выхода, как вдруг остановила себя. Внутри все сковало цепями, было трудно даже вздохнуть. В воздухе бара текла мягкая мелодия. Ее звуки отдавались внутри меня ворохами воспоминаний и чувством боли, но я сдерживала себя, чтобы ничего не ляпнуть.       – Что-то не так? – мягко осведомился Коннор.       Звучащая песня была одной из самых значимых в моем прошлом мире. Нежный, но израненный голос мужчины рассказывал о том, как старался найти выход, сбежать, покинуть свою клетку. Он пытался спрятаться, надеялся когда-нибудь исчезнуть из этого мира, словно туман. Но она не давала ему этого. И он терпел.       На душе стало паршиво. Я знала эту песню когда-то наизусть, и на то были свои причины. Ведь под эту песню всплывали самые счастливые, и в тоже время скорбные воспоминания. Отец включал по вечерам мелодию, зажигал камин и приглашал маму на танец. Они медленно кружились в центре гостиной, поглощенные грустью и радостью одновременно. Они были счастливы. Я была счастлива. Весь мир был счастлив.       – Это была любимая песня моего детства, – я не видела Коннора, не знала, что он делает, но остро ощущала его встревоженный взгляд на своем лице. Внезапно мне вновь захотелось стать бесчувственной и холодной. И счастливой. По-своему. – Родители часто танцевали под эту песню, когда весь мир еще что-то значил для меня. Я всегда думала, что смогу найти то, что было между ними. Это было так глупо. «Ты разрываешь меня на части, до самой плоти»…       «Здравствуй. Добро пожаловать домой» закончил уставший, измученный вечным одиночеством и страданиями, женский голос. В моем желудке образовалась дыра размером с само тело, но я была не в силах пошевелиться. Лишь смотрела перед собой, вслушиваясь в эту истязаемую душу мелодию.       – Желаете потанцевать?       В поле зрения попало какое-то движение. Я недоуменно обернулась к Коннору. Его рука была протянута в знак приглашения, в глазах отражалось смятение и тревога. Я смотрела на руку, и ощущала, как вновь теряю контроль над собственным мозгом.       Да, Коннор. Я желаю станцевать. Я желаю дотронуться до тебя, ощутить тепло под твоим пиджаком. Желаю стискивать грубую ткань руками на твоей спине. Желаю узнать, источаешь ли ты запах, так ли прекрасны твои руки, как выглядят. Я желаю уткнуться носом в твою белоснежную рубашку, и оставить этот мир навсегда. Мне хочется дотронуться до твоих волос, узнать их на ощупь, и сравнить с теми волосами, что я ощущала во сне. Я хочу услышать, бьется ли твое механическое сердце, холоден ли ты под своей бионической кожей. Хочу утопать в тебе, как утопала мать в объятиях отца. Я хочу узнать тебя. И быть счастливой. По-своему.       – Нет.       Проигнорировав руку и сковывающие душу слова песни, я стремительно направилась к выходу. Пусть во мне стало больше человеческого, пусть внутри все заставляло меня истязаться в вечной психофизиологической войне сердца и разума, но я все еще старалась реанимировать умирающего в конвульсиях солдата внутри. Он был истощен, и не мог самостоятельно подавлять захватывающие власть чувства. Ему требовалась помощь. Я ему ее обеспечила.       Время перевалило за десять, когда мы выбрались из душного бара на улицу. Ночь опустила на город не только темноту, но и мороз. Температура упала до пятнадцати ниже нуля, и мне, чтобы не резать глаза прохожим своими голыми плечами, все же пришлось взять с собой бежевый теплый плащ. Улицы были покрыты снегом, но сам снег с неба не спускался. Выйдя наружу, я ощутила, что была близка к катастрофе: глаза были полны мокрой влаги, которая тут же обожгла слизистую из-за резкого перепада температуры. Коннор вышел вслед за мной, но говорить ничего стал. Он был удручен и нахмурен.       Поиск лейтенанта оказался не простой задачей. Мы потратили два часа на объезд каждого, даже самого захудалого, бара. Каждый из них встречал нас крайней враждебно. Конечно, выгонять нас не выгоняли, ведь андроид был не один, а с человеком – потенциальным клиентом. Но бармены и посетители смотрели в нашу сторону недружелюбно. Нам же хватало не больше трех секунд, чтобы определить наличие объекта. Коннор быстро просматривал помещение, и каждый раз отрицательно качал головой.       Это был последний бар в данном районе. В нем было не только душно, но и накурено, и я была не в себя от облегчения, когда мы вновь оказались на улице. С первого взгляда было понятно, что Хэнк зависать в этом месте не станет: бар был в подвале, не говоря уже о невероятном количестве смога и запаха табака. Лейтенант, может, и алкоголик, но точно не курильщик.       – Мы уже обошли шесть баров. И это не учитывая те бары, что ты осмотрел самостоятельно, – я стояла у дороги у открытого автоматического такси. Андроид, как и я, не желал садиться в транспорт, ведь нами были осмотрены все барные заведения, а до ближайшего соседнего района было не меньше тридцати минут. Похоже, даже у андроидов есть границы терпения. – Может, он уже дома? С окончания смены прошло больше шести часов.       – Вполне возможно. Я не заезжал к нему домой.       Новость огрела меня, как жар раскаленной сковороды. Я даже забыла не надолго о недавнем инциденте в баре, настолько сильно меня захлестнуло возмущение.       – Ты сейчас серьезно? Мы проехали столько баров, а ты даже не удосужился с самого начала заглянуть к нему домой?       – Он хотел посетить бар. Это были его слова.       – Да мало ли что он говорил, Коннор! Господи, поехали!       В этот раз сесть в машину оказалось легче. Я была просто уверена, что Хэнк давно спит дома, да и не факт, что он вообще посещал заведения. Андроид нахмурено уселся на переднее сиденье. Его озадачил собственный просчет, и мне даже стало не по себе. Слишком грубый тон я выбрала для этого создания.       Улицы давно опустели. По пути встречались редкие машины, и все они ехали неторопливо, словно боялись закружиться на заснеженной дороге. Фонари за окном мелькали один за другим. Каждый посещенный нами бар медленно «проплывал» мимо нас. Такси было единственным местом, где ни я, ни Коннор старались не поддерживать разговор. Мы молча смотрели на улицы, изучая их содержимое.       Редкие уборщики-андроиды в желтых рабочих костюмах собирались снег с тротуаров. Они действовали механически, выполняли работу, даже не задумываясь о том, зачем они ее выполняют. Я вспомнила андроида AX400 в соседнем доме, и ощутила чувство несправедливости. Ее хозяин жил один, по крайней мере, я не встречала в его доме других людей. Купленный им андроид выполнял всю работу по дому, она ведь даже не понимала, зачем это делает. Просто выполняет набор запрограммированных в ней команд. Ее взгляд, когда мужчина резко ударил по ее щеке, надолго засел в моей памяти. Он был безучастным, смиренным. И в тоже время в нем читался испуг и отчаяние.       Дом Хэнка был в двадцати минутах езды. Мы подъехали к нему в полной тишине, в какой и выезжали из бара. Внутри гостиной горел свет. Я одарила Коннора многозначительным укоризненным взглядом и застучала каблуками по заснеженной дорожке. Коннор спешил следом.       Дверь оказалась заперта, однако Хэнк был дома – об этом свидетельствовал не только горящие лампы, но и включенный телевизор, отражающийся в окне. Коннор несколько раз постучал по двери. Эффекта это не принесло. В ход пошел дверной звонок.       – Может, он спит? – тихо предположила я, как вдруг из глубины дома проревел разъяренный клич лейтенанта. Он был пьян, возможно, даже слишком.       – Лейтенант Андерсон! Откройте, это Коннор! – андроид повысил голос так, что было слышно, пожалуй, даже в соседнем доме.       За дверью раздался грохот падающих стеклянных бутылок. Судя по звуку, ничего не разбилось, и это принесло мне облегчение – будет грустно, если наставник умрет от какого-нибудь дурацкого пореза ноги. В глубине дома вновь послышался медвежий клич Хэнка, только в этот раз это были нечетко сложенные слова: «Пошел вон отсюда!». Послышался еще один грохот, и это явно было что-то тяжелее бутылок. Судя по начавшемуся лаю Сумо, на этот раз на пол грохнулся сам хозяин дома.       – Лейтенант, я здесь, чтобы помочь вам. Откройте дверь, прошу вас!       На минуту повисла тишина. Из-за двери доносилось лишь сопение и кряхтение собаки. Я бросила на андроида встревоженный взгляд, и он ответил мне тем же. Нам оставалось лишь стоять и ждать. Меня, как приставленного силовика, это совершенно не устраивало.       Замок в двери щелкнул. Хэнк явно не хотел впускать нас. Мужчина выставил свое лицо через щелочку, и щурился на андроида. Следующее меня удивило даже больше, чем то, что Хэнк в его-то состоянии смог открыть самостоятельно дверь. Коннор, совершенно забыв о субординации, мягко толкнул дверь вперед. Андерсон едва не повалился от такого внезапного движения, его вялое от алкоголя тело опрокинулось на стену коридора, и мы наконец вошли в дом.       – Какого хера ты здесь делаешь?! – взревел Хэнк. Его волосы были спутаны, на серой просторной футболке виднелись многочисленные жирные пятна. Из-за угла гостиной выглядывало горлышко опрокинутой бутылки. Оставалось только гадать, как Андерсон смог вообще преодолеть этот коридор. – Убирайся отсюда!       – Вы пьяны, лейтенант. Вам нужен покой.       Коннор уже протянул руку, чтобы подхватить оседающего Хэнка, как тот резко отбил ее и медленно поднялся на ноги, опираясь спиной о стену. Обрамленные сеточкой морщин глаза перекидывали взгляд с меня на андроида, и это мне показалось таким забавным. Хэнк видел меня всегда только в обмундировании. Мужчина оглядывал меня с ног до головы, задержав взгляд на несоответствующей погоде каблучной обуви.       – Ты кого сюда привел? Я тебе бордель, что ли! Ты…       От Андерсона разило просто невероятным количеством алкогольного пойла, и когда лейтенант наклонился, чтобы грубо схватить андроида за плечо, то едва не повалился на пол. Коннор аккуратно придержал Хэнка за талию и поставил обратно к стенке.       – Лейтенант, это мисс Гойл, – Коннора ситуация, в отличие от меня, не забавляла. Он говорил громко, и буквально разжевывал каждое слово. – Энтони Гойл.       Полное имя резко ударило по голове, словно обухом, и я с негодованием взглянула на андроида. Ему явно было не до моих нравоучений. Он аккуратно держал руку на плече Хэнка, пока тот отлипал от стены, чтобы выпрямиться и рассмотреть меня поближе.       – Не заливай мне тут, я знаю как выглядит Тони! – Тони? Так меня еще никто не называл. Немного пощурившись и пошатываясь на месте, совершенно пьяное лицо Хэнка озарила мысль. – Анна, ты что ль? Какого черта ты так вырядилась?       Я переглянулась с Коннором. Андроид не мог ответить на вопрос вместо меня, а я не хотела начинать разъяснять, что все еще являюсь женщиной, несмотря на все операции по смене генетического материала. Моя рука аккуратно обхватила плечо Андерсона.       – Хэнк, вы очень пьяны. Вам нужно привести себя в порядок или пойти выспаться.       – Верно… я пошел.       Буркнув эти слова, мужчина закрыл глаза и, не сгибаясь, с грохотом повалился на спину. Из его груди вырвался выбитый ударом воздух, но старика это совершенно не смущало. Мужчина что-то бурчал себе под нос, предаваясь сладким алкогольным сновидениям. Из-за стены выглянул Сумо. Окинув нас дружелюбным взглядом и чихнув в нашу сторону, пес принялся вылизывать лицо старика, щекоча его своим пушистым мехом.       – Его нужно отнести в ванную, – обреченно рассматривая Хэнка на полу, произнес Коннор. Его диод горел спокойным голубым цветом, и я ненароком заметила, что цвет диода тон в тон совпадает с цветом плечевой повязки на правой руке. Отличительные знаки «Киберлайф» были единственными, что выдавало в нем ненастоящего человека. В одно мгновение во мне взыграло желание вырвать этот проклятый диод и снять дурацкий пиджак. Так было проще воспринимать того, кто вызывал в тебе ядерную смесь самых разных чувств.       – С ума сошел? Посмотри, как он счастлив! – словно в подтверждение моих слов Хэнк на полу громко заурчал и заулыбался. – Вряд ли он скажет тебе спасибо, если ты его водой окатишь. Лучше отнести его в спальню. Пусть отсыпается.       Коннор согласно кивнул. Я медленно стащила с себя каблуки и плащ, пока андроид поднимал полу-бездыханное тело с паркетного пола. Наконец, закинув одежду на диван в гостиной, я подошла к детективам. Коннор явно не мог справиться с этим наверняка ста-килограммовым, пьяным туловищем, и я, встав с другой стороны, закинула левую руку Хэнка себе на шею. Путь предстоял не близкий, но выполнить его стоило. И это было уже не веяние солдатской заботы относительно наставника. Андерсон был очень пьян, и почему-то вызывал жалость.       Шаг за шагом, мы преодолевали широкий коридор. Тело постоянно сползало вниз, и Коннор встряхивал его, чтобы поднять чуть выше. Мне казалось, что этот процесс никогда не закончится. Конечно, я была сильнее, чем раньше, и могла спокойно выдерживать крупный вес, но когда этот вес брыкается, бурчит и источает крупные пары алкоголя – вся сила сразу куда-то исчезает. Сумо наблюдательно следовал рядом, то и дело касаясь моих обнаженных ног своим мокрым носом.       – Чего я только… не делала в своей жизни. Однажды даже охраняла швейцарского шпица ее величества принцессы Меган, – ситуация отчего-то мне казалась комедийной и плачевной одновременно, и я решила вдруг поделиться своим опытом с Коннором. Андроид шел молча, время от времени подтягивая Хэнка вверх. – Но еще никогда мне не приходилось тащить пьяного старика в постель.       – Все бывает в первый раз, помните?       