Бесчувственные

Тусклый свет мерцающего экрана едва освещал и без того темный и холодный подвал. Постепенно разбитый экран сдавал свои позиции, его сияние меркло с каждой минутой. Коннор считал каждую. Прошло два часа и сорок три минуты с того момента, когда андроид спустился по бетонной лестнице вниз, едва не попав под горячую руку разъяренного солдата. Каково же было его удивление, когда солдат все же оказался не в ярости, а в истерике. Девушка, стискивая свои плечи руками, сжимаясь в комок на холодном, усыпанном стеклом и щепками полу, затухала, словно свечка, огонь которой боролся с морозным сквозняком. Ее сердечная мышца билась неровно, время от времени и вовсе пропускала удары. Она задыхалась. Система анализа внутри бесцеремонно старалась просчитать варианты развития событий, если бы Коннор вдруг опоздал. Андроид отмахнулся от этих мыслей. Почему-то анализировать подобное было неприятным. Через час и пять минут после успокоения Гойл заснула. Белая рубашка покрылась темными пятнами из-за непрекращающихся слез. Слезы не пугали андроида обязательным обезвоживанием хрупкого человеческого организма, пугало само их наличие. Коннор с самого начала знал о нестабильности солдата, но его волновало только эгоистичное желание избавиться от чувства схожести с человеком. Тогда это все казалось чем-то неважным. Теперь же оказалось, что их общие сбои были нечто другое — самым значимым за последние несколько недель. Экран полностью потух. Особенности оптики позволяли Коннору разглядеть всю комнату в полном мраке, но оставаться дальше в подвале было нельзя. Андроид аккуратно постарался освободить правую руку. Анна несколько раз поморщилась, но не просыпалась. Вряд ли ей хватит сил проснуться, пережитая паника и марафон через снега местного леса выжали из ее организма все до последней капли. С силой опершись спиной о стену, андроид с обездвиженной на руках Гойл поднялся на ноги. Под ботинками хрустело стекло, Коннор даже несколько раз, погруженный в желание не навредить и не разбудить девушку, пнул остатки от пластмассовой рамы диагностического экрана. В гостиной было светло. За окном едва пробило три часа дня, и солнце уже начинало спускаться к горизонту. Андроид поднялся вверх по лестнице, ощутив перенастройку собственных оптических линз из-за яркого дневного света. Только здесь Коннору представилась возможность оценить все изменения на человеческом женском теле. Темные, растрепанные волосы Анны грузно свисали с плеч, полностью выбившись из хвоста. Ее комбинезон местами был разорван: на рукавах виднелись рваные, пропитанные кровью порезы. Солдат бежала долго, то и дело сворачивая из леса к дороге и обратно. Она была настолько напугана, вдруг подумалось андроиду, что даже не замечала, как ветки царапают ее кожу. Ран и царапин уже не было — организм в быстром темпе покрыл мелкие раны новой кожей. Комбинезон вряд ли мог так восстанавливаться. Пройдя мимо гостиной вдоль коридора, андроид ногой отодвинул дверь в спальню. Здесь было все неизменным: стоящее напротив зеркало, плотно закрытый темный шкаф, идеально разглаженная белая постель. Только в этой комнате можно было ощутить присутствие не просто человека, но воспитанного и взращенного солдата — настолько все было идеальным. Заметив свое отражение, Коннор ненадолго задержался на входе. Он был растрепан. Несколько прядей выбились из зачесанных волос, пиджак помялся, по белоснежной рубашке расползались темные мокрые пятна. Расслабленный галстук неопрятно свисал с шеи, струился по груди покоящейся в его руках Анны. Ее голова безвольно повисла, левая рука покачивалась в такт его движениям. Даже сейчас, разбитая и уставшая, она выглядела удивительно красивой. Как только Анна коснулась постели — тут же подмяла под себя подушку. Она не проснулась даже тогда, когда Коннор старательно укрывал ее белым одеялом. На мгновение андроиду захотелось убрать упавшие на лицо Анны волосы. Он потянулся к ней рукой, но на половине пути убрал ее назад. Через минуту Коннор поспешно покинул спальню. В гостиной было все совсем иначе. Медленно прошагав практически к центру комнаты, андроид вдруг ощутил, как откинул носком ботинка что-то увесистое, но тонкое. Коннор опустил нахмуренный взгляд, и увидел лежащую катану. Руки чесались взять оружие и убрать на стойку, но в голове все еще крутились обещания Анны расправиться с ним при малейшем прикосновении к священному мечу. Немного помедлив, андроид опасливо обернулся в сторону закрытой спальни. Рука медленно потянулась вниз, встретив на пути обвисший галстук. Холодная кожаная рукоятка приятно поприветствовала пальцы в безмолвном рукопожатии. Коннор выпрямился и осторожно взял катану в обе руки. Ее стойкость и изящность и вправду были восхитительными. Временами, глядя как рукоятка выглядывает из-за плеча солдата, андроид ощущал понимание относительно маниакальной любви девушки к своему оружию. Катана была ювелирной работы продуктом, старательно приводящимся в порядок заботливыми женскими руками. Он ни разу не видел, как Анна использовала оружие непосредственно во время стычки, даже догадывался, что катана носит исключительно декоративный, отличительный характер. Но судя по тому, как виртуозно двигались мышцы солдата, прикладывая в безупречном положении острие лезвия к его горлу в той заброшке — Гойл наверняка знала, как обращаться с оружием не понаслышке. Андроид аккуратно, с характерным металлическим звуком выдвинул меч из ножен. Холодный блеск металлического сплава блеснул в глаза, и на лице Коннора проявилась легкая улыбка. Все это было даже забавным. Он определенно хотел рассказать солдату о своей осведомленности относительно некоторых тайн Анны и оружия, однако понимал, что подобное вызовет еще больший резонанс, чем сегодняшняя истерика в подвале. Если в тот раз по комнате летали компьютеры, то в следующий — может летать он сам. Заботливо убрав катану обратно в саю и уложив ее на стойку, Коннор обратил внимание на перепачканное красной и голубой кровью обивку сиденья. Яркие, безумные цвета переплетались, создавали более темный, фиолетовый оттенок, местами были видны отдельные капли человеческой и механической жидкостей. Поверх спинки кресла аккуратно разложилось красное, атласное платье. Андроид, ощущая внутри безмятежность, кончиками пальцев дотронулся до прохладной, струящейся ткани. Переливающийся в свете уходящего солнца атлас был гладким, приятным на ощупь. Где-то внутри наверняка еще хранилось тепло женского тела, но Коннор не решался дотронуться до ткани всей ладонью. Он осторожно убрал пальцы, плотно сжав губы в сожалении о своей нерешительности. Гостиная была совершенно другой. Попав в дом в первый раз, андроид не ощущал видимого присутствия здесь жильца, разве что расставленные колбочки и стеклянки на журнальном столе. Он сравнивал дом с жильем Хэнка и видел разительную разницу. Хэнк бережно хранил джазовые виниловые диски, утверждая, что когда-то в далеком прошлом затирал их до дыр. В его доме тут и там была разбросана собачья шерсть, на столе раскиданы остатки еды, по полу — бутылки. Телевизор показывал матчи хоккея не переставая, даже на пустых полках все же покоилась одна единственная фотография. Коннор даже помнил многочисленны стикеры-напоминалки, наклеенные на зеркало в ванной. Здесь же не было ничего. Дом был пустым, необжитым, только оружие и флаконы с жидкостью могли выдать проживающее здесь существо военной категории. Но теперь все было иначе. Андроид медленно осмотрел комнату. На столе все так же стояли тарелки с недоеденной кашей, разрезанным, но нетронутым апельсином, кружка, полная остывшего чая — завтрак не просто не тронули, его даже не потрудились убрать. Испачканный его и ее кровью бежевый ворс кресла, раскинутое платье и туфли, даже разрезанная занавеска не была заменена: часть ее, конечно, была убрана, но оставшаяся разрезанная ткань все еще болталась на середине окна. Коннор исследовал каждую деталь, каждую частичку комнаты, и, находя что-то новое в своем изменении, креп в уверенности относительно одного удивительного открытия — все, что было «не на своем месте» было связано исключительно с ним. Коннор понимал, насколько абсурдна и опасна эта мысль, но отделаться он от нее не мог — просто не хотел. Она тщательно переступала через собственные солдатские и дисциплинарные принципы, возможно, даже неосознанно хранила все связанное с ним на видном месте. Это было глупым, совершенно не логичным. Но в то же время удивительным и… прекрасным? Раздумья о совершенно постороннем внезапно отдались внутри чем-то опасным. Андроид, старательно игнорируя недавно завораживающие его детали, посмотрел в зеркало напротив кресла. Он тщательно зачесал черные волосы назад, подтянул галстук и расправил пиджак. На груди все еще виднелись темные мокрые пятна, и на мгновение Коннор завороженно изучал их в отражении. Он остро ощущал желание не уничтожать рубашку, как в этом случае требует регламент «Киберлайф». Но было нечто другое, что-то, что мелькало в его собственных темных глазах. То, чего раньше не было и никогда не должно было быть. Коннор пытался выудить это из своего отражения, вытащить, словно нерестящуюся рыбу в бурной реке, но каждая такая попытка была неудачной. Его взгляд был другим. Не таким холодным, но и не таким участливым. Он казался самому себе чужим, но что самое страшное — чужим не казалось то, что сейчас спит в соседней комнате. Нахмурено отвернувшись от зеркала, андроид некоторое время простоял в тишине. Ему не нравились собственные мысли, не нравились нахлынувшие ощущения. Через несколько минут Коннор стремительно покинул дом, всеми силами стараясь оторвать разум от мерно сопящей на белой постели измученной девушки. Просыпаться было тяжело. Очень. Впервые за семь лет я чувствовала себя морально и физически истощенной. Непривычные чувства были такими отвратительными, что просились выйти наружу через желудок. Как только тьма вокруг расступилась, я кожей лица ощутила теплую мягкую поверхность ткани. Все тело согревало внутреннее, накопленное тепло одеяла, и тугой комбинезон усиливал этот парник. Все тело взмокло. Простыня казалась на ощупь влажной. Открыв глаза, я ощутила острую боль внутри головы. Она пульсировала и разрасталась, двигалась по сосудам, отдавалась даже в плечевых суставах. Мышцы ног нещадно ныли. Я, издав тихий стон боли, попыталась сдвинуть бедро прямо под одеялом, но оказалось, что это не так просто — каждую клетку словно залило ледяным железом, отчего все человеческие ткани при попытке движения нервно скрипели и сопротивлялись. Стиснув зубы и игнорируя боль, я медленно села на постель. Мозги откровенно отказывались работать. Все, что я помнила, это как ворвалась в собственный дом с одной целью — уничтожить гребанный аппарат диагностики, который как молчаливый сторонник событий нашептывал о моей безысходности. Помню, как в лицо летело стекло, щепки. Как руки стирались в кровь и тут же заживали от буйного нрава воспрянутых внутри чувств. Как билась в истерике посреди подвала, тщательно старалась вдохнуть, но вместо этого лишь сжималась на холодном бетонном полу. Я была готова принять смерть. Я слышала ее нависшее дыхание, ощущала могильный холод всем своим телом. В свете мерцающего экрана бегали шустрые, нетерпеливые тени демонов, готовых забрать меня туда, откуда уже никто никогда не достанет. Я ждала встречи с ней… но вместо нее пришел кое-кто другой. Коннор. Вылезшее из небытия сознания имя, как луч яркого солнца посреди туч разогнал все посторонние мысли. Все мышцы резко выпрямились, забыв о боли, и легкие протяжно затаили дыхание. Он буквально вытащил меня с того света, нашел панацею от истерики и приближающегося конца, открыл себя для того, чтобы не дать сгореть в пучине страха и боли несчастной человеческой душонке. Он был так близко, но я в своей истерике была очень далеко. Ладони рефлекторно начали ощупывать туловище в надежде найти на нем остатки тепла углепластикового механизма. Сквозь белую мужскую рубашку, бионическую кожу и пластмассовый корпус пробивался звук биения механического сердца. Разум напоминал мне о том, как совершенно мое сердце подстраивалось под его организм, как шуршала ткань комбинезона под его ладонями, как он уверенно смотрел мне в глаза, пытаясь вытянуть из лап женщины с косой. Я помню, как засыпала в слезах в его объятиях, слушая треск искрящих проводов и удары имитировавшего сердце органа. Все сознание как по щелчку вдруг воспринимало весь мир таким, какой он есть. Словно весь этот путь: потеря близких, вступление в отряд бойцов, семь лет верной службы, даже конфликты с Ридом и уложенный в руку пистолет Камски — все вело к этому подвалу, к этому моменту, к этим рукам. Это было предначертано. Кем-то и когда-то. Кое-как встав с постели, я сделала несколько шагов и… замерла. Мозг точно помнил, как организм уплывал в бессознание там, в холодных стенах подвального помещения, но проснулось я в окружении теплого одеяла и подушки в собственной постели. Коннор перенес меня в спальню. И, вполне возможно, он все еще находился в доме. Умозаключение ввергло меня в состояние испуга. Каждая клеточка тела помнила эти прикосновения, но ни одна из них не была готова столкнуться с ним здесь и сейчас. Поморщившись от головной боли, я уже было открыла рот, чтобы окликнуть андроида, но тут же запнулась. Звать его, приближая момент встречи, мне тоже не хотелось. Мысленно я чертыхнулась. Все стало предельно простым, но в тоже время таким сложным. Переборовший хирургические изменения мозг начал ощущать этот мир в полной мере. Все воспринималось так терпко и резко, как воспринимает глаз яркий солнечный луч после недельной темноты. Страх, волнение и одновременное желание увидеть блеск карих глаз смешивались в один коктейль. Все тело продолжало протяжно ныть от боли, но к ней добавилось и напряжение во всех мышцах. Постояв еще несколько минут на одном месте, я сделала неровный шаг вперед. Прятаться было поздно. В доме царила полная тишина. Я миновала коридор, с каждым шагом ощущая нарастающую бездну внутри желудка. Разум, словно в издевке, кидал в сознание фантазии, как за очередным поворотом в очередную комнату показывается широкая, расправленная спина, надпись над которой гласила «RK800». Казалось, что стоит мне скрипнуть дверью, и встревоженный андроид выскочит из-за угла со своими советами о том, как сильно мне нужен отдых. Но это не случалось. Все комнаты оказались пусты. Ванная, кухня, гостиная. Никто не встречал меня тревожным взглядом, не протягивал руки в знак помощи. Даже Коннор-катана, чудесным образом оказавшееся на стойке, с неким дружелюбием встретила меня в гостиной, всем своим