Надежда для Тёмного Лорда

Первое, что я увидела, придя в себя, было стремительно темнеющее небо. Вокруг стеной стоял густой валежник вперемешку с вьющимися, незнакомыми растениями. Они между собой сплелись очень плотно, я будто заползла в шалаш. Вот только зачем это сделала — никак вспомнить не удавалось. С трудом разорвав зелёный полог из древесных узлов (а сила у меня нечеловеческая, как и у всех оборотней), я с трудом, кое-как поднялась на ноги. В голове пустота и паника. В первый момент вообще не удавалось вспомнить, кто же я такая? Кто я? Что я? Зачем — я?.. Врагу не пожелаю такого: стоишь одна, посреди дремучего леса с полнейшей кашей в голове. Память как девственно чистый лист бумаги, кое-где пробегают какие-то символы, но ты не можешь их ни прочесть, ни понятью. Остро пахло кровью. Судя по запаху, её было много, и она была где-то рядом, совсем близко. Именно запах, тяжело струящийся по воздуху, как зловещий туман, повёл меня за собой. Идти долго не пришлось — через десяток шагов я споткнулась о тело, лежащее на спине. Руки раскинуты в стороны, крепко вцепились в сухую траву, будто в последний момент душа пыталась удержаться в теле любым, пусть даже таким примитивным способом. Сознание моё цеплялось на какие-то мелочи: явно не новые, но начищенные до зеркального блеска ботинки; ухоженные, красивой формы руки; распахнувшаяся мантия, из-под которой виднеется окровавленная белая рубашка. Стоило взглянуть на красивое бледное лицо, как в голове словно включился свет. Я, Хоуп Майклсон, оказалась в Запретном Лесу потому, что прогуливалась в образе волчицы и выслеживала слизеринцев, что-то там (или тут?) выясняющих в этом глухом местечке. Моё состояние объясняется очень просто — взрывающее заклятие не только заставило потерять сознание, но и обернуло меня из волка обратно в человека. Экстренная перемена формы совсем не есть хорошо. Всё ещё не плохо кончилось — могло быть и хуже. У меня, кажется, контузия? Мысли текли вяло, оценкам текущие события поддаются с трудом, общие реакции запаздывают. Я стояла над умирающим телом и ничего не делала. Между мной и тем ужасом, что должен бы был вызвать сам факт смерти чьей-то возможной смерти, словно стояла какая-то туманная завеса. Собрав волю в кулак, я постаралась стряхнуть с себя оцепенение и опустилась рядом с раненным. Сердце ещё билось — слава богу! Да и не мог Реддл сейчас умереть. У него ж столько несделанных пакостей по жизни впереди? «Если ты сейчас уйдёшь, оставив всё, как есть, его уже ничто не спасёт. У него в запасе осталось максимум четверть часа, может, и меньше», — сказал в моей голове очень рациональный и жестокий голос. — «Сколько людей без него проживут свои жизни иначе? Сколько не умрут молодыми? А если в далёком-далёком будущем Дельфи Диггори так никогда и не родится — потеря ведь небольшая?». История не знает сослагательных наклонений — та история, из которой пришла я. Там Том Реддл сегодня выжил, чтобы в будущем стать Волдемортом, а хорошо это или плохо, мне ли решать? Конечно же, я никогда не оставлю без помощи человек, каким бы злодеем он не был, если в моих силах ему помочь. А Том Реддл, здесь и сейчас, в настоящем, пока ещё далеко не злодей. Густые ресницы юноши дрогнули и с трудом приподнялись. Удивительно, но взгляд Тома был вполне осознанным, лишь чуть-чуть затуманенным после потери сознания. — Ты?.. — попытался он приподняться на руках. — Что ты здесь делаешь? — он шипел, словно змея, которой наступили на хвост. Вот нормальный вопрос? Ему бы радоваться, что рядом есть хоть кто-то, кто может прийти на помощь, а он — раздражается? Шансов выбраться к людям с развороченным животом у него немного. — Планирую спасти твою жизнь, — я не смогла сдержать смешка. — Имеешь что-нибудь против? — Планируешь?.. Так чего ж не спасаешь? Градус раздражённости в его голосе повысился, хотя Том и говорил тихо, едва ли не на грани слышимости — говорил так, словно был царём и снисходительно, даже нехотя, соглашался оказать мне великую милость, допустив до своей важной персоны, а не готовился воспользоваться моими услугами как последним средством для продления жизни. Ну, что за человек? Любой другой на его месте орал бы от боли, просил бы помощи, а у парня лицо как мел, но ни один мускул не дрогнул — лишь зубы сжал крепче. И каждое слово как сквозь зубы цедит. Я, конечно, могла бы поупражняться в остроумии и самообладание, но время казалось неподходящим, да и место — так себе. В другой раз характерами помериемся. В отличие от многих моих дорогих родственников и их малочисленных друзей, мне никогда не доставляли радости чужие муки. Сделав палочкой разрез на запястье, я протянула руку к губам Реддла. В ответ он посмотрел на меня дикими от удивления глазами, скривившись от отвращения. — Пей, — велела я. — Совсем рехнулась? Я не стану! Желая избежать ненужных пререканий, сохранить нам обоим время и нервы, я прижала окровавленное запястье к его губам. Лишь бы не задохнуться, он вынужден был вместе со вздохом сделать и пару глотков. — Пей, — повторила я. — Иначе долго не протянешь. Какой забавный вираж судьбы! Величайший будущий тёмный маг столетия сейчас лежал предо мной, можно сказать, прямо у моих ног, и был не сильнее котёнка. Пусть и пытался по привычке плеваться ядом. И зная, чем грозит миру его спасение я, не колеблясь, его спасаю. И, откровенно говоря, нисколько не жалею об этом. Для того, чтобы моя кровь начала работать, много не надо. Достаточно пары глотков, чтобы волшебный эликсир из моих вен начал спасительное действие. — Что ты творишь?! — Том с силой оттолкнул меня от себя, брезгливо отирая с губ остатки моей крови. — Ты, жалкая бесполезная психопатка! Что ты себе позволяешь?! — Не смей обзываться, — предупредила я его. — В первую очередь, тебя это не красит. А во-вторых, пусть мои действия и могут показаться странными, но, поверь, это работает. Он подтянулся на руках и, опираясь на них, постарался отползти от меня как можно подальше, как если бы я была заразной или опасной. Как будто это способно чем-то помочь или что-то решить? Я молча наблюдала за его поползновениями. — И да, благодарить не стоит, — с иронией пожала я плечами. — Благодарить? — взглянул он на меня исподлобья. — С чего бы и за что? — За то, что спасла твою жизнь, разумеется. Ты что, этого сам до сих пор не понял? В его взгляде отразилось сначала непонимание, потом рука скользнула под рубашку и глаза округлились от изумления. — Как?.. — с нажимом спросил он, въедаясь мне взглядом в лицо. — Как ты это сделала? Я ощутила давление. Вокруг моей головы воздух словно уплотнился и стал давить прямо на мозг. Воздействие было таким сильным, что кровь застучала в висках. Это нахалёнок посмел применять ко мне легилименцию?! Да что б его!.. Не думая дважды, я ответила ментальным ударом на удар. Всегда так делаю. Первой в драку не лезу, но кто нарвался — тот нарвался. Его риски и его ответственность. Зашипев, Том отпрянул, одной рукой продолжая опираться на траву, а вторую прижимая к носу, из которого обильной струйкой потекла кровь, чёрная в сгущающихся сумерках. — Не делай так больше, — предупредила я, уже сожалея о содеянном. Он сейчас выглядел худым, бледным