Любовь, согретая Лотосом. Книга 1. Зеркальный Лотос

      До самого утра Вэй Усянь и Вэнь Нин с Цзян Чэном на спине молча шли через лес, удаляясь от Пристани Лотоса всё дальше. Выходить из-под защиты деревьев и идти напрямик через поля, срезая путь, юноши не решились, поэтому дорога получилась длинной и тихой. Их цель, заброшенная хижина лесника, располагалась на границе Юньмэна и Илина, у подножия горной гряды.       Вэй Усянь знал, что этот дом пустует уже больше года. Парень не то, чтобы дружил или был знаком со старым смотрителем леса Юньмэна, но брань его слышал частенько, регулярно выбираясь на охоту за фазанами. Старый лесник имел крутой нрав и тяжёлую руку. Правда, приложить эту руку к загривку непоседливого Вэй Усяня ему ни разу так и не удалось.       Несмотря на то, что Вэй Усянь не жадничал на охоте и старался особенно не вредить лесу, старый смотритель с любовью, по-семейному, относился, кажется, к каждой травинке и жучку в своих владениях. А потому нарушитель спокойствия леса в фиолетовой мантии Ордена Цзян был для него точно бельмо на глазу. Однако жаловаться Главе Ордена лесник не стал, считая, что справится с мальчишкой сам.       Много раз Вэй Усянь, хохоча во весь голос, удирал от его ловушек. И вот в один момент старый лесник перестал обходить лес дозором и отлавливать расшалившуюся молодежь. Это тут же насторожило Вэй Усяня.       Спустя пару дней он решил проверить старика и нашёл его остывшее тело в собственной постели. Возраст взял своё. Радовало, что тот ушёл во сне. После смерти старого лесника Цзян Фэнмяню так и не удалось найти ему хорошую замену.       Когда солнце поднялось над верхушками деревьев, парни добрались до места. Вэнь Нин хотел остаться ещё ненадолго, помочь обосноваться или хотя бы привести дом в порядок, но Вэй Усянь попрощался с ним, напомнив, что Вэнь Цин велела тому незамедлительно возвращаться домой в Илин и не покидать родовое поместье. «Подальше от подозрительных взглядов Вэнь Чао», — обосновала целитель своё желание убрать брата из Пристани Лотоса.       Едва за Вэнь Нином закрылась дверь, Вэй Усянь вытащил иглу из головы Цзян Чэна, лицо которого тут же потемнело гневом, а брови сошлись на переносице. Мгновение, и Цзян Чэн вскочил с лежанки с криком:       — Убей! Убей пса из клана Вэнь!       — Они уже ушли, Цзян Чэн.       Непривычно спокойный голос Вэй Усяня немного привёл в чувства и, одновременно, насторожил. Цзян Чэн резко обернулся к брату, сверля пристальным взглядом.       — Ты проспал много дней и очень слаб. Давай сначала поедим, — Вэй Усянь своего взгляда не отвёл, не показал слабость или недовольство.       Эмоции потухли так же резко, как и появились. Лицо Цзян Чэна сперва расслабилось, а после приобрело уже знакомое совершенно безразличное выражение. Он огляделся вокруг, но даже не спросил, где они находятся. А потом молча опустился обратно на лежанку и пустым взором уставился в потолок.       — Что-нибудь болит? Или, может, хочешь пить? — на вопросы Вэй Усяня ответа тоже не последовало.       Ещё какое-то время Вэй Усянь сидел возле кровати брата и внимательно смотрел на него. Не обнаружив даже проблеска эмоций, он тяжело выдохнул и переместился к небольшому столу:       — У тебя всего лишь расплавили Золотое Ядро, а ты так безрассуден: на одном желании отомстить долго не продержишься.       Парень медленно развязал узел на свертке с приготовленной Вэнь Нином едой и взял палочки:       — Если не восстановишь силы, как ты собираешься вернуть Золотое Ядро?       Услышав слова «Золотое Ядро», Цзян Чэн, наконец, моргнул и мгновенно сел:       — Ты знаешь способ?       Без всякого выражения Вэй Усянь ответил:       — Знаю. Ты разве забыл, наша с Аи мать — Цансэ Саньжэнь, а чья она ученица?       — Бао… Баошань Саньжэнь?       — Так и есть. Баошань Саньжэнь, легендарная заклинательница, отшельница, живущая несколько сотен лет, способная оживить мёртвого и нарастить плоть на кости. Восстановить какое-то Золотое Ядро для неё вовсе не составит труда.       — Но ведь… — во взгляде Цзян Чэна явно читались сомнения. — Ты разве что-то помнишь из своего детства?       — И я, и Аи, мы помним далеко не всё, но это лучше, чем ничего, — Вэй Усянь немного помолчал, а после произнёс, словно раздумывал, имеет ли право разглашать чужую тайну. — И про Баошань Саньжэнь я тоже кое-что помню.       То была короткая фраза в несколько слов, но она смогла разжечь огонь в безжизненных глазах Цзян Чэна. Он мгновенно скатился с кровати и бросился к столу, возбужденно вцепившись в край:       — Я… Так… где искать Баошань Саньжэнь?       Вэй Усянь подтолкнул к нему миску с рисом и палочки:       — Ешь. Поговорить можем и за едой. Иначе я вообще ничего не скажу.       Тут глаза Цзян Чэна хищно сузились, а лицо потемнело. Он угрожающе навис над братом:       — Ты… хочешь меня обмануть?       Вэй Усянь сидел спокойно, смотрел строго в глаза названому брату и, медленно проговаривая слова, произнёс:       — Дядя Цзян и Мадам Юй уже отправлены в Цишань…       Взгляд его затянулся печальной поволокой, он достал из-за отворота одежд небольшой свёрток пурпурной материи и протянул Цзян Чэну:       — Вэнь Нин сделал всё возможное, но смог вернуть только это.       Цзян Чэн словно окаменел, глядя на обрывок флага Ордена Юньмэн Цзян, и не решался взять его в руки. Тогда Вэй Усянь положил его на стол и вновь сел ровно, давая время брату собраться с мыслями и самому открыть свёрток.       