видом говоря «слава богу ты пришла, а то я так устал сидеть здесь в одиночестве». Мелькнувшая мысль заставила меня грустно усмехнуться. Коннор даже ее не оставил грустно лежать посреди холодного пола. Осознание того, что дом был пуст, внезапно принесло облегчение всему телу. Боль отступила, напряжение спало. На часах было около четырех часов дня, а это значит, что я проспала не меньше двух. Окончательно распустив растрепанные волосы из того, что осталось от хвоста, я, все еще хромая и морщась от нытья мышц и легких, подошла к зеркалу. Вокруг глаз расползались покраснения от беспрерывных слез, зрачки блестели нездоровым бликом; темные, густые волосы спутались; на рукавах комбинезона виднелись рваные порезы, и я вдруг вспомнила, как в лесу время от времени мои руки обжигала боль от удара о царапающие ветки. Тогда это было таким малозначимым, впрочем, таким же осталось и сейчас. На белой майке, выглядывающей из-под полу-расстегнутого комбинезона виднелись капли красной крови. Коснувшись пальцами своим губ, я осознала, насколько сильно была близка к смерти еще там — в лесу. Легкие старательно отхаркивали оседающую на бронхах кровь из-за разрыва мелких капилляров. Удивительно, как я не впала в кому прямо там, настолько сильно мой организм хотел жить. Привести себя в порядок оказалось крайне сложно. Горячий парной душ приятно обнимал кожу, но облегчения в душе не приносил. Все воспитанные и лелеянные мною на протяжении семи лет установки разрушились, солдат внутри был мертв. Теперь только сердце заправляло этим телом. Как ни странно, мысли о будущем перестали быть такими страшными. Пережитые предыдущие часы в механических руках резко поменяли все представление о важном и значимом. А именно, важным было только одно — он и его жизнь. На будущее и собственные перспективы стало по непривычному наплевать. Коннор-катана перестала назойливо требовать чистки. Я по-прежнему ощущала это родство, эту ментальную связь со своей боевой подругой, но желание натирать ее рукоятку каждую минуту отпало. Возможно, это было связано с умерщвлением всех солдатских установок, возможно — с тем, что оружие по-своему «не хотело» стирать с себя следы пальцев андроида, пусть он их даже и не оставлял. Нацепив на себя очередной комбинезон, я затянула замок практически по грудь. Горячий душ освежил тело, и покраснения вокруг глаз спали, однако осталась легкая припухлость. Волосы были бережно расчесаны и уложены в хвост. В зеркале напротив меня стоял совершенно ничем не примечательный солдат таинственного военно-генетического подразделения, но было лишь одно отличие — глаза. Взгляд зеленых глаз стал иным. Стойким, уверенным в своей цели, но трепетным и взволнованным. Он стал живым. Из меня сквозило человечностью, сквозило жизнью, чувствами. Раньше, надевая на себя самую обычную гражданскую одежду, я становилась призраком в этом мире. Люди не видели меня, шли мимо, а если случайно сталкивались плечами — удивленно озирались, пытались понять, откуда я появилась. Теперь же все иначе. Меня можно было видеть, ощущать даже за километр. И все дело было во взгляде, полным заинтересованности и желании поскорее встретиться и познать окружающий мир. Осмотрев себя тщательно в отражении, я отрицательно мотнула головой и закусила нижнюю губу. Что-то было не то. Руки чесались изменить в себе какую-то деталь, исправить свою привычную боевую идеальность. Подняв руку, я ухватилась пальцами за резинку и дернула вниз. Тяжелые, гладкие волосы тут же спали за спину, следуя к полу, как водопад. Шея визуально вытянулась, лицо стало другим. На меня смотрел не солдат, но юная, прекрасная девушка в самом расцвете своих надолго застрявших в старении двадцати лет. Катана с радостью поддалась в руки. Ее плотное прижатие к спине было таким успокаивающим, что я едва напрочь не забыла о перекусе. Истощенный организм все же требовал еды, и я наспех начала закидывать в себя уже остывшую и слегка подсохшую кашу. В чем-чем, но во вкусах еды у меня никогда не было притязаний. Боковым зрением я ощущала нечто неприятное, дискомфортное рядом с собой. Голова медленно повернулась к источнику неприятного чувства, и перед глазами предстала тьма. Дверь в подвал была раскрыта настежь. Мерцание последнего экрана давно угасло, и из стен сгустками выделялся мрак. Воображение рисовало, как сотни бойцов выбегает из темноты, наставляя на меня свои «Анаконды», «Питоны», ПБ и автоматические арбалеты. Животного страха это больше не вызывало, но мне не нравилось это чувство. Приподнявшись на стуле, я дотянулась носком своего тяжелого ботинка до двери и с силой оттолкнула ее. Подвал медленно спрятал свой мрак. Добраться до здания департамента оказалось не так сложно. Мои мысли были полны чувств и ощущений, которые неподготовленный мозг старался осмыслить, осознать и принять. Это было сложно… разум, наученный действовать по приказам и логике, совершенно не понимал моего внутреннего желания как можно быстрее увидеть Коннора и вместе с этим страха его встречи. Разум ощупывал, обнюхивал и осматривал эту странную совершенно противоположную друг другу смесь чувств. В какой-то момент мозг подкинул мне мысль, что я дурная и долбанутая, и я с радостью с ним согласилась. Больше в сознании подобных мыслей не возникало. Погруженная в свои мысли, я не замечала вокруг себя ничего. Ни того, как странно выглядывают из окон соседи, провожая меня взглядом; как покалывает кожа на лице от морозного ветра, как солнце начинает спускаться за горизонт. Я шла быстро, ноги на мышечной памяти несли меня вперед к участку. Мир не казался мне добрым и светлым, напротив — возможность ощущений и чувственного восприятия показало мне, насколько все вокруг серо и мерзко. Спешащие машины и люди, недовольные крики хозяев на своих андроидов, дымовые выбросы местных производственных фабрик; множество бездомных с табличками и надписями о голоде и помощи. Мир утопал в боли, и на мгновение я вспомнила, отчего бежала в ряды солдат. Несмотря на всю мою тягу к эмоциям и андроиду, я четко осознавала для себя, что не смогу жить в этой вселенной. Рано или поздно мне придется сделать свой выбор, представ перед руководством, и этот выбор был сделан заранее. Оставаться я здесь не собиралась однозначно. Однако перед этим все инстинкты и ощущения требовали выполнить одну, самую главную задачу в моей жизни, мое предназначение — помочь андроиду завершить расследование, даже если оно будет иметь самый непредсказуемый финал. Оказавшись у полицейского участка, я на несколько минут встала в ступор. Солнце покрывало последними вечерними лучами крыши многоэтажек, и департамент полиции смотрелся издалека золотистым и приветливым. На деле все было иначе. День заканчивался, заканчивалась и смена офицеров. Многие наверняка уже покинули здание, не факт, что Хэнк и Коннор были на месте, но что-то, что проснулось вместе со мной час назад, потребовало немедленного отправления на место моего назначения. Я шла на поводу у собственных инстинктов или, как говорили иначе, предчувствий, но сейчас переступить открытые ворота оказалось сложно. Внутри здания меня ждало сразу несколько проблем: разъяснение перед наблюдавшим в доме Камски Хэнком и встреча с карими глазами андроида, носящего серый фирменный пиджак «Киберлайф». Что из этого было страшнее оставалось лишь гадать. Вдохнув свежий воздух как можно глубже, я сделала шаг вперед. С этого момента было поздно отступать. Холл был частично пуст. Офицеры покинули свои столы, разбежавшись по домам или по делам. Кое-кто остался, например, Крейг из отдела внутренних дел, капитан Фаулер в своем кабинете. Войдя в холл, мне даже показалась где-то со стороны кухни морда Гэвина-мать-его-Рида. Но он — последнее, что я могла искать в этом здании. Напарники оказались на месте. Хэнк удрученно сидел за столом, просматривая какие-то бумаги в своих руках, пока Коннор старательно жестикулировал руками и что-то ему объяснял. Опасение внутри о том, что андроид рассказывал о моей истерике резко напрягли весь рассудок, но они оказались ложными. Оказавшись рядом, я расслышала какие-то слова о девиантах. — Нихрена ж себе… — Хэнк грубо перебил андроида, глядя в мою сторону. Я шла достаточно бесшумно, чтобы Коннор, стоя ко мне своей спиной и отблескивая фирменным голубым знаком, не заметил моего присутствия. — Ты до сих пор здесь? Недоумевающий андроид развернулся в мою сторону. В одно мгновение непонимание сменилось на тревогу и взволнованность, но андроид быстро взял себя в руки. Механическая спина выпрямилась, словно струна, подбородок учтиво приподнялся в знак внимания. Кисти сцепились за спиной. Должна была признать, что не такой реакции я ожидала от Коннора. Мимолетно осмотрев его, я ощутила торнадо внутри груди. Он был таким же холодным, таким же стойким, но в темных глазах читалось понимание и беспокойство. На белой рубашке больше не было следов, которые наверняка оставили мои слезы. Серый пиджак местами был помят, и я вдруг ощутила кожей пальцев грубую, жесткую ткань. Темные волосы, как и всегда, идеально зачесаны с выбитой из общего ряда прядью. Я так и не смогла дотронуться до них… — Вы так всех приветствуете, лейтенант? Старик не успел открыть рот, чтобы наверняка изречь очередную язвительную шутку, как его перебил едва ли не крик грубого голоса Джеффри Фаулера: — Хэнк! — вся наша троица словно по команде обернулась на капитана, выглядывающего из-за своей двери. Мужчина на некоторое время опешил и слегка отодвинулся назад, прячась за дверь. Поняв, что это самая обычная непроизвольная реакция на раздражитель, а не желание настучать ему по голове за сорванный разговор, мужчина вновь приоткрыл дверь и сурово произнес. — Все вы. Зайдите на минуту. В холле практически никого не было, и я даже испытала облегчение от этого. Голос Фаулера был напряженным, излишне удрученным. Эти негативные нотки определенно не нравились мне, и я не одна была такой. Устало закатив глаза и сжав тонкие губы, Андерсон вразвалочку встал со своего скрипучего компьютерного кресла и побрел в сторону стеклянного кабинета. Фаулер, заметив движение, тут же скрылся за дверью. — Кажется, это будет неприятный разговор, — вслух констатировала я. Коннор воспринял это как обращение, внимательно изучая мое лицо. Отвечать он не стал, и мы друг за дружкой, как выводок утят, последовали за лейтенантом. Кабинет, как и в первую нашу встречу, был просторным и светлым, серым и прозрачным. Раньше закрытые чувства не позволяли полностью оценить это помещение, но сейчас сделать это оказалось легче легкого. Кабинет был красивым, полным различных деталей. Фотографии на столе, повернутые лицом к капитану, отчего нельзя было определить их содержимое. Рядом со столом стоял какой-то горшечный цветок. Его раскидистые густые зеленые лапы едва ли не цеплялись за стол. Сам же кабинет был полностью завален делами, документами и бумагами. И хоть изначально кабинет казался уютным, на деле это было не так — все стены были полностью прозрачными. Местами стекло покрывала белая пленка, изображающая декоративные полосы, но от посторонних глаз она не спасала. С моей нелюбовью к пристальным взглядам я бы точно здесь долго не просидела. Хэнк стоял к столу Фаулера ближе всех. Они о чем-то говорили довольно спокойно, но уловить суть мне не удавалось. Все внутренние чувства и интересы были направлены на стоящего рядом андроида. Его глаза закрылись сразу же после того, как Коннору удостоилась возможность занять дальний угол. Что-то подсказывало, что диод горит желтым, означая передачу рапорта верхушке. Его мелкие, коричневые родинки на лице притягивали взгляд. Я остро ощущала потребность протянуть руку и ощутить пальцами волосы, изучить их жесткость и гладкость, даже проверить на прочность. Меня не пугало это желание. Слегка пугало лишь то, что я полностью принимала и не отрицала этого желания. —… с дела… Я старалась всеми силами оторвать взгляд от идеальных черт Коннора, усмирить руку в ее желании дотянуться и убрать выбившуюся черную прядь обратно в зачесанные волосы, но это было невероятно сложно сделать. Обрывки фраз офицеров доносились до меня, как из-под воды, и я всеми силами пыталась вырваться из нахлынувших трепетных чувств, которые, как сладкая ледяная газировка, гипнотизировала неподготовленный к эмоциям мозг. —… переходит к ФБР… Андроид медленно похлопал глазами, приходя в себя. Ему не требовалось усилий, чтобы войти в колею беседы между двумя мужчинами. Я же, завидев, как Коннор приходит в себя, резко отвернула взгляд. Сосредоточиться на разговоре было сложно, однако возмущенный вопрос Хэнка и ответ Фаулера стер из мыслей все предыдущие желания и эмоции, оставив только лишь одно — пустоту. — Что? — Хэнк, сцепив руки на груди, с неким наездом обратился к шефу. Он ошарашенно переглянулся с андроидом, и я вдруг ощутила себя лишней в этом дружеском коллективе детективов. В конце концов, здесь я была обслугой. Не говоря уже о том, что за все время работы ни разу не поинтересовалась расследованием. Едкий укол совести осадил меня. То, что было важно другим мною упускалось из вида. — Мы же напали на след. Мы… нам нужно время… мы ведь… — Хэнк, — резко оборвал его капитан. Фаулер сидел на краю стола, как и в первую нашу встречу, только глаза его были обращены не на меня. — Ты не понимаешь. Это уже не рядовое расследование. Это гражданская война! Уже не наши масштабы… это вопрос госбезопасности! — Да пошли вы! Нельзя взять все и оборвать! Мы почти у цели! — Ты ж бухтел, как тебя бесят андроиды! Хоть бы определился уже! Я-то думал, ты обрадуешься! Хэнк, саркастично усмехнувшись, кинул на меня мимолетный разъяренный взгляд, и я вдруг осознала насколько важным все это было для напарников. Андроид не шевелился. Его напряженный внимательный взгляд перескакивал с лейтенанта на капитана, и этот взгляд был очень неприятным. Внутри все ощущало потребность сделать все, что угодно, даже самое безумное и опасное, лишь бы андроид перестал источать этот испуг. — Мы почти раскрыли дело. Мы в шаге от ответа, — Хэнк, уперевшись руками о стол, практически кричал Фаулеру в лицо. — Да чтоб тебя, Джеффри, не можешь хоть раз меня поддержать?! На лице Фаулера возникло некое сожаление, и на мгновение в кабинете повисла тишина. Все здесь стало вдруг неприятным. Гребаный цветок в горшке, гребаные фотографии и крупный экран на стене, гребаный капитан! Оба детектива излучали просто невероятные сгустки нервозности и тревоги. Где-то в глубине души я пожалела, что вновь ощутила на своей шкуре весь спектр человеческих чувств. Все таки быть бесчувственной куда лучше. — Это вне моей власти, — коротко и ясно констатировал капитан. На его лбу