Любовь, согретая Лотосом. Книга 1. Зеркальный Лотос

      Они вышли с плато́, едва солнце появилось из-за горизонта. Дорога не была особенно длинной и буквально через час завершилась небольшой площадкой среди каменных пиков. В этот раз на глазах Цзян Чэна не было повязки, а значит, он мог оглядеться вокруг. Правда, сейчас все его мысли были далеко от реального мира, потому и путь он совершенно не запомнил. Следуя за Наставницей, Цзян Чэн смотрел строго себе под ноги и видел только узенькую поросшую травой тропинку, по которой явно ходили нечасто.       Дорожка закончилась внезапно, и так же внезапно рассеянные солнечные лучи, пробивающиеся сквозь покрывало облаков, расступились перед глубоким зёвом.       Вход в Пещеру Тишины представлял собой высокую арку в три чжана. Цзян Чэн всем существом чувствовал недобрую энергию, пропитавшую чернильно-чёрное нутро грота. Странно, но дальше самой дыры в скале видно ничего не было: казалось, что перед ним открылся «путь-в-никуда».       Утреннее солнце ярко освещало площадку перед входом, но, как только лучи его касались тьмы пещеры, сразу растворялись без остатка. Парень почувствовал, как его тело сперва покрылось холодным потом, а после содрогнулось от ужасного предчувствия.       Наставница сделала два шага вперёд и обернулась к Цзян Чэну.       — Боишься? — раздался её ровный голос. — Ещё не поздно отступить.       Парень с трудом сглотнул ком в горле и выдохнул:       — Я не могу отступить!       Он встряхнул головой, сжал кулаки и решительно зашагал к пещере. Однако стоило ему приблизиться к тьме на расстояние вытянутой руки, кровь в жилах вскипела и оборвалась глухим ударом сердца о рёбра. Парень задохнулся и был вынужден согнуться пополам. Его с головой накрыл такой приступ паники, что, если бы ноги его слушались, он бы рванул от этой чёртовой Пещеры Тишины и Затерянной Горы как можно дальше! Не в силах сдерживаться, Цзян Чэн повалился на колени и обхватил себя руками. Всё тепло, все надежды и чаяния, все эмоции вымыло из тела чёрной волной, оставив после себя только вязкий вкус страха на языке.       Сколько времени провёл вот так, сжавшись в комок, Цзян Чэн не знал. Но сознание потихоньку расслаблялось и раскручивало тугой жгут его внутренностей. В один момент парню даже показалось, что он заснул. В то же время перед глазами постоянно стоял непроглядный мрак пещеры.       Наставница молча смотрела на него, не двигаясь и, казалось, не дыша. Ни слова ободрения или порицания за слабость она не произносила. Даже настроение заклинательницы до конца оставалось неясным — просто видение, преисполненное созерцательного спокойствия. Однако при всей отстранённости, безмятежный и какой-то неземной образ Наставницы росчерком белой краски вернул Цзян Чэна в реальный мир.       С большим трудом, едва дыша, Цзян Чэну удалось выкарабкаться из оков разыгравшегося воображения. «Если я сейчас сдамся, другого случая мне не представится!» — подтолкнул себя парень и поднялся на ноги.       Он упрямо сжал челюсти и вскинул подборок, а после медленно протянул руку в черноту грота. Там, внутри, он ничего не почувствовал: ни холода, ни жара, ни мокроты, ни сухости — совершенно ничего. Растерянный, но уже смирившийся с любыми неприятностями, он обернулся к Наставнице:       — Что меня там ждёт?       — У всех по-разному, — заклинательница ответила сразу, но всё с тем же отсутствующим выражением лица, — но там ты встретишь свои кошмары.       Цзян Чэн вновь посмотрел на своё проглоченное тьмой запястье и усмехнулся:       — Моя жизнь уже сплошной кошмар, хуже быть точно не может.       — Ты должен пройти пещеру насквозь, — раздалось за спиной. — Я встречу тебя на другой стороне.       — Как долго мне надо там находиться? — опасливо поинтересовался парень, вытянув совершенно здоровую руку обратно.       — Кто знает? — безразличию в этом голосе позавидовали бы даже самые высокие облака. — Может, день, может, неделю, а может, и всю оставшуюся жизнь.       Холодок дурного предчувствия вновь пробежался по позвоночнику Цзян Чэна, но в этот раз парень не собирался поддаваться собственным страхам. Он задержал дыхание и шагнул во тьму, а Наставница дала свой первый и единственный совет:       — Если решил идти, то иди всегда только вперёд, ни при каких обстоятельствах не поворачивай назад!       — Понял! — успел крикнуть Цзян Чэн перед тем, как мир вокруг исчез.       Внутри царила непроглядная ночь, стояла мёртвая тишина, и даже капли влажности и прохлады, привычных для пещер, не ощущалось. Отчего-то Цзян Чэн чувствовал, что здесь нет ни одного живого существа.       «Ну, всё не так и страшно», — решил Цзян Чэн и бодро зашагал глубже.       Постепенно осознание того, что он ничего вокруг не видит и не чувствует, противными скользкими щупальцами сковывало движения — ступать парень стал медленно и аккуратно. Первое время Цзян Чэн напрягал зрение и пытался рассмотреть хотя бы что-то в чернильной мгле, но очень скоро бросил это занятие.       Когда зрение оказалось бесполезным, он понадеялся на другие чувства — закрыл глаза. «Закрыл ведь, да?» — спросил он сам себя, но до конца не был в этом уверен. Тишина вокруг не просто оглушала, её не было… вообще ничего не было: ни дуновения ветра, ни дыхания камня…       «Но сердце-то своё я ведь должен услышать, так?» — Цзян Чэн в лёгкой панике поднял руку и приложил к груди. Ничего не произошло.       «Одежда, на мне ведь она точно есть!» — он принялся шарить ладонями по груди, пытаясь прощупать материю или ощутить трение ткани о кожу. Вновь руки ничего не почувствовали, как не чувствовалось и биение сердца.       «Может, я в этой чёртовой темноте промахнулся?» — озадачился Цзян Чэн и попытался перевести руку в другое место. И только сейчас понял, что даже руку свою он не чувствует, как не слышит звуков собственных шагов!        «Что за напасть! По крайней мере, я же дышу, верно? Вдыхаю и выдыхаю… Я же не могу не дышать?!» — он распахнул глаза и поднёс руки ко рту, чтобы почувствовать, как от его дыхания колеблется воздух. Однако он совсем ничего не почувствовал: ни собственного дыхания, ни рук, ни лица. «Ладно, а если так?» — парень высунул язык, один из самых чувствительных органов тела, но даже этого движения не смог почувствовать.       «Как такое возможно?!» — ужас ситуации полностью поглотил его сознание, не оставив даже маленького клочка для разумных мыслей. В полной темноте и тишине каменного коридора (в это Цзян Чэн всё ещё верил!) не осталось ни одного признака присутствия чего бы то ни было!       Цзян Чэн грязно выругался и хотел повернуть назад, как осознание того, что он даже повернуться не в состоянии, подкосило его ноги («Подкосило ли?» — задался вопросом парень, однако так и не смог ничего почувствовать).       «Надо немедленно возвращаться! Тут ерунда какая-то творится! Ну же, давай, шагай вперёд!» — упрашивал он собственное тело.       Внезапно яркой мыслью порезало: «Наставница велела всегда идти только вперёд. Значит, дороги назад нет?»       Какое-то обречённое смирение разлилось внутри.       «Где это «внутри»?» — задумался Цзян Чэн, но уже даже не пытался искать ответа.       «Надо двигаться вперёд