Несколько ударов сердца ничего не происходило, потом Цзян Чэн вздрогнул всем телом, будто проснувшись, протянул ладонь и откинул край материи. Из горла его вырвался сдавленный стон, а ноги ослабли. Он как подкошенный упал на табурет, орошая столешницу беззвучными слезами. Заколка Главы ордена и помятый серебряный колокольчик на пёстрой тесьме, казалось, до сих пор хранили души своих владельцев. Тело Цзян Чэна сотряслось рыданиями и медленно сползло на пол в земной поклон. Вэй Усянь последовал его примеру и тоже опустился на колени, положив руки и лоб на пол.       Сколько они простояли так, определить было сложно, ведь время, похоже, замерло для обоих. Только лучи солнца окрасили стены старенькой бамбуковой хижины розовыми переливами.       Первым отнял лоб от пола Цзян Чэн:       — Вэй Усянь, ты правда можешь отвести меня к Баошань Саньжэнь?       — Да, — последовал спокойный ответ. — Но сперва тебе надо набраться сил.       Он поднялся с пола, вытер покрасневшие глаза рукавом мантии и вновь уселся за стол:       — Цзян Чэн, давай всё же поговорим за едой?       Теперь Цзян Чэн послушался — уселся на табурет и взял палочки. Однако нахлынувшие чувства поглотили его, и он не заметил, что держит палочки не тем концом.       Увидев, что брат, хоть и отвлеченно, но все же начал есть, Вэй Усянь тихо выдохнул:       — Детство я очень плохо помню, Аи — не лучше. Но отдельные и общие воспоминания у нас всё-таки остались. В моих воспоминаниях есть голос женщины, которая постоянно мне что-то повторяла, описывала место и множество других вещей. Этот голос говорил, что если я окажусь в безвыходном положении, то могу подняться на гору и попросить бессмертных, живущих там, о помощи. И хотя я не помню, чтобы голос женщины говорил именно о Баошань Саньжэнь, считаю, что речь шла именно о ней.       Цзян Чэн набивал рот едой абсолютно бездумно. Только взгляд его, до этого момента полнившийся бездной безысходности, потихоньку начал светлеть и загораться надеждой на то, что всё ещё может обернуться иначе, что действительность всё ещё прекрасна.       Вэй Усянь тем временем продолжал:       — Аи тоже так считает. Общими усилиями мы смогли отыскать в памяти фрагмент с указанием приблизительного места, где можно найти этих бессмертных.       Цзян Чэн напряжённо замер и впился взглядом в лицо брата. Тот немного помолчал и пододвинул Цзян Чэну лепешку из рисовой муки, напоминая, что ему надо поесть:       — Это где-то на границе Илина, за пределами пограничных поселений, внутри горной гряды.       — Внутри гор? — удивлённо переспросил Цзян Чэн. — Но это же всего в трёх днях пути отсюда?!       В его восторженных глазах вновь появилось недоверие:       — Как такое возможно, что бессмертные живут так близко?       — А где они должны жить, Цзян Чэн? — Вэй Усянь устало взглянул на брата. — Они живут среди гор, в месте, сокрытом туманами и лесами. Отыскать их будет непросто, тем более, как я уже сказал, точного места ни я, ни Аи не знаем. Только приблизительно…       Этот ответ, казалось, удовлетворил Цзян Чэна. Он вновь принялся за еду:       — Хорошо, значит надо сегодня же выдвигаться в путь!       Вэй Усянь спросил:       — Чего ты боишься? Что прожившие больше века бессмертные вдруг исчезнут за пару дней? Мы пойдем позже, через пару дней. Существует множество запретов, о которых тебе необходимо знать, прежде чем отправиться в путь. Иначе же, нарушь ты хоть один — разозлишь наставницу — и для нас с тобой всё будет кончено.       Цзян Чэн уставился на него в надежде услышать что-то ещё, и Вэй Усянь пояснил:       — В воспоминаниях Аи голос говорит, что дорога к бессмертным ведёт по каменным ступеням, взойти на которые может только человек, решивший оставить внешний мир.       — Что это значит? — лицо Цзян Чэна удивлённо вытянулось.       — Полагаю, это значит, что дорогу к наставнице матери никто не должен знать. Именно поэтому, когда мы найдём каменные ступени, я завяжу тебе глаза. Ты поднимешься наверх один, не имея возможности смотреть по сторонам. Местонахождение горы нельзя запоминать. Повязку с глаз снять ты сможешь, только если найдешь бессмертных и тебе позволят это сделать. И помни, что бы тебе ни приказали делать, ты должен будешь подчиниться.       — То есть я пойду один? — взгляд Цзян Чэна вновь подозрительно заострился.       — Да, один. Это самое важное. Если тебя спросят, кто ты, тебе нужно будет сказать, что ты — сын Цансэ Саньжэнь. Ни в коем случае не раскрывай, кто ты есть на самом деле!       Тут Цзян Чэн понял, что, по сути, не имеет право на помощь бессмертной заклинательницы, и что Вэй Усянь решил отдать ему бесценный дар своей матери. Веки Цзян Чэна вновь покраснели непролитыми слезами, он сдавленно выдохнул:       — Спасибо.       Вэй Усянь в ответ только вздохнул и взялся за палочки — сам он до сих пор ничего не съел:       — Ладно, давай есть. Восстанавливай силы и копи энергию.       После еды Цзян Чэн, наконец, обратил внимание на собственные одежды. Он поднял удивлённый взгляд на брата.       — Других не было, прости. Пришлось снять мантию ордена, — он подошёл к ещё одному мешку и ослабил завязки, позволяя Цзян Чэну заглянуть внутрь, — ей сильно досталось: дыры будем зашивать не меньше пары часов, да и грязь с кровью едва ли полностью отстираются…       Цзян Чэн ласково коснулся испорченной мантии и вновь затянул узел:       — Обязательно займёмся позднее.       Тут он замер на мгновение и перенёс чуть подрагивающие пальцы к вороту собственной ханьфу. Медленно, словно опасаясь увидеть там зияющую дыру, Цзян Чэн ослабил завязки и открыл грудь. Однако вид страшной раны, которую он хорошо помнил, немало его удивил. Безобразный след от дисциплинарного кнута превратился в ровный, практически заживший рубец.       — Сестра Вэнь Нина, Вэнь Цин «Золотые руки», помогла залечить твои раны, — Вэй Усянь пристально наблюдал за действиями брата.       Цзян Чэн ничего не ответил, только брови его недовольно нахмурились. «Ему неприятно, что его касались руки целителя из клана Вэнь», — решил Вэй Усянь и тяжело вздохнул, но вслух пояснять, как и что конкретно произошло за те несколько дней, что брат был без сознания, не стал.       Внезапно пальцы Цзян Чэна коснулись небольшого шва на солнечном сплетении. Он был практически незаметен из-за шрама от дисциплинарного кнута, но парень всё же его разглядел. Брови его почти сошлись на переносице, а внутри Вэй Усяня всё замерло в предостережении.       Цзян Чэн поднял настороженные глаза на брата:       — Это откуда?       — Тебя ранили, когда я пытался вызволить тебя из лап Вэнь Чао. Прости, недоглядел, — Вэй Усянь соврал ровно, чётко и без тени колебаний, так, как репетировал весь последний день. Однако внутри тут же отозвалось уколом сожалений.       — Серьёзно ранили? Последствия будут? — Цзян Чэн ни на мгновение не усомнился в ответе брата.       — Нет, всё хорошо. Мы обработали рану, со временем даже шрама не останется.       Истина. Одна ложь тянет за собой целый ворох себе подобных. Вэй Усянь отвернулся, показывая, что не желает вдаваться в подробности. А Цзян Чэн даже не спросил, кто это «мы», только сухо уронил:       — Хорошо.                     ***              Спустя несколько дней непрестанных расспросов про Баошань Саньжэнь Вэй Усянь и Цзян Чэн выдвинулись в путь. Три дня пролетели, как один, и вот они уже блуждают среди лесистых гор Илина в поисках каменной лестницы.       Склоны были сплошь усыпаны разнотравьем, а вершины укрывали облака. От этого места и правда веяло божественностью. Всё же оно не слишком-то походило на образ обители бессмертной наставницы, который сложился в сознании людей. Видимо, поэтому на протяжении всей дороги Цзян Чэн никак не мог избавиться от сомнений. Иногда он подозревал, что Вэй Усянь ему солгал, а порой думал, что ребёнком тот что-то услышал или запомнил неправильно. Цзян Чэн непрестанно беспокоился, смогут ли они найти нужную гору, а на ней каменную тропу к вершине.       Юноши как раз пересекали небольшую поляну, когда Цзян Чэн замер в полушаге и устремил взор к облачным пикам, окружавшим их со всех сторон:       — Здесь… Баошань Саньжэнь правда живёт где-то здесь?       Вэй Усянь спросил в ответ:       — Мы уже зашли так далеко, сколько ты ещё будешь сомневаться? Какой смысл мне врать тебе? Чтобы ты порадовался пару дней, а потом испытал еще большее разочарование?       Подобные разговоры между ними происходили уже бессчётное множество раз, а потому слегка утомили Вэй Усяня. Он уверенно двинулся дальше, и Цзян Чэну не оставалось иного выбора, как последовать за ним.       Спустя совсем немного времени они, наконец, набрели на каменистый спуск с горы, отдалённо напоминающий лестницу. Камни столь ровно и плотно лежали друг на друге, что образовывали естественные ступени.       Юноши потрясённо замерли, не в силах поверить, что их поиски завершены.       Первым очнулся Вэй Усянь. Он обошёл брата и достал длинный тёмный лоскут ткани, что они нашли в хижине лесника.       — Вот и всё. Мы пришли. Дальше я с тобой пойти не могу.       Цзян Чэн бросил на брата затравленный взгляд, но безропотно позволил завязать себе глаза. Вэй Усянь вложил крепкий деревянный посох в руки брата, опять-таки позаимствованный в хижине лесника, и вновь предупредил:       — Ты ни в коем случае не должен открывать глаза. Я не знаю, куда ведёт тропа, но будь спокоен: на этой горе нет хищных зверей, так что тебе ничего не угрожает. Поднимайся, не торопясь, и, даже если упадёшь, повязку всё равно не снимай. Запомни. Не любопытствуй, а иначе нарушишь запрет и навлечёшь на себя гнев Наставницы и её учеников, тогда нам обоим конец.       Цзян Чэн согласно кивнул.       — Ты помнишь, как отвечать на вопросы?       — Да, — Цзян Чэн крепко сжал посох и оглянулся туда, где, по его мнению, должен был стоять Вэй Усянь.       Однако на его противоположное плечо тут же легла тёплая ладонь (с направлением Цзян Чэн ошибся):       — Хорошо. Иди и будь осторожен, я не знаю, что тебя там ждёт.       Пару мгновений Цзян Чэн помедлил, а после решительно шагнул к лестнице: «Вэй Ин не прав: от того, что меня там ждёт, зависит, смогу ли я восстановить Ядро и отомстить или нет. Так что всё равно мой путь лежит только наверх!» Всё же сердце в его груди отбивало взволнованный ритм. Медленно он стал подниматься наверх.       — Я буду ждать тебя в посёлке у подножия гряды! — Вэй Усянь чуть повысил голос, чтобы брат расслышал его чётко и ясно.       Он ещё какое-то время наблюдал за удаляющимся Цзян Чэном, а потом развернулся и двинулся в обратную сторону.                            ***              Сложно было понять, сколько времени Цзян Чэн шёл вперёд, но камни под ногами всё не заканчивались. Он давно потерял ориентацию и понимание времени. Воздух вокруг него постепенно наполнялся пряным ароматом разнотравья да становился чуть более разреженным. Только так он мог понять, что поднялся уже достаточно высоко над долиной среди горного массива.       — Кто ты и зачем пришёл? — внезапно раздался спокойный женский голос без тени эмоций.       Цзян Чэн от неожиданности вздрогнул и чуть не выронил посох из рук. «Неужели нашёл?» — не поверил он собственной удаче.       — Моё имя — Вэй Усянь. Я сын Цансэ Саньжэнь и пришёл просить о помощи.       Вэй Усянь наказывал ему вести себя спокойно и отвечать строго на поставленные вопросы максимально уверенно. Именно так себя Цзян Чэн и намеревался вести.       — Ну что же, сын Цансэ Саньжэнь, оказать помощь я тебе не обещаю, но выслушать просьбу могу.       Внутри Цзян Чэна что-то на мгновение оборвалось, но парень запретил себе упаднические мысли.       — Спасибо, — он не посмел возразить, лишь послушно склонил голову.       Несколько мгновений стояла полная тишина, и Цзян Чэн уже начал беспокоиться, что его бросили одного, но тут вновь раздался голос:       — Повязку не снимай и следуй за мной.       Цзян Чэн хотел было спросить, как ему следовать за кем-то, если он ничего не видит? Но озвучить свои сомнения всё же не решился, решив довериться собственному слуху. Хвала богам, каменная поверхность горы достаточно чётко обозначала направление движения женщины.       Немногим позднее шаги замерли. Всё тот же безэмоциональный голос произнёс:       — Здесь можешь снять повязку.       Цзян Чэн хотел было её нетерпеливо сорвать, но вовремя остановил собственные руки и снял ткань очень аккуратно. Однако стоило ему открыть глаза, как земля под ногами принялась весьма ощутимо покачиваться и кружиться. Не удержавшись на ногах, парень рухнул на землю как подкошенный.       — Ничего. Такое случается, когда долго блуждаешь в темноте, — то ли усмешка, то ли сочувствие послышалось в этом голосе. Однако Цзян Чэн был не уверен, что это ему не показалось.       Очень осторожно парень сел, но был вынужден тут же схватиться за голову, чтобы та не улетела путешествовать вместе с облаками. Тошнота подступила к горлу, и Цзян Чэн посчитал разумным вновь опуститься на холодные камни, с трудом толкая в лёгкие один глоток воздуха за другим. Прошли не меньше десяти минут, прежде чем горные пики перестали водить хороводы перед глазами, а дыхание выровнялось. В этот раз, когда парень решил подняться, у него даже неплохо получилось удержать равновесие. Вот теперь можно было немного оглядеться вокруг.       Первыми в глаза Цзян Чэна бросились три чистых и опрятных одноэтажных домика, уютно примостившихся в естественной нише отвесной скалы, и широкая площадка перед ними. Здесь располагались ещё два небольших сарая, явно хозяйственного назначения, и пестрящие буйным разноцветьем клумбы. В остальном площадка была покрыта голыми камнями, если не считать пять великолепных персиковых деревьев. Но Цзян Чэна насторожило другое — в какую сторону он бы не повернул взгляд, везде клубился густой туман так, что чётко виден был лишь тот небольшой клочок земли, где они сейчас находились. Об атмосферных странностях затерянной в горах деревеньки Цзян Чэн решил подумать позднее и принялся искать глазами свою провожатую.       Он с интересом оглянулся по сторонам, потом повернулся вокруг своей оси, но так никого и не увидел. Озадаченный, он спросил:       — Где же вы?       — Здесь, — тут же раздалось из тумана, и Цзян Чэн до рези в глазах принялся вглядываться в белёсую дымку.       С большим трудом, но всё же ему удалось разглядеть неясную тень, укрытую облаком, прямо перед собой. Он принялся мозолить её глазами и, наконец, разглядел женщину средних лет, но без признаков старения, в белоснежной мантии с длинными летящими рукавами. Она обладала приятной внешностью, но какой-то холодной отстранённостью. Черты её лица были неуловимо пленительны, но складывалось впечатление, словно ты смотришь на картину талантливого художника, а не на живого человека. Ещё большей таинственности в облик новой знакомой Цзян Чэна добавляла струящаяся до пят волна белоснежных волос. Назвать их седыми парень бы не решился, скорее, они выглядели так, будто сотканы из самих облаков. На тонком лице, бледность которого ещё больше подчёркивали бескровные губы, яркими пятнами выделялись бездонные чёрные глаза. Стоило Цзян Чэну заметить эти выразительные омуты, как он тут же понял, что скрыть что-либо или обмануть у него никогда не получится. Эти глаза заглядывали в самую душу, вынимая на свет самые потаённые страхи и желания. Женщина явно была заклинателем, но ни меча, ни какого-либо другого оружия Цзян Чэн при ней не увидел. Тем не менее, энергия ци вокруг неё клубилась и переливалась потоками, не оставляя сомнений в уровне духовных сил своей хозяйки.       Всё то время, пока парень бесполезным кулем валялся на земле, не в силах подняться, а после разглядывал обстановку, женщина (Цзян Чэн решил называть её даже про себя Наставницей) стояла неподвижно, устремив ничего не выражающий взгляд на него.       Под этим взглядом Цзян Чэн ощутил себя неуютно и, с трудом сглотнув слюну, решился спросить:       — Наставница Баошань Саньжэнь?       Несколько ударов сердца ничего не происходило, и Цзян Чэн начал потихоньку себя отчитывать за нетерпеливость: ему же велели вести себя скромно и проявить максимум послушания.       — Бессмертная Наставница пребывает в глубокой медитации внутри горы.       Цзян Чэн до последнего не верил, и даже мистическая собеседница и таинственная деревня, затерянная в облаках, не смогли до конца развеять его сомнения, но сейчас, когда он услышал что-то конкретное о желанной цели своего визита на эту богами забытую гору, Цзян Чэн буквально расцвёл и обрёл крылья. Он, наконец, нашёл ту, что сможет помочь ему восстановить Золотое Ядро! Не помня себя от радости, парень в пару широких шагов оказался перед женщиной:       — Тогда надо идти к ней! Можете ли вы проводить меня, Наставница?       Заклинательница же даже не шелохнулась, уронив лишь спокойное:       — Тебе туда нельзя.       