Надежда для Тёмного Лорда

— До вечера ещё предстояло дожить. И это было не то, что сложно — долго. Ещё до того, как я позвала преподавателей и оказалась в больничном крыле, я прекрасно отдавала себе отчёт в том, что беседы с Дамблдором не избежать. Хотя, формально, у нас было мало поводов для встреч. Директор Хогвартса — мистер Диппет, моим деканом профессор тоже не был, как и деканом Равенкло. Ни я, ни Миртл не имели отношения к львиному факультету, но я знала, что встреча предстоит — знала без всяких магических заморочек, как ложась спать вечером ожидаешь проснуться утром. И не ошиблась — естественно. Удостоверившись, что с Элизабет всё хорошо, её обморок сменился сладким сном, а до этого — что она всё начисто и с гарантией забыла, я направилась к выходу. Где ожидаемо столкнулась с тем, с кем меньше всего хотела. — Мисс Майклсон, можете уделить мне немного времени и вашего внимания? Профессор, как всегда, был изысканно одет и безупречно вежлив. Каждый его жест источал внимание и благожелательность, но глаза оставались холодными, а взгляд — острым, как бритва. Кстати, когда я читала детскую книжку и смотрела пару серий фильма, я всегда удивлялась, каким это образом Альбусу Дамблдору удавалось прослыть добряком. В реальности никто профессора добрым не считал. Большинство тех, с кем я столкнулась в Хогвартсе его уважали, но старались держаться в стороне, пересекаясь по минимуму, так что я не была оригинальной в своих желаниях держаться от декана Гриффиндора как можно дальше. — Конечно, профессор. Ну, не праздновать же труса? К тому же всё равно будет по его, а не по-моему. — Вы, наверняка, хотите задать мне несколько вопросов. Настоящая опасность в этой беседе будет не от слов — он попытается забраться ко мне в голову. И нужно навести там такую гигиену, чтобы будущего теневого героя Чёрно-Белой войны не возникло никакого желания приглядывать ко мне пристальней. — Что в действительности произошло в туалете? Мне кажется, или вы что-то скрываете? Я глубоко вздохнула, готовясь к «откровениям». — Да, скрываю. Не уверена, что поступаю правильно, профессор. И буду рада доброму совету. Я… я правда не знаю, как поступить. — Вы можете мне довериться. — И всё, что я расскажу вас, останется между нами, правда? Можно было бы и не спрашивать. Не то, чтобы я шикарно разбиралась в людях, но у меня создалось стойкое впечатление что через всё, что не может содействовать его целям или подтвердить правильность его убеждений, это ловкий манипулятор перешагнёт с лёгкостью, как ребёнок через растянутую по полу скакалку. — Даю слово. Так что же всё-таки случилось, Хоуп? О! А где же «мисс Майклсон»? Я изо всех сил старалась не думать, потому что так и лезло в голову, что сейчас я его обломаю в его планах и мечтаниях. Потому что скажу совсем не то, что он планирует услышать. — Вы ведь были там не одни? Я «удивлённо» захлопала ресницами: — Не одни?.. Не понимаю. Нет, к сожалению, мы оказались в туалете совсем одни. А Элизабет… извините, профессор, вам не кажется, что в Хогвартсе очень нездоровая атмосфера? Все так много уделяют внимания вражде между Гриффиндором и Слизерином, словно даже подстёгивают её, а всё остальное остаётся в тени. — Всё остальное? — нахмурился он. — Что вы имеете в виду? — Травлю одних учеников другими я имею в виду профессор! Здесь шпыняют по любому поводу, просто ужас какой-то. Буллинг процветает во всех его изощрённых формах, и никто ничего не делает, чтобы хоть как-то с этим бороться. В душе я злорадно потирала руки — судя по лицу профессора он уже пожалел, что завёл со мной «разговор по душам». Наша беседа была явно не о том, о чём желал говорить он. И уж в качестве обвиняемой стороны выступать он не планировал точно. — Мне кажется, преподавательский состав не справляется со своей работой. Ученики предоставлены сами себе, применяют магию тихомолком. Как будто четырёх заклинаний под