и слабым, казался совсем измождённым. Такого легко пожалеть. Да причин для жалости, если быть честной, немало. У него же не было, как у меня, «Всегда и навечно». С первых дней один, отличающийся ото всех, привлекающий внимание красивой внешностью, незаурядным умом, сверхспособностями. А среди людей, неважно, отличаешься ли ты в лучшую или худшую сторону, но, если отличаешься — уже изгой. Такими, как он и я, люди всегда хотят владеть. А в итоге изгоняют из своего общества из страха, что властвовать над нами не получится, что в итоге владеть ими будем мы. Небезосновательно, кстати, боятся. Мы можем, да. А Том Реддл, окончательно превратившись в Тёмного Лорда, обязательно попытается, я это знаю наверняка. Однако всё это будет в будущем, а сейчас передо мной шестнадцатилетний мальчишка, которого в очередной раз предали и бросили те, кого он в глубине души, возможно, считал друзьями? Бросили, предварительно попытавшись убить. И кто знает, сколько раз подобная история повторялась? Меня совсем не сложно смягчить. Я ведь всегда рада кому-то помочь, поддержать. Когда я так поступаю, я словно оправдываю своё противоестественное существование на этом свете. — Прости, я не хотела сделать тебе больно, — шагнула я к нему. — Но ты не должен был лезть ко мне в голову. — Не подходи, — ледяным голосом скомандовал он мне, поднимая голову и вся мнимая слабость исчезла в одно мгновение. Он скомандовал так, словно был уверен, что я подчинюсь. Словно имел право приказывать мне! — А если подойду, то — что? — в моей груди вновь зашевелились, уснувшие, было, раздражение и злость. — Вот именно — что? Что ты такое, Хоуп Майклсон? Наши взгляды опять встретились, и я снова ощутила то же давление! Нет, ну это как, а?! Это упрямство? Или нахальство?.. Даже не знаю, как диагностировать! — Ты это серьёзно, Том Реддл? Хочешь, чтобы я тебе мозги выжгла к чёртовой матери?! Немедленно прекрати, слышишь? Это очень некрасиво с твоей стороны. — Некрасиво? — поперхнулся он внезапным смешком. — Некрасиво? То есть, — с иронией прищурился он, — ты мне сейчас намекаешь, что я веду себя не как джентльмен? — Никто и не ждёт манер от гопника из подворотни. Лицо Тома на мгновение превратилось в неподвижную маску, а потом губы его гневливо, зло искривились, в глазах сверкнула молния: — Что ты сказала?.. Что ты хочешь этим сказать? — Не то, чтобы сильно хотелось, — пожала я плечами. — Скорее просто так получилось. С губ сорвалось. — Гопник из подворотни?.. — А разве нет? Ты создаёшь свои маленькие стайки, где выбираешь для себя роль главаря шайки хулиганов, держись других в подчинении, выстраивая свою иерархию на насилии и страхе. — Любая власть держится на насилии и страхе. — Идеальная власть держится на любви и уважении. Но вряд ли сейчас стоит об этом спорить? — Возможно, сейчас и впрямь не время. Но, когда-нибудь, может быть, обменяемся мнениями, — его губы кривились, обозначая насмешку, правда, нисколько не касающуюся змеиных и колючих, как острые иглы, глаз. Красивых и тёмных, как полночь. — Возможно, это будет интересно. А сейчас — помоги мне встать, — протянул он мне руку. Снова не просил — требовал. Приказывал, уверенный в том, что я не посмею отказать его пожеланиям. И я не собиралась его разочаровывать. Смешно было бы упираться, дуть губы, когда ночь стремительно вступала в свои права, вокруг тянул ветки, щетинясь. Запретный Лес, полный шорохов, мглистой тьмы, раскидывающей липкие щупальца и паутину для новых жертв. Вынужденная приблизиться, я протянула к нему ладонь, давая опереться, использовать мою руку как рычаг