Эта безмятежность несколько привела в чувства разгорячённого Цзян Чэна, остудив его пыл. Чуть расстроенно, с просящими интонациями в голосе, он сказал:       — Неужели действительно никак нельзя? Я верил, что она сможет мне помочь.       — Откуда взялась твоя вера? — спросили в ответ.       Сперва Цзян Чэн смешался, не зная, как ответить, но после решился последовать совету Вэй Усяня:       — Моя матушка, Цансэ, в детстве говорила, что при самой большой беде, когда иные способы не помогут, я должен идти к Наставнице Баошань Саньжэнь и просить помощи. Если она сочтёт меня достойным, обязательно поможет.       — А ты считаешь, что достоин помощи? — вновь задали провокационный вопрос.       — Об этом не мне судить, — осторожно начал Цзян Чэн, но дальше с жаром выпалил, — но я сделаю всё, чтобы вернуть Золотое Ядро!       — Твоё Золотое Ядро утеряно? Почему ты хочешь его вернуть?       — У меня его отняли! — горячился Цзян Чэн.       — Не считаешь ли ты, что так твоя жизнь станет лучше? Вселенная не допускает случайных происшествий.       — Это не было случайностью, — вспылил парень, но внезапно осёк себя и продолжил уже спокойнее, — напавшие на меня люди поступили жестоко и бесчестно.       Следующего вопроса не последовало. Потоки тумана или облаков (Цзян Чэн до сих пор так и не определился) глушили все звуки вокруг, потому и казалось, словно в уши напихали хлопковой ваты. Установившаяся тишина давила на голову и вытесняла все мысли. Цзян Чэн отчётливо понял, насколько он устал. Веки его начали медленно наливаться тяжестью. «Если сейчас же ничего не произойдёт, я усну прямо на месте», — напугался парень и нетерпеливо встряхнул головой, прогоняя сонливость.       Наставница всё также не произносила ни слова и, казалось, погрузилась в глубокую медитацию, потому Цзян Чэн решился спросить:       — Вы сможете помочь мне?       О чём конкретно он просил, отвести его к Баошань Саньжэнь или собственноручно вернуть ему Ядро, не знал даже сам парень. Кроме того, Цзян Чэн до сих пор сомневался, что перед ним не сама великая Бессмертная Наставница, слишком уж неземной вид был у этой заклинательницы.       — Как и говорила, помочь тебе я не обещаю…       Цзян Чэн мгновенно поник, но Наставница продолжила:       — … ведь Золотое Ядро в силах сформировать только сам заклинатель, и сейчас я чувствую его в тебе.       «Как это чувствует Золотое Ядро? — Цзян Чэн едва челюсть на грудь не уронил от неожиданности. — Его же выжег Сжигающий Ядра! Может она говорит о каких-то остаточных духовных силах, способных возродить Ядро?»       Преисполнившись радости, Цзян Чэн широко улыбнулся:       — Конечно! Духовные силы ещё хранятся в моём теле! Так что восстановить Ядро будет просто, да?       Парень совершенно забылся в своих эмоциях, но Наставницу это, казалось, совершенно не беспокоило. «Впрочем, как и всё прочее в нашем бренном мире», — усмехнулся про себя Цзян Чэн.       — Ты не чувствуешь течение ци в собственном теле, как же ты собрался управлять сосредоточением духовных сил?       «Опять эти туманные вопросы!» — выругался Цзян Чэн, но вслух ответил с покорностью:       — Когда восстановится Золотое Ядро, духовные силы вновь станут следовать моим желаниям.       Наставница вновь погрузилась в молчание, и Цзян Чэн приготовился к длительному ожиданию. Однако спустя всего пару мгновений раздалось:       — В моих силах обратиться к твоей ци…       — Это поможет мне вернуть утраченное Ядро? — нетерпеливо спросил, а точнее перебил Цзян Чэн.       — … это поможет определить, достоин ли ты Золотого Ядра заклинателя.       В этот раз лицо Цзян Чэна и правда вытянулось от изумления. Однако альтернатива у него была только уйти отсюда с пустыми руками, поэтому парень решился положиться на судьбу. Он церемонно сложил руки перед собой в приветствии заклинателей и поклонился:       — Надеюсь на мудрость Наставницы!       Заклинательница в ответ перевела взгляд на один из домиков и ускользнула в дымку тумана, бросив:       — Следуй за мной.       Цзян Чэн не медлил ни мгновения, то ли боясь потеряться среди облаков, то ли устав от бездействия.       Однако стоило ему закрыть за собой дверь, как сознание покинуло тело. Парень медленно осел на деревянный пол. В последний момент он почувствовал, что пушистое облако подхватило его и уложило на жёсткую лежанку.       Сколько он был без сознания или что с ним происходило, он не знал, однако проснулся он хорошо отдохнувшим и с лёгким сердцем.       Что же до заклинательницы, то, проведя длительную беседу с мятежной душой юноши и исследовав потоки ци в его теле, она поняла следующее. Во-первых, то Золотое Ядро, присутствие которого она ощутила, принадлежит другому человеку и пропитано энергией свободолюбивой ученицы Бессмертной Наставницы, Цансэ, много лет назад покинувшей Затерянную Гору в поисках приключений. Во-вторых, несмотря на схожесть природы и структуры, Золотое Ядро пылало живительной энергией юности, а значит, не принадлежало самой Цансэ.       Энергия Золотого Ядра и каналы духовных сил в теле юноши, что лежал перед ней, имели разную природу, потому и не могли работать сообща. А потому получалось, что юный заклинатель выдаёт себя за кого-то другого, кого-то близкого Цансэ.       Тем не менее, насильно забрать сосредоточение духовных сил заклинателя невозможно, а значит, Золотое Ядро этому мальчику было кем-то даровано по доброй воле.       Сейчас же надо было срочно что-то предпринимать, ведь находящееся в угнетённом состоянии чужое Ядро вскоре грозило разрушиться, забрав при этом всю энергию из тела своего носителя. Целитель, решившийся на подобную операцию по пересадке Золотого Ядра, являлся истинным мастером своего дела, однако он не предусмотрел ни внутреннего конфликта импульсивного юноши, ни фактической неготовности вновь становиться на путь заклинателя.       