строгим запретом достаточно, чтобы спокойно сидеть весь вечер и свалить контроль на старост. Я перевела дыхание после выпаленной тирады. — Я действительно не стала говорить при всех о случившемся, потому что бедняжка и так настрадалась. А если придать дело огласке… — Я по-прежнему не понимаю, о чём речь, — терпеливо уронил фразу Дамблдор. — Когда я заходила, Миртл собиралась повеситься. Давай, лезь в мою голову. Я охотно поделюсь с тобой этой милой картинкой, тем более что всё сказанное — чистая правда. — Приди я чуть позже — она бы погибла. Вам пришлось бы придумывать какие-то объяснения и вы, я не сомневаюсь, справились бы с задачей. Кому вообще есть дело до некрасивой девочки с явными признаками развивающейся классической депрессией? Её травят, над ней издеваются — без применения магии тоже можно сделать жизнь человека невыносимой. Она близорука, плохо одета, полукровка… Одним словом — Плакса Миртл. Когда я увидела её с петлёй на шее, стоявшей на цыпочках, я не соразмеряла силу — слишком боялась, что не успею помочь. Это был почти стихийный выплеск. И вот в результате — мы в больничном крыле, а у девушки стёрло память. Но, возможно, это и к лучшему. Она забудет о том, что стояла на краю могилы — а то, что она там оказалась есть и ваша доля вины. — Моя? Простите, но… — Вы все так увлечены наблюдением за Реддлом и его компанией… и я согласна, на парня приятно посмотреть и наблюдать за их выходками увлекательнее, чем заниматься рутинной работой. В том числе и такими несчастными, серыми, никому не интересными, забитыми своими одноклассниками девушками, как Элизабет! Но это ваша работа. Ваши обязанности — следить, чтобы никто никого до суицида не доводил. Если я была слишком резкой с вами — простите меня, но я сейчас плохо могу контролировать собственные эмоции. Перспектива возиться с возом проблем Дамблдора не устраивала. Гений на то и существуют, чтобы избегать серых будней. В моей правдивости он сомневаться не мог — подлинные воспоминания и эмоции свидетельствовали за меня. — Вы можете идти, — сухо кивнул он. Довольная и счастливая я упорхнула прочь из лазарета. У меня было целых две причины радоваться. Первая: я смогла изменить будущее. Само по себе спасение жизни Миртл, то, что она не останется в туалете привидением, бесконечно ныряющим в толчок, стоило немало. Бонусом также шло и то, что, изменив один факт, можно изменить и другой? Вдруг мне удастся спасти Тома от его тёмной судьбы? Конечно, планка у задачи высокая, но мы, трибриды, не ищем лёгких путей. До вечера оставалось несколько часов. Каким-то непостижимым образом они и тянулись бесконечно, и летели, как одно мгновение. Что мне ему сказать? Как быть и что делать, чтобы предотвратить судьбу? Чтобы сделал мой отец? Он никогда не сказал бы Тому правды. Отец был в этом похож на Дамблдора — мораторий на всю информацию есть только у него, а всех остальных он сможет дёргать за ниточки. Любя, защищая до последнего даже ценой собственной жизни, не останавливаясь не перед какой угрозой, но в центре паутины событий был бы Клаус Майклсон. Моя мать сказала бы правду. Пусть человек решает сам, по какому пути пойти. Клаус же не оставил бы событиями шанса развиться по непредусмотренному им событию. Сама того не желая, я изменила первое звено в событийном ряде, способствующим становлению Тёмного Лорда Волдеморта. Что, если теперь вмешаться в них сознательно? Первый крестраж Том создал, убив отца. И если помешать этому?.. Я отчего-то всем сердцем чувствовала, что этим судьбы не изменишь. Я могу сколько угодно подстилать соломку, спасать жертв, но… если не изменится сам человек, то не изменится его жизнь. Отсюда и верность поговорки про спасение утопающих. Спасти Тома получится только в том случае, если изменить его мотивацию и чувства. Воздействие на внешний ряд событий мало что изменит — одну жертву всего лишь заменит другая. Часы неумолимо