для подъёма. Его рука слегка вздрагивала, но всё же была тверда. — Как ты вообще здесь оказалась? — Как много вопросов! — усмехнулась я ему в ответ, даже и не думая опускать глаза под испытующим и, что греха таить, тяжёлым взглядом. — Почему бы просто не принять мое присутствие здесь за подарок судьбы? Какая тебе разница? — Ты за мной следила? — гнул он свою линию. — Если и так, — вздёрнула я подбородок вверх, с вызовом глядя ему в лицо. — Тебе это льстит? Или оскорбляет? — Настораживает. Что ты пытаешься вынюхать? Он опирался на мою руку, а заодно, пользуясь случаем, нарушил границу, сократив дистанцию между нами до едва ли приличной степени. Его лицо от моего отделяло каких-то жалких несколько дюймов. — Какой ты подозрительный, — засмеялась я, — может быть, всё гораздо проще, чем ты думаешь или готов себе вообразить? Может быть, я всего-навсего глупая влюблённая дурочка, преследующая предмет своих тайных девичьих грёз? Его глаза блестели, то ли от ярости, то ли от боли от уже не смертельных, но едва ли до конца заживших ран. Грудь тяжело приподнималась и опускалась. — Ты смеешь надо мной смеяться? Смеешь бросать мне вызов в лицо? — Даже не знаю, что тебе сказать? Ты совсем не такой страшный, как думаешь. Если кто-то сумел внушить тебе ложную мысль о твоей вот-прямо-таки-всамделишной ужасности… я ему завидую. Мало он страшного в жизни видел. Я его провоцировала. Зачем? На что? Да не знаю я! Просто иногда интересно дёрнуть льва за хвост и посмотреть на что он окажется способен. Он сам напросился, индюк самоуверенный. Вот нет ни малейшего шанса удержаться от искушения сбить с него немного спеси. И я ж не со злости. Я ж почти любя. Против моих ожиданий, Реддл остался совершенно спокоен. Я не заметила в нём ни раздражения, ни досады. Его бледное лицо сделалось лишь чуть ироничнее. Он с любопытством меня разглядывал, словно я была плохо изученным, забавным зверьком. — Никогда не слышал о существах, чья кровь могла бы исцелять, — в задумчивости прикусив губу, проронил он. — Что ты такое, Хоуп Майклсон? Ему явно было неприятно называть меня по имени. Он каждый раз словно с усилием произнося его. — «Что ты такое, Хоуп Майклсон»? — передразнила я его. — Я тебе не что, Том Реддл. Я — кто. Почувствуй, разницу. — Ответь на вопрос. Вот это наглость! Вот… слов нет. Хотя нет — есть. И я сейчас их скажу — Я не обязана отвечать на твои вопросы, не обязана терпеть тебя с твоим тяжёлым характером и странными закидонами. Я, к твоему сведению, сейчас вообще могу сейчас развернуться и уйти, и выбирайся отсюда как знаешь. Глаза у Реддла были злые и глубокие, словно две ямы, полные ядом, но голос оставался спокойным. — Чего ж не уходишь? Я ж не держу? Я выразительно поглядела сначала ему в глаза, а потом на наши сцепленные руки, потом — снова в глаза: — На самом деле держишь. Ещё как. Очень даже крепко. На какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Ни одна черта не дрогнула в его лице, он лишь слегка склонил голову на бок. Странная улыбка искривила его тонкие губы. — А ведь ты права, Хоуп, — мягко проговорил он. — Выходит, что держу. Да ещё крепче, чем нам обоим бы хотелось? Я вздрогнула, находя в его словах странный подтекст, смысл которого он и сам вряд ли осознавал. Все эти игры со временем и пространством — от них с ума можно сойти. И сейчас его глаза просто глаза, но мне мерещится в них красный отблеск, что я разглядела в глазах того чудовища, застрявшего между мирами. — Я ведь тебя не звал, ты пришла сама меня спасти? Так спасай. Замерев, я молча глядела в его самодовольное лицо. Тёмные глаза