Надежда для Тёмного Лорда

Василиска мне Том показал. Василиск, как и положено королю змей, меня впечатлил. Впрочем, он впечатлил меня ещё раньше, когда мы с Плаксой Мирт чуть в туалете от страха при его появлении не скончались. Но из всех моих страхов василиск оказался самым слабым. Меня не оставляли смутные сомнения о том, что именно я посеяла в душе Тома недобрые семена насчёт его отца. Да, ладно? Какие там сомнения? Кого я пытаюсь обмануть? Это были не сомнения – то была уверенность. Из-за чего бы возникать сомнениям? Дат я помнить не могла, но они сходились. А убийство отца станет той отправной точкой, когда на свет появится Тёмный Лорд, с которым мне ранее посчастливилось познакомиться. Если уж говорить на чистоту – мне было всё равно на счёт зарождения той войны, что в будущем захлестнёт Великобританию. Во-первых, я американка и какое мне дело до Хогвартса? До Нового Орлеана война точно не дойдёт. И Том до моего рождения не доживёт. А если доживёт, станет дедушкой. Без носа и с красными глазами. Но мне очень даже было дело до того Тома, которого я знала сейчас. Я была уверена, что встреча с отцом принесёт ему только боль. Но вместе с тем я понимала, что некоторых вех, проставленных по судьбе, ничто изменить не в силах. И даже трибриду не справиться. Так что суетиться бесполезно. А не суетиться невозможно. Не могла я оставаться в стороне. Почему? Ответ ведь очевиден, правда? Я влюбилась. Влюбилась в Тёмного Лорда Волдеморта. Вот, я и сказала это. Чего я пытаюсь достичь, вмешиваясь в ход событий? Да того самого, что любой человек, которому не безразлично, что станет с тем, кого любишь – уберечь и помочь. Если не смогу убрать булыжники из-под ног, так хотя бы буду рядом. Кому это надо? Прежде всего – мне. А там, как знать, что получится? Ну, вдруг? Спала я в следующую ночь паршиво. И очень мало. И встала с головной болью. Вальбурга не придумала ничего лучшего, как донимать меня мелкими подколками. Достать ей меня не удалось, но она раздражала. Мне кажется, или великая дочь Блэков сама запала на «выскочку и полукровку». Или я сама ревную к ней, или я права. Впрочем, что касается самого Тома, он был весьма далёк от того образа Дон-Жуана, скачущего по постелям, который так мил сердцу романтических особ. По-моему, я была первой – тут он не лгал. И мне кажется, в его влечении ко мне присутствует не только животный интерес. Я вообще пришла к выводу, чем глубже и развитие человек, тем больше он склонен к моногамии, тем меньше склонен разбрасываться своими привязанностями. Вальбурга инстинктивно чувствовала во мне соперницу и житья мне не давала при каждом удобном случае. Но её ещё можно было терпеть. А третьим уроком в расписании у нас была Трансфигурация. Мы потели над очередным крышесносным заданием повышенной сложности: превращали орешек в белочку. Я в душе очень порадовалась тому, что не наоборот. Белочки из орешка выходили так себе даже у самых талантливых. То ли низкое давление и пасмурные пейзажи за окном были тому виной, то ли мои однокашники не имели достаточный уровень мотивации. Не исключено, что живой белки, одарённой душой, как и всё живое из тупого ореха было просто нереально получить. – Мисс Майклсон? – я вздрогнула, осознав, что Дамблдор навис надо мной подобно злому року. Моя антипатия к этому человеку увеличивалась в арифметической прогрессии практически ото дня ко дню. Чем больше я задумывалась о мотивах его поведения, тем меньше он мне нравился. – Можно взглянуть на то, что у вас получилось? То, что у меня получилось, можно было увидеть, не сходя с места за кафедрой. А он притащился сюда. Что ему