Не преодолев эти барьеры, мальчик непременно умрёт в самом ближайшем будущем, возможно, даже не успеет спуститься с горы. Только усмирив себя, он сможет укрепить духовную связь с Золотым Ядром в своей груди.       Глубокая погружённость в собственные размышления не помешала заклинательнице заметить медленно приходящего в себя юношу.       — Что произошло? — Цзян Чэн недоумённо оглядывался по сторонам, осматривая аскетичную обстановку, больше напоминающую рабочий кабинет учёного, чем жилой дом: на жёсткой лежанке сейчас сидел он сам, стол для письма, стеллажи для книг и свитков, письменные принадлежности и несколько подушек для сидения — вот всё, что здесь было.       — Сосредоточение твоих духовных сил умирает.       «Это я знаю. Скажите «спасибо» Сжигающему Ядра», — мысленно поморщился Цзян Чэн, но на лице его не дрогнул ни один мускул.       — Потоки ци нестабильны и могут разрушиться в любой момент, унося с собой энергию твоего тела.       Это было уже что-то новое, но вот только о таких «новостях» Цзян Чэн предпочитал бы не знать! Значит, речь теперь идёт не просто о восстановлении его Золотого Ядра, а о самом выживании? В этот момент парень почувствовал себя так, словно искупался в студёных водах озера Лотос в зимний период. Противно засвербела макушка, а руки зачесались что-нибудь сломать.       — Что… — голос сорвался на хрип в самом начале фразы, выдавая его эмоции, — что-то можно сделать? Есть ли способ как-нибудь исправить ситуацию?       Наставница внимательно взглянула на юношу:       — Ты сможешь вновь зажечь сосредоточение духовных сил, если, конечно, решишься пройти тот же путь, какой совершил с детства. Ты позабыл всё, что когда-то умел. Этому нужно заново научиться.       — Но на это уйдут долгие годы! — ошарашенно ответил Цзян Чэн, теряя последнюю веру в счастливое окончание своего пути в мире заклинателей.       Преодолев множество проблем и сложностей, даже собственную слабость на пути становления адептом Ордена Юньмэн Цзян, он был не готов сейчас возвращаться на исходную точку! Да и не мог он позволить псам из клана Вэнь топтать своими грязными ногами тела его родителей и друзей. Он непременно должен отомстить!       Рассуждая так, Цзян Чэн собрался с мыслями и возразил Наставнице:       — У меня нет столько времени! Я должен вернуться назад, чтобы помочь близким.       В ответ тут же послышался упрёк:       — Поспешишь — людей насмешишь.       Наставница, словно потеряв интерес к юноше, медленно поднялась с табурета и отправилась к книжным стеллажам. Это выдернуло Цзян Чэна из не слишком уместных эмоций: он пришёл просить, так почему же начал требовать? Раскаяние накрыло парня с головой. Вэй Усянь предупреждал, чтобы он проявлял предельную степень учтивости, но его дурной характер вновь сыграл с ним злую шутку! Как вымолить прощение? Что он станет делать, если Наставница не пожелает ему помогать?       Почти в отчаянии, но не позволяя слезами ещё больше оскорблять бессмертную заклинательницу, Цзян Чэн взмолился:       — Наставница, простите мою горячность! — Он согнулся в глубоком поклоне. — Я сделаю всё, чтобы вымолить ваше прощение. Поверьте, только желание поддержать дорогих мне людей руководит всеми моими действиями.       Цзян Чэн не лукавил и не искал себе оправданий, просто говорил то, что требовало его сердце:       — Моё стремление поскорее восстановить Золотое Ядро связано с событиями в мире заклинателей и невозможностью для моих близких ждать меня долгие годы. Кроме того, я уверен, Наставница, истинно просвещенный человек, обладает знаниями, как ускорить процесс единения с сосредоточением духовных сил.       Сказал и замер, точно пугливая лань перед охотником с натянутой тетивой лука. Цзян Чэн чувствовал, что сейчас решится его судьба: он либо вновь станет заклинателем, либо прямо на месте умрёт, не желая оставаться ущербным калекой. Он стоял, согнувшись в поясном поклоне, и не смел даже голову поднять, ожидая ответ, которого всё не было. В полной тишине был слышен лишь шорох переворачиваемых Наставницей страниц книги. Цзян Чэн принялся их считать, чувствуя, как с каждой страницей собственная беспомощность и бесполезность мощными зубами разрывают его душу на части. Терпеть стало невыносимо на седьмой странице, ноги его ослабли, а сдерживать слёзы не осталось сил. Он осел на пол и закрыл лицо руками, отпустив собственные эмоции на свободу. Боль, обида, разочарование закрутились спиралью и вырвались потоками слёз. Сейчас Цзян Чэн почувствовал себя беспомощным ребёнком, неспособным даже стоять прямо без поддержки взрослых.       И вот, когда отчаяние без остатка затопило сознание, раздался спокойный голос:       — Мне известен действенный способ вернуть силы в тело и зажечь Ядро заклинателя, но ты к нему не готов.       Не желая верить надежде, Цзян Чэн глухо спросил:       — Почему не готов? Я готов на всё.       — Ты даже не знаешь, кто ты есть, откуда же у тебя взяться знаниям об использовании Золотого Ядра?       Парень, наконец, отнял руки от заплаканного лица и в полном недоумении воззрился на Наставницу:       — Но ведь я назвался. Моё имя — Вэй Ин, в быту — Усянь, я сын Цансэ и Вэй Чанцзэ.       — Да, назвался, однако веришь ли ты сам в то, что говоришь? Рождённое во лжи непременно погибнет.       Тут Цзян Чэн встретился взглядом с бездонным омутом чёрных глаз заклинательницы и понял, что его действительно видят насквозь.       — Сейчас не в моих силах что-либо сделать для тебя, — между тем продолжала Наставница. — Тебе надлежит либо вернуться в мир таким, какой есть, либо остаться здесь со мной.       Сказав это, заклинательница отложила книгу и неспешным шагом вышла из дома, а Цзян Чэн без сил повалился на пол и уставился в потолок. Отчего-то сейчас чувство полной безысходности, которое до конца не отпускало его с момента нападения на Пристань Лотоса, начало постепенно затухать, сменяясь какой-то безумной радостью. Неосознанно он даже потихоньку захихикал в унисон своим мыслям: «Мне вернуться? Чтобы сразу угодить в лапы Вэнь? Ха-ха-ха-ха, представляю, какие забавы придумает этот выродок Вэнь Чао для меня. Ха-ха-ха… Хотя, учитывая, в каком я сейчас состоянии, долго его развлекать не смогу. Ха! Выкуси, шелудивый пёс, если я попадусь, сделаю всё, чтобы как можно скорее помереть! Ха-ха-ха-ха, я даже отомстить сейчас не могу: мои руки и меча не поднимут… ха-ха-ха-ха-ха». Медленно и очень осторожно он поднялся с пола, вытер мокроту со щёк и поплёлся на улицу.       Здесь, как и прежде, всё было затянуто дымкой тумана. Он бездумно шагал вперёд, мимо небольшой поленницы, колодца и высоких персиковых деревьев. Очень скоро ровная площадка под ногами кончилась, и Цзян Чэн осознал, что стоит перед отвесным обрывом. «А-а-а, значит, это плато́ находится где-то на вершине горы», — промелькнуло у него в голове. Парень усмехнулся и уставился в пропасть. — «Если сделать ещё один шаг, всё здесь и закончится… без боли и унижений. Да, это тоже вариант», — он как завороженный смотрел в затянутую облаками глубину и не чувствовал ни капли страха, однако и совершить этот последний шаг был не в состоянии. Словно его пригвоздили к месту, Цзян Чэн не мог двигаться. «Ну вот, даже покончить с собой не могу», — усмехнулся он, отвернулся от обрыва и вздрогнул всем телом, напоровшись на жгучий взгляд чёрных глаз. Наставница, сложив руки за спиной, молча стояла в нескольких шагах позади него.       Парень шагнул прочь от края каменной площадки, а заклинательница слабо кивнула, развернулась и вновь скрылась в доме. В этом едва заметном качании головой Цзян Чэн разглядел молчаливое одобрение. Сейчас он, наконец, понял, что его не гонят и не осуждают, что готовы поддержать и не позволят совершить глупость. Впервые за последние несколько дней он вдохнул воздух полной грудью, чувствуя, как тело наполняется силой и желанием жить всем бедам назло!       Следующие два заката и восхода солнца прошли для Цзян Чэна точно во сне. Наставницу он видел довольно часто, но никого другого, кроме неё. В этом маленьком мире, со всех сторон окружённом облаками, не чувствовалось ни холода, ни зноя, сильные ветра также обходили его стороной, и только ласковые рассеянные лучи солнца и лунного сияния окрашивали небольшое пространство собственными красками.       До заката дня прибытия Цзян Чэн просидел под высоким персиковым деревом, бездумно глядя прямо перед собой, там же он и заснул, а проснувшись с первыми лучами солнца, подскочил как ужаленный на ноги и принялся за дело.       Когда Наставница вышла из дверей дома, поленница была уже доверху заполнена свеженарубленными дровами. Цветы на клумбах были политы и блестели росой. У входа в дом стояла пара вёдер студёной колодезной воды. А сам Цзян Чэн на трясущихся слабостью ногах, как мечом заклинателя, махал деревянным посохом, с которым забрался на гору.       Два полных дня длилось их такое молчаливое сожительство. Заклинательница наблюдала, а Цзян Чэн старался изо всех сил напомнить телу, что значит быть заклинателем.       На закате второго дня Цзян Чэн, наконец, решился и приблизился к отдыхающей под деревом с книгой в руках Наставнице:       — Моё имя — Цзян Чэн, в быту — Ваньинь. Я сын Главы великого ордена заклинателей из провинции Юньмэн Цзян Фэнмяня и его супруги Юй Цзыюань, прозванной Пурпурной Паучихой.       Парень опустился на колени перед Наставницей и продолжил:        — Мой дом разрушили войска Верховного Ордена заклинателей Цишань Вэнь. Внизу идёт война, и мы, осмелившись не подчиниться приказу, пожертвовали собственными воспитанниками. Мои р-родители, — тут голос его чуть дрогнул, но Цзян Чэн заставил себя проглотить ком горечи, — погибли, защищая меня и моих названых брата и сестру, близнецов Вэй, детей воспитанницы Бессмертной наставницы Баошань Саньжэнь, Цансэ, и названого брата моего отца, Вэй Чанцзэ. Вэй Ин, в быту — Усянь, и Вэй Аи, в быту — Юнру, остались круглыми сиротами в раннем детстве, их родители погибли на ночной охоте. С большим трудом мой отец отыскал их и забрал к нам в дом. Мы росли вместе. В осаде Пристани Лотоса, резиденции нашего ордена, много людей погибло. Вэй Аи с того момента я больше не видел…       Он позволил себе болезненный вздох:       — Вэй Ин и я с трудом выбрались из разрушенного поместья, но я вскоре попал в плен к клану Вэнь, где мне выжгли Золотое Ядро. Брат меня спас и рассказал об этом месте. Он говорил, что из детства помнит слова матери о том, что при самой большой беде, когда ничто иное не поможет, надо идти сюда за помощью. Назваться его именем тоже велел он, ведь иначе, как мы верили, никто даже слушать меня не станет. Сейчас же мне во что бы то ни стало надо вернуть Золотое Ядро, чтобы восстановить собственный орден и защитить дорогих мне людей. Кроме того, бесчинствам Ордена Цишань Вэнь надо положить конец!       Он закончил и только сейчас решился поднять взгляд на Наставницу. Та сидела с безмятежным выражением лица, но слушала юношу внимательно. Цзян Чэн попытался прочитать эмоции на этом безупречном лице и даже не заметил, как губы разомкнулись и произнесли:       — Здесь, высоко в горах, до суетных дел большого мира нам дела нет.       