внимательно смотрели на меня, но в них не было сейчас холода. А его вторая ладонь как бы невзначай сжалась на моей руке. Изящная, сильная и, неожиданно — тёплая, почти горячая. Мне отчего-то думалось, что руки у него холодные. Так и со змеями бывает, отчего-то, глядя, как переливается чешуя на их теле, думаешь, что они влажные и холодные, а они тёплые, сухие и невероятно сильные. Змею очень трудно удержать в руках. Я не обманывалась в цели этого прикосновения — он сокращал дистанцию не с целью сближения, а желая контролировать мои эмоции, манипулировать мной. А о том, как он действует на людей, особенно на девушек, это поганец наверняка знает. Свои эмоции он прекрасно контролировал, а мои желал бы привести в смятение. — Давай уже вернёмся в Хогвартс? — с кривой усмешкой предложил он. Взгляд его был привычно насмешлив. — Ну, если ты не способен придумать ничего более интересного — конечно, давай вернёмся. Я видела, что ему хотелось меня отпихнуть от себя и в тоже время он понимал, что сделать этого не может. Криво усмехнувшись, явно преодолевая самого себя, он вновь окинул меня колючим взглядом. — Готова послужить костылём для инвалида? — С детства люблю делать добрые дела. Давай, Том, не бойся. Это не страшно, на самом деле. Я бы сказала — я не кусаюсь, но… ты ведь не этого боишься, правда? — С чего ты взяла, что я тебя боюсь? — А разве я сказала, что меня? У тебя явные проблемы с коммуницированием. Прямо гаптофобия. Он уже успел закинуть руку на плечо и сейчас одарил взглядом искоса. — Гапто… что? Никогда о таком не слышал. — Гаптофобия это боязнь прикосновения окружающих людей, — услужливо просветила его я, демонстративно обнимая при этом за талию. А что? Так ведь идти будет легче и дело будет спориться быстрее. Наблюдается при обсессивно-компульсивном расстройстве и психастении. — Правда? Спасибо. Так гораздо понятнее стало. Сейчас, полагаю, ты поведаешь мне, что такое обсессивно-компульсивное расстройство? — он приподнял брови. — Ты успела записать меня в психопаты? — Ну, откровенно говоря, до обсессивно-компульсивного расстройства личности ты пока не дошёл, но психопатия явно на лицо. — На лицо? — скривившись, поморщился он. — Конечно. Спорим, ты в глубине души сейчас считаешь меня глупой и навязчивой. Сам ты бы предпочёл бросить меня в лесу и не ввязываться в неприятности? — Нет. Я бы так не сделал, — спокойным, монотонным и при этом уверенным голосом заявил он. — Я бы вытащил тебя отсюда из других побуждений, чем те, на которые опираешься сейчас ты. Хотя в итоге какая разница? Важен ведь сам результат, правда? — Ты как будто знаешь, из каких побуждений действуя сейчас я? — Ну, ты же сама сказала? — И ты поверил? — А почему я должен не верить? Только потому, что это слишком лестно для моего самолюбия? Ты не первая девчонка, потерявшая от любви голову, — он снова было чуть не скривился в презрительной и злой гримасе, но вовремя спохватился и лицо его застыло. — Прекрати на меня таращиться, — а вот теперь эмоции были искренние. Злость. Боже, сколько же её в нём? — Ты боишься прикосновений, которые могут выражать любовь. А любви ты боишься потому, что, проявив её, можешь показать свою слабость. Свою тайную слабость — желание быть любимым. Вот что лежало за всей твоей неуёмной жаждой власти, которой ты никак не мог насытиться. И твоя жестокость проистекала из того же — ты больше не надеялся обрести любовь. Он остановился, поглядев на меня. Выражение его лица было странным. Я и сама опешила, поняв, что свои ценные выводы озвучила вслух. — Ты головой ударилась, Майклсон?! — Вообще-то… да. И