Верни мне его, или да поможет мне Бог...

В тот день они не нашли Питера. И на следующий. И через день. И в течение следующих четырех — тоже. — Что значит ты не можешь найти ее? — взревел Тони, пролистывая спутниковые изображение так быстро, что его и без того воспаленный мозг буквально загорелся от напряжения. — Это, блядь, огромная консервная банка посреди Атлантики! Как ты могла потерять ее?! — Примерно в 4:21 утра того дня Рафт пропал со всех радаров и, согласно данным со спутников, более не всплывал в данном регионе, — голос Пятницы эхом разнесся по лаборатории. — Она должна была всплывать, — прогрохотал Тони, обеими руками стукнув по металлическому столу с такой силой, что Сэм тотчас же проснулся от своего легкого сна, в котором он пребывал последний час. Он неловко вскочил с кушетки, бросая взгляд на Стива — который совершенно неподвижно застыл посреди лаборатории, как и в предыдущий день, когда последние зацепки исчезли, и Тони начал все больше впадать в отчаяние, — и Стив отрывисто покачал головой. Нет. Они еще не нашли его. Тони был готов сломать что-нибудь — много чего-нибудь. Желательно — кости на лице Росса. А потом — шею. — Они должны были как-то затащить его туда, — продолжил рычать Тони, отталкиваясь от стола и перекатываясь к другому, где он уже пытался подключиться к китайской непилотируемой космической станции, на которой, они клялись и божились, не было установлено никаких технологий для наблюдения. Тони без стеснения собирался опровергнуть это утверждение, а потом злоупотреблять этой технологией столько, сколько ему заблагорассудится. — Это единственное место, где они могут держать его: особые камеры для людей с суперспособностями и люди Росса в охране, а это значит — ни одного человека с моральными принципами, которые могли бы помешать устроить стрельбу в школе или нелегально похитить пятнадцатилетнего ребенка… — Мы получили ответ из школы? — голос Роуди пронзил напряженную тишину, воцарившуюся в лаборатории. Сам он застыл в нескольких футах от Стива, прислонившись к основному рабочему столу Тони, понурив голову и уперевшись подбородком в грудь. Как и Стив, он провел на одном и том же месте почти два дня. Будь это кто другой, Тони вышвырнул бы его в ту же секунду, как его ягодицы коснулись бы сверкающей поверхности, но тот факт, что Роуди был рядом, приносил намного больше утешения, чем он готов был признать. Так было всегда. С самого колледжа и до той самой ночи на берегу озера, когда Питер… Нет. Нет. Это неверное направление. Он не может позволить себе запаниковать. Питер не может позволить себе, чтобы он запаниковал. С того самого дня, как Питер пропал, ассасины не появлялись на Базе. Едва прознав о том, что Питера более нет в школе, они оба ушли в подполье, пытаясь найти его там, куда Тони и остальным не было доступа. Стив даже связался со Скоттом, который инициировал свои собственные поиски спустя несколько часов после атаки на школу. Остальные сгруппировались на полудостроенной Базе, продолжая поиски оттуда, но сейчас, несколько дней спустя, даже Тони вынужден был признать, что они ни на шаг не сдвинулись с мертвой точки. Под гнетом их всеобщего разочарования, Брюс еще несколько часов назад отправился медитировать. С тех пор он не спускался: зеленый парень был слишком близок к тому, чтобы вырваться на волю. Стив отрывисто кивнул Роуди. — Пострадавших нет. Травмы незначительные, — сказал он глубоким, но совершенно пустым голосом. Почти механическим. Таким же, как и любое его движение в последние несколько дней. Там, где остальные, казалось бы, были на грани комы от истощения, Стив просто внутренне отключался. Он словно переходил в энергосберегающий режим — или же пытался зарыть что-то так глубоко в своей груди, что оно никогда бы не выбралось на поверхность, как бы ни старалось. В последние несколько дней Тони особенно близко познакомился с этим чувством. Это было похоже на всепоглощающую дыру, глубоко засевшую в его кишках и ни на мгновение не покидавшую его. Каждую секунду эта дыра грозила поглотить его, скручивая его кишки так сильно, что Тони казалось, что его сейчас стошнит, несмотря на то, что он ничего не ел с того самого момента, как выбежал из зала суда. Каждые несколько часов Роуди заставлял его выпить протеиновый коктейль, угрожая отключить питание в лаборатории, если Тони не сделает это. — Как мы и ожидали, — голос Вижна был тихим и ровным, — как и всегда, — но было в нем еще что-то такое, что Тони не мог распознать. Напряжение? Страх? Когда-то, в перерывах между концами света, Тони задумался над тем, как именно Вижн обрабатывает полученный опыт? Чувствует ли он что-то так же, как они? Вижн без стеснения отвечал на все — возможно, чересчур пытливые, — вопросы Тони, в результате заключив, что да, он чувствует, но не так, как представляет себе Тони. Не меньше — просто по-другому. Но в последние несколько дней Тони начал сомневаться в этом. Страх — он