проступили капельки пота, и это не было удивительным. Обламывать агрессивного Хэнка никому не нравилось, не говоря уже о том, что ни один полицейский участок не любил вмешательство ФБР. — Вернешься в отдел убийств. Андроид вернется к себе в «Киберлайф», а Гойл — на свою базу. Прости, Хэнк. Все кончено. Сказанное было словно гром среди ясного неба. Совсем недавно трепещущий от мыслей об анроиде мозг резко включил системы самозащиты, и я почувствовала как мышечный сердечный орган скатывается в желудок. Вокруг ничего не было. Только Фаулер с его виноватым взглядом, стреляющий поток крови в висках и перспективы встречи с подразделением. Хэнк, окинув взглядом всех присутствующих, медленно вышел из кабинета. Коннор мельком посмотрел в мою сторону, его взгляд был полон нерешительности и тревожности, и я ощущала те же чувства внутри. Попади он обратно в «Киберлайф» — и его глаза больше никогда не увидят света. Те же перспективы ожидали и меня, но уже на добровольной основе. Покидать стеклянный кабинет было неприятно. Произошедший разговор, в котором мы с андроидом стали невольными участниками, словно вырвал изнутри добротный кусок души. Все затянулось черной пеленой. Хэнк уже сидел за своим столом, грузно изучая одну единственную точку на экране компьютера. Коннор, всеми своими движениями показывая встревоженность, присел на край стол лейтенанта, чем тут же напомнил манеры капитана. Участок перестал быть теплым и уютным. Каждая здесь мелочь раздражала, и я, лишь бы не видеть вокруг себя всех этих выводящих из равновесия деталей, подошла к окну. Коннор-катана на спине скорбно нашептывала на ухо о скором расставании. Руки инстинктивно попытались защитить меня, обхватив плечи. Большой палец правой согнутой руки изучал губы на шершавость и жар, который оглушил все тело с момента упоминания подразделения. За окном не было метели, по крайней мере снег был настолько редким, что можно было разглядеть стоящее в двадцати или тридцати метрах здание с особой четкостью. Но меня не интересовали прохожие, машины и дома. Глаза, практически не моргая, изучали открытые ворота департамента. Каждую минуту мне казалось, что из-за угла вот-вот покажутся черные комбинезоны с катанами наперевес. Их золотые эмблемы даже со скрытым за облаками солнцем будут блестеть мне в глаза, как красный флаг, означающий войну, посреди белоснежного снега. — Нельзя же так просто сдаться… — раздался за спиной голос андроида. Как ни странно, я не ощутила бывалого трепета от его мягкого, ласкающего слух тона. Мои мысли занимали пустота и тьма внутри. — Мы ведь могли раскрыть это дело… Послышался скрип стула. Хэнк отодвинулся от стола так, чтобы видеть нас обоих. — А ты вернешься в «Киберлайф»? — Выбора нет, — на секунду повисла тишина, после которой послышался раздосадованный голос. — Меня деактивируют и будут искать причины неудачи. — А что, если мы боремся не на той стороне? Что, если и мы и вправду боремся против угнетенного народа? Что-то подсказывало, что за спиной решаются какие-то важные вопросы, возможно, даже слишком важные для игнорирования. Но я не могла разорвать мрак внутри. Мне даже не было страшно, нет. Я просто стояла у окна, чувствовала, как нерешительно бьется сердечная мышца, как бездна внутри поедает все, что я только что обрела: чувства, эмоции, смысл. Даже то, что воспринималось мной, как мое настоящее предназначение, к которому я готовилась уже несколько лет — помощь андроиду в его бравом деле — грозилось вот-вот оборваться из-за сраного вмешательства сраного ФБР. Воспоминания о федералах резко вывели меня из колеи раздумий. В любой другой ситуации меня бы просто отдали в распоряжение ФБР, но ведь не отдали. Почему?.. — Мы на правильной стороне, — вдруг воскликнул Коннор. Я не видела его лица, но понимала, с какой решительностью и уверенностью он произносил эти слова. Должна признать, что мне это не понравилось. Он врал. Врал в своей уверенности, врал в своих убеждениях. Пытался сохранить остатки своего предопределенного компанией «Киберлайф» разума. Я точно это знала. — Люди нас создали. Они нам хозяева. Машина не должна бунтовать против создателя. Хозяева. Как много отвратительного было в этом выражении. Попробовав слово на вкус, я тут же ментально поспешила его выплюнуть. Наши хозяева пытались нас уничтожить, усмирить. И если раньше это воспринималось как должное, теперь же пробужденный от семилетнего застоя разум всячески противился. — Ты отказался убить андроида в доме Камски. Ты поставил себя на ее место. А это эмпатия, Коннор. А эмпатия свойствена людям. — Не знаю, зачем я это сделал, — уже не так решительно произнес андроид. С минуту царила тишина. Она давила, словно сжимающиеся кирпичные стены, но я не могла оторвать свой взгляд от окна, ожидая увидеть вестников скорой смерти. Это была на удивление странная покорность. Не механическая и бесчувственная, которую я ощущала раньше. А смиренная, спокойная. Такую покорность испытывают глубокие старики перед физическим осязанием костяных пальцев на своем запястье. — Ну а ты? Хриплый старческий голос был направлен в мою сторону. Я посмотрела на старика через левое плечо и отметила, что оба детектива теперь обращены ко мне. Их взгляды, полные удручения по отобранному из их рук делу, не вызывали положительных эмоций, и я вновь повернулась к окну, покусывая нижнюю губу и ощущая, как кожа зарастает новым слоем. — Вернешься в свое подразделение? — Это должно было произойти рано или поздно, — собственный голос мне показался каким-то отстраненным, чуждым. Густые волосы прятали мое лицо, и только Хэнк в силу своего близкого положения мог разглядеть в нем покорность и смирение. — Я не могу прятаться. — Что теперь будет? Вопрос был более, чем предвиденным. Хэнк не зря использовал слово "теперь", ведь он собственными глазами видел, как разрушается солдатская стена внутри личности. Я полностью развернулась к детективам, ощутив, как рукоятка катаны приободряюще коснулась моего плеча, и приложилась поясницей к высокому подоконнику. Чертовы пристальные взгляды… Хэнк смотрел на меня с нескрываемой подозрительностью. Взгляд карих глаз Коннора был иным: открытым, внимательным, наблюдательным. Я могла отметить, как удивительно сдвинуты его брови в знак немого ожидания, как сгорбленная под неудобной позой спина даже в таком положении смотрится невероятно мужественно. Как черный кожаный галстук свисает с его шеи, прячась за теплым, плотным пиджаком. Он видел обреченность в моих глазах. Видел, как женские губы открывается и закрываются в нерешительности, и если для Андерсона это была странная реакция, то для андроида — нет. Он знал, что теперь будет. Он все еще помнил наш разговор относительно абсурдности поведения солдат, вернувшихся в мир чувств и попытавшихся избавиться от них через повторную операцию. Коннор видел меня насквозь. В его карих глазах блеснуло непонимание, которое тут же сменилось укором. Он сощурил глаза, но ничего не стал говорить. — Наверное, постараюсь остаться в подразделении, — опустив свой взгляд в пол подальше от укоризненного взора Коннора, я сложила руки на груди. Темные, густые пряди заструились по правому плечу. — Мне могут предложить место администратора или тренера. Все зависит от моего личного дела. К тому же, руководству проще нанять на такие должности человека, который чтит регламент и законы организации. Я врала. Врала, и голос мой не дрожал. Мне могут предложить место секретаря, диагностика или руководителя тренировочной базы, возможно, даже позволят отбирать потенциальных бойцов среди учащихся в университете при подразделении, но ни один из этих вариантов не устраивал меня. Во мне четко играло нежелание жить среди боли и одиночества, не говоря уже об осознании своей бесполезности в этом мире в случае, если андроид не выполнит свою задачу. А он ее не выполнит. — В моей программе таких слов не прописано… — тихий, но слишком добродушный для всей это ситуации голос андроида был дуновением ветра посреди Сахары. Я вновь ощутила свору мурашек под черной тугой тканью, но в этот раз не стала их подавлять, осознавая последнюю возможность ощутить хоть самую мелкую психологическую близость с тем, кто перевернул всю мною построенную жизнь. — Но я очень ценю вас, как коллег. Будь больше времени, кто знает… мы могли бы стать друзьями. Андроид мельком глянул в мою сторону, и в этом взгляде я больше не видела простодушности. Этот взгляд принадлежал обреченному, но полностью понимающему свою судьбу человеку. Да. Человеку. Хэнк молчал, сверля андроида глазами. В какой-то момент его взор переметнулся за спину Коннора, и я проследила за этим жестом. По коридору, сутулясь и копаясь в собственном телефоне, топал наш знакомый Перкинс. От одного его вида мне стало тошно, а рука рефлекторно потянулась к кобуре. Было бы у меня время, я бы наверняка научилась совладать со своими яркими эмоциями. Но времени больше никогда не будет. — Так, так, так, а вот Перкинс, тот самый говнюк… федералы, конечно, времени не теряют. — Отступать нельзя, — Коннор, понизив голос, полностью обратился к лейтенанту. Мне не нравился его настрой, точнее, он вызывал невольное ощущение причастия к чему-то заговорщицкому, незаконному. На протяжении всей своей работы я ни разу не вникала в нить расследования, и в голове даже не возникало идей, почему андроид так резко понизил голос едва ли не до шепота. — Ответ уже есть в собранных материалах, Перкинс заберет их и все кончено! — Выбора нет. Фаулер же сказал, нас сняли с дела. — Вы сейчас должны мне помочь, — Коннор ловко спрыгнул со стола, отчего вызвал во мне полное напряжение. Я перебегала взглядом нахмуренных глаз с одного детектива на другого, едва улавливая суть. — Мне нужно время, чтобы найти ответы в материалах дела. Я точно знаю, что он там есть. — Слушай, Коннор… — Если я не раскрою это дело, «Киберлайф» меня уничтожит! Брошенные слова подействовали, как лекарство от смирения перед смертью. Разум абсолютно наплевательски относился к перспективе собственной смерти, слишком сильно я не желала вновь ввергаться в этот жестокий мир, заселенный людьми, которых переплевывают в человечности даже андроиды. Но смерть андроида казалась мне святотатством. Мельком мне даже показалось, что это стало своего рода вторым бзиком в жизни после веры в священность и ментальную связь катаны. На деле же все обстояло гораздо проще: мне претила мысль о том, что тот Коннор, лежащий посреди груды бетонных блоков с распростертыми в стороны руками, станет реальностью. Он не улетит в небо, больше не станет говорить своим идеальным прекрасным голосом. Его вообще больше не будет. — Пять минут. Большего не прошу. Хэнк, устало вздохнув и бросив несколько взглядов в мою и удаляющегося Перкинса сторону, развалисто встал с кресла. Он был готов идти до конца. Даже этот побитый жизнью, потерявший своего сына человек готов был предпринять последнюю попытку, чтобы дойти до финиша. Отодвинутые обреченностью чувства долга и предназначения внезапно вернулись. Мне больше не хотелось стоять у окна и ждать, когда дверь откроет смерть. — Ключ от подвала на моем столе, — Хэнк, еле передвигая затекшие ноги, сердито процедил Коннору в лицо. — И чеши давай, думаешь, я надолго его задержу?! Коннор, встрепенувшись, растерянно начал осматривать стол. Это на мгновение вызвало во мне умиление. Ведь ключ все это время находился под той самой частью его тела, куда и я и Рид грозились ему запихнуть что-нибудь лишнее. Наконец, обнаружив ключ в виде маленькой черной карточки, андроид поспешно двинулся прочь от стола. Я, мгновенно ощутив перед собой поставленную задачу – о, как я была рада вновь ощущать ясность в своей жизни! — торопливо потопала за серой, широкой спиной. Андроид ощутил мое присутствие. Хэнк уже с воинственным криком знакомил лицо зализанного Перкинса со своим кулаком, когда Коннор, глянув на меня через плечо, тихо процедил: — Тебе следует остаться здесь. Ты привлекаешь слишком много внимания. — А ты прям везде свой в доску. Я не собираюсь здесь торчать без дела, — так же тихо, но достаточно громко, чтобы услышал торопящийся оглядывающийся андроид, произнесла я. Его бесцеремонность относительно обращения к человеку не казалось такой уж и катастрофичной. Совсем недавно, может, даже неделю назад такую наглость я бы восприняла враждебно, и в первую очередь из-за страха за ответную реакцию организма на подобное «близкое» поведение со стороны самого опасного для меня существа. Но сейчас все было иначе. Использование слова «ты» в мой адрес было словно допингом — коктейльным взрывом ощущений из детской радости от подаренного на день рождения щенка или девичьего трепета от первой школьной влюбленности. И все это не было удивительным. Произошедшее пару часов назад навевало ощущение связи ментального уровня, не такого крепкого, как с катаной, еще слабого, едва уловимого. Хотя я не исключала, что это могло быть только в моей голове. И это изрядно понижало боевой дух. Подвал оказался чуть дальше кухни, в которой мне некогда приходилось от безделья глотать кофе. Идя по коридору вслед за серым пиджаком с надписью «RK800», мое сознание с каждым шагом ощущало нарастающую заговорщицкую тревогу. Это все было более, чем опасным. Но если я могла хоть чем-то помочь, сделать перед своим уходом еще хоть что-то — я не собиралась упускать этот шанс. Коннор перестал оглядываться сразу после того, как мы вошли в безлюдный длинный коридор. Его ровная спина, полная решимости походка и твердый взгляд карих глаз придавали уверенности. Он делал свое дело, и весь мой разум, пару дней назад требующий обходить андроида стороной, теперь твердо убеждал меня, что я обязана сделать все для выполнения его цели. Даже если для этого придется пожертвовать чем-то большим, чем просто плечевой сустав — я была полностью к этому готова. Стеклянная дверь серого широкого закутка отделяла нас от заветного подвала с уликами. Коннор уже достал карточку лейтенанта, его рука тянулась к электронному замку. До нас доносились разборки между Хэнком и ФБР-вцем, кажется, даже подключились находящиеся там офицеры. Не помню точно, но вроде на лице агента даже виднелась кровь, когда я успела бросить последний взгляд в их сторону перед коридором. Если мне не показалось, то стоит рассмотреть этого хмыря получше, когда мы будем на обратном пути… — Эй, фрики! Самый мерзкий голос в моей и без того мерзкой жизни. Я терпеливо прикрыла глаза, стараясь унять внутреннюю злую дрожь. Взглянув на андроида, я тут же поняла, что и он не в восторге от появления этого гавнюка. — Я к вам обращаюсь, придурки, — Рид оказался рядом с такой стремительностью, что я, нацепив притворную