очень сильно. — Оно и заметно. Но ведь не с ума сошла? Что это ты лопочешь? Какая, в чёрту, любовь? — Ты первый о неё заговорил. И что ты хочешь? Мне шестнадцать. Девочки в моём возрасте во всем готовы видеть романтику. А тут ночь, звёзды, опасность, спасение… красивый парень. Конечно, я думаю о любви. А после контузии зачем-то делаю это вслух? Он не собирался разделять моего веселья. Молча стоял и смотрел. Вот как у него это получается, а? Ну все же смотрят? А от его взгляда мороз по коже, а румянцем щёки заливает. — Что тебе от меня нужно, Хоуп? Твоё появление в Хогвартсе как-то связано со мной. Ты всё время следишь за мной взглядом, стоит нам оказаться в одном помещении. Ты не побоялась прийти сюда, за мной? Что ты выслеживаешь? Отвечай мне. И говори правду. И снова уже знакомое давление. На этот раз он не пытался читать мои мысли, но словно подталкивал в нужном ему направлении. Ага. Сейчас. Хотя… почему бы и нет? Что я, в конце концов, теряю? А правда, никто никогда не переубедит меня в этом — лучше лжи. Правда всегда от бога, а ложь, хоть десять тысяч раз во спасение — дитя зла. Правда, она как свет. Иногда от неё больно, как бывает больно от хирургического скальпеля, иногда, как операция, она убивает. Но если выживешь, сможешь принять — будешь жить дальше нормально. Ложь — это болото, затягивающая душу трясина. Солгавший единожды, будет лгать всегда. Лгут всегда из страха. А я Майклсон — мы не боимся глядеть в лицо Бездне, бороться с врагами и говорить правду — Правда — горькое лекарство, Том Реддл. Уверен, что сумеешь её переварить? — Опять будешь играть словами? И не зови меня Томом. Я не разрешал обращаться ко мне по имени. Развернувшись, я резко отстранилась. Оставшись без опоры, он покачнулся и гневно, едва ли не с ненавистью, взглянул на меня. — И что ты хочешь этим доказать? — Только то, что предпочитаю держать дистанцию и если сокращаю её, то не для себя, а для тебя, Том Реддл. И да, я буду звать тебя Томом, потому что это твоё имя. То, которое тебе дали при рождении. — Моя жалкая нищенка мать иного не могла. — Так говорить о женщине, умершей за неё, может только трус и мерзавец. Такой, как сын твоего отца, например. — Как ты смеешь?! — его лицо перекосила, а в глазах реально зажглись те красные огоньки, лицезреть которые мне уже приходилось ранее и ничего хорошего из этого не вышло. — Я много чего смею. На самом деле я храбрее тебя. И сильнее тебя. И даже то, что я добрее, как ни странно, не умаляет, а лишь увеличивает мои внутренние резервы. — Моя мать не смогла родить колдуна. Не нужно было с ним связываться. Жалкие магглы должны знать своё место… — О, боже мой, — на сей раз с искренним презрением проговорила я. — Даже если бы твоя мать была магглом (какое дурацкое слово!), она заслужила уважение тем, что дала тебе жизнь. Разве нет? — Нет. За что тут уважать? За то, что дуры, вроде тебя, не могут держать ноги вместе? А потом у них просто нет иного выбора, кроме как растить в животе личинок? Я на автомате размахнулась и отвесила ему оплеуху. Но он успел перехватить мою руку. Всё произошло мгновенно — атака, разворот. Меня впечатали спиной в ствол дерева, его локоть остро упирался мне в шею, а палочка — в висок. Искажённое, бледное, вытянувшееся лицо в горящими глазами парило в нескольких миллиметрах от моего лица. И да, ничего эротического в этом не было. Никакой сексуальной волны или химии с его стороны я не чувствовала — только агрессию. И ещё — торжество. Испугаться я не успела, хотя, наверное, следовало бы. Скорее, он меня удивил. Никто, кроме отца и Элайджы