подозревал это, — Вижн чувствовал точно так же, как и все они. Каждую чертову частичку. — Пятница, какие-нибудь следы Ванды? — спросил Тони, нажимая несколько последних кнопок, чтобы получить доступ к китайской космической станции. Он загрузил поиск в той области, где в последний раз был замечен Рафт, после чего приступил к взлому архива видеозаписей. — Никаких, Босс, — раздался в ответ голос Пятницы. — Я тоже ничего не нашел, — добавил Вижн, сидя на полу, в дальнем углу, рядом с голографическими серверами Тони. Его лиловая кожа освещалась голубоватым светом, который придавал ей почти человеческий вид. — Как и на мистера Паркера или мужчину, которого он видел на кладбище. После того, как Нед, наконец-то, успокоился настолько, чтобы связно объяснить, во что они с Питером ввязались, Тони пришлось приложить все усилия, чтобы не придушить все еще всхлипывающего подростка. Когда они найдут Питера — а они найдут его, или да поможет ему бог, — Тони убьет его. Устроить слежку за рискованными, финансируемыми государством сделками по торговле людьми. Попытаться зашить пулевую рану в домашних условиях. Взлом ворованных, зашифрованных правительством жестких дисков в школе. Да-а. Их ждет очень серьезный разговор. Питер, должно быть, единственный в этом мире подросток, который совершенно не различает серый цвет — потому что все это настолько далеко от серой зоны, которую они обсуждали, что это уже даже не смешно. А вот жесткий диск, ему нехотя пришлось признать, оказался самой настоящей золотой жилой. Каждая тайная сделка Росса была представлена во всей красе. Попади это ему в руки несколько дней назад, и Тони не раздумывая слил бы все в интернет, отправив несколько видеороликов на личную почту парочке сенаторов, которые были бы совершенно не в восторге от внеклассных мероприятий Росса. Однако сейчас он ничего не мог сделать, не рискуя получить за это неприятную отдачу. И в первом варианте Росс попытался бы отомстить, — в этом он не сомневался, — но тогда его месть была бы направлена на Тони и только на Тони. Но теперь же это маловероятно. Что Росс может сделать ему? Использовать свои связи, чтобы превратить его жизнь в ад? Он стал бы не первым политиком, попытавшимся напасть на Тони, и, вероятно, не последним. И с тем положением, в котором он оказался бы в связи с обнародованием данных с жесткого диска, ему просто нечего было бы сказать. Но Питер? Даже будучи дискредитированным и находясь под следствием, Росс смог бы причинить Питеру боль. Он смог бы удержать его. Держать его вдали от дома. Вдали от его друзей и Мэй. Вдали от Тони. Слить данные с диска сейчас — совершенно не вариант; он был почти уверен, что Росс именно на это и рассчитывал, и, хотя он не мог говорить об этом наверняка, но еще одним человеком, чьи следы у них не удалось обнаружить, был сам Росс. После ухода Тони из зала суда он как сквозь землю провалился, и теперь был недоступен ни публичным способом, ни в частном порядке. Если бы Тони пришлось ставить деньги, он поставил бы на то, что Росс засел вместе с Питером в Рафте, и от одной только мысли об этом все внутри него скручивалось узлом. — Сэр, — раздался в тишине голос Пятницы, когда Тони отвернулся от компьютера и вернулся к своему основному рабочему столу в центре комнаты, — звонит Мэй Паркер. Тони устало рухнул на стул всего в футе от Роуди, что прислонился к его столу. — Отвечай. Голос Мэй разнесся по безмолвной комнате. — Старк… Тони перебил ее еще до того, как она договорила. Ждать не было смысла. У них обоих на языке сейчас вертелся только один вопрос, и каждая минута, которую он тратит на то, чтобы ответить на него, была минутой, которую он не тратил на его решение. — Я ничего не нашел. Стив все так же продолжал стоять за спиной Тони посреди мастерской, и с каждой минутой его поза становилась все напряженнее и напряженнее. — Блядь, — выдохнула она на том конце провода. В ее голосе было столько же усталости, сколько и в нем самом. — Может… может мне стоит позвонить в полицию? Официально заявить о том, что он пропал… — Нет. На мгновение Мэй запнулась. — Нет, — повторила она столь резким голосом, что Тони невольно сгорбил плечи над клавиатурой, словно это как-то поможет ему спрятаться от ее ярости. Ее совершенно оправданной ярости, — это все, что ты можешь сказать. Нет, — прогрохотала она, с каждым словом повышая свой голос, — почему, черт возьми, нет? — требовательно спросила она. — Он пропал! Может быть полиция сможет… — Полиция ничего не сможет сделать, — ответил Тони невозмутимо, — и он не пропал, — эти слова были встречены гробовой тишиной. Ни Мэй, ни Мстители, окружившие ураган, которым в данный момент был Тони, не произнесли ни звука. — Мы точно знаем, где он; проблема в том, что это место находится под контролем гребаного министра обороны с удивительно быстро сокращающейся продолжительностью жизни… — Полиция ему не поможет, — голос Роуди заглушил невнятный бубнеж Тони и громкий