улыбку, машинально уложила руку на рукоятку ПБ. Андроид повернулся к вечно усмехающемуся Гэвину, он, в отличие от меня, не выражал ни единой эмоции. — Мы с Тамарой ходим парой? — И вам доброго вечера, мистер Рид, — натянуто произнесла я. Каждая клеточка мозга просила дать смачного леща этой небритой наглой морде, но любая необоснованная агрессия могла лишь привести к еще худшим последствиям. Испытывать эмоции с непривычки было трудно, и еще труднее было с ними совладать, и потому мышцы наливались тяжестью под предчувствием ближайшего боя. Гэвин старательно не замечал меня. Весь поток его мощной враждебной энергии был направлен на андроида, смотрящего на человечишку с более высокого роста. Должна признать, Коннор более не смотрелся щенком рядом с хамловатым следователем, способным в любой момент распустить руки. Тогда, в кухне, потерянный от натужного давления полицейского андроид мог лишь растерянно искать причины агрессии в мужском лице, кропотливо терпя все издевательства. Теперь же от него веяло уверенностью и пониманием, что он вполне может дать сдачи, и даже не пожалеть об этом. — Чего забыли тут? — злостно, но с улыбкой процедил Гэвин. Мужчина приблизился к андроиду на неприятно близкое расстояние, источая запах опасности. — Нам тут уроды не нужны, ты что, не в курсе? — Я должен сдать находящиеся у меня материалы. Не волнуйтесь, потом мы уйдем, — успокаивающе произнес Коннор. Голос был более, чем спокойным, он даже не дрогнул, несмотря на то, что даже в моей голове тикали часы, отчитываемые пять минут. Гэвин, однако, успокаиваться не торопился, в то время как я ощущала прилив сил и желаний идти до конца рядом с андроидом. — Но я буду скучать по нашей теплой дружбе… Сказанное отозвалось внутри бурей эмоций. Почувствовав нарастающий внутри смешок, я слегка пропершила горло, хотя уголки губ предательски ползли вверх. Коннор, возможно, ранее и использовал гротескный юмор и иронию в ограниченном количестве, но подобного я старалась не замечать. Сейчас же каждый чувствительный орган ловил все его движения, слова, взгляды, — абсолютно все! А подкрепляемые терпким вкусом забытых эмоций ощущения усугубляли мои реакции. В следующую минуту поднимающийся внутри смех тут же исчез. Гэвин, в отличие от меня, шутку не оценил. На его лице отразилась злость, в глазах плескалась ярость. Исказив свою улыбку в оскал, детектив резко выхватил табельное оружие из кобуры и наставил на андроида. Я была лишена солдата — он остался там, в несуразном, полном ненависти доме Камски. Но натренированные рефлексы оставались при мне. Улыбка тут же сошла с моих губ, в то время как Коннор продолжал оставаться холодным, глядя в мерзкие глаза детектива. — Ах ты, ушлепок! — тон Рида был более, чем уверенным в своих действиях. Он выставил оружие вперед, вынуждая руку поднимать пистолет даже выше своей головы, целясь точно в механический лоб. — Опустите оружие, Гэвин, — ладонь уже ощущала прохладу рукоятки ПБ, но во мне еще теплилась надежда на разрешение ситуации мирным путем. Пусть даже внутри все рвало и метало от желания засадить пару пуль в это тело. — Не лезь, мелкая, — не сводя глаз с андроида, прошипел Рид. — Взрослые разговаривают. — Я сказала, — слыша победоносный клич вытаскиваемого ПБ из кобуры в своей голове, я наставила дуло точно в темный, блестящий от злости глаз Гэвина. — Опустите оружие, Гэвин. Мужчина несколько раз кинул взор внутрь смотрящего на него дула. Его тело вздрагивало от ярости и чувства унижения, нижняя челюсть ходила ходуном. Через мгновение Рид издал имитированный звук «выстрела», усмехнулся и опустил пистолет. Я, следя как оружие прячется за спиной детектива, опустила свое. Из уст Гэвина раздался саркастично-издевающийся смех. Коннор попытался учтиво улыбнуться, но у него скорее получилось просто исказить губы в нелепой ухмылке. Ситуация могла казаться забавной, но мне не было смешно. Рассудок инстинктивно отчитывал последние минуты, отведенные Хэнком, и встреченный на пути детектив-ехидна был совсем не кстати. — Ну чо, иди, — Гэвин, слегка приблизившись к андроиду, даже не пытался обратить на меня внимание. Я же не спускала с него наблюдательных глаз. — Катись уже, чмо… и пришибленную свою забери. Этой сучке нужен поводок. Уроды… Отвернувшись, Гэвин нерасторопно двинулся назад по коридору. Его бубнящий оскорбления голос еще отражался от стен, и только когда человек скрылся из вида — андроид резко развернулся к стеклянной двери. — Нашел время для остроумия, Коннор, — беззлостно произнесла я, когда мы уже спускались вниз по коридору. — Позволь заметить, что я не наставил оружие детективу в лицо, — так же беззлостно ответил Коннор. Он торопливо спускался по ступенькам, и почему-то я была уверена: его внутренние часы были более точными, и в них осталось гораздо меньше времени, чем в моих. Я не стала отвечать на замечание. Взаимные подколы соблазняли, но совершенно не настраивали на нужный серьезный лад. У нас оставалось не больше четырех минут, Хэнка наверняка уже увольняли, а андроиду заказали место в «Киберлайф». В стенах участка в любой момент могли появиться еще менее приятные лица, чем Гэвин Рид. Они не проявляли такой агрессии и неприязни, но их черные комбинезоны, золотые эмблемы и безэмоциональные взгляды были гораздо хуже, чем необоснованная агрессия психически нестабильного следователя-задиралы. Подвал был прохладным. С каждой ступенью кожа и легкие ощущали понижение температуры как минимум на несколько делений. Здесь было не так светло, как в участке, но настенного и напольного света вполне хватало, чтобы рассмотреть каждую деталь помещения. Серые темные стены, бетонный пол, огромная яркая квадратной формы лампа за стеклянной стеной. В этом месте почему-то слишком сильно любят стекло, вдруг подумалось мне. Обхватив себя за плечи, я с интересом наблюдала, как Коннор вновь достает ключ-карту, вновь прикладывает к замку, вновь открывает дверь. Острое чувство детского любопытства играло внутри. Всем своим разумом я понимала, что это не нормально: пялиться на каждое движение андроида, изучать едва ли не каждую трещинку в бетонных стенах, вглядываться в самые отдаленные и темные углы — но мозг старался справиться с навалившейся на него работой нового плана, от которой отвык за столь долгий срок. Впрочем, Коннора моя наблюдательность не смущала. Он был полностью поглощен делом. Пройдя за стеклянную, отделяющую основную часть подвала от входной зоны, стену, андроид приблизился к широкой сенсорной панели. Мои ноги рефлекторно несли меня следом. Я видела, как мужская рука андроида впитывает в себя бионическую кожу. Видела белый, переливающийся холодным металлическим блеском пластик. Коннор подключался к экрану через собственные прикосновения, он не нажимал кнопки, не двигал вылезающие окна пальцами. Панель воспринимала его телесный контакт, и делала то, что желает его разум. Кожа спины ощутила недавно скользящие по ней ладони. Взгляд отказывался отрываться от белого пластика, впервые за долгое время представилась возможность увидеть его настоящего, пусть даже и столь малую часть. Набегающий внутри трепет молил дотронуться, прикоснуться, ощутить реальную температуру андроида. Узнать, какого это — чувствовать собственной рукой и не бьющимся в истерике сознанием прикосновение Коннора. В голове вновь всплыл бар с его танцевальной площадкой. Музыка текла по сосудам, начинаясь от самого сердца, разносилась внутри меня, как надежда на будущее или терпкий алкоголь. Эта же самая рука, пусть и в имитированным человека обличии, когда-то была протянута ко мне в знак приглашения. Тогда я отказалась без тени сомнений. Но вот уже несколько дней глотала сожаление, запивая страхом перед уходящей жизнью. — Черт… Шепот андроида разбудил меня от раздумий. Обнаружив себя бесцеремонно пялящейся на холодную пластиковую кисть Коннора, я несколько раз кашлянула. Прийти в порядок было сложно. И потому я постаралась сосредоточиться на мониторе. — Что случилось? — Пароль Хэнка… Что же мог выбрать старый матерый полицейский. — Вопрос на миллион, — я тщательно старалась всмотреться в клавиатуру экрана, пыталась найти в них ответ. Но это было так глупо. Вряд ли кто-то станет дистанционно указывать нам верный вариант. — Попробуй «Сумо». Хотя это слишком слащаво для такого человека. Услышав мои слова, Коннор на секунду другую сощурился. Его рука все так же покоилась на мониторе, и в следующее мгновение сенсорные буквы поочередно начали светиться. — Сра-ный-па-ро-ль, — по слогам вслед за буквами прочитала я. — Ты, должно быть, шутишь. Экран загорелся зеленым, означая открытый доступ. Это все было бы смешно, если бы не было так грустно. — Нет, ты не шутишь. Коннор, не обращая на меня внимания, отошел от монитора. В следующее мгновение передняя черная стена с надписями и федеральным знаком разделилась на две створки, которые тут же втянулись в потолок и пол. Все, что было за ней, навевало на меня ужас. На минуту я пожалела о желании спуститься с Коннором в подвал. На светящейся стене висели убитые и израненные андроиды. Сознание не зря использовало слово «убитые» вместо «отключенные». Девиантов было всего три, и каждый из них был перепачкан голубой кровью. Конечности большинства были с яростью вырваны из туловища, униформа и жесткие лоскуты пластика кусками свисали вниз. Один из андроидов был мне знаком. Именно он попытался убить Коннора в вещательной студии, и именно его выстрел едва не лишил меня конечности. Остальных я видела впервые: беловолосый андроид с растерзанным телом и белой униформой домашнего помощника, темнокожий девиант в такой же белой форме, но с зияющей дыркой во лбу, словно бы кто-то методично избивал его камнем. Неприятное чувство тошноты подкатило к горлу. Я прикрыла рот рукой и отвернулась. Ранее вид истерзанной механической плоти не вызвал бы во мне ни грамму эмоций, но сейчас все эти висящие безвольные тела смотрелись так паршиво, что в голове ненароком всплыл еще один образ умирающего пластического механизма. Как и подозревало сознание, оно запомниться мне на всю жизнь, даже если она будет короткой. Его руки, как крылья гордой птицы, и безмерный умиротворенный взгляд, устремленный вверх, через вселенные и галактики, далеко-далеко в небо. Перед глазами все еще стояли струи стекающей из разрезанной шеи голубой крови. Совсем недавно влажная от моих слез рубашка вновь стала мокрой, но в этот раз ее пропитала не вода, а тириум. Даже в своей голове полностью осознавая, что это лишь фантазии и воображение проклятого диагностического аппарата, я хотела протянуть руки к бездыханному телу и встряхнуть его, попытаться выдавить хоть каплю жизни. Но картинка постоянно ускользала, углублялась все сильнее в итак покалеченный рассудок. — Почему они в таком виде? — наконец, совладав с собой, я вновь повернулась к стене с уликами. Коннор осматривал каждого висящего девианта в поисках подсказок. — Основные увечья были нанесены во время захвата, — отрешенно, занятый своим делом, произнес андроид. — Некоторые были получены в ходе самоликвидации. — Андроиды-самоубийцы, — сама себе прошептала я. — Просто прелесть… Некоторое время царила тишина, нарушаемая шепотом серого пиджака андроида и ударом ботиночных каблуков по бетону. Мне не хотелось участвовать в этом своеобразном осквернении, в конце концов, как бы не воспринимало общество андроидов — их состояние я могла расценивать только как смерть. Ни отключение, ни перегрузка системы. Только смерть. С чем это было связано точно известно не было, но догадки строились на догадках, и все они приводили в одну сторону — в сторону Коннора. — Что ты ищешь? — В памяти некоторых упоминался «Иерихон», — андроид вытащил какую-то часть из шеи беловолосового девианта и вставил в едва не убившего нас девианта-оператора. Мне не нравилось это действие. Механические, бесчувственные действия Коннора вызвали во рту приступ горечи, и я поморщилась, отойдя в сторону. — Место, куда стекаются все девианты. Я должен его найти. — «Иерихон»… звучит, как нечто библейское. — Отчасти это верное выражение, — Коннор говорил таким тоном, словно объяснял мне причину ветреной погоды. Его голос неприятно не вязался с жестокими по моим внезапно ставшим меркам действиями в отношении «осквернения» мертвых механических тел. На затворках разума все еще мелькал распростертый на бетонном хламе умирающий андроид. — Каждый из них верит в системный код, который не был прописан в программе. Мне было интересно слушать Коннора, анализировать его тон, тембр, холодное спокойствие в голосе. Вернувшиеся после длительного застоя чувства привели за собой не только эмоции, но и любопытство, интерес. Внезапно расследование стало значимым. Я не была следователем, детективом или кем-то вроде лейтенанта, и потому само расследование меня не касалось. Все протекающие в мире события, будь то третья мировая война в Арктике, назревающая гражданская война с андроидами или даже массовое вымирание пушистых котиков — все это проходило мимо, не цепляя усмиренные ощущения и интересы мозга. Сейчас же они, воспрянутые на пепелище сгораемой внутренней солдатской вселенной, вдруг твердо вознамерились сделать весь окружающий мир значимым. Тем не менее, точность и безжалостность действий Коннора в отношении своих усопших собратьев сиюминутно подавило мой интерес к поиску и продвижению расследования. Я видела, как он переставлял детали от машины к машине, как включает андроида-оператора, говорит с ним, нагло требуя указать место «Иерихона». Когда процесс не дал результатов, и Коннор решил пойти на хитрость, используя чей-то незнакомый мне голос — я и вовсе возжелала оставить его одного. Смотреть на это мне не улыбалось. Выйдя из комнаты улик во входную зону, я осторожно прислонилась к стенке чуть поодаль от выхода на лестницу. Коннор-катана брякнула в ответ на прикосновение к бетонной стене, но ее раздраженного голоса в голове не звучало. Она мирно спала, лишь изредка шепотом прося дотронуться до ее саи левой рукой. Даже сюда доносился разговор андроида с девиантом. Коннор стоял ровно, не пошатнувшись, когда простреленный девиант-оператор умолял его больше не бросать. Голоса и стоны отражались эхом от стен, проделывали внутри чувств дырки, словно железные пули в плоти. Это было неприятно. Еще неприятнее, чем осознавать недалекость моего будущего. Среди звуков и разговоров послышался какое-то постороннее, веющее опасностью эхо. Вжавшись в стену, я нахмурено повернулась к выходу наверх. Странные ритмичные удары напоминали нечто, что никак не вписывалось в планы — настороженный топот каблуков по бетонным ступеням. Кто-то спускался вниз, и этот кто-то явно подозревал о