нужно? Догадаться несложно. Вести о нашем вчерашнем приключении с Миртл не могли не попасть к нему в уши. – Конечно, глядите, – улыбнулась я. – Ведь для этого всё и затевалось. – Отличная работа, – его улыбка должна была восприниматься мной, как дружелюбная? – Почти как живая. Вы весьма талантливы. Да что вы говорите, профессор? Я знаю, что я талантлива. И потому мне неинтересно создавать белок из орешков, ежиков из иголочек, и даже самой превращаться в тумбочку или шкаф. Я не вижу во всём этом никакого смысла. И чем больше хожу на предметы, тем больше убеждаюсь, что всё как-то неправильно в вашем королевстве. И вы знаете, чувствуете, что не нравитесь мне, так же, как я знаю, что не нравлюсь вам. Вам нравится только то, что вы можете предсказать, контролировать и использовать. Со мной так не получится. Как и с Томом Реддлом. – Ну, мистер Реддл, а что у вас получилось? – Белка, сэр. – Буду с вами откровенен, она не выглядит настоящей. – Обычное чучело, как у всех здесь присутствующих, – проговорил Том сквозь зубы, волком глядя на профессора. Я его за это не виню. Дамблдор даже не брал на себя труда скрывать предвзятой отношение. Это как? Нормально? Впрочем, в сороковых годах педагогические принципы могли сильно отличаться от современных мне. – Мы оба с вами знаем, Том, что ваши способности позволяют ожидать от вас несколько иных результатов. Не могу сказать, что доволен вами. Том сжал челюсть, но ничего не ответил. Молодец. Не давай ему провоцировать себя. – Хоуп, я бы попросил вас зайти ко мне в кабинет после занятий. Мне необходимо задать вам пару вопросов. – О чем, сэр? – вежливо поинтересовалась я. – Это приватная беседа. – В таком случае она ведь необязательна? Дамблдор, который уже направился к своему столу, на секунду замер, и не скрывая, нахмурился: – Я не займу много вашего времени. Я видела, как напрягся Том. Он буквально сверлил мне затылок. – Будь осторожна. Не проговорись, – процедил он на перемене. – Не переживай. Я умею хранить секреты. – Дамблдор отлично умеет промывать мозги. Нельзя, чтобы он узнал о Тайной Комнате. Он уничтожит василиска. – Расслабься, Том. Я же уже сказала: всё будет в порядке. – Очень на это надеюсь. Не разочаруй меня, Хоуп Майклсон. – Ну что ты, Том Реддл? В мои планы входит прямо противоположное. – Да? – ухмыльнулся он, охотно подхватывая мою игру, прислоняясь плечом к стене и тем самым перекрывая мне дорогу. – И это ещё один повод проявить осторожность. В Хогвартсе не так много мест для тайных свиданий. Тайная Комната должна оставаться в тайне. – Не думаю, что он решится на пытки. – Это смотря что считать пыткой. Уверен, что он предложит тебе лимонную дольку и задаст свой любимый вопрос: «Не хочешь ли ты что-то мне рассказать?», – передразнил Том и я не смогла сдержать смешок. У него похоже получилось. – Присаживайтесь, – любезно приказали мне. – Да спасибо. Мне и так удобно, – я отказывалась едва ли не из принципа просто всё делать наперекор. – Мне будет приятно, если вы составите мне компанию. Вот просто всю жизнь только и мечтала о том, чтобы доставить вам удовольствие, – вертелось у меня на языке. Вместо этого я села. – Хотите лимонную дольку? – Я не люблю мармелад. И вообще недолюбливаю сладкое, – призналась я. – Мне больше нравится солёное. – Правда? – улыбнулся Дамблдор. Одними губами. Глаз улыбка не коснулась. – Я, было, подумал, что вы предпочитаете что поострее? – Возможно, в этом наши вкусы совпадают, – дерзко парировала я, демонстративно забрасывая ногу на ногу. Улыбка стекла с лица гриффиндорского декана. – Вы имеете в виду что-то конкретное, мисс Майклсон? – Вы вызвали меня для