приближались к заветной цифре. Условленная встреча должна вот-вот состояться. И нет, увы, это совсем не свидание. *** Библиотека Хогвартса не самое популярное место для встреч. Мне всегда нравились книги и хранилища, стоит ли говорить о том, что хранилища книг мне нравились вдвойне. Стройные ряды книг здесь выше, чем были где-бы то ни было ещё. Чтобы достать книги из библиотеки Хогвартса не нужны стремянки — достаточно специального разрешения библиотекаря, активизирующего заклинание «акцио» так, чтобы востребованный материал слетел с полок в руки в прямом смысле этого слова. Том стоял у стеллажей поменьше и с замкнутым, отстранённым видом листал какой-то фолиант. Длинные, белые, как слоновая кость, пальцы нетерпеливо перелистывали страницы, взгляд скользил по строкам, после чего недовольное, даже злое, хмурое выражение, застывшее на красивом лице, лишь усиливалось. Было такое чувство, словно над Томом сгущались тучи. — Привет, — сказала я, приблизившись и от неожиданности он вздрогнул. — Ты очень тихо ходишь, Майклсон. Не заметил, как ты подкралась. Его Величество не в духе? Чем-то раздосадован. Вот, недовольно взглянул на часы, но тут придраться не к чему — я пришла минута в минуту. — Да, и эта черта есть в моём портрете — тихий шаг и лёгкое дыхание. Я само совершенство, Реддл. И таких, как я, больше нет. Тебе повезло. — Не стану спорить — не вижу смысла. Мы пришли не о тебе говорить? — Да, верно. Будем говорить о тебе. Так правильно. — У меня накопилось к тебе слишком много вопросов, так что состязание в остроумии оставим на потом. — Как я понимаю, возражения не принимаются? Хорошо, обещаю честно ответить на все твои вопросы. — Дашь Непреложный Обет? Это не было насмешкой или шуткой — фраза прозвучала, как требование. — Нет, Том. Не дам. Не потому, что намерена лгать. Не терплю, когда меня к чему-то принуждают — заклинанием, словом, манипуляциями. Я готова дать больше, чем ты сможешь взять, но — по доброй воле. Ты должен научиться мне доверять, потому что ничто, никто и никогда не будет меня принуждать, кроме моего сознания и желания. А тот, кто попытается нарушить правила, станем моим врагом. — Это угроза? — Когда я начну тебе угрожать, ты почувствуешь разницу. Это — предупреждение. — Хорошо, — улыбка у него была красивой, но — неприятной. Холодной, угрожающей, с издёвкой. Я невольно вспомнила о Лэндоне. Да и о Рафаэле — тоже. Ни один парень никогда не смел так на меня смотреть! В их взгляде всегда было восхищение. От Реддла я восхищения не дождусь. — Идём. — Куда? Он поставил книгу на полку, а потом вновь повернулся ко мне лицом. Слава богу, этой мерзкой улыбки больше не было на его лице. Оно приняло обычное для Тома выражение — холодная надменность, серьёзность и сосредоточенность. — Если хочешь, чтобы я доверял тебя, тебе придётся довериться мне, Хоуп Майклсон. — У меня есть причины не доверять тебе, Том Реддл. И, если мы не разбежимся, переругавшись, я тебе их открою. — Отлично. Договорились. Так мы идём? — Я повторяю свой вопрос — куда? — В подземелье, к моему тёмному наследству — василиску, — на этот раз в голосе Тома звучала насмешка и вызов. — К вопросу о доверии — я готов открыть тебе самую большую тайну Наследника Слизерина: нахождение Тайной Комнаты. Я нахмурилась, пытаясь прикинуть риски. Они были, но… я же Майклсон. Кого из нас останавливала опасность. — Я знаю твою тайну, Том Реддл. Хочешь, чтобы она никуда от меня не ушла? — скрестив руки на груди, вернула я ему его насмешку. — Там с гарантией никто не помешает нам. Кроме меня никто в Тайную Комнату войти не сможет. Хотя, ты права, — теперь его улыбка стала откровенно жестокой. — Выйти — тоже. Я шагнула к нему: — Спешу тебя огорчить — в магии любого рода всегда отыщется лазейка. Магия — она как жизнь. В ней нет рецептов. Если мыслить нестандартно и широко… — Пошли уже, великий теоретик, — с лёгким презрением