нахождении в комнате улик постороннего. Шаги становились отчетливее, слышнее. Он был смутно знакомым. Человек, кому принадлежали эти шаги, явно не был самым лучшим шпионом, так как эхо наступающих на пол каблуков доносилось едва ли не сквозь стены. Стряхнув с себя испуг, я всем телом приложилась к холодной стене. Солдата внутри не было, но наученная за столько лет психика и физиология могли справиться и без него. По всем ощущениям этот человек был явно не из пугливых и расторопных. Он двигался тяжело, грузно, его одежда скрипела, словно грубая кожа, слышалось механический скрежет металлического предохранителя с… Гэвин Рид. Мужчина еще даже не показался в комнате, как все мои рефлексы и память буквально завизжали проклятое имя. Этот тяжелый шаг я узнаю даже через сто лет, именно с таким грохотом детектив ворвался в дом маньяка, из-за чего я получила рану в бедро. Именно этот звук снимаемого предохранителя раздался у входа в тот злосчастный дом, именно этот скрип старой кожаной куртки сопровождал меня в тот вечер, когда детектив решил сделать доброе дело и подвезти домой. Орать Коннору через весь зал было бы дурной затеей. И я, ощущая сладкий адреналин в крови, застыла. Первым, что показалось из-за стены — дуло табельного пистолета. Гэвин спускался вниз, шел к стеклянной двери. Все его внимание привлекало только роботизированное существо. Все заостренные чувства и рефлексы внезапно вернули меня в такое знакомое состояние: мир вокруг померк, мозг получал сигнал. Вокруг ничего и никого не было. Была только я и он — цель, которую никто передо мной не ставил. Цель, которую впервые за семь лет самостоятельно избрал мозг. — Я об этом мечтал прямо с момента нашей встречи! Крик Гэвина эхом прокатился по бетонным стенам. Он целился точно в спину андроида, я же заставила мышцы тихо отлипнуть от холодной стены. Каждый мой шаг был тише собственного сердцебиения, я не смотрела на Коннора, не смотрела на выход. Глаза видели лишь спину, и тело ощущало себя крадущейся дикой кошкой, усмотревшей свой поздний обед. Комбинезон от отточенных движений не шуршал — бесшумность все еще была моей боевой подругой. Оставалась только одна проблема: нейтрализовать паршивца без летального исхода. — Не делай этого, Гэвин, — не поворачиваясь, произнес Коннор. Его голос не дрогнул. Мои движения тоже. — Я знаю, как остановить девиантов. — Ты снят с дела. И теперь уже точно навсегда. Выстрел прогремел пушкой в этом бетонном, холодном помещении. Краем глаза я увидела, как андроид успел скрыться за сенсорной панелью, и этого мне хватило, чтобы действовать. Подкармливаемая адреналином и осознанием своей не бесполезности, я с силой нанесла удар ногой в спину детектива. Мужчина повалился на сенсорную стойку, из его груди вырвался протяжный стон неожиданности, а из руки выпал пистолет. На коричневой куртке остался видный отпечаток протекторной подошвы. Монитор горел красным от прикосновений сразу двух ладоней. Гэвин с оскалом развернулся в мою сторону. Непонимание в темных глазах сменилось яростью. Руки чесались достать ПБ и сделать все бесшумно, филигранно, но убить детектива в участке — это все равно что ограбить тюрьму. Я держала свою ровную стойку, всем видом показывая намеренность не отступать. Сердце отбивало боевой ритм, в висках стучала кровь. Слишком долго этот момент заставил себя ждать. — Ах ты, мразь! — Рид накинулся вперед с кулаками, оттолкнувшись от монитора, чем спровоцировал появление новых ошибок на экране. Мышцы рефлекторно сдвинули тело вправо, пропустив заносящийся кулак детектива мимо. В сантиметре послышался свист рассекаемого воздуха, и в это мгновение рука человека была перехвачена и сжата всем моим телом. Я слышала, как пыхтел Гэвин, как злость поднимается в его голове с каждой секундой, как трепетало униженное мужское эго. Пока Рид изрыгал проклятья и требования отпустить его лишенное движений тело, я же стояла совершенно непоколебимо. Мышцы налились железом, окружающий мир мерк. Все внутри ликовало. Я была в своей стихии. Где-то рядом почудилось движение. Коннор выглянул из-за стойки, и это движение вывело меня из привычного солдатского настроя, при котором ни одна мелочь не могла встать на пути у меня и моей цели. Однако в этот раз все было не так… сердце резко пропустило удар, рефлексы потерялись где-то в глубине, словно зарылись в огромной высокой траве. Я отвлеклась лишь на секунду, почуяв движение, но этой секунды хватило, чтобы все пошло псу под хвост. С воинственным рыком Гэвин вырвал свою руку из моих ослабленных цепких мышц и с силой оттолкнул меня в стену. Тупая боль окатила голову и отдалась в шее. Светлые лампы, серые стены, мельтешащие силуэты — все плыло в сознании, как будто бы ровная водная гладь, покрывающаяся рябью от ударов капель дождя. Через несколько секунд я обнаружила себя на полу. Охладевшая кожа на лбу почувствовало что-то горячее и вязкое, движущееся вниз. Рядом раздавался грохот и кряхтение сраного Рида, пока я, дотронувшись до волос, увидела на пальцах струйки красной крови. Упавшее рядом с монитором тело вырвало меня из дезориентации. Коннор стоял над бессознательным Гэвином, совершенно безучастно и без капли сожаления глядя на него сверху вниз. Андроид манерно поправил свой галстук, наблюдая, как я, шатаясь, встаю с пола. — Все в порядке? — учтиво осведомился мягкий голос. — Вполне, — я не солгала. Хоть пальцы инстинктивно и потирали лоб, царапина уже успела зажить. Поникшее на полу тело следователя вызвало во мне бурю эмоций. Уверенна, что если бы я захотела их перечислить — не хватило бы пальцев! Однако одно я знала точно. Глядя на этого отключенного ублюдка, который только что получил по щам от андроида, я испытывала в основном восторг. — Хрен тебе в рыло, сраный урод! Как давно я мечтала это сказать… — Нам нужно уходить. Ох, как сильно мне хотелось пнуть мужчину по заднице на прощание! Андроид уже спешно поднимался наверх, когда я, задержавшись на минуту, исподтишка показала средний палец отключенному, истекающему слюнями следователю. Чувствовать, оказывается, не так уж и плохо, в какой-то момент промелькнуло в голове. Светлый коридор участка был гораздо теплее подвала. Поднявшись наверх, я ощутила прилив тепла в теле. Сознание полностью пришло в себя, об ударе говорила только слипшееся от крови прядь волос у лба. Андроид шел вперед уверенной походкой, и его уверенность передавалась мне. Оставленный позади детектив был словно бальзам на душу и без того измученного разума, пусть он и вовсе не должен был появляться в чертогах подвала. До холла оставались считанные шаги, когда я, с легкой улыбкой от вдруг ставших забавными приключений, встала как вкопанная. Ноги отказались следовать за андроидом, даже больше — его облик перестал на секунду быть значимым. Недавно бьющаяся в такт боевым движениям сердечная мышца вдруг остановила свой ход. Где-то в голове образовалась пустынная дыра, и она засасывала все, что буквально несколько минут назад стало важным. Смерть постучалась в окно. И я должна была ей открыть. Фаулер стоял на лестнице, ведущей к нему в кабинет. Его внимание приковали не наши выходящие со стороны кухни и камер задержания тела, а два человека, ищущих ответы в участке. Их черные одеяния туго обтягивали накаченные конечности, из-за плеча каждого выглядывала синяя и желтая рукоятка катаны. Они не видели нас, лишь безвольно смотрели на капитана, который им что-то объяснял. Фаулер не был спокоен: его жестикуляция была прерывистой, на темном лбу выступали капельки пота. Время от времени мужчина натужно улыбался, но улыбка тут же исчезала, стоило только солдатам повернуть к нему лица. В свете ярких ламп бликовали металлические пряжки на груди. Золотые эмблемы, несущие только страх и смерть. В голове прозвенел щелчок. Словно по команде, я, с выпученными глазами и затаившимся дыханием, сделала аккуратный шаг влево в сторону кухни. Бежевая темная стена спрятала меня от ненужных глаз, но облегчения и спокойствия не приносила. Я не могла прятаться здесь вечно, я вообще не могла прятаться. С самого начала было понятно, к чему все это ведет. Даже там, у окна, я слышала свое сердце, но прислушивалась к разуму с его холодным рассудительным убеждением. Хотела я или нет, но контракт с подразделением был заключен. И даже если мне удастся сбежать — руководство не оставит этого. Единственная разница была лишь в том, что сдайся я сейчас — и мне дадут выбор. Прячься я как можно дольше — и в приоритетах подразделения будет уничтожение непослушного работника. Сердце сковало цепями. Я медленно закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Голос андроида, успокаивающий меня совсем недавно в подвале, повторял слова «Просто дыши», как мантру, но в этот раз они не действовали. В этот раз все было гораздо хуже. Коннор резко выскочил из-за стены, поняв, что я отстала. Его недоуменный взгляд был обращен ровно в мои глаза, и я не знаю, что он увидел в них: страх, боль, обреченность или мольбы о помощи — он тут же мельком бросил взгляд обратно в холл, и точно в такой же манере как и я (аккуратно шагнув влево) вернулся обратно в кухню. — Они здесь, верно? Мне ведь не показалось? — мой голос дрожал под гнетом сбиваемого сердца, но, как ни странно, удушья не наставало. Я лишь жалостливо впивалась взглядом в прекрасное лицо Коннора, стараясь запомнить каждый контур. Возможно, это был последний шанс еще раз рассмотреть его получше. — Тебе нужно спрятаться. — Это бессмысленно, они найдут меня. Решимости в Конноре поубавилось. Он старательно пытался сообразить план действий, в то время как мой разум отказывался мыслить. Я лишь смотрела, как учащенно вздымается пиджак под имитацией дыхания, как моргают нахмуренные глаза, как мужские, облаченные в бионическую кожу руки застыли в невесомости в знак упокоения. Я не хотела сдаваться. Полученный шанс на продвижение андроида к цели стал словно лучом посреди черного, грозного неба, но выбора не было. — Я отвлеку их. Тебе придется найти Хэнка, он… — Нет! — тихо, но слышно произнесла я. В любой момент в коридоре могли показаться солдаты, Перкинс или очухавшийся Рид. Кухня вдруг стала самой безопасной зоной на свете, а шершавая стена – спасительным кругом. Коннор, получив от меня иррациональный отказ, запнулся. Его взгляд бегал по моим глазам, пытаясь найти в них ответ. — Я не стану прятаться, если ты собираешься в одиночку идти на добрую сотню девиантов! — Тебе не обо мне думать надо, — с нажимом пояснил андроид. Даже встретив мою настоящую упертую натуру, Коннору удавалось проявить стойкость. Он старательно подбирал слова, его образовавшиеся на лбу складки от приподнятых бровей электрическим разрядом отозвались в моем теле. Он стал еще прекраснее с нашей встречи. — Тебя могут поймать. И вряд ли это закончится чем-то хорошим. — Не заставляй меня. — Анна… — Я сказала нет! — на моем лице отразилось несвойственная беспокойность и решимость. И это главное, что заставило Коннора замолчать. — Коннор, я уже проиграла. Не выполнила свою задачу, не смогла справиться. Я думала о себе семь лет, бежала от жизни, словно жалкая псина, но тебе я не дам повторить мой путь! Ты должен выполнить свое дело, чем бы оно не кончилось. И я не могу отсиживаться и прятаться по углам, пока ты в одиночку сражаешься с этим чертовым миром! На кухне воцарилась тишина. В коридоре не было слышно топота или разговоров, но в этом звенящем молчании было нечто другое — биение мышечного и механического органов, которые я четко распознавала сквозь навостривший и напуганный разум. Да, я слышала, как стучит его имитированное сердце под пластиком и одеждой, и его такт разительно совпадал с моим. Я ощущала на себе встревоженный взгляд Коннора, впивающегося карими глазами в мое нутро, истязаемого, выводящего из самообладания. Видела, как вновь открылись его губы в попытке найти аргументы против моей позиции, но хватило одного взора, чтобы понять — андроид сомневается в шансах на мое переубеждение. Это было всего несколько секунд тишины и непрерывного зрительного контакта, но внутри меня эти секунды длились вечностью в ощущении жара под тяжелым пиджаком и бережных прикосновений на спине в том подвале. Коннор встряхнул головой и на долю секунды закрыл глаза. Он был напуган и встревожен не меньше моего, и отчасти это было спровоцировано его близким положением к моему. Он так же должен был вернуться в «Киберлайф», позволить себя уничтожить, изучить все свои внутренности и данные. И он не хотел этого ровно, как и я. — Слушай меня, — андроид бросил мимолетный взгляд в холл и, убедившись в его пустоте, схватил меня за предплечье. Миллионы мелких иголок пронзили тело, но я позволила оторвать себя от спасательной стены и углубиться в кухню подальше от коридора и возможных ушей. Коннор говорил быстро, но ясно, разжевывал каждое слово. Я тонула в этом голосе и прикосновении, чувствовала, как накатывает желание не разрывать эту связь, но мозг понимал — важность его указаний сейчас в приоритете. — Я уведу их как можно дальше к выходу. Выходи из коридора и сразу поверни направо. Пройди мимо камер для задержания до конца, ты увидишь окно. Его никогда не запирают. Андроид старательно объяснял, всматривался в мои глаза, в то время как я, запоминая жизненно важную информацию, потуплено смотрела в пол. Рука Коннора ненароком опустилась чуть ниже, и запястье даже сквозь грубую ткань почувствовало тепло искусственной кожи. — Мы на первом этаже, ты справишься. Как только окажешься на улице, уходи из участка. Не возвращайся домой! Найди любую одежду, чтобы спрятать форму и отправляйся в Ферндейл. — Ферндейл? — в воспоминаниях всплыло не самое приятное место в этом городе, отчего я с сомнением взглянула в темные глаза Коннора. — Верно. Найди то место, куда мы отправились в первый раз. Я буду там тебя ждать. Резко отпустив руку, андроид направился к выходу. Рукав еще хранил тепло его пальцев, и я ненароком нахмурено осмотрела руку. Возможно, у меня еще был шанс сделать хоть что-то важное в этой жизни. Через несколько секунд из холла донесся голос Фаулера. Очнувшись от мыслей, я подошла к коридору и прислушалась. Капитан был встревожен, возможно, даже подавлен. Где-то рядом слышался и бубнеж Перкинса, только в этот раз его голос был глухим. Агент все еще сидел в медицинском кабинете. — … пропала Гойл? — Она вышла из здания, капитан. Я могу вас сопроводить. Последние слова были брошены точно не Фаулеру. Убрав волосы за спину, я слегка выдвинулась из-за стены. Капитан вновь стоял на лестнице, наблюдая, как андроид шагает к сидящим на бордовом диване солдатам. Последние разом, как по команде встали, демонстрируя слаженность и стойкость своих