стук, которые издавали клавиши, пока он продолжал клацать по ним, не обращая внимания на остальных, — нам будет проще, если СМИ не будут следить за каждым нашим шагом, — продолжал Роуди, — я понимаю, что это тяжело, но ты должна доверять нам. Мэй промолчала. — Мы найдем его, — пробормотал Роуди своим спокойным, уверенным голосом, который заставил даже Тони поверить в правдивость его слов. Чуть-чуть. Они найдут его. Они найдут его. Он блядь найдет его. Молчание так сильно затянулось, что Тони уже почти уверился, что она бросила трубку, но спустя почти целую минуту тишины раздался отчетливый звук окончания звонка. Мэй так и не произнесла ни слова. Напряжение в комнате не ослабевало. Наоборот, с каждой секундой оно только росло. Бряцание Тони по кнопкам уже начинало серьезно угрожать целостности клавиатуры. — Кто-то должен проверить ее, — раздался за спиной Тони голос Стива. Характерный хруст негнущихся суставов в дальнем конце лаборатории известил о попытках Сэма подняться с небольшого диванчика. — Я пойду, — сказал он, передвигаясь в поле зрения Тони, туда, где Капитан все еще стоял в самой напряженной позе, какую Тони когда-либо у него видел. Стив отрывисто кивнул. — Звоните мне, если найдете что-нибудь, — пробормотал он, проводя рукой по налившимся кровью глазам и в последний раз окидывая лабораторию взглядом — словно пытаясь найти Питера под одним из захламленных столов. — Возьми с собой снаряжение, — сказал Тони, не отрывая взгляд от экрана, на котором он в очередной раз просматривал записи с костюма Питера, — когда мы найдем что-нибудь, выдвигаться придется быстро, — добавил он отрывисто и резко. У него просто больше не было сил — и сама мысль о том, что они могут сдаться, только еще больше высасывала из него энергию. Он блядь найдет его. Тони в одиночку перероет эту землю, если придется. — Пятница, какого хрена мне не сообщили, как только Ванда попала на камеры его костюма? — выплюнул Тони, делая все возможное, чтобы не обращать внимание на копошение позади него, пока Сэм собирал свой костюм. Стив поспешил помочь ему. — Какая-то неисправность в программе распознавания лиц…? — Неисправностей не обнаружено, — перебила его Пятница. — Нет никаких следов того, что Ванда Максимофф попадала в поле зрения камер с костюма Крошка-паучок марк 2. Недовольство Тони на Сэма и остальных на мгновение испарилось, когда его охватило замешательство. — Я же прямо сейчас смотрю на нее… — сказал он, просматривая видеозапись, которую он загрузил с костюма Питера. Он снова и снова пересматривал ту запись с кладбища. Она была там. Совершенно настоящая и открытая — может быть, даже слишком открытая. Напряжение в лаборатории можно было резать ножом, когда они впервые увидели, как ее вытащили из гроба и полуголую бросили в грязь прямо под ноги человека Росса, — я вижу ее, своими собственными глазами, и я точно знаю, что это она, — продолжал Тони, выводя на экран программный код костюма — и Пятницы, на всякий случай, — чтобы попытаться отыскать неисправность. Ошибка в коде? Нет. У костюма еще ни разу не было проблем с распознаванием лиц. — Как, черт возьми, ты не можешь… — У нее сменился цвет глаз. Все в помещении замерли. Тони резко перевел взгляд на Вижна, который, скрестив ноги, сидел на полу, пристально глядя в голографический экран. Его взгляд ни на секунду не отрывался от изображения. — Что? — переспросил Роуди, переводя взгляд с Вижна на Тони и обратно. — Цвет ее глаз изменился с того момента, как были сняты биометрические данные, — пояснил Вижн этим своим удручающе спокойным и разумным голосом, словно это не он только что вывалил на них что-то, что совершенно невозможно. Не должно быть возможно. — Поскольку распознавание лица во многом зависит от биометрических данных сетчатки, теперь ее невозможно узнать. — Цвет глаз не меняется — не так сильно, — пробормотал Тони, снова выводя на экран запись с кладбища и увеличивая ее настолько, насколько это было возможно. И то, что он увидел, совершенно его не обрадовало. Он остановил запись на моменте, когда Ванда оказалась в ногах головореза Росса и, отвернувшись от него, посмотрела прямо в сторону Питера. С этого угла камера отчетливо запечатлела ее глаза — ее совершенно не зеленые глаза. Некогда зеленые радужки теперь были затянуты ярким топазовым кольцом. — Что это за хрень? — выдохнул Тони, пытаясь обработать изображение и увеличить его еще больше. Вижн не пошевелился ни на дюйм. Его взгляд все так же был прикован к голографическому экрану, но, когда он заговорил, его голос звучал намного мягче. — Я не уверен. Это проблема. Слегка сбивающая с толку проблема. Но в данный момент не самая актуальная. — Пятница, отсканируй изображения 8213 и 8214 на лицевые маркеры и запусти очередной поиск. Начнем с конца. Найди ее и Питера в Мидтауне, а потом отследи ее передвижения оттуда. Я хочу знать, где она была всю прошлую неделю, — рявкнул Тони, пытаясь заглушить дискомфорт