произнёс Том. — Ты всерьёз думаешь, что я настолько туп и предсказуем, что постараюсь запереть тебя там? Я сказал уже, почему выбрал это место для нашей сегодняшней встречи — Тайная Комната принадлежит мне и только мне. Ни Дамблдор, ни Диппет, ни призраки замка туда не вхожи. Но если ты боишься, мы можем остаться здесь. Последняя фраза была сказана с особенным презрением. Вот какой, а?.. Я понимала, что он манипулирует, как и Дамблдор… хотя, я сужу мальчишку, смешивая его с образом из будущего. Но, к слову, даже тогда Тёмный Лорд всегда придерживался какого-то странного, своего, но Кодекса Чести. Если подумать, он никогда не лгал. В любом случае, его враги, очерняющие образ, лгали в разы больше. Мне хотелось, чтобы Том спросил о том, как я объяснила происходящее Дамблдору. Хотелось, чтобы он меня похвалил, как когда-то раньше хотелось привлечь внимание отца и заслужить его одобрение. Но он не спрашивал. А самой на эту тему казалось заговаривать… унизительно. Так, в полном молчании мы и подошли к туалету. При лунном свете и «Люмусе», как свет фонарика, текущего лучом из палочки Тома, женский туалет выглядел как декорация к фильмам ужаса. Витраж над «вазой» из раковин посредине круглой площадки смотрелся особенно зловещим. Наследство Тёмных всегда выглядит жутковато. Я не ожидала, что, схватив меня за плечо, Том впечатает меня в стену: — Каким образом ты открыла вход в Тайную Комнату, Хоуп? — чёрные глаза требовательно и жёстко глядели на меня так, словно намеревались вытянуть правду прямо из моих зрачков. — Я не знаю! Я её не открывала. — Ты обещала быть со мной честной! — Я и не лгу! — Легилименс! Стены комнаты резко разошлись в стороны, будто декорация, которую откатили на колёсиках, и я снова оказалась рядом с Миртл… Перед глазами со стремительной скоростью понеслись картинки, обрывки нашего разговора и появление василиска. Жуткое, огромное тело василиска выросла передо мной и… Пропало. Передо мной, тяжело дыша, так, словно только что пробежал дистанцию на время, стоял Том. От напряжения, волосы на лбу взмокли, и он отёр пот свободной рукой. — Дьявол! Да что же это было?! — Может быть, василиск сам… — Этого не может быть! Василиск — мой подвластный зверь. Вне моей воли не открывается проход, вне моей воли он не нападает. Пока я не позову он находится в спячке. — Возможно, ты чего-то не знаешь о нём? Или твои догадки не так уж верны? — Ты права. Всё, что я знаю — лишь мои догадки, но до сих пор мои формулы работали! Но твоё появление всё спутало. Сам того не подозревая, Реддл потоптался на моих любимых мозолях. Да, чёрт возьми, так всё и работает: я словно катализатор, привожу в движение то, что давно недвижимо, вызываю к действию силы, давно спящие. И сколько бы я не стремилась к добру, всё заканчивается… «Нормально всё заканчивается, — резко оборвал мои пессимистичные мысли внутренний голос, отчего-то подозрительно по интонациям напоминающим Лиззи. — - Если бы не ты, дух несчастной Миртл уже обживался бы в этот час в унитазе». — Если и так, мне ничего об этом неизвестно, — я всё ещё старалась не ссориться. Хотя он, гад такой, запустил в меня Легилименсом. — Поверь, встретиться с твоим василиском я хотела меньше всего. — Всё равно, — упрямо тряхнул головой Том. — Я должен понять, как это работает! Почему-то, что работало безупречно, вдруг дало сбой? — он вопросительно поглядел на меня и в этот момент на его лице странным образом, переплелись надежды и неприязнь. — Может быть, в тебе тоже есть кровь Слизерина? — Совершенно невозможно. Я знаю, кто я и что я такое, Том. — Какое-то звено в своём происхождении ты можешь упустить? — Нет. Оно древнее, короткое и жуткое. И упустить там что-то совершенно невозможно. Но моя бабка со своей сестрой Далией стояли у истоков зарождения Тёмной Магии на нашей земле, поэтому… возможно, моя магия каким-то образом коротнула на заклинании твоего предка. Такую