Помнила. И даже больше – вспоминала. Эту фразу Коннор бросил в тот вечер, когда забрался ко мне в дом и обнаружил меня за диагностикой. Этот тот вечер, когда я заметила, как истощается память. Тот вечер, когда красные буквы высвечивали результат, словно диагноз. Это было неприятно. Желание пошутить насчет комичности ситуации исчезло.       Комната лейтенанта была самая дальняя. В ней не горел свет, но лучи лампы из коридора освещали не заправленную белую постель. Наконец, преодолев весь этот путь, мы с силой повалили пьяного лейтенанта на кровать. Мужчина грузно плюхнулся лицом вниз, что-то бормоча себе под нос. Слабого света хватало, чтобы оглядеть комнату. Светлые стены, темный коричневый (возможно, черный) шкаф-купе. Здесь не было ничего лишнего. Этим лейтенант напоминал мне меня.       Пока андроид заботливо закидывал руки и ноги Андерсона на кровать, я медленно побрела по коридору в гостиную. Босые ступни ощущали холод светлого паркета, затекшие мышцы с благодарностью ныли в суставах. Каблуки были явно не моей стихией, но вряд ли солдатские тяжелые ботинки могли гармонично сочетаться с красным атласным платьем.       В гостиной оказался полный бардак. Три или четыре бутылки лежали рядом с обеденным столом, еще одна – у входной стены. На обеденном столе красовалось множество различного мусора: недоеденная китайская еда, коробка из-под пиццы, банка с арахисовым маслом с воткнутой в нее ложкой, еще несколько полу-полных бутылок с горячительной жидкостью. Открыв одну из них, я ощутила острый вкус шотландского виски. Должна была признаться, что хоть Андерсон и был алкоголиком – все же пил не дешевое размешенное пойло.       Пошарив в кухонном гарнитуре, я нашла прозрачный стакан и плеснула в него немного алкоголя. Я никогда не употребляла виски – во всех барах, что мне приходилось побывать, мне наливали исключительно вино по моей же просьбе, но здесь особого выбора не было. Желание накрыть собственный разум чем-то терпким не отпускало с самого моего появления в баре, однако это было сделать невозможно, хоть я и не теряла надежду.       Телевизор вещал о каком-то хоккейном матче. Команды давно состояли из специально разработанных андроидов, которые могли просчитывать каждый шаг и каждое свое решение. Идеальные игроки.       – Думаю, лейтенант проспит до утра, – Коннор внезапно запнулся, заметив в моей руке бокал с виски. Он вопросительно посмотрел мне в глаза, но я проигнорировала этот немой вопрос. Напротив, я нарочно сделала крупный глоток, ощущая жар растекающегося по телу напитка.       Андроид прошел по гостиной и уселся за стол. Я вновь стояла около маленькой фотографии светловолосого мальчишки, стоящей на покрытой пылью темной полке. Губы обжигало от горячительного напитка, в груди было так тепло и приятно, что на долю минуты мне показался видимый эффект от опьянения. Увы, его не наступало. И я вновь прильнула к бокалу, рассматривая фотографию.       Паренек светло улыбался, глядя ровно в камеру. Его волосы были всклокочены, как и у большинства детей этого возраста. Внезапно мне стало интересно, где он сейчас. Устроился ли работать по стопам отца, или ушел в другую сферу? Обзавелся ли семьей, или же выбрал путь одиночки? Почему не навещает отца? Только сейчас мне стало ясно, как много бы я отдала, чтобы вновь увидеть собственных родителей.       – Лейтенант очень много пьет, – оторвавшись от фотографии, я окинула взором лежащие на полу бутылки. Коннор, оторванный от своих мыслей, последовал моему примеру.       – У лейтенанта Андерсона есть своего рода личные проблемы, которые ему следовало бы решить. К сожалению, Хэнк редко прислушивается к чужому мнению.       Я хмыкнула, услышав эти слова. Всегда иное мнение, помнишь? Осматривать в гостиной больше было нечего. Сумо нервно тыкался холодным мокрым носом в мою ладонь, и я с улыбкой потрепала пса за шею. Внутри собаки звучали кряхтения, гудение и мычание, но пес был явно рад, что его гладили. Его шерсть приятно скользила между пальцев, и я на удивление отметила, насколько пес был чистым. Может Хэнк и бездарно относился к себе, но собаку он не обижал. В ее миске рядом с холодильником было много воды и еды.       – Что-то не так? – я села за стол напротив андроида, когда тот нахмурено сверлил в столе дырку своим взглядом. Янтарная жидкость трепетно отзывалась на все мои движения, омывая стенки прозрачного бокала.       – Детектив Рид назвал меня каким-то странным словом. "Коннор-питонор". Что это означает?       – Это означает, что у него нет мозгов. Воспринимай это, как симптом того самого психического расстройства и не забивай свою голову.       Коннор благодарно улыбнулся, откинувшись на спинку стула и уложив одну руку на стол. На самом деле это и вправду было более, чем смешно и абсурдно. «Коннор-питонор». Такие прозвища обычно дают ранние подростки, восходя на пьедестал своего взросления. Это еще раз подтверждает догадку андроида по поводу психической нестабильности Гэвина Рида. Возможно, он даже и был стабилен, но стабилен в застрявшем двенадцатилетнем возрасте.       – Вы так и не ответили на вопрос, – я одумалась от своих раздумий по поводу Рида, и непонимающе посмотрела на Коннора. Он не отрывал от меня взгляд карих глаз, в которых блестело отражение телевизора. За темным зрачком изредка мелькали линзы, и мне вдруг стало интересно: а только линзы ли прячутся там, в голове?       Вопрос был только одним, и я его помнила. Гэвин сбил мой негативный настрой, появившись в баре в тот момент, когда андроид решил бесцеремонно поинтересоваться моим прошлым. Тогда мне хотелось отправить его бороздить океаны без шлюпки и весел, но сейчас, испытывая на себе внимательный завораживающий взгляд механических глаз, этого делать вдруг перехотелось. Я лишь съежилась на стуле, отодвинув от себя бокал и опустив взгляд на свои ладони.       – Если вы не захотите отвечать – не отвечайте. Я пойму это.       Его голос был приятным, как тихий щебет первых весенних птиц за закрытым окном. Я слышала, как шуршит его пиджак от каждого движения, слышала, как снова сходит с ума мое сердце. Только тахикардия теперь была не из-за сидящего напротив андроида с прекрасным обликом и внутренним миром, а от воспоминаний, что вырвались из-за закрытого забора прооперированного мозга.       – Я ведь с детства занималась борьбой, – начать было всегда сложно. Я сглотнула ком в горле и мельком глянула на Коннора. Он смотрел внимательно, кажется, даже боялся пошевелиться, лишь бы не спугнуть мой настрой на откровения. Мне это не нравилось, и в то же время я приходила в восторг. – Я уже говорила, что мой отец был военным. Они с мамой ждали сына, а получилась я. Но они и этому были счастливы. Мне было только шесть, когда отец отправил меня в школу с уклоном на физические подготовки.       Лицо отца всплыло перед глазами так резко, что я запнулась. У него были такие же зеленые глаза, как у меня. Он был высокого роста с идеальной мужской фигурой, но выпирающим из-под футболки животом. Он всегда держал маму за руки, и она играла на его контрасте, словно лед и огонь. Хрупкая, тонкая, такая же высокая. В темных карих глазах купалась радость и счастье, в то время как отец источал мужество и суровость. Но с ней он никогда не был грубым. Ее он любил до последнего дня.       Прошла минута прежде, чем я смогла продолжить. На душе было паршиво и отвратительно от того, что лица родителей не всплывали передо мной вот уже семь лет. Сейчас они смотрели на меня через пелену воспоминаний с укором и разочарованием. Коннор все так же сидел неподвижно, слегка откинув голову и не сводя с меня глаз. В какой-то момент меня посетила мысль, что вполне возможно это очередная психологическая уловка андроида-детектива. Возможно, именно так же перед ним сидел Хэнк, выплескивая все свои мысли, тревоги и страхи. Это чувство вдруг стало неприятным, но воспоминания захлестывали меня с новой силой, и остановить их уже не было возможности.       – Меня зачислили в колледж при подразделении в тринадцать лет. Отец очень гордился. Он был так рад… всегда радовался моим успехам. Мама тоже старалась поддержать меня, хоть со временем и стала менее терпеливо относиться к тому, что вместо математики и истории я познаю боевые искусства и строение огнестрельного оружия, – губы пересохли от выпитого алкоголя, и я нетерпеливо их облизнула. Помады уже давно не было. – Тогда же, с моим поступлением в колледж, мама родила мне брата. Дак. Отец даже не увидел собственного сына… его убили в боевой стычке на севере России через день после рождения.       По телевизору вещали о гигиенических средствах для новорожденных. Словно назло в лицо было брошено изображение счастливого маленького ребенка, от которого к горлу поступил еще один комок. Андроид заметил мое смятение. Его диод загорелся желтым, и экран телевизора потух.       – Мы остались втроем. Мама справлялась как могла, ей мало было маленького месячного ребенка, еще и мой подростковый возраст наступал. Скандалы, обиды… это все было так давно, но я помню все как вчера. Даже странно это все заново переживать. В пятнадцать лет, когда мне поступило предложение поступить в университет, в нашей семье стало еще на одного меньше. Маму сбила машина. Скорая даже не успела приехать, она скончалась на месте.       Я отвернулась от Коннора. Слез на глазах не было, померкнувшее лицо матери вызывало во мне волну страха и отчаяния. Я не хотела, чтобы андроид видел это. Ему вообще следовало меньше видеть мое лицо. Может, внутри себя я уже и признала, что была дефектной, то на поверхности я старалась убедить себя в обратном.       – Я осталась одна с двухлетним братом. Нас могли отправить по разные приюты, ведь я не могла быть опекуном в силу возраста. Но тогда нас выручила бабушка по маминой линии. Она приехала с другого конца страны и взяла опекунство на себя. Я училась в университете, бабушка присматривала за братом. Государственной поддержки хватало на жизнь, но проблемы состояли совсем не в этом. Бабушка была стара. Ей было больше восьмидесяти лет. Всегда говорила, что на небе ее ждут молодые горячие парни. Она была зажигательной, – память об усопшей бабуле стала чем-то иронично-грустным, и я усмехнулась. Андроид не двигался. Единственным признаком жизни были в этом создании – это светящийся диод и изредка хлопающие ресницы. – Она смогла продержаться до моего восемнадцатилетия, и тоже ушла. Оставила нас, как и все… мы и вправду остались вдвоем. Ближе к двадцати годам я узнала о военно-генетическом проекте подразделения, и порой даже представляла себя одним из их бойцов. Моих успехов и достижений хватало, чтобы руководство взглянуло на меня с военной стороны, но я даже и мысли не допускала, чтобы фантазии об участии становились реальностью. У меня был маленький семилетний брат, было море друзей, я была счастлива, хоть и потеряла гораздо больше.       В комнате воцарилась тишина. Я смотрела на свои ладони, изучала их линии и пересечения, старалась рассмотреть каждую клеточку кожи. Дальнейшие воспоминания отказывались возобновляться мозгом, но этого и не требовалось – я знала все это и без участия памяти. Знала, но не вспоминала об этом целых семь лет.       – Дак мертв. Верно? – я резко подняла свой взгляд на Коннора и заметила, насколько настойчив был его взгляд. Он выразил ту мысль, что я боялась произнести вслух. Его вопрос и не был вопросом. Это было утверждение, которое не нуждалось в пояснении.       – Он был таким светлым и добрым. Всегда тянул ко мне свои руки, называл любимой сестрой. Словно бы у него были другие… а когда злился – кидался своими игрушками. Хотел пойти по моим стопам. Как-то ночью в дом пробрался вор. Искал, чтобы продать на очередную дозу красного льда. Дак спустился вниз, не знаю зачем, может, хотел выпить воды. Эта сволочь даже не дала ему вскрикнуть. Всадила пару раз в живот ножом. Шум я услышала, но когда выбежала вниз – Дак уже истекал на полу кровью. Вор и на мне оставил шрам.       – Тот, что под ухом? – осторожно уточнил андроид. Он смотрел заинтересованным и трепетным взглядом в место, где начинался рубец. Его черная прядка волос спустилась на уголок левого глаза, но он и не думал ее убирать. Он был слишком захвачен историей, которую слушал в первый и последний раз.       – Не все шрамы лежат на поверхности. Дак у меня на руках умирал. Захлебывался в крови, он не успел мне ничего сказать. Он даже не увидел этот мир…       Продолжать было сложно. Я глубоко вдохнула воздух, и вновь уставилась на свои руки. Рассказывать все пережитое с вновь наступившими чувствами было тяжело. Раньше я делилась подобной информацией с психологами – это требовал регламент диагностики на базе. Но если сейчас я буквально грозилась утопиться в слезах, то тогда я не чувствовала абсолютно ничего. Лишь холод и безбрежность.       Темные струящиеся волосы приятно охлаждали спину. Желудок остро желал еще дозы алкоголя, но я удерживала мозг от необдуманных решений. Коннор все так же смотрел на меня, ждал, что я скажу что-то еще, но вместо этого он встречал только отчуждение. Я видела в нем все самое прекрасное в этом мире: удивительный взгляд завораживающих глаз; длинную, но мужественную шею; черные, как смоль, волосы, уложенные назад с выбившейся вперед прядкой. Мне очень хотелось протянуть руку и убрать ее обратно за ухо, но этого делать точно не стоило. Ведь я все еще старалась сохранить рассудок.       – У меня был сын. Коул, – пьяный голос Андерсона прозвучал так внезапно, что мы оба дернулись. Хэнк едва стоял на ногах, держась за стену коридора, но его глаза были более-менее трезвы. Он подошел к столу и плюхнулся на свободный стул. Коннор чувствовал себя напряженно. Именно ему предстоит ловить пьяного офицера в случае, если тот упадет. – Ему было бы сейчас девять лет. Три года назад нас занесло в кювет, была зима, как сейчас. Оперировал андроид.       Продолжение было ясно, как восхождение солнца с востока. Я с грустью посмотрела на стоящую вдалеке фотографию, и ощутила острый укол совести. Хэнк запивал свое горе, а я его корила. Кому-кому, но точно не мне было осуждать человека за способы его ухода от проблем.       Тишина была напряженной, но приятной. В атмосфере таилась скрытая связь между тремя сидящими за столом существами, и где-то в этом было нечто прекрасное. Коннор смотрел в стену, я изучала его руки. Хэнк время от времени булькал и бросал на меня свои косые взгляды. Через некоторое время отключающийся старик вновь открыл рот, но на этот раз не для истории своей жизни или очередной гневной тирады:       – Я был не прав.       Слова не были наполнены грустью, сокрушением или чувством вины. Они были полны искренности, пронзительности и алкогольного запаха. Ни я, ни Коннор не стали отвечать. Да, это не было извинениями, но именно так они звучало с уст язвительного лейтенанта. Мужчина не был способен правильно выражать положительные эмоции. Это было простительно.       Через минуту гостиная наполнилась тихим храпом. Хэнк быстро уснул, развалившись на своем стуле, словно звезда рок-сцены. Мы молча смотрели на мужчину, как на редкий экспонат.       – Мне очень жаль, – внезапно произнес Коннор. Он вновь вернул на меня свой взгляд темных глаз, и я ощутила новый приступ страха и благоговения. – Правда. Я никогда никого не терял, но понимаю, как тяжело подобное переживается людьми.       – Я не вспоминала об этом семь лет. Хирургия и генетика способна изменить тело, но не способна стереть прошлое, да? Письмо с приглашением в ряды солдат мне пришло через один день. Руководство тщательно следило за жизнью своих потенциальных будущих бойцов, и потому они среагировали быстро. Я даже не задумывалась. Подписывала бумаги и соглашения, а сама пыталась унять дрожащую руку.       – Вот почему вас взяли в подразделение, несмотря на вашу гендерную принадлежность.       – Потеря близкого – всегда сильный мотиватор.       Андроид не ответил. Он покосился на всхрапнувшего рядом Хэнка, и черная прядь волос колыхнулась от этого движения. У меня определенно чесались руки. Я хотела убрать ее с глаз подальше, даже не хотела – чувствовала, что должна это сделать. Рефлекторно сцепив руки вместе от греха подальше, я с силой оторвала взгляд от черт лица Коннора и посмотрела на Хэнка. Тот был далеко не идеальным. Морщинки по всему лицу, намозоленные трудовые руки, слипшиеся концы седых волос, спутанная борода. Лицезреть его было не так приятно, как рассматривать андроида, но зато это успокаивало разум.       – Возможно, я сейчас скажу не совсем хорошую вещь, – Коннор, как и я, смотрел на Хэнка. – Но я должен это сделать.       Я вновь вернула взгляд на Коннора. Его черный галстук слегка сполз с шеи, взор чистых глаз впивался прямо в душу. Как я могла раньше признать в нем волка в овечьей шкуре? Он был кем угодно: навострившейся ланью, весенним ветром, прохладным глотком воды в жаркую погоду – кем и чем угодно, но точно не волком. Мне хотелось купаться в его внимании круглые сутки, ощущать на себе его взгляд, слышать его голос. Это приводило в ужас покалеченного солдата.       – Я не могу не заметить некоторые схожести между вами и мной, – он слегка мотнул головой, поясняя свою мысль. От этого движения у меня внутри все сжалось. – Вы созданы на основе генной инженерии, я – благодаря высококачественным технологиям. Вы стремитесь выполнить свою задачу, хоть и более жестокими способами. Вы так же не сыскали признания окружающих, как и я. Вы так же не должны чувствовать.       «Не должны». Это было главное во всей его речи. Я ощутила вину перед самой собой. Я не должна. И он знал, что я не должна. Лишь не должна.       – Признаюсь честно, поначалу мне это доставляло дискомфорт, и я выбирал неверные тактики поведения. Но сейчас я должен у вас спросить. Вы испытываете тоже самое?       Его сощуренные глаза пронзали все тело. Я не хотела отвечать на вопрос, даже больше – я хотела его избегать. Он же жаждал честного ответа, и я знала почему. Его пугало все это. Пугало то, что происходит внутри, пугали новообразования, страшило будущее. Но больше всего его пугало то, что он испытывает это все в одиночестве.       – Я отвечу тебе, когда ты сможешь найти ответ о своей стоимости, Коннор.       – Я в процессе, ‒ дружелюбно произнес андроид. Он ожидал чего угодно, но точно не такого хода.       – Мне пора домой.       – Я могу вас проводить?       Завидев мои сборы, андроид подскочил на месте, чем вызвал незамедлительную реакцию Андерсона. Лейтенант что-то пробубнил себе под нос, рыская рукой там, где только что сидел Коннор.       – Ему ты явно нужнее, – я с улыбкой указала на Хэнка.       Когда каблуки вновь сжали стопы в тиски, а плащ был накинут поверх красного платья, я аккуратно потрепала спящего на своем пуфике Сумо. Пес покряхтел и перевернулся на спину, открывая свое пузо. Уже у входа я вновь ощутила надвигающуюся морозную бурю снаружи и четкое нежелание уходить внутри. Но мне следовало это сделать. Коннор-катана был не чищен, и где-то в голове его слабый голос настойчиво вызывал меня к себе.       – Анна.       Я обернулась и обнаружила Коннора у выхода из гостиной. Его взгляд был смущенным и нахмуренным, кажется, он даже сам не понимал, почему вдруг решил меня окликнуть. Пиджак местами помялся после преодоления коридора с пьяным телом на левом плече. Я терпеливо стояла и смотрела в его карие, глубокие глаза. Мне хотелось услышать хоть что-то, буквально что угодно! Вместе с этим внутренний холодный рассудок больно сжимал мой разум в тиски, не давая воли эмоциям.       – Доброй ночи, – с каким-то разочарованием произнес Коннор.       Мой голос дрожал, я чувствовала это в голосовых связках, и потому натянуто улыбнулась. Мне хотелось убраться отсюда подальше. Дальше от этого андроида с его изящным лицом и удивительным внутренним миром, дальше от этого треклятого дома откровений, дальше от этого города, дальше от этой планеты. Я ненавидела все и всех, но в большей степени себя за свою бесхребетность.       Уличный морозный ветер встретил меня комом снега, брошенного в лицо. Легкие глубоко вдохнули, и тело поплыло в мурашках. Мне предстоял длинный путь. Такси вызвать не хотелось, и потому ноги спешно шагали по белому тротуару, сгребая снега каблуками. На дворе была ночь, люди все спали. Улицы были темны, лишь фонари придавали этому городу жизнь. Я шла долго, натыкаясь каждый раз на новую порцию снега и ветра, но мне удалось достичь дома меньше, чем за сорок минут. Тело продрогло, но я не замерзла. Сорока минут на пятнадцатиградусном морозе было слишком мало, чтобы заставить мой организм испытать критический холод.       Коннор-катана встретил меня мягким голосом нетерпения на своей стойке. Я стащила с себя каблуки, плащ и платье, и бросила все это на спинку испачканного разного цвета кровью кресла. Сон совершенно не шел. Перед глазами вперемешку мелькали голоса и лики родных, давно ушедших людей, вместе с ними где-то на фоне звучал мягкий, успокаивающий голос андроида. Он словно вишенка на торте замыкал круг размешенных в коктейле эмоций. По щеке прокатилась слеза. Я с удивлением стерла ее рукой и осмотрела влагу, оставшуюся на ладони. Она была настоящей, чистой, соленой. Слеза была вызвана не болью, но ужасом, в котором пребывала моя психика.       Спустя час я все же уселась перед зеркалом с катаной в руках. Заявление о поврежденном аппарате диагностики было отправлено в тот же вечер, но подвал от этого не стал казаться безопасным. Я даже заперла его на ключ, лишь бы не представлять себе, как оттуда приходит армия солдат с оружием наперевес.       Коннор мягко отбросил блеск в мои глаза, заставив очнуться от мысли и продолжить чистку. Я старательно натирала рукоятку, осматривала лезвие, изучала баланс между лезвием и рукоятью. Но это не приносило мне облегчение. Я лишь сильнее топилась в ворохе мыслей о прошлом, настоящем и будущем. Последнее, к сожалению, не радовало.       В очередной раз прикоснувшись к рукоятке, я резко ощутила странное чувство. Ее нагретая от моего собственного тепла кожа напомнила мне о протянутой руке Коннора в том баре. Он смотрел мне в глаза, приглашая на танец на полном серьезе. Он ждал от меня ответа, ждал, что же я сделаю, как поступлю. Позволю ли увлечь себя в его руки, позволю ли вести меня в танце, мерно покачиваясь в такт грустной мелодии. Он ждал ответа. Положительного ответа. И лишь сейчас я вспомнила, как мелькнуло непонимание и обида в его темных глазах, когда я произнесла слово «Нет». Сейчас же я почувствовала, как пожалела о решении не ощущать его тепло на своем собственном теле.