того, чтобы спросить об этом? Повисла пауза, в течении которой мы будто ощупывали друг друга глазами. Что я должна была ответить на это? «Господин Дамблдор, я знаю, что вам нравятся красивые мальчики. Но так ж знаю, что Тому нравятся девочки. А даже если бы он и не был столь консервативен и не придерживался бы довольно строгих, я бы даже сказала, в чём-то пуританских взглядов (кто его знает, чем они продиктованы и что таит в себе память слишком красивого мальчика, выросшего без родителей), то вряд ли бы ему мог понравиться такой персонаж, как вы? Ну, в сексуальном плане я имею в виду». Лицо профессора вытянулось всего на мгновение, но я поняла, что этот «мудрец» всё же нашёл способ покопаться в моей голове. Что ж? Он сам виноват. В моей голове я хозяйка. Что хочу, то и думаю. И я одарила его самой ослепительной из моих улыбок. Отец мной бы гордился. – Мисс Майклсон?.. – он взглянул на меня поверх своих очков-половинок. – Вы ничего не хотите мне рассказать? – Если бы хотела, чтобы могло бы мне помешать, профессор? – не переставая улыбаться, сладким голоском пропела я. Дамблдор вздохнул и тяжело, я даже сказала бы, устало, опустился в кресло напротив меня. Теперь нас разделял стол и тишина. – Мне кажется, что в последнее время между нами нет истинного взаимопонимания. Меня это огорчает. – С чего бы? Мы с вами не так близко знакомы, сэр. Вы не мой родственник, не мой директор и даже… не мой декан. Вы не несёте за меня ответственность. – Именно по моей инициативе вы остались в Хогвартсе. Выдержать его взгляд удалось без особых усилий. Или – всё же усилия пришлось приложить, иначе почему я об этом подумала? – Вы рассчитываете на мою благодарность? – приподняла я брови. – Рассчитывать на чью-то благодарность дело неблагодарное, уж простите за тавтологию. Я всего лишь объясняю вам, почему принимаю участие в вашей судьбе. Когда мы кому-то оказываем помощь, поневоле становимся не безучастны к его дальнейшей судьбе. Он ведь мог говорить и правду. Но… я ему не верила. – Мне кажется, вы следите за мной потому, что я кажусь вам опасной. Вы интуитивно понимаете, что я сильный маг (и не ошибаетесь в этом), и совершенно правильно определяете поток моей силы. Он тёмный. Я ничего не могу с этим поделать. Я такой родилась. Я ничего не могу с этим поделать. – Ну а я, мисс Майклсон, в свой черёд ничего не могу поделать с тем, что ученики, позволяющие себе убегать по ночам в лес, дерзить педагогам, нарушать правила вызывают во мне тревогу. – И? – скрестила я руки на груди. – Что мы будем с этим делать? – Либо вы станете считаться с правилами, либо… вас придётся исключить. Вот она – речь истинного английского джентльмена. Он протягивает руку, чтобы сжать ладонь на вашей шее, но делает это по всем правилам этикета. И если это не противоречит писанным законам это не противоречит и его морали. – Вы выбросите меня на улицу посредине года зная, что у меня нет ни гроша за душой и никого, к кому я могла бы обратиться за помощью? – Думаю, вам следует подумать об этом заранее. И вести себя в соответствии с этим. Не передать словами, какое презрение вызвали во мне его слова. Даже в изложении Роулинг мне не нравился великий Дамблдор. Безжалостный манипулятор, готовый на алтарь своей цели положить кого угодно, не взирая на пол, возраст или социальный статус. «Во имя общего блага». Не так уж сильно он рознился со своим противником и любовником. – Мисс Майклсон, я хочу, чтобы мы правильно друг друга понимали, – его голос смягчился, а взгляд нет. – Я хочу вам добра. Но при этом я не могу допустить, чтобы пострадали другие. – О чём вы? Он поглядел на меня в