Парень ошарашенно замер и непонимающе уставился на заклинательницу: он признался во всём, честно рассказал о своей боли, но даже это не помогло убедить Наставницу оказать ему помощь! Гнев тягучей алой волной поднялся откуда-то снизу и захватил разум. Цзян Чэн с яростным рёвом опустил кулаки на камень: «А-А-А-А-А!» — а после стремительно вскочил на ноги и умчался прочь. Правда, бежать ему было особенно некуда, поэтому он замер на краю плато́, постоял немного, пытаясь унять беснующуюся в венах кровь, и с тяжёлым вздохом опустился на край платформы, свесив ноги в бездну.        Лучи закатного солнца играли с облаками, раскрашивая всё вокруг в сизо-розовые тона. «Ещё один закат светит для псов Вэнь… Матушка, отец, я не смогу отомстить за вас, простите меня», — на глазах Цзян Чэна выступили слёзы горечи. — «Зачем я выжил, зачем Вэй Ин выходил меня?..» — он никого не обвинял и не жалел себя, просто чувствовал себя ненужным больше в этом мире. Покорное смирение с собственной судьбой выровняло дыхание и успокоило эмоции. Теперь Цзян Чэн понял, отчего Наставница всегда выглядит, будто небесное создание, а не живой человек: это место вытесняет все заботы бренного мира. Провести здесь тот недолгий срок, что ему отведён, сейчас показалось Цзян Чэну хорошей идеей.       Она, как обычно, появилась, словно из воздуха:       — Теперь ты готов принять испытание древних.       «Кратко, лаконично и, как всегда, непонятно», — усмехнулся Цзян Чэн, а вслух спросил:       — О каком испытании говорит Наставница, и почему именно сейчас я оказался готов к нему?       — Только тот, кто смирился со своей слабостью и поражением, может вновь возродиться. Заставить пылать Золотое Ядро в груди — это для заклинателя всё равно, что воскреснуть после смерти.       Чувства Цзян Чэна пребывали в полном беспорядке и смятении. Он не знал, радоваться ему или печалиться: чтобы вновь стать заклинателем, ему надо было пройти через полное отчаяние и саморазрушение? «Бред! Отшельники, действительно, не от мира сего!» — возмутился парень.       Наставница задержала странный взгляд на его лице, отчего Цзян Чэн напугался, не умеет ли она читать мысли, и продолжила:       — Зажечь Золотое Ядро вновь можно, но крайне сложно. Для этого заклинателю придётся отказаться от всего, что он имеет.       Цзян Чэн позволил своим губам искривиться в горькой усмешке:       — У меня и так ничего не осталось, так что потерь будет немного.       — Ты вновь ошибаешься, — произнёс неземной голос, а после, словно сжалившись, пояснил, — у тебя есть это тело, разум, пять основных чувств (слух, зрение, обоняние, вкус, осязание) и шесть высших чувств.       — От всего этого я должен отказаться? — зрачки Цзян Чэна в ужасе расширились и заполнили радужку. — Но я не понимаю! Ведь, если от этого отказаться, я перестану существовать!       Парень хотел, чтобы его успокоили и развеяли страхи, но Наставница только согласно кивнула:        — Да, ты перестанешь существовать, может, даже умрёшь. А вот возродишься ли вновь к жизни, зависит только от твоей силы духа.       Она помолчала, давая время ошарашенному парню осознать перспективы, и продолжила:       — Подумай хорошенько, если ты решишься войти в Пещеру Тишины, назад дороги не будет. Ты либо сгинешь во тьме, либо выйдешь обновлённым.       «Это же последний мой шанс, да?» — засомневался Цзян Чэн, хотя уже прекрасно понимал, что, даже будь это ад в чистом виде или пытка демонов, он пройдёт этот путь до конца. «Ну, а если и не до конца, то хотя бы попробую», — парень усмехнулся своим мыслям и потёр точку между бровей, решительно вскинул голову:       — Я готов! Если это шанс вновь обрести Ядро, я это сделаю.       Заклинательница же вновь просверлила его нечитаемым взглядом и, кажется, вздохнула (Цзян Чэн не был уверен, что это был именно вздох):       — Мы отправимся к пещере с рассветом. Хорошенько обдумай своё решение. Ещё не поздно отказаться: ты можешь прожить счастливую жизнь простым человеком.       »… не могу. У меня нет иного пути», — ответил про себя парень. Когда он поднял глаза, собираясь озвучить свои мысли, Наставницы рядом с ним уже не было.       Под облюбованным персиковым деревом, положив под голову ворох сухих листьев, Цзян Чэн уснул практически мгновенно, но сон не принёс успокоения, а лишь разыгрался с его чувствами.       Он видел собственное счастливое детство в Пристани Лотоса, ласковую и нежную Цзян Яньли, весёлого и заводного Вэй Ина, привлекательную в своей серьезности и собранности Вэй Аи, после появились образы вечно недовольной матушки и мягкого, но равнодушного к нему отца. Даже во сне его сердце сжималось радостью и тоской, а глаза начало нестерпимо жечь непролитыми слезами.       Проснувшись с первыми лучами солнца, Цзян Чэн с горечью признался себе, что его привычный мир изменился, и не будет больше счастливого детства, а значит, должен измениться и он сам, если хочет выжить.       Роса ещё не опала с растений, когда появилась Наставница. Она безмолвным видением застыла перед ним и словно чего-то ждала. Цзян Чэн низко поклонился заклинательнице:       — Вы были правы, прошлый я умер. Теперь осталось понять, кто я есть сейчас и как с этим жить дальше. Я согласен пройти путь до конца, что бы ни случилось.       Молчание, казалось, было любимым состоянием Наставницы. Цзян Чэн с некоторым удовлетворением отметил, что уже привык. Правда, в этот раз долго ждать ответа ему не пришлось.       — Хорошо. Следуй за мной, — произнесла заклинательница и мерно зашагала прочь с плато́.