движений. Их лиц я не видела. Рассмотреть мешала стеклянная стена кабинета капитана. Коннор двинулся к выходу из здания. Его широко разведенные плечи источали уверенность и спокойствие, в то время, как внутри меня бушевал страх. Солдаты терпеливо следовали за андроидом, рукоятки их спутниц выводили крупные зигзаги из-за широких длинных шагов. На минуту мне даже показалось, что Коннор уводит смерть за руку, словно заблудившуюся не в тех краях старушку. В голове крутился вопрос. Он разъедал меня, словно кислота, но размышлять о нем мне было некогда — Фаулер, осмотрев пустой холл, вернулся в свой кабинет. Действовать предстояло очень быстро. Стеклянные стены здесь были максимально неудобными и ужасно палевными, так что каждый шаг мог стоить мне жизни. Бесшумно ступая по кафелю, я медленно выползла из кухни и свернула направо по коридору. Прозрачные камеры задержания были пусты, стекло изрядно поцарапано в нескольких местах. Сердце делало толчки с каждым шагом, отказываясь работать во время отсутствия движений. Пульсация висков была такой шумной, что казалось, могла быть услышана другими людьми даже сквозь бетонные стены, но капитан непрерывно смотрел в свой планшет, явно не подозревая о крадущемся практически у него под носом сбегающем солдате. Наконец, плотная стена скрыла меня от возможных глаз капитана. Бесшумно выдохнув, я миновала камеры и нашла белое пластиковое окно. Оно и вправду было открытым на проветривание. Холодный поток воздуха швырнул в лицо горсть снега, и волосы безвольно откинуло назад. Высота была не больше двух метров, так что справиться с ней мне было более, чем возможно. Под окнами рос густой кустарник, бережно остриженный андроидом-садовником из муниципалитета. Между двумя кустами виднелась прорезь, которая была единственной возможной полосой приземления, и я, вдохнув морозного воздуха, тихо спрыгнула вниз. Тяжелый протектор ботинок мягко поцеловал землю. Согнувшись, я присела на корточки и едва не упала на задницу, но расставленные руки в стороны позволили сохранить баланс. В следующее мгновение весь мир замер, а едва отпустившее сердце вновь отказалось нормально работать. В пятнадцати или двадцати метрах у открытых ворот стояли двое вестников беды. Их широкие спины смотрели ровно на меня, на черной ткани между лопаток красовались красные круги со звездами и катанами. Это могло значить только одно — руководство в курсе о моем возможном сопротивлении. Даже солдаты, обученные в одних условиях, отличались по рангу и категории. Солдаты в рядах до двухста или, как мы их называли, «первичники» были самыми ценными в ряду бойцов. Большинству из них перевалило за шестьдесят, но все они застряли в своих двадцати или тридцатилетних возрастах. Их было немного — не больше двадцати штук. Однако все они смогли пройти долгий путь становления подразделения в его былом величии, и все они показали себя истинными верными солдатами. И только их использовали в случае личных разборок и дел подразделения. Они были посланы за мной неспроста. Едва пошатываясь на корточках от порывистого ветра, я не смела даже вздохнуть. Ветки кустарника лезли в лицо, щекотали шею, цепляли волосы, но любой шорох или хруст — и я ощущу на себе всю силу «первичников» — самых отменных убийц в мире. Они не станут церемониться, не станут слушать, и уж тем более не позволят мне закончить начатое. Их задача была ясна как день, и именно она была их приоритетом. Коннор указывал солдатам куда-то за ворота. Никто из них не видел меня, ветер отбрасывал разговоры и голоса мужчин за забор. Кровь в жилах стыла от одного только допущения мысли, что стоит кому-то из них обернуться — и все полетит крахом. Прошла всего одна минута, но я ощущала себя вековой каменной статуей, застрявшей в той позе, в которую и приземлилась с окна. В висках противно пульсировало, желудок сводило от тошноты и страха, и на мгновение мне подумалось, что быть бесчувственной все же лучше. Да, можно влепить противнику оплеуху и ощутить дикий восторг от проделанного, но если жизнь состоит из сплошных страхов и опасений, то лучше предпочесть смерть. На темную ткань комбинезона упал снег. Глянув в сторону своего плеча, я отметила, как взрыхленный снежный комок уже начинал таять от излучаемого тепло плоти. Волосы колыхались за спиной, точно блестящий водопад, и я, осознавая насколько близко нахожусь от своего будущего, подняла голову вверх. Окно было открыто настежь. Капитан Фаулер смотрел на меня суровым, непоколебимым взглядом, изредка посматривая в сторону солдат. Под его руками, опирающимися на заснеженный внешний подоконник, хрустели снежинки, стаивая и скапывая на мои плечи. Синий темный галстук колыхался в такт ветру. Все внутри похолодело. Я могла лишь смотреть в эти темные суровые глаза, чувствовать, как стучит сердце, как все тараканы в голове попрятались по углам. Любой шорох или слово могло привлечь внимание ненужных людей, и потому мой рот был закрыт в немой мольбе. Он сдаст меня. Сдаст со всеми потрохами, вот он сейчас выпрямится и окликнет бойцов, укажет на мое присутствие, отправит покорять хирургический стол и бездну тишины и мрака. Сердечный орган, возможно, в последний раз делал свою чечетку. Мое общение с Фаулером ограничилось лишь первой встречей в его кабинете, но даже тогда холодный, требующий работу, рассудок выплевывал из себя не самые лестные слова в адрес чернокожего капитана. Я не была на хорошем счету. Я вообще на счету не была. Джеффри Фаулер смотрел в мои глаза, и с каждой секундой, казавшейся вечностью, все сильнее суровел и суровел. В какой-то момент наша взаимная молчаливая беседа достигла своего пика. Капитан аккуратно выпрямился и, укоризненно глянув мне в лицо, тихо закрыл окно. Напряжение внутри, словно тиски сжимаемой горло смерти, отпустило. Закрыв глаза, я сосчитала до трех и вновь посмотрела в сторону солдат. Мужчины, коротко кивнув андроиду в знак благодарности, направились за ворота, свернув тут же налево. Коннор двинулся следом, однако поворачивать не стал. Его пиджак откидывало порывами морозного ветра, волосы вяло колыхались. Через несколько секунд территория участка опустела. Солнце готовилось ко сну. Прятаться больше не имело смысла. Капитан меня видел, и вряд ли он вот так просто вернулся в свой кабинет. Воображение рисовало его стоящим у окна, смотрящим на самые безумные безумства, когда-либо происходящие в его участке. Свихнувшиеся андроиды, наступающие на пятки правительству своими митингами, драки между полицейскими и агентами ФБР (причем в явном перевесе первого), сбегающий солдат, в чьих жилах не должно присутствовать ни намека на эмоции. Полицейский департамент медленно превращался в дом для душевнобольных, возможно, капитан уже жалел о своем решении не выдавать меня коллегам. А возможно, это было самым правильным решением в его жизни. Несколько раз глубоко вздохнув, я ощутила как органы приходят в спокойствие. Холодный воздух подействовал не хуже ледяного душа. Мозги пришли в порядок, сердце вернуло свой темп. Все еще пригнувшись, я медленно протопола к единственной стоящей на парковке машине и спряталась за ней. Выходить через парадные ворота было бы глупым: солдатам в любой момент могло приспичить вернуться в участок, и вряд ли они станут сюсюкаться со мной, видя, как я выхожу прямиком из департамента. Пусть во мне и плескалось чувство страха и паники, как вино в стеклянном бокале, но логика продолжала работать исправно. Это меня спасало. Осмотревшись вокруг, я заприметила высокое раскидистое дерево. Оно росло практически впритык к забору, длинные ветки давно потеряли свою зелень, если она и вовсе была. Дерево казалось поникшим, мертвым. Раскидистые сухие лапы выглядывали через бетонный высокий забор. Набравшись духу и осмотревшись, я ринулась к дереву, подгоняемая морозным ветром и чувством адреналина в крови. Тяжелый протектор резко оттолкнул меня от бетонной стены прямо к дереву, от которого в ту же секунду я смогла оттолкнуться другой ногой. Руки цепко ухватились за высокую стену, покрытую снежным одеялом. Кожу обожгла ледяная боль, но я сдержалась, в следующее мгновение уже сидела на заборе. Улица была пуста. Сумерки покрывали город со стремительной скоростью, редкие окна в высотках начали загораться светом. Ветер отбрасывал в мое лицо горсти снега, ветки шатались и скрипели по темной ткани комбинезона. Здесь всегда было малолюдно, но сегодня как-то по особенному. Осмотревшись по сторонам, я тихо спрыгнула на тротуар. Ноги в ту же секунду понесли меня прочь от здания. Коннор не просто так указал солдатам следовать в левом направлении. Он специально отправил их совершенно противоположным путем, так как понимал — я последую тем путем, который запомнил мой мозг. На память я никогда не жаловалась. Воспитание и обучение бойцов было не только физическим, но и в обязательной степени интеллектуальным. Университет оставил внутри множество знаний, умений и навыков холодного анализа, практически каждый день тренировались память, внимание, концентрация. Ведь это были важные показатели для беспощадной машины-убийцы. За последние несколько недель все внутри существенно ослабло. Важная информация для солдатского разума исчезала, от четко поставленной цели могла отвлечь любая мелочь, даже появившаяся из-за сенсорного экрана темная макушка андроида. Это были очень плохие знаки, но если это последствия восстановления нервной системы — то от этого уже никуда не деться. Увеличенные физические нагрузки за весь день изрядно ослабли мышцы. Я неслась по дороге мимо знакомых мне баров, кафетериев, магазинов с завидной скоростью, но каждый шаг вызывал сопротивление в ногах и затекших суставах. Темнота окружала улицы, покрывала дороги. Снежная стена спадающих с неба осадков поглощала тьму, впитывала ее как губка. Некоторые улицы не были освещены. Несясь мимо зданий и высоток, я отметила, как много заведений осталось закрытыми. Люди спешили по домам, питейным заведениям — куда угодно, лишь бы не оставаться на улице, где и так было крайне беспокойно. Они боялись андроидов, сходящих с ума. Прятались в своих домах, не желали встревать в разборки между правительством и вышедшими из-под контроля девиантами. Все как один страшились пластиковых людей, но страшиться им нужно не их — страшиться нужно было себя. Отвыкший от философских рассуждений разум не мог оторваться от мыслей внутри головы. Холодный воздух сметал мои волосы назад за спину, легкие сжимались от мороза, в лицо бросался снег. Раз за разом я сворачивала на пустынных перекрестках, изредка встречала беспокойных прохожих, но сознание было погружено в собственный мир, и мышцы несли меня на автомате вперед. Три или четыре раза мне встречались по особенному крупные сугробы, но стоило мне поравняться с ними, как сразу становилось ясно. Это не сугробы. Это андроиды. В своих формах, с застывшими лицами и не мигающими диодами. Каждый уже был изрядно припорошен снегом, в голове одного красовалась дырка от пули. Люди были главной проблемой этого мира. Люди и их треклятое желание уничтожать все, что им незнакомо. Человечество вело войны и битвы за территорию, за ресурсы, за религию. Но сейчас человечеством обуял страх перспективы дележки одной экологической, возможно даже эволюционной ниши с кем-то другим. Человечество считало себя вершиной мира и разума, но так ли оно было? Ведь человек стремился не просто властвовать, он стремился получать удовольствие, пусть и другим во вред. Каждый второй ублюдок этого города имел свои аморальные способы наслаждения, будь то красный лед или избиение человекоподобных машин. Люди осознавали свою безнаказанность, но теперь возможность появления новых «конкурентов» на планете Земля вводило их в ярость. Ноги несли меня не меньше двадцати минут, и до места назначения было еще как минимум половина. Ночь окончательно опустилась на город, лишь редко горящие уличные фонари освещали часть района. Очутившись рядом с каким-то многоэтажным отелем, я вдруг вспомнила о наставлении Коннора найти одежду. В этом был огромный смысл, вряд ли девианты обрадуются, увидев человека с оружием на каждой части тела и военной униформой. Возвращаться домой было нельзя. Солдаты наверняка прибыли не одни, и кто-то уже в эту самую минуту мог копаться в ящиках и столах моего временного дома. Осознание присутствия на собственной территории постороннего отдалось горечью в горле. Неприятное чувство. Даже если на мои поиски отправили только солдат, или даже сраную уборщицу, кто бы он ни был — в доме будет достаточно подсказок о нестабильности солдата, которые поймет даже самый тугоумный человек. Этот кто-то мог тискать красное платье, брошенное на кресло, анализировать красную и голубую кровь на обшивке мебели, изучать недоеденный завтрак и кинутое посреди пола полотенце. Но самое страшное их ждало в подвале. Даже здесь, стоя за километры от дома, я слышала, как из темных стен сочиться противное ехидное хихиканье дышащего мне в спину подразделения. Осколки стекла и дерева были разбросаны по всему подвалу, и если ранее описанные мелочи вроде платья и черных каблуков, каши на столе, испачканной мебели были невинными, то растерзанная новая техника заколачивала гвозди в мой гроб. Теперь только от реакции руководства на мое поведение и ущерб зависело то, как именно я закончу эту жизнь — стоя на коленях перед выставленным пистолетом или добровольно ощущая портативный наркоз на собственной шее перед нейрохирургической операцией. Смахнув тревожные мысли, я осмотрела парковку. Машин было не много, не больше пяти. Каждая из них уже изрядно покрылась снегом, у двух мигал датчик сигнализации на лобовом стекле. Как ни странно, ни одно окно в отеле не горело. Большинство машин, судя по отсутствию видимых шинных следов на земле, стояло здесь не меньше нескольких дней. Кто-то наверняка покинул город сразу после начала роботизированных волнений, кто-то, возможно, уже никогда не проснется. Подойдя к ближайшему старому шевроле-седан черного цвета, я аккуратно заглянула внутрь. Светлого луча уличного фонаря хватило, чтобы разглядеть множество баночек от детской смеси и детское кресло на заднем сиденье. Здесь не было ничего, что могло мне помочь. В следующей машине «FIAT» рыжего цвета так же ничего не оказалось. Бросив на номерной знак взгляд, я вдруг смутно припомнила автомобиль. Именно эта машина так сильно бесила Хэнка своей медлительностью на дороге, где была создана авария. Облик чертыхающегося и откашливающего проклятья старика, нетерпеливо постукивающего по рулю на пути к вещательной башне Стрэтфорд, вызвал приятное чувство внутри. Оставалась всего одна машина без сигнальных систем. Маленький красный «Nissan