упор синими, яркими глазами, в которых не было ничего старческого или слабого. То был взгляд человека, переполненного энергией и жаждой действия: – Скажите, что произошло вчера с Миртл? Да он издевается? Он решил повесить это на меня?! – Я вытащила её из петли, в которую бедняжку загнали грубые насмешки учеников, которым никто не даёт укароту и преступное безучастие преподавательского состава. Не столкнись я с ней в тёмном коридоре и не заподозри неладного, у нас бы мог быть труп. – Вы лжёте, Хоуп. – Не лгу, – я была абсолютно уверена в своей правоте, а его спокойствие и тихий голос… они пробуждали ту часть меня, о которой я всегда пыталась забыть – Тёмную Хоуп. – То, что случилось вчера не было попыткой самоубийства. И вы знаете это. Ведь так? – Так вы поступаете, да? Просто закрываете глаза на то, что вам не нравится, а остальные факты подгоняете под удобную теорию? Поддерживаете людей, выгодных тому курсу, что избрали? Я не лгу. В отличие от вас, профессор. Вы используете худший вид лжи – вранье самому себе до хорошего не доведёт. И в данный момент вы выковываете решётку для клетки – собственными руками лепите себе врага. – Вы считаете правильным говорить такие вещи человеку, стоящему выше вас по возрастной и социальной лестнице, Хоуп Майклсон? – Не правильно. Ведь кроме того, что я говорю с человеком, стоящим выше меня, вы ничего не смогли услышать? – Давайте начистоту? –вздохнул Дамблдор. – Ваша антипатия ко мне связана с Томом Реддлом. Вы всерьёз полагаете, что я несправедлив к нему? – Я не знаю. И да, и нет. В своих симпатиях или антипатиях мы порой не властны. Одних мы беспричинно любим, других – нет. Виноваты ли мы в своих чувствах? Вы стараетесь быть справедливым, нужно отдать вам должное… – Благодарю за столь лестное обо мне мнение. А что касательно моего предубеждения против Тома?.. Я был бы рад возможности ошибиться, понять, что все мои подозрения не более, чем паранойя, но… как мне поверить в совпадения, случающиеся один за другим. Стоит произойти несчастью, как ниточки тянутся к вашему новому другу. И совпадение ли то, что столь многообещающая, сильная в магическом плане ученица уже успела попасть под влиянием тёмного обаяния этого, вне всякого сомнения, яркого и красивого мальчика? – Если вы намекаете на то, что Том ищет какую-то выгоду от дружбы со мной… – Значит, самой дружбы вы не отрицаете? – Ему было бы выгодней дружить с кем-то богаче и знатнее меня. – Не нужно лишней скромности. Мы оба знаем, что вы достаточно красивы и знатны. Ну, да ладно. Можете мне не верить, но я буду только рад, если хотя бы раз смогу ошибиться в моих наихудших подозрениях. Если вы сумеете отговорить Тома от его дурных затей. Наша беседа не закончилась ничем хорошим. Точнее, она ни к чему не привела. Каждый остался при своём мнении. Хотя, нет. После беседы с Дамблдором я вдруг ясно осознала, что если хочу хоть как-то участвовать в том, чему предстоит случиться (или – не случиться, как я на то очень и очень надеялась) мне нужно не мешать, а участвовать. Ну, как участвовать? Быть внутри ситуации. Я предполагала, что встречу Тома сразу же, как вырвусь от Дамблдора, но ошиблась. Он не поджидал меня, невзначай околачиваясь по коридорам поблизости. – Эй? – поинтересовалась я у Лейстрейнджа. – Ты Реддла не видел? – Зачем он тебе вдруг понадобился? – Тебе-то какая разница? Ты что, к нему в стражи вдруг решил наняться? – Он планировал зайти в библиотеку, – спокойно проинформировал меня Альфард Блэк. Он всегда всё делал спокойно. Хотя в его глазах и взгляде можно было прочитать что угодно, только не спокойствие. Аристократическое воспитание