в груди и вместо этого сосредотачиваясь на насущной проблеме. Найти Питера, — и где она сейчас. Да, это в приоритете, — добавил Тони. — Но судя по тому, как прошли последние несколько дней я сомневаюсь, что Вселенная будет к нам благосклонна. — Веду поиск, — разнесся по лаборатории голос Пятницы. И с этими словами они снова погрузились в напряженное молчание, в котором пребывали последние несколько дней: Роуди прислонился к столу, Стив снова занял свое место за спиной Тони, а Вижн все так же остался сидеть в углу в окружении голографических экранов. Несколько минут спустя Сэм стал единственным источником движения в комнате, кроме Тони, который все так же яростно нажимал на клавиши. — Мне пора, — сказал Сэм, закидывая рюкзак — с компактной моделью его крыльев внутри, — на плечо, — позвоните мне, когда найдете что-нибудь, — пробормотал он. В обычное время Тони принял бы эти слова за издевку — и сам бы в свою очередь ответил взаимностью, — но, когда он вскинул голову, встречаясь взглядом с Сэмом, он впервые за все эти дни увидел в его глазах искренность, которой он совершенно не ожидал. — Хэппи снаружи, — сказал он, снова возвращая свое внимание к экрану. — Он отвезет тебя: он знает дорогу. В отражении монитора Тони увидел, как Сэм коротко кивнул. Он повернулся к Стиву, который ответил ему кивком, прежде чем направиться к лифту. Он едва успел сделать пару шагов, прежде чем — как и все присутствующие, — замереть, когда голос Пятницы в очередной раз наполнил мастерскую. — Сэр, я нашла совпадение. — Что? — выдохнул Тони, снова кидаясь к монитору. — С кем?! Ответ ИскИна прозвучал незамедлительно. — С секретарем Россом, сэр. В животе Тони все застыло. — Где он? — В данную минуту он входит в зал ожидания прямо за главным холлом. Руки Тони замерли. Стив маленькими шажками двинулся вперед, остановившись в нескольких дюймах от стула Тони. — Он на базе. — Он на базе. *** Глаза Питера привыкли к темноте — в конце концов. Он заполз в самый дальний угол камеры, и с тех пор — уже, как ему казалось, несколько недель, — не вылезал оттуда. Свет ни разу не включался с момента ухода Росса. И никто его не посещал. В первые несколько дней это было облегчением, но сейчас, после того, как он провел во тьме так долго, что даже мысль о том, что он может больше никогда не увидеть свет, начала беспокоить его, он был бы рад любому посетителю. Любому. Россу. Серийному убийце. Эдриану Тумсу. Серьезно, любому. Он готов был пойти на что угодно, чтобы снова увидеть свет. Но никто не приходил. Из-за ощущений, которые обрушились на него в связи с отсутствием света, пребывание в камере стало совершенно невыносимым. Время от времени — и Питер готов был поклясться в этом, — он чувствовал, как та перемещается. Почти толчками, словно здание, в котором он находился, покачивалось на ветру. А потом — и это было еще хуже, — ему казалось, словно оно тонет. Он чувствовал это в ушах, когда их время от времени закладывало, как при изменении высоты, но ведь оно не могло на самом деле тонуть? Точно. Здания так не умеют. Возможно, он просто сходит с ума. Питер откинулся затылком на стену за спиной. Боль была долгожданным избавлением от этого бесчувственного состояния. Он почти уже дошел до той точки, когда был готов начать изо всех сил биться головой о стену — просто чтобы узнать, вызовут ли его действия хоть какую-то реакцию. И ровно в тот момент, когда он уже настолько отчаялся, что готов был проверить свою теорию, что-то громким эхом отразилось от той стены, у которой покоилась его голова. В считанные секунды Питер оказался на ногах. Это был единственный звук, помимо его собственного голоса, который он услышал за все это время. Мгновение спустя он снова распространился по клетке. До боли громкий бух. Каждая косточка в теле Питера — которая, казалось, с каждым днем, что он был заперт в этой тесной клетке, становилась все тяжелее и тяжелее, — вдруг стала легче, чем спертый воздух в этой комнате. Они словно урчали в предвкушении. Это Тони. Это просто обязан быть он. Он пришел за ним. За следующим бух раздался крик, который вскоре был заглушен еще одним бух. Они определенно приближались. Питер всем телом ощущал, как с каждой секундой клетку трясло все больше и больше. Он забился в самый дальний угол камеры — он уже видел репульсоры Тони в работе, и не горел желанием познакомиться с ними поближе, — прижимая руки к стене и готовясь броситься вперед, как только откроется дверь. Следующий бух оказался настолько сильным, что едва не выбил его из угла, в котором он прятался. Вся камера повернулась куда-то влево: левая стена каким-то образом провалилась вниз, в то время как пол начал подниматься вверх. Какого хрена. Еще один бух, и камера снова накренилась. Левая стена рухнула так глубоко, что почти заняла место пола. Она… раскачивается? До этого момента Питер был уверен, что его держали в каком-то подвале. Закрыли под тоннами бетона на каком-то богом