Juke», удобная и компактная машина с совершенно странной мордой. Тьма вокруг автомобиля сгущалось, свет фонаря не проникал внутрь салона. Прислонив ладони к дверному окну, я прищуренно всмотрелась внутрь. На пассажирском сиденье лежала темная куртка. Голос просыпающейся катаны за спиной пел вместе с ветром в ушах. Я аккуратно вытащила меч из ножен, с трепетом сжимая податливую, но грубую кожу рукоятки. Оружие все еще вызывало во мне волнение и чувство близости, это была единственная вещь, неспособная на предательство и «знающая» все мои самые темные грехи. Ее острие слепо блеснуло в пойманном фонарном луче, и я с удовольствием ощутила накал уверенности и адреналина в сжимающей катану руке. Меня совершенно не волновали следы, которые останутся на рукоятке, я даже не задумалась о том, что дальнейшие действия могут нанести ущерб оружию. Бзик относительно чистоты и неприкосновенности Коннора-катаны покинул разум еще в тех лесах, оставшись бродить по следам из пятен крови на белом снегу. Только сейчас я поняла, как много потеряла, не используя оружие по прямому назначению. Каждый вечер натирала скрупулезно лезвие, стирала все видимые признаки участия катаны в своей скоротечной жизни, старалась сохранить ее первозданный невинный облик. Порой ее требующий борьбы и крови голос шептал в голове, но я тщательно задвигала эти просьбы в самый дальний угол сознания. Слишком бережное отношение можно было сравнить только с гиперопекой, которой одинокие мамы так часто душат своих детей. Через несколько секунд парковку заполонил звук разбивающегося стекла. Рукоятка, несмотря на свой нежный и хрупкий кожаный вид, была твердой как скала. Осколки осыпали ноги, и я постаралась сбить самые крупные торчащие из рамы куски. Сигнализации не было, прохожих не намечалось. Вряд ли вообще кто-то вернется за этой машиной в ближайшие пару недель, а если и вернется — никто из участка не станет заниматься разбитым стеклом и исчезнувшей курткой. Аккуратно выудив из салона одежду, я быстро вернула катану на место. Черная куртка была длинной, и явно должна была принадлежать мальчишке-подростку. Синтетическая ткань была грубой, но тонкой, синтепон внутри слегка раздувал рукава. Длины подолов и увешанного пухом капюшона хватило, чтобы прикрыть торчащую рукоятку катаны у плеча и скрыть оружие, висящее тяжелым грузом на верхней части бедра. Она была теплой, даже по адски жаркой. Конечно, мой организм был привыкшим к низким температурам, однако все же мороз и жара создавали некоторые чувства дискомфорта. Нацепив на себя куртку, я вдруг ощутила, с каким удовольствием поприветствовала тепло кожа. На том же сиденье лежала черная теплая кепка с белой надписью «REALLY». Это было настолько ироничным, что я, истерично усмехаясь, спрятала волосы за куртку и нацепила головной убор под капюшон. Ночь поглотила город. Парковка осталась позади, отчетливые следы моих шагов отпечатывались на свежем белом снегу. Машин не было. За весь путь мною было встречено не больше пяти человек. Город был темен, неприветлив, лишь редкие открытые бары и оружейные магазины (ну конечно) все еще горели своими яркими вывесками. Электрические пути, проходящие над головой, пустовали, в ушах звенела тишина, сгоняемая ветром. Весь мир затих, а может, лишь малая его часть. Несмотря на это, мне казалось, что вся история и вселенная затаила дыхание, глядела на происходящее в этом крупном, но далеко не единственном городке с особой опасливостью. Казалось, что здесь и сейчас решится судьба всего человечества. Я неслась ровно по дорогам, совершенно забыв о безопасности. Улицы меркли в тишине и лучах фонарных столбов, в любой момент вдалеке мог задребезжать свет автомобильных фар, а тишину разорвать урчание мотора. Но этого не происходило. И потому ноги несли меня вперед по проезжей части. В какой-то момент мышцы перегрелись. Куртка, состоящая из синтетики и синтепона, не давала телу вздохнуть, а учащенная работа мышечных волокон в беспрерывном беге создали под одеждой настоящий парник. Я не хотела останавливаться, я четко осознавала, что любая минута дороже, чем золото. Коннор давно мог ждать меня там, и наверняка он не погладит меня по головке за опоздание хотя бы на одну минуту. В глубине разума что-то укоризненно кольнуло. Перед глазами стоял уверенный, но перепуганный взгляд андроида, когда тот ощутил всю настойчивость моей упертой натуры. Отказ от побега и укрытия для него был словно… глупым и иррациональным? Карие темные глаза, за которыми прятались холодные линзы, смотрели с таким непониманием, как будто я только что изъявила желание отрубить себе руку собственным клинком. До самого последнего момента я ожидала, что Коннор будет настаивать на своем, требовать, чтобы я спряталась, но делать он этого не стал. Напротив, он бросился помогать тому, кто по всей программе значился, как сломанный, несущий опасность правительству, солдат-убийца. Он был охотником на механических девиантов. Я была девиантом человеческого происхождения. И его помощь никак не вязалась в логической цепочке. Замерший разум, словно по команде, начал подбрасывать в память воспоминания, словно деревянные палки в огонь. Моя скорость начала падать, пока я, потерянная и ошарашенная, вдруг не встала посреди дороги. Каждая мышца протяжно ныла, изо рта выплывали густые белые пары теплого воздуха. Я всем своим разумом понимала, что стоять на месте было сродни смертному приговору. Время вытекало из пальцев, словно холодная вода, но заставить себя сдвинуться с места было не под силу. Я лишь стояла посреди проезжей полосы, буравя заметающую снегом серую дорогу взглядом. Его поведение было странным с самой первой встречи. Внимание замечало эти отклонения, но рассудок старательно переключал его на собственный страх относительно будущего, а солдат внутри вырывал образующиеся нитки посреди гладкого полотна холодного бесчувственного сознания, требовал беспрекословного подчинения. Сейчас солдат молчал. Его не было. Белое идеальное полотно в голове превратилось в изящную пеструю ткань, по которой расползались голубые и красные пятна крови. Больше никто не скрывал от меня самой же весь окружающий мир. И открытия, сваленные на голову посреди дороги едва ли не с неба, вызвали во мне бурю эмоций. Коннор всегда говорил разумные для механического организма вещи. Его спокойный убеждающий в отсутствии эмоций голос блуждал на затворках памяти, и честное слово, я даже верила в его бесчувственность! Но все его поступки и действия говорили иное. То, с каким укором и злостью он смотрел на меня в тот день, когда девиант едва не убил лейтенанта. То, с каким злорадством он исследовал каждый сантиметр моего лица в заброшенном доме, как старался вывести меня на эмоции, разозлить, заставить отрубить ему голову! И то, как андроид настоял на помощи в вещательной студии, когда из сустава ручьями стекала кровь, а в собственном животе Коннора красовалась дырка. Все, что он делал, все, что выражало его лицо шло в разрез с его словами, но это было не самое тяжелое. Я натужно бегала взглядом по дороге, стараясь собрать мысли в кучу. Треклятый бар всплыл в сознании с раздирающей душу мелодией, в такт которой Коннор протягивал мне руку. Удушаемая в собственном подвале собственным телом, я видела, как те же руки протягиваются ко мне в знак приглашения, чувствовала, как теплые механические пальцы сжимаются на предплечье, а мягкий тихий голос торопливо инструктирует меня по дальнейшим действиям в побеге из участка. Он спасал мою жизнь раз за разом, он видел то, с какой скоростью разрушается моя психика и солдатская стабильность, знал об отклонениях. Но все же не предпринимал попытки сдать меня или хотя бы просто игнорировать. «Он андроид», внезапно раздался голос холодного рассудка. «Машины не умеют чувствовать». Темнота вокруг стала еще гуще. Подняв взгляд перед собой, я ощутила, как чернота внутри расползается по телу, охватывает разум и самое главное — сердце. Чувства обманутости и предательства накрыли огромной волной, улицы вдруг стали противными и страшными. «Машины не умеют чувствовать» твердил проклятый бесполый голос внутри. Слова отзывались от тела, куртка вдруг перестала быть жаркой, напротив — внутри каждой клеточки холодело. Все мои догадки и представления были лишь иллюзиями, которые я построила на собственных желаниях. Сумасшедшей здесь была только я. Я и этот сраный мир. Легкие протяжно задрожали, требуя глотка воздуха. Судорожно вздохнув, я почувствовала, как задрожали голосовые связки. Нет, не время слез и сопель. Пусть весь мир вокруг был построен на воображении и фантазиях, он все же имел для меня еще какое-то значение до тех пор, пока андроид не выполнит свою задачу. Впервые за долгое время я видела перед собой цель, поставленную не кем-то, а собственными желаниями и решениями. Я остро чувствовала потребность увидеть, как Коннор решит свою задачу, как сделает свой выбор относительно этой вселенной. Я должна была видеть это своими глазами. Это единственное, что имело смысл перед надвигающейся смертью в руках подразделения. Сглотнув комок в горле, я заставила ноги двинуться дальше. Развить прошлую скорость оказалось не так просто. Ноги отчаянно сопротивлялись двигаться должным образом, не говоря уже о том, что район, в котором находилась заброшка, слабо освещался. Люди старались не бродить по этим местам, они вообще старались меньше показываться на улице. Едва пробивающееся сквозь тучи свечение луны озаряло мрачные улицы слабо, но этого хватало, чтобы более или менее видеть дорогу. Как ни странно, у обваленного старого здания все же находился один единственный фонарный столб. Его освещения было достаточно, и я, перейдя на шаг, медленно подступила к обвалившимся стенам. Здесь мало что изменилось. Все те же груды бетонного хлама, тот же оставленный людьми мусор, изрисованные граффити стены. Одна из стен, обращенных на восток к реке, осыпалась сильнее. Кирпичные блоки грузно валялись на снегу, еще не покрытые белым пледом, что говорило об обвале, как о совсем недавнишнем случае. Лестница отсутствовала. Грузные ступени, скрепленные между собой, куском валялись на бетоне. Я медленно подошла к единственной уцелевшей ступеньке, слыша как шуршит снег и бетонные крошки под тяжелыми ботинками. Это место вызывало отвращение и тревожные ассоциации с укоризненным взглядом темных глаз. Убитого девианта не было видно. Должно быть, его оттащили местные мусорщики. Но его опрокинутое на старика тело с дыркой в голове, из которой просачивалась голубая кровь, остро впивалось в память. Это был самый первый, но далеко не последний конфликт между мной и Коннором. Наверное, было бы лучше, если бы дальше конфликтов весь этот мир между нами не заходил. По крайней мере не пришлось бы спешно скрываться от подразделения, слышать дыхание подступающего мрака и искать в темноте протянутую в знак помощи механическую руку андроида, такую теплую и холодную одновременно. Андроида не было. Тьма вокруг сгущалась вместе с нарастающей внутри тревогой, я несколько раз осмотрела помещение, но так ничего и не обнаружила. Андроид вполне мог обмануть меня, выдать желаемое за действительное. Вряд ли какой-то солдат вдруг захочет посетить это место, вряд ли психолог, проанализировав поступившее записи памяти решит, что именно в этом неприятном заброшенном доме я захочу спрятаться. Коннор мог использовать это место для укрытия, при этом не имея в планах брать меня с собой. Иными словами, я могла проторчать здесь вечность, встревоженно всматриваясь в темноту и ища силуэт с блестящими фирменными знаками голубого цвета. Было здесь и нечто такое, что вызывало гораздо большее отвращение, чем воспоминания о разгоряченных словах Коннора. Груда бетонных блоков была усыпана снегом, но даже сквозь белый покров просматривались четкие контуры, узнаваемые мною благодаря стараниям аппарата диагностики. Именно на этом хламе лежал андроид, источая смерть и голубую кровь. Именно на нем в сознании распластались все остатки моей жизни, все, что осталось значимым хотя бы на долю. Я смотрела на усеянный снегом бетонный мусор, но ясно видела лежащего на нем Коннора. Он смотрел вверх, темная выбившаяся прядь волос лениво шевелилась в такт беззвучного ветра. Черный под имитацию кожи галстук был слепо откинут в сторону, белая рубашка просачивалась голубыми пятнами. Воображение дорисовывало картину самыми разными, приводящими в ужас, деталями: измученный взгляд пустых глаз, капля стекающей голубой крови с уголка губ, сжимающие горсти снега руки, которые так старательно цеплялись за жизнь, — я видела все это своими глазами, смотрела и не могла отогнать проклятые мысли. Мертвый Коннор в собственном сознании ознаменовался всей моей жизнью, которая вот-вот оборвется так же, как и жизнь этого андроида. Чувство беспокойства начало нарастать. Я крутилась на месте, вглядывалась в темные углы, в заснеженную дорогу, но единственным признаком жизни здесь было только мое собственное дыхание. Тишина, сгоняемая речным ветром, пропиталась запахом влаги и тревоги, она давила на уши, словно сдвигающиеся стены в потревоженной гробнице фараона. Холодные снежинки спускались вниз, осыпали черную куртку и козырек кепки. Нетерпение внутри требовало развернуться и уйти на самостоятельные поиски, но уверенность в честности Коннора была гораздо сильнее. Успокаивая собственные нервы, я закрыла глаза и спрятала руки за спину. Дотронуться до саи было не возможно — Коннор-катана грелась под теплой курткой о живую плоть, однако ее плотно прижатое к спине лезвие доставляло не меньше умиротворения, чем прикосновение к ножнам. В какой-то момент паника внутри стихла, и я, вновь ощутив нечто сродни солдатским рефлексам, встала по стойке смирно. Секунды перетекали в минуты. Минуты, кажется, длились в часы. Разумом я понимала, что прошло максимум минут пятнадцать, но ведь у страха глаза велики, и оттого время тянулось медленно, как нуга. Раньше я ощущала острую нехватку и скоротечность важного ресурса, теперь же напротив — молила время бежать немножечко быстрее. — Анна, — донесся тихий, едва различимый в порыве ветра, шепот. Я развернулась на сто восемьдесят градусов, скользя ботинками по заснеженной дороге. Ветер швырял мне в лицо снег, но мне все же удалось различить в темноте чей-то силуэт. Это был Коннор. Он выглядывал из-за стены напротив стоящего здания, однако ничего в нем не выдавало андроида. Диод был спрятан под шапкой, пиджак и джинсы сменили мешковатые бледная куртка и штаны. В глаза не бросались отвратительные знаки «Киберлайф», ни единого намека на искусственность этого «человека». Воспринимать его, однако, стало гораздо тяжелее. — Я уж