возможность я допускаю. Тем более, что в тот момент я была эмоционально нестабильна. — Звучит всё это странно. А главное, не даёт гарантий… — Я больше не приду сюда без тебя. Это и будет гарантией твоего контроля. Другого предоставить не могу. Мы стояли близко. Очень близко. Во взгляде Тома исчезла злость, в нём загорелись огоньки. Рука его, та, в которой не было зажато палочки, потянулась к моим волосам, легко пробежавшись по ним: — Ты никогда их не забираешь, как другие девчонки. — Тебе не нравится? — Слишком свободолюбивый и беспорядочный образ, уместный скорее на Гриффиндоре, чем на статусном Слизерине, — строгое чеканное лицо исказилось очередной усмешкой-ухмылкой, жёсткой, как укол рапиры. — Но тебе идёт, Хоуп Майклсон. Он навалился сверху, прижимаясь всем телом, и его поцелуй в первый момент был агрессивным. Или жадным, как у человека, вдруг решившего отбросить в сторону то, что долго и тщательно возводил. Резко, быстро и бесповоротно — вперёд, как прыжок с высоты, не замедляясь — лишь бы не остановиться. В каждом движении и касании чувствовался звериный голод. Дикий, как зверь, и аристократичный мальчик-загадка Том Реддл. Даже сейчас, такой юный и неоперившийся он, наверняка, может быть опасным. В нём дремлет спокойствие опасного хищника. А в его ладонях, его прикосновениях — тепло. Змеи кажутся холодными, но, на самом деле холодными не бывают, потому что имеют температуру окружающей среды. Когда температура падает ниже их прожиточного минимума они засыпают. Змеи, когда прикасаешься к ним — они тёплые и гладкие, как шёлк. — Романтика в туалете, где днём тебя пытался сожрать монстр — не самая романтичная в мире романтика, — легко оттолкнув его от себя, говорю я. Если хочет передумать и остановиться — пусть сделает это сейчас. А если продолжит — то пусть это будет нечто большее, чем минутный порыв. Том смотрит на меня, а потом, крепко взяв за руку, шагает к вазе из раковин и шипит. Совсем по-змеиному. Каждый раз, как слышу парселтанг, идущий из человеческого горла, кровь стынет в моих жилах. Я , как кролик перед оборотнем. Мне приходится напомнить себе о том, что, если только чудовище не проглотит меня целиком, бояться мне нечего. Я — Хоуп Майклсон, дочь Первородного Вампира. Я истинно бессмертная от рождения. И, умерев, я не стану пеплом и солью — я восстану кровавым монстром. Нужно будет завещать своим детям кремировать меня до заката солнца. И тогда мы с миром простимся друзьями. Но это позже, а пока я, рука об руку с будущим Тёмным Лордом, стою на краю пропасти, не видя её конца. Под моими ногами яма, заполненная чернотой, кажущейся бесконечной. Том делает шаг вперёд первым. В моём сознании словно скользит рябь, будто начинает глючить система огромного компьютера. Реальность подёргивается дымкой, будто чёрными клубами дыма. *** Голос Лэндона: — Есть классные идеи? А то время на исходе? — Одно, — отвечаю я. — Но тебе не понравится. Я испытываю горечь, чувство вины за то, что должна сделать. А ещё боль — он никогда не узнает, он никогда не поймёт, он — никогда не вспомнит обо мне, после того, как всё закончится. Но только так всё может действительно закончится. Только я могу всё завершить — ведьма, оборотень и вампир. Трибрид. — Поцелуй меня? И я первая прикасаюсь к его губам, но знаю — Лэндон не осудит меня, он будет рад. Он любит меня — только меня. И это знание дарит мне крылья, заставляет летать. И мне больно, что всё это будет вот так. И что этот поцелуй, последний для меня, для него будет лишь сном… Но только так я спасу ему жизнь. Только так освобожу нас обоих от страшной судьбы, прописанной не нами. Лэндон — сильной, он Феникс. Фениксы всегда воскресают. Они бессмертны в светлом смысле этого слова, за их жизнь никто не платит собственной кровью… Прощай, моя светлая любовь. Мой Лэндон. Прощай! И — прости? Он смотрит с нежностью и любовью, а я всё ломаю. Одним движением. Скручивая ему позвоночник вместе с шеей, чтобы он не мешал мне жертвовать собой, закрывая Тьму. Я — Тьма, живущая сверху, Малевор — Тьма внизу. Словно два столба огня, идущих навстречу друг другу, мы погаснем оба. Во веки веков. Аминь. «Хоуп, ты нашла Лэндона?», — взволнованный голос Аларика на другом конце света в динамиках мобильника. — Да. «Говори, где вы!». — В Джорджии. Приезжайте. Вы понадобитесь Лэндону. Вы должны забрать его отсюда. Я на базе Триады и тут все мертвы. «Так, Хоуп… просто дай мне Лэндона…» — Не могу. Он попытался бы остановить меня. Пришлось убить и его. «Что?!», — крик Аларика в трубке, голос далёкий-далёкий. — Не бойтесь, он вернётся. А вот насчёт себя… не знаю. «Хоуп? Что ты задумала?!»… Я стою над пузырящейся вязкой чёрной жижей ямой, и в душе моей восторг и ужас. Я понимаю, что всё делаю правильно. Напротив, меня молодой мужчина, старше, чем я, но с виду ненамного. — И чего ты ждёшь? — говорит он мне. — Думала, ты меня остановишь? — Нет уж! Я пытался вернуть его лишь потому, что боялся. Я знал, иначе он вернётся сам. Но если ты права насчёт лазейки, и можешь убить гада раз и навсегда? — то вперёд! А если не права — не велика беда. Ведь ты — умрёшь. Так что — прошу. Сидя в первом ряду буду за тебя болеть. Он ухмыляется. И его улыбка, как удар ножом — жестокая, холодная, беспощадная. И во мне пробуждается ярость. И я говорю: — Ты сделаешь кое-что ещё. Говорю с улыбкой. Я не боюсь. Я почти мертвец, а мертвецам страх не ведом. Они обитают по ту его сторону. Он повторяет все мои движения. — Как ты смогла?! Почему я это сделал? — Просто заклятие Повторение. Детское, на самом деле. Уровень первого класса… И мы летим вместе в чёрную дыру Маливора. В его безразмерную темноту, в которой нет дорог, путей, надежды и света. Бесконечная тьма, где единственная живая звёздочка — лишь твоё собственное сознание, от которого никуда не деться. *** Тьму разорвало вспышкой света и ледяной ужас одиночества и тьмы отступил. Том склонился надо мной, лицо его выглядело озабоченным. Я с ужасом огляделась. Тьма! — Господи! Мы всё ещё в Малеворе? — Не знаю, что такое Малевор. Мы в Подземелье, в Тайной Комнате моих предков. Мы в Хогвартсе, Хоуп. По крайней мере — сейчас. Что это было? — Прости? Ты о чём? Но лгать хорошо я никогда не умела, а сейчас, после этих странных видений… что это такое? Похоже на восстановившиеся воспоминания, но… я никогда не прыгала в Малевор. Я же поехала с Кэролайн, которая пыталась найти спасение от Слияния Близнецов, и попала в Хогвартс, а потом — в прошлое. Но теперь я помнила, как потеряла Лэндона, как в ужасе пыталась его найти, попала на базу Триады, и вместе со старшим братом Лэндона закрыла собой Портал, позволив Малевору поглотить себя. — Что ты такое, Хоуп Майклсон? И что значат твои странные видения? Ты можешь объяснить? Я не видела смысла отпираться. Никогда не любила отрицать правду. Правда — это то целебное лекарство, приняв которое, какими бы горьким оно не было, всегда получишь исцеление. — Я могу попытаться, — сказала я. — Я, в своём роде, гостья из будущего, Том Реддл. Из того будущего, где ты, сделавшись Тёмным Лордом, убьёшь множество людей и твоим именем станут пугать маленьких детей. Оно встанет в один ряд с олицетворением зла. Но эту войну ты проиграешь. Ты умрёшь, уничтоженный мальчишкой, годящимся тебе даже не в сыновья, а во внуки. Хотя за ним будут стоять другие люди, такие, как Дамблдор. Он внимательно глядел на меня, склонив голову на бок. Словно оценивая мои слова, пробуя каждый звук на вкус, взвешивая их на невидимых весах. — Почему я должен верить тебе? Почему не посчитать тебя просто сумасшедшей? — Потому что я согласна показать тебе всё, что знаю. Встречу с Гарри Поттером, твоей вероломной дочерью и с тобой самим — с тем, чем ты станешь через, без малого, сотню лет. Просто возьми меня за руку, Том. И ты всё увидишь сам.