оно такое. На любой темперамент узду накинет. – Спасибо, – кивнула я ему и понеслась в библиотеку. Сама могла бы догадаться? Где ещё может быть Том Реддл, будущее Великое Зло? В библиотеке, конечно же. Как паук, плетущий паутину. – Здравствуйте, – кивнула я библиотекарю. – Том Реддл ещё здесь? – Нет. Ушёл буквально пять минут назад. Да не просто ушёл, он пулей вылетел. Даже не убрал за собой, что на него совсем непохоже. Обычно такой аккуратный мальчик. – Не убрал? Правда? Я могу вам помочь. – Если тебе не трудно, деточка. Принеси вон ту стопку газет. – Он читал газеты? – удивилась я, но, перехватив её взгляд, улыбнулась. Конечно, он читал газеты. Пытался найти информацию о матери и своей родне и искал её явно не в Запретной Секции. Не будь дурой, Хоуп Майклсон! На столике врассыпную лежало несколько стопок подшивки «Ежедневного пророка». Воровато покосившись на библиотекаря, увлечённо копавшегося в карточках архива, Хоуп украдкой применила поисковое заклинание, настроенное на то, чтобы отследить страницы, которые читались до неё. Конечно, полной уверенности не было, но была вероятность… Хоуп скользнула взглядом по газетной странице. В рубрике «Происшествия» за сентябрь месяц было опубликовано следующее: «Морфин Гонт, 32 года, проживающий по адресу, – данные о его местожительстве скользнули поверх сознания, не коснувшись его, – предстал перед судом Визенгомота по обвинению в нападении на магла. Суд установил, что, находясь в нетрезвом состоянии упомянутый выше Морфин Гонт нанёс пострадавшему повреждения средней тяжести, предварительно оскорбив его в словесной форме. На место действия были отправлены представители Магического правопорядка. Морфин Гонт был задержан несмотря на попытки сопротивления властям. Обвиняемый ранее не раз привлекался к ответственности за аналогичные нарушения. Учитывая всё это, Морфин Гонт был приговорён к трём года заключения в Азкабане. Вместе с Морфином Гонтом был задержан и его отец, Марволо Гонт, 63 года, при попытке задержания его сына оказывающий активное сопротивление. Приговорён к шести месяцам в Азкабане… Дальше читать не имело смысла. И без того было понятно – Том нашёл ниточку. И можно не сомневаться в том, что он её не выпустит. Сей факт и из истории широко известен. Прогулявшись в уже сгущающихся сумерках, я на Тома так и не наткнулась. Он отыскался в общей гостинной Слизерина, в окружении своей вездесущей тёмной шайки. Компания вокруг Тома собиралась довольная большая и разношёрстная. Он явно собирал её вокруг себя намерено, для каждого находя свой волшебный ключик, свои зацепки. Иногда мне начинало казаться, что он рассматривает людей как запертые двери и, как искусный взломщик, на каждую дверцу находит свой ключик. Кому-то лучезарно улыбаясь, кому-то угрожая, с кем обсуждая интересные темы. Но иногда, когда он забывал притворяться, он вдруг замирал, вот как сейчас, взгляд его выглядел угасшим, а лицо – почти серым. Со стороны могло показаться, что он увлечён лежащими у него на коленях «Теоретическими основами зельеварения», толстенным фолиантом, едва ли не толще моей руки. Периодически Том не забывал перелистывать страницы, но взгляд его забывал бегать по строчкам. Книга была всего лишь причиной отгородиться от остальных. Чтобы не говорить ни с кем. Чтобы остаться наедине со своими мыслями. Люди иногда проводят невидимую черту. Нарушать её не стоит, если не хочешь потерять того, кого любишь. Всё равно не получится помочь тому, кто пока не готов принять твою помощь. Но я знала, что событие Х близко. Я буду начеку. Я стану за тобой приглядывать, Том Реддл. Мой любимый Тёмный Лорд.