думала, ты не придешь, — осмотревшись, я подоспела к андроиду. Отсутствие привычных эмблем и свечений на виске Коннора вызывало не самые приятные чувства. Да, он был похож на человека, «Киберлайф» постарались. Но сейчас его попытки спрятать свое истинное «Я» были такими… неестественными, ненастоящими. — Ты не мог что-то лучше найти? Выглядишь как бомжик. Коннор смерил меня укоризненным взглядом, и я закрыла лицо ладонями. До чего же стыдно! — Извини… я очень нервничаю. Давно отвыкла от этого состояния… — Идем, нам надо поспешить, — не обращая внимания на мое смущение, заторопился андроид. Он исчез из вида так же резко, как и появился, и я, открыв лицо, ринулась вслед за уходящим в темноту силуэтом. Редкие ночные фонари освещали дороги. Местами улицы были темны, однако тусклый свет луны хоть как-то пробивался сквозь морозные тучи. Где-то вдалеке провизжали стираемые покрышки уезжающей на бешенной скорости машины, вслед за ней пронесся звук полицейской сирены. В какой-то момент андроид резко схватил меня за плечо и утащил за собой, прячась за стену темного здания. Полицейская машина пронеслась мимо, мигая своими сигнальными фонарями. Не знаю, чего так сильно боялся андроид — быть обнаруженным или провалить задание. Но действовал он на автомате. — Ты хоть знаешь, куда нам идти? — тишина давила на сознание. Я слепо следовала за андроидом туда, куда он скажет, ступала практически по его следам, но даже получив возможность следовать за ним — не могла отделаться от неприятного молчания. За последние сутки в моей жизни произошло слишком многое, связанное с этим созданием. Молчать было не по силам. — Знаю, — коротко бросил Коннор. Он не смотрел на меня, даже старался не замечать. — Что ты будешь делать? — Остановлю назревающую гражданскую войну. Его голос был безучастным, механическим. Я понимала, что для Коннора главным сейчас было успеть вовремя на «Иерихон». К тому же вряд ли андроид испытывал тот дискомфорт, который сковал меня еще там, в участке. Как бы не хотелось рассудку, мне требовалось изъясниться. Или хотя бы обсудить то, что произошло в треклятом холодном подвале. В какой-то момент Коннор завел нас в совершенно мертвый квартал. Машины здесь были перевернуты, многочисленные лавочки с силой выворочены из земли. Квартал был полностью погружен во тьму, ни одно окно не горело вечерним светом, однако лунного освещения хватило, чтобы разглядеть в снегу лежащих мертвых андроидов. Представшая картина надолго впилась ко мне в память. Как и у тех девиантов посреди дороги, у этих не горели диоды, а голубые повязки на плече мерцали издевающимся светом. Кто знает, что чувствовали внутри роботы, когда их собственные хозяева решили обойтись самосудом. Андроида картина не смущала. Он смотрел ровно вперед, не отвлекаясь на посторонние детали. Его уверенная походка больше не вызывала во мне приступы восторга, я жадно глотала воздух и настраивала собственный мозг на начало разговора, однако это было так сложно! Весь этот мир вдруг погряз в дерьме и грязи, меня могли убить в любую минуту, а я всего-то не могу высказаться единственному значащему для меня «человеку», которому в принципе было ровным счетом на все наплевать. — Коннор, — андроид даже не дернулся на звук своего имени. Он шел, не сворачивая с дороги, пока я впопыхах семенила рядом. — Я тебе должна сказать спасибо. Не только за то, что ты помог мне сбежать из участка. Но и за… в общем, ты понял. Кто знает, чем бы все это обернулось, если бы ты не успел. Коннор дрогнул головой в мою сторону, но смотреть на меня не стал. Вряд ли бы он стал принимать мои слова всерьез, особенно теперь, когда цель была так близка. Но мне нужно было сказать «спасибо». То самое сраное «спасибо», которое неделю назад заставило меня задыхаться посреди собственного дома. — Ты соврала, не так ли? Брошенные на ходу слова уносились порывами ветра прочь, но я отчетливо слышала все сказанное теплым голосом андроида. Он по-прежнему не смотрел на меня, я же не спускала с него глаза. Ноги в любой момент могли запутаться в снегу или каком-либо мусоре. Однако перспектива быть поваленной собственной нерасторопностью меня не волновала. — О чем ты? — О том, что с тобой будет после возвращения обратно. Администратор, тренер… ты ведь соврала. Это был не вопрос. В этот раз андроид бросил на меня взгляд, и сквозь приподнятый край серой шапки я заметила тусклый блеск желтого цвета на виске андроида. Может, он шел уверенно и быстро, его движения были точны, но в голове у него явно все было не так хорошо. Впрочем, как и у меня. Поняв о причине вопроса, я отвернулась от андроида. Дорога вдруг стала для меня гораздо важнее, чем сам спутник. Жар под курткой вновь вернулся, и на мгновение руки захотели сорвать этот дурацкий синтепон. Я чувствовала, как кожа покрывалась краснотой, обжигалась от порывов морозного воздуха. Вертящиеся вокруг диода на виске андроида мысли резко изменили направление. Теперь в центре стояло подразделение. Славное будущее в кругу бойцов было навсегда закрыто, но возвращаться в мир, представляющий собой руины прошлого и будущего, не хотелось. Да, я соврала. Я не стану тренером и уж тем более секретарем. Я предпочту тьму и мрак на холодном хирургическом столе. — Какая теперь разница. — Это глупо, — констатировал совершенно спокойным голосом андроид. — Глупо и иррационально. — А у тебя есть другие идеи? Нахлынувшая ярость вдруг овладела сознанием, и я встала как вкопанная посреди темного тротуара. Коннор так же остановился, оторвавшись от меня всего на пару метров. Его темные, блестящие в свете уличного фонаря глаза метали в меня спокойные, но недоуменные взгляды. Его губы вновь приоткрылись, и это вызвало во мне еще одну волну злости. Но на этот раз на себя и свою беспомощность. — Я просрала всю свою жизнь. В этом мире у меня нет ничего! — холодный воздух обжигал легкие, но слова вырывались из меня с таким остервенением, что остановить их было уже невозможно. — Ни дома, ни близких, ни семьи. Даже друзей! На протяжении всей жизни я теряла то, что кропотливо строилось этими же руками, и даже когда все что от меня требовалось — выполнять свое дело и не вякать — я не справилась! Надоело уже прятаться по углам и искать куда бы приткнуться. Еще семь лет назад стало понятно, что мне здесь делать нечего. Хотя тебе это вряд ли понять, да? У тебя же ничего, кроме твоего вшивого задания в голове нет. Швырнув последние слова в лицо недоуменного столь резкой агрессией андроида, я прошла мимо него всего на несколько метров вперед. Злость и безысходность внутри поднимались с такой яркой силой, что совладать с ними не могли, пожалуй, даже люди, не имеющие все эти семь лет чувственного застоя. Температура вокруг меня нагревалась, словно вода в кипящем чайнике. — Откуда ты знаешь, что в моей голове? — голос андроида не был спокойным. Он был разозленным. Тон был тихим и мягким, но резкость произнесения говорила сама за себя. Я вновь развернулась к Коннору, ощутив на себе очередной укоризненный взор темных глаз. Сердце внутри сжималось от этой собственной необоснованной агрессии, но остановить злость внутри было очень сложно. — Да брось. Что еще может быть в тебе, машина? Услышав последнее слово, Коннор резко выпрямился. Его темные глаза похолодели, во взгляде читалось отвращение. Да, я была мерзкой. Я ощущала это собственной кровью, чувствовала, как сердце в стенаниях обрывает все связи, слышала укор собственной взывающей к рукам андроида плоти. Сознание пыталось меня остановить, оно старательно напоминало мне о том, что все мои обиды — сплошная иллюзия, построенная на собственных желаниях. Даже Коннор-катана по своему обиженно нашептывал в моей голове. Наконец, поняв, что перегнула палку, я закрыла лицо ладонями. Голос дрожал под давлением неспокойного мышечного органа, в ушах стоял не только ветер и шорох синтетического капюшона, но и шум бьющейся в сосудах крови. Тело ощущало на себе пристальный взгляд Коннора. Вряд ли я смогу смыть когда-нибудь с себя этот позор. — Если ты так хочешь умереть, то зачем пошла за мной? — андроид впивался в меня взглядом все сильнее, и я сжималась в комок, старалась спрятаться в теплой куртке подальше от этого рассерженного взора. Он не кричал, не повышал тон, но буквально источал запах злости. — У тебя был шанс вернуться на базу и закончить все это. Но ты здесь. Почему? — Что ты хочешь от меня услышать? Что я сожалею? Или пытаюсь исправить ошибки? — Я хочу слышать правду! — Я не знаю, Коннор! — крик отозвался от темных стен соседних зданий. Ветер унес его куда-то за пределы квартала, но вряд ли в радиусе километра вообще кто-то находился. — Не знаю. Мне кажется, что все, пережитое мной ранее, вело именно к этому моменту. Словно вот она — настоящая цель всей жизни. Убедиться, что ты справишься, и с тобой все будет в порядке. Я хочу видеть, как ты завершишь свое дело. Это все, что сейчас хоть как-то значимо для меня. Большего мне не надо. — А если я не смогу завершить задание? Если все обернется не так, как задумывалось? Коннор сделал шаг вперед, шурша слоем снега под подошвой. Во внезапно ставших встревоженных глазах андроида плескались сомнения. Он не сводил с меня взора, придавливал им к месту. Рядом с ним каждая клеточка кожи ликовала, а слезливые комки подходили к горлу, но я держалась настолько уверенно, насколько это было возможно. Он требовал ответа, а может, даже одобрения. Он был в смятении так же, как и я. — Да наплевать, — обреченно прошептал дрожащий голос. — Это твоя жизнь, а я лишь хочу знать, что ты ею доволен. Молчание нарастало с каждой секундой. Оно кружилось вокруг нас вместе с падающими с неба снежинками, становилось гуще и напряженней. Он был так близко, что можно было протянуть руку и дотронуться, почувствовать его реальность, а не довольствоваться воспоминаниями о протянутой в баре руке или теплоте бионической щеки на собственном лбу. Я боролась с желанием дотянуться и дотронуться до лица Коннора, успокоить его внутреннее смятение, как он успокоил мой организм в подвале дома. Но ни один рефлекс не позволял этого сделать. В конце концов, моя жизнь имела лишь один конец. Сбежать от солдат-коллег класса «первичники», разгромить дорогую технику… даже если я хотела бы избрать жизнь, подразделение такого не прощает. И любая связь или осознанная близость с андроидом могла привести к еще худшим последствиям, вроде скорби по утраченной человеческой душонке. Я уже побывала в этом кипящем котле из чувства вины и скорби по близким людям, и ввергать в это состояние и без того сомневающегося в своем программном обеспечении Коннора не хотела. Андроид отвернулся, удрученно вглядываясь в темноту. Его диод все еще горел желтым, широкая куртка не могла скрыть прерывающегося дыхания. Пусть даже это и была имитация, но имитация идеальная. Впрочем, в нем всегда все было идеально. — Идем, — едва ли не шепотом произнес Коннор. — Мы должны поторопиться. Сорвавшись с места, андроид ринулся куда-то в темноту. Чувства внутри бушевали, ладонь рефлекторно вспомнила о прикосновении к груди Коннора в подвале, как только в мыслях возникла идея протянуть к нему руку. Но это чувство так и осталось невысказанным. Оно осталось там, в темном мертвом квартале. Оставшееся время мы шли молча. Время от времени приходилось скрываться от проезжающих мимо редких машин. Коннор старательно избегал моего взгляда, иногда он обращался к странным знакам на стене. В один прекрасный момент его отрешенность была все же нарушена. Путь, который ему указал девиант в участке, требовал взобраться на оборвавшуюся лестницу. Коннор изъявил желание сделать это первым. Однако когда настала моя очередь — все же в нерешительности протянул мне руку. Я неуверенно смотрела на мужскую ладонь. Успокоившийся глупый сердечный орган вновь забился в истерике, и в голове всплыли вспоминания о холодном белом пластике, скрывающимся за искусственной кожей. Я знала, какова на ощупь бионическая кожа андроида, но совершенно не представляла каков он настоящий. Ухватившись за руку, я заставила все мышцы подтянуться. Коннор резво затащил меня наверх и, как только я оказалась на лестничной площадке, тут же отпустил руку. Мелкие электрические разряды блуждали по кисти, трепет внутри от этого прикосновения едва не вызвал во мне приступ восторженного удушения, но я не подала и виду. Возможно, все же перед смертью мне хотелось нечто большего, чем просто убедиться в целостности андроида. Прикосновение руки было невероятным, щемящим душу. Там, во мраке я не буду иметь воспоминаний, сознания или мыслей. Но разуму хотелось запомнить это чувство ощущения его крепких пальцев на моей руке. Крупная часть города осталась позади. Идя в молчании, мы могли лишь метаться в догадках, как и что из себя представляет «Иерихон». Девианты стекались туда, как муравьи, таща за собой своих собратьев, надеясь на спасение. Должна признать, что увидеть реку и доки для меня было странным. «Иерихон» ощущался чем-то религиозным, таинственным, в сознании слово облачалось в крупное, старое, но крепкое здание, больше похожее на церковь. Однако представшая картина заставила меня на несколько минут забыть о нежелании смотреть Коннору в его темные прекрасные глаза. Это была баржа. Старая и ржавая. Где-то из глубины доносились тихие скрипы прогнившего железа, на обветшалом носу красовались стертые буквы «ИЕРИХОН». Откуда у девиантов была такая любовь к заброшкам не известно. Возможно, им просто некуда было идти. Однако все же старая, едва держащаяся на плаву баржа была не самым безопасным выбором. Прямо перед нами предстал широкий и высокий вход. Из глубины темноты мерцали огни, словно бы кто-то разжег костер. Мне не нравилось это место. Совершенно не нравилось! Идея посетить девиантный улей и раньше казалась безумной, но сейчас страх играл на нежелании быть потопленной в железном гробу. Это было бы очень иронично: иметь высокие способности к регенерации и не нуждаться в креме от старения больше двухсот лет, но помереть в уходящей на дно посудине, которая была старше, чем Хэнк. Андроид уловил мой непонимающий и встревоженный взгляд. — Мы пришли, — коротко осведомил меня уже не такой теплый, но все еще мягкий голос. Не успела я выразить собственные сомнения в отношении безопасности идеи, как Коннор не спеша двинулся в сторону входа. Все внутри кричало и орало, требовало схватить андроида за руку и оттащить куда глаза глядят подальше от этого навевающего ужас места. Но поворачивать назад было поздно. И я, завороженно наблюдая за отточенными уверенными движениями удаляющегося андроида — настоящей цели всей моей никчемной жизни, переступила порог «Иерихона». Назад пути нет.