не успевал положить меня на лопатки. — Я могу убить тебя здесь и сейчас, — и снова я поняла, что это не угроза. Он не шутил. Он мог и даже в какой-то степени хотел это сделать. — Никто не узнает. — Нет, — я с вызовом смотрела ему в лицо. — Никто не знает, что я здесь. И вряд ли кто из родственников станет меня искать. Ты выйдешь сухим из воды и риска для тебя нет. Похоже, мои слова его озадачили. — Ты подначиваешь меня сделать это? — с усмешкой спросил он. Я смотрела ему прямо в глаза. Алый отблеск пламени в них потихоньку сходил на нет. — Я не боюсь смерти, Том Реддл, — медленно проговорила я. — Смерть не конец. И, возможно, умерев здесь и сейчас, я вернусь в свой мир. Не исключено, что это единственная возможность — чтобы началась одна жизнь, должна закончиться другая. Возможно, что никуда я уже не вернусь, а просто наконец встречусь с теми, кого потеряла. Мои слова то ли заинтересовали его, то ли заставили колебаться. — Вернёшься в свой мир? — Ты спросил, как моё появление связано с тобой? Напрямую. Я здесь из-за тебя. Он тяжело дышал. На лбу выступила испарина. На мгновение, всего на мгновение, он ослабил хватку, но для меня этого хватило. Перехватив его кисть, сжимающую палочку, я отвела его руку в сторону — чтобы ненароком сорвавшееся заклятье меня не прикончило, уйдя в сторону, ударила с ноги в живот. Нет, я не садистка. Но когда идёт игра на выживание, вырубать противника нужно наверняка. Том сгорбился от болевого синдрома, но не произнёс ни звука. И тут же начал распрямляться. Судя по тому, как напряглись мышцы правой руки, намерения у него были её воспользоваться. Я бросилась вперёд, вцепившись в опасную руку и удерживая её как можно дальше от себя любимой, сбила с ног и оседлала, прижимая его бёдра собственным телом, а руки удерживая за головой. — Шах. И мат, — выдохнула я в его изумленное лицо. — Отлично проводим время, да? Не устаём друг друга удивлять. — Пусти! — Зачем? Тебе что-то не нравится? — продолжала издеваться я. — Интересная же позиция? — Не люблю лежать на спине. Давай поменяемся? Так будет естественней, — прошипел Том. В ответ я лишь засмеялась. — Продолжим нашу беседу? Было интересно. — Боюсь простудиться. Да и час поздний. Ты уже придумала, как попадёшь в Хогвартс. — А ты? — Да. Но у меня нет никакого желания тащить тебя за собой. Ты плохо себя вела, девочка. Так что будешь ночевать в лесу. — Правда, что ли? Ой, как страшно. Судя по тому, что ты, со своей змеиной привычкой нападать со спины, когда не ждёшь, окажешься по ту сторону, ещё большой вопрос, где ночью будет безопасней. — Когда это я нападал со спины? — Верно, — подумав, согласилась я, кивнув. — Это был не ты. Но, признай, Том Реддл, что я тебя сделала? Я положила тебя на обе лопатки. Он насмешливо смотрел на меня: — И не подумаю. — Но я же победила? — А я — не побеждён. Он ухмылялся, с вызовом глядя на меня. Мол, что ты мне сделаешь? — Так, значит? Не сдаёшься? — Я никогда не сдаюсь. И ты не смогла бы победить меня, если бы я уже не был ранен. — Утешайся этими ложными истинами, Реддл. На самом деле я победила тебя, потому что я всегда побеждаю. Я — Чудо-Женщина, если ты не знал. — Ага. Альфа и омега, начало и конец. Кстати, о концах, так и будешь сидеть на мне без дела. Или продолжай, или слезь с меня. — Эй! Ты чего такой борзый, а? Я тут победитель и это я диктую условия. И, кстати, ты сейчас надежды свои озвучил? Или опасения? Не боишься выказать свою мужскую несостоятельность, мальчик? С учётом того, что мы тут недавно выяснили о твоём страхе прикосновений? — Попробуй — и узнаем, — хмыкнул он.