забытом континенте или типа того. Однако по своему опыту он знал, что бетон не должен так раскачиваться. Он вообще раскачиваться не должен. Он абсолютно точно не раскачивался, когда десять тонн рухнули на него на том складе. Раздался особенно сильный бух — а следом леденящий кровь крик, на котором Питер старался не зацикливаться, — и камера качнулась с силой, хватившей на то, чтобы вышвырнуть его из угла. Где-то в промежутке между ударом головой о металлическую раму кровати и падением на правую стену — которая теперь уже заняла место пола, — голос Тони раздался у него в голове. «Ну, думаю, список тех, кто может взломать его пафосную, плавающую консервную банку не настолько велик.» Они никогда особо не обсуждали Росса. У Тони была привычка затыкать его всякий раз, когда он затрагивал этот вопрос — поспешно меняя тему со словами «тебе не о чем беспокоиться, шкет», — но он все же упоминал его базу, раз или два. Так, мимоходом. Плавающую консервную банку. Плавающую консервную банку. Так же резко, как и до этого, камера дернулась вверх, снова швыряя Питера в его угол. Плавающую. Плавающую. Вот блядь. Без предупреждения камера вернулась на свое привычное место, снова по спирали швыряя Питера на металлическую раму кровати. Он с силой ударился об основание кровати, снова встречаясь головой с рамой, но даже ничего не почувствовал при этом. Неприятное ощущение того, что что-то теплое и липкое течет по его шее, обрушилось на него лишь минутой позже. А затем пошел газ. Питер чувствовал, как он просачивается сквозь крошечные вентиляционные отверстия в потолке, в считанные секунды заполняя пространство камеры. Вскоре он уже не мог с точностью сказать, кружилась ли у него голова из-за столкновения с кроватью, либо же из-за газа. Или же комната кружилась на самом деле. Его мозг все еще был занят попытками вычислить это, когда свет, внезапно, моргнул, а затем включился. О, боже. Боже, как же больно. Из горла Питера вырвался гортанный крик, когда резкий флуоресцентный свет ударил по его таким чувствительным к свету глазам. Он ослеплял. Свет, боль, вызванная этим светом — все это забрало последние крупицы его сознания. Свет ослепил его, боль поглотила все остальное, и он свернулся калачиком на полу, сжимая голову руками в попытке отгородиться от всего этого. От света. От камеры. От недель в кромешной тьме. Он не мог сделать этого. Он не мог снова вернуться во тьму — но, боже, этот свет обжигал. Он не мог. Не мог. Он просто хотел домой. Он хотел так сильно зажмурить глаза, чтобы все происходящее обернулось дурным сном. Вот сейчас бы он проснулся в своей кровати и обнаружил бы над собой Мэй — потому что она всегда приходила. Неважно, который час, неважно, сколько раз Питер уже будил ее за эту ночь — она всегда была рядом, когда Питер выныривал из кошмара. И она всегда оставалась. Они вместе ютились в обнимку на нижней секции его двухэтажной кровати и пересматривали его любимые эпизоды Стар Трека. А после той ночи на Базе, когда Питер только-только вышел из больничного крыла Башни, и Тони все еще звонил ему почти каждый час, чтобы проверить его, Мэй едва ли не каждую ночь проводила с ним. И он засыпал, ощущая, как ее пальцы успокаивающе гладят его по волосам, пока на заднем плане снова и снова проигрываются Неприятности с Трибблами. — Питер! Боже. Где Мэй? Она здесь? Они и ее забрали? Или они ничего не сделали? Просто оставили ее, чтобы она в одиночестве искала его. И она бы искала. Она потратила бы на это годы — и так и будет, потому что Питера больше нет. Он застрял во тьме так надолго, что уже никогда не сможет выбраться из нее. Никогда не сможет открыть свои глаза свету. — Питер! Что-то схватило Питера за руку, отдёргивая его от кровати и перемещая по полу. Движение так сильно застало его врасплох, что он невольно открыл глаза — о чем пожалел сразу же, как свет коснулся сетчатки, — хотя на этот раз свет уже не ослеплял. Он все еще был слишком ярким, и его было слишком много, но он уже мог различить очертания. Цвета. Красный. — Питер, ты должен встать! Нам нужно идти! Медленно, слишком, черт возьми, медленно, расплывчатые очертания приобрели четкие границы. Над ним склонилась одетая во все черное Ванда, из пореза на лбу сочилась кровь. Пара капель упала на лицо Питера, сливаясь в алое пятно на его щеке, но он едва обратил на это внимание. Наконец, он смог сфокусироваться на ее глазах, и они просто поглотили его. В них было больше цветов, чем Питер когда-либо видел. Их яркий янтарь, который Питер заприметил еще во время их первой встречи, уступил место бурлящей массе света. В этих глазах рождались звезды. — ПИТЕР! — Ванда? — рот Питера очень неохотно шел на контакт, его голос делал это еще неохотнее. Прошло так много времени, с тех пор, как он разговаривал. По-настоящему разговаривал — с другим человеком. — Чт-что происх… — Нам нужно идти! — Ванда снова потянула его, но на этот раз — вверх. К двери — или к тому месту, где когда-то была дверь. Потому что больше ее не было. Это и камерой-то уже было не назвать. Половину крошечного пространства словно ветром сдуло, разбросав обломки по коридору и соседним камерам. Ванда умудрилась просунуть под него руку и вздёрнуть его на ноги. Его все еще кружащаяся голова не оценила резкого движения — в результате чего оба снова оказались на металлическом полу. Питер застонал. Вот теперь голова у него реально раскалывалась. Он передумал. Он хотел остаться прямо тут: на холодном полу, где ничего не болит. У Ванды были другие планы. Едва они оказались на полу, она снова начала взбираться на ноги, подхватив Питера за талию и заставляя его подниматься вместе с ней. Боже. Ну почему она просто не оставит его в покое? Разве она не видит, что он сломался? Он слишком далек от того, чтобы покинуть это место прямо сейчас. Громкий топот шагов эхом разнесся по коридору. Ослепительная красная вспышка пронеслась по камере, двигаясь дальше в коридор, и Питер торопливо зажмурился, когда свет обжег его глаза. Он был даже рад, что сделал это. Он сомневался, что хотел бы увидеть то, что случилось с теми, кто находился сразу за комнатой наблюдения; он еще никогда в жизни не слышал подобных криков. Красный свет померк так же внезапно, как и возник. И звук шагов вместе с ним. — Давай, поднимайся! — прошипела Ванда, вытаскивая его из камеры в сторону крошечной комнаты наблюдения. Он стоял на ногах — едва-едва, — но они все еще отказывались его слушаться. Ванда чуть ли не на себе протащила его через коридор в небольшое помещение. То, что они увидели там, едва не заставило его снова вернуться в камеру. Охранники, которые, очевидно, спешили задержать их, застыли в узком, металлическом коридоре. Вокруг их глаз клубился красный туман, придавая их радужкам ярко-алый цвет. Лица большинства из них ничего не выражали, за исключением тех, чьи лица были охвачены безмолвным криком, который, казалось, больше никогда не стихнет. Время словно остановилось, и все, кто оказался там, замерли в вечной тишине, забыв обо всем. Ванда протащила Питера сквозь лес окаменевших солдат, стараясь никого не касаться, но при этом совершенно не переживая за звуки, которые сопровождали их передвижение по металлическому коридору. Потому что никто из солдат не услышал их. Они двигались вперед, коридор за коридором, петляя и извиваясь, пробираясь сквозь лабиринт из металлических стен и застывших солдат. От гнетущей тишины ему стало еще хуже, чем от вида солдат. Даже бух, раскачивающий его камеру, испарился. Теперь единственным звуком были их робкие шаги и зловещий скрип металла. В конце концов, коридоры подошли к концу, и Питер обнаружил перед собой перила смотровой площадки, где он смог, наконец-то, оценить всю глубину ситуации, в которой он оказался. А Тони не шутил. Это была огромная, плавающая консервная банка. — Твою мать, — выдохнул Питер, тяжело опираясь на перила. Он отчетливо видел перед собой каждый уровень — и их было как минимум десять. На мгновение Питер задумался, на каждом ли уровне расположены камеры? Сотни и сотни крошечных мрачных клеток, готовых принять таких же как он. Внезапно дыра в его голове и кровь, ритмично струящаяся по его шее уже не являлись основными причинами, по которым ему хотелось сблевануть. Подняв взгляд, на самый верх, Питер обнаружил, что перед ним открылся вид на крышу: или, если точнее, на две панели из толстостенного металла, которые смыкались ровно посередине. Люк. Дверь. Они смогут сбежать. — Как, черт возьми, мы туда заберемся? — прохрипел Питер, оборачиваясь в поисках Ванды, — и ни капли не переживая — хотя следовало бы, — из-за того факта, что на мгновение он совершенно забыл о том, что она рядом с ним. — Там есть аварийная лестница на случай неисправности, — тяжело дышала Ванда за спиной Питера. Рукой она касалась стальной стены перед собой. Металлический скрип нарастал, когда стена начала заметно вибрировать. Хотя, возможно, это просто воображение Питера, у которого перед глазами все еще слегка расплывалось. Он сделал шаг вперед и замер, когда что-то холодное упало ему на лоб и, смешавшись с кровью, скатилось вдоль носа. Какого х…? Он запрокинул голову, и следующая капля упала чуть выше левого глаза. — Ээм… — начал он, глядя на запечатанные ворота на крыше. — Ванда? Ванда повернулась, убирая руки с вибрирующей стены, и посмотрела на него. Стена замерла. Но скрип металла не утихал. Питер отвел взгляд от крыши, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. — Мне кажется, это не очень хорошо, — сказал Питер, теперь его голос почти терялся на фоне оглушительного воя. Еще одна капля приземлилась ему прямо на макушку — затерявшись в волосах, как только коснулась его головы, — а затем вой прекратился. Крыша сдалась. — БЕГИ!  — Ванда вцепилась в него и понеслась вдоль ограждения еще до того, как успела выкрикнуть это слово. Мозг Питера все еще представлял из себя в целом дисфункциональную массу, однако его ноги, похоже, уловили всю серьезность ситуации, и теперь уже помогали ему нестись наравне с Вандой, когда тысячи тонн воды каскадом хлынули внутрь. Они находились минимум на четвертом уровне, — и слава Богу за это, потому что первые два уровня смело буквально в считанные секунды, — но вода поднималась угрожающе быстро, и с каждой секундой она превращала плавающую консервную банку в тонущую консервную банку. Ноги Питера — которые, наконец-то, проснулись, — в считанные секунды нагнали Ванду, но это были поистине драгоценные секунды. Он резко рванул на себя первую же попавшуюся дверь, позволяя им обоим протиснуться внутрь. Вода уже начала просачиваться в помещение, когда он с силой захлопнул дверь. — Что будем делать? — пролепетал Питер, едва не поскользнувшись в луже воды у двери из-за затрясшихся ног. Его паучье чутье просто вопило. Беги. Беги! Но куда бежать? Дверь, за которой они прятались, уже начала трещать под натиском наступающей воды. Ванда, не мешкая, побежала вдоль длинного ряда толстых металлических дверей, дергая по пути за каждую. Лишь одна поддалась. — Залезай! Питер рванул вслед за ней, захлопывая за собой дверь. Они оказались в кладовке — в которой едва хватало места для них двоих, — но Ванду, казалось, это мало беспокоило. Она втолкнула его в самый дальний угол, после чего уставилась на дверь. Красные искры заскользили по кромке двери, вплавляя металл двери в стену. Запечатывая их. Она все еще колдовала, когда за дверью раздался оглушающий бабах, и вода начала просачиваться сквозь еще незакрытые щели. Пару секунд спустя Ванда опустила руки: одна тяжело повисла вдоль тела, в то время как вторая обернулась вокруг ее талии, прижимаясь к месту, куда попала пуля в их самую первую встречу. — Что мы будем делать? — повторил Питер, его шепот был едва различим на фоне журчания воды, стекающей сквозь щели. Вода уже достигала лодыжек — и продолжала подниматься. Ванда тяжело прислонилась к двери; ее кожа побледнела, а глаза устало прикрылись. Сквозь пальцы на боку начала просачиваться кровь. — Я не знаю, — прошептала она. Питер поймал себя на том, что медленно кивает, пока вода закрывает его колени. — Окей, — сказал он; его взгляд метался по крошечной комнатке, словно в надежде обнаружить дверь, которую он сначала не заметил, — окей, — дверь не обнаружилась. — Я так понимаю, это не входило в план? Из груди Ванды вырвался горький смешок, после которого она закашлялась и еще больше побледнела, впиваясь в окровавленный бок как в спасательный круг. — А плана не было, — пробормотала она. — Тогда зачем ты пришла? — задал Питер следующий вопрос. Ледяная вода уже лизала его бока; на деликатности времени не было. — Зачем так рисковать? Ты была на свободе. Эти яркие топазовые глаза сосредоточились на нем. — А ты — нет, — сказала она, словно это был самый разумный ответ. Она вздохнула и со стоном выпрямилась, словно в попытке убежать от воды, которая была ей уже по грудь, — Росс следил за ними, за каждым их шагом; у них просто не было шансов. Ее глаза вновь закрылись. — Ты заслуживаешь. Слова сорвались с губ Питера еще до того, как он понял это — но он действительно имел это в виду. Боже, он всем сердцем верил в это. Ванда медленно открыла затуманенные замешательством глаза. — Заслуживаешь свое место рядом с ними, — пояснил Питер, ее слова, сказанные в том китайском ресторанчике, эхом прозвучали у него в голове. Вода уже доставала до подбородка. — Я не думаю, что врожденное умение искусно взрывать вещи должно автоматически давать это право, — сказала Ванда, выгибая шею, чтобы избежать погружения с головой в ледяную воду. — Так и есть, — кивнул Питер, изо всех сил стараясь удержать губы над водой, — но правильные поступки, — даже те, что приносят боль, — дают. — Она встретилась с ним взглядом и больше не отпускала. — Они скучают по тебе, — пробулькал он сквозь воду, заливающую губы. — У тебя всегда будет дом — когда ты будешь готова к этому. На ее губах мелькнула тень улыбки. — А ты уже нашел свой, — пробормотала она, ее слова уже почти полностью оказались поглощены водой. Сквозь толщу воды рука Питера нашла ее, когда они оба сделали свой последний вздох. Он вцепился в эту руку, словно в ней был весь смысл его жизни, и вода сомкнулась над его головой. ***  — Тони! Что-то клещами вцепилось в рукав толстовки Тони, когда он ураганом мчался по лестнице, но он лишь нетерпеливо сбросил помеху — едва не свалившись с лестницы в попытке сделать это. Стив и Сэм уже умчались вперед него, их ботинки исчезли из виду на следующем пролете. — ТОНИ! Роуди появился в очень красном поле зрения Тони, его бионические ноги поспешили обогнуть Тони, чтобы остановиться прямо перед ним. Не дать ему подняться выше. — С дороги. В этих словах было столько яда, что хватило бы убить средних размеров зверушку. — Нет, — прогрохотал Роуди, протягивая руку, чтобы опустить ее на тяжело вздымающуюся грудь Тони. Удержать его. Ну или попытаться. Тони был уже в трех секундах от того, чтобы пройти прямо сквозь него. — Ты должен сначала подумать о том, что ты собираешься сделать… — О, я уже подумал об этом, — прошипел Тони, изо всех сил пытаясь протиснуться мимо Роуди. Это даже сработало, на пару шагов. — В очень красочных, подробных деталях. Роуди снова рванулся вперед, его металлические скобы громко звякнули, когда он остановился на ступеньке перед Старком. — Напав на Росса ты не вернешь Питера. Тони застыл едва ли в дюйме от него. — Я не собираюсь нападать на него, — сказал Тони ровным, решительным голосом. Из всех событий, что произошли в последние несколько дней, в этом он был на сто процентов уверен, — я убью его, — процедил он сквозь зубы, — а потом я убью того, кто ещё встанет у меня на пути, а затем следующего, и так до тех пор, пока я не верну своего ребенка, — он сделал еще шаг вперед, оказавшись нос к носу с Роуди. — Не испытывай меня, Роудс. Роуди не шевелился. Он не отошел назад или в сторону — но и не отталкивал его. Он позволил Тони просто стоять там и медленно закипать, наблюдая за ним со слишком спокойным лицом. Слишком понимающим взглядом. — Ты не можешь убить министра обороны в своей собственной переговорной, — сказал он в конце концов, однако впервые в его голосе прозвучала неуверенность. И это было объяснимо. Потому что именно это Тони и собирался сделать. — Спорим? Тони снова протиснулся мимо него и бросился вверх по лестнице, так что Роуди едва поспевал за ним. Он распахнул дверь на цокольный этаж и рванул по коридору, в слепой ярости следуя по всем поворотам и извилинам, пока не очутился перед стеклянной дверью в зал ожидания. Стив и Сэм уже были там: они застыли прямо за дверью, плечом к плечу, сверля взглядами Росса, который развалился на трехместном диване, словно это не он только что заявился на собственную казнь. Едва Тони вошел внутрь, Росс поднял глаза. — Старк, — воскликнул он, изогнув в улыбке губы. Он с заметным удовольствием окинул Тони взглядом. — Выглядишь измотанным… что-то не дает тебе заснуть? Несмотря на мучительную потребность Тони броситься вперед, Стив опередил его. — Где он, черт возьми? — голос Стива эхом прогрохотал в почти безмолвной комнате. Он произнес это негромко, но ему это было и не нужно. Даже Тони пришлось бороться с желанием отступить из-за того, сколько силы было в этом голосе. Но Росс, очевидно, не впечатлился, поскольку все так же продолжил сидеть на диване — разве что взгляд его лениво скользнул на Капитана. — Я уверен, что понятия не имею, о чем ты говоришь, — он пожал плечами, и его улыбка стала только шире. Она изогнулась в уголках его губ, вызывая морщинки вокруг глаз. — Не играй с нами, — голос Стива снова наполнил комнату. — Это не игра. — А для меня — игра. — Тогда ты уже проиграл. Слова сорвались с губ Тони еще до того, как он понял, что произнес их — но это была правда. И он гарантировал это. Росс, казалось, не собирался спорить. Эти ленивые глаза лишь снова сосредоточились на Тони, подмечая напряжение, пульсирующее в каждой клеточке чужого тела, буквально купаясь в нем. — Нет, Старк, — сказал он, — это ты проиграл, — он толкнул ногой журнальный столик перед собой. Лежащее на нем Заковианское Соглашение слегка качнулось, — прими это, — улыбка стала жестче. — Подпиши. Взгляд Тони упал на Соглашение. Он хотел пересечь эту комнату, схватить документ на 3489 страниц и забить им Росса до смерти. Но что, если это вернет ему Питера…? — И если я сделаю это? Сквозь улыбку Росса вырвался тихий смешок. Звук прожег глубокую дыру в груди Тони. — Тогда, я почти уверен, у тебя все получится, — снова пожал плечами Росс. Его взгляд стал тяжелее, изучая каждый дюйм тела Тони. — И что бы ты там ни потерял, это что-то может снова приползти к тебе. Тони рванул через комнату. Он сделает это. Он так близко. Его руки были уже в дюймах от Соглашения — и он все еще не был уверен, собирается ли он подписать его, или избить им Росса до смерти, — когда Стив стальной хваткой вцепился в его руки и резко рванул его назад. Росс вскочил на ноги, пятясь за диван, но его улыбка так никуда и не делась. Напротив, она стала только шире. Он наслаждался этим. — Давай же, — сказал Росс, хватая Соглашение со стола. — Что тебе терять? Он бросил документ к ногам Тони. Хватка Стива стала лишь сильнее. Где-то в комнате зазвонил телефон — Тони едва ли заметил это, поскольку все его силы уходили на то, чтобы вырваться из железных рук Стива. Он видел, как Росс вытащил телефон из нагрудного кармана пиджака и поднес его к уху, одаряя Тони все той же улыбкой. Улыбка, однако, начала сползать с его лица, когда неизвестный на том конце провода заговорил. Она становилась все призрачнее, пока не исчезла совсем. На смену ей пришли широко раскрытые глаза и мертвенная бледность, которая могла посоперничать с Тони. Эти широко раскрытые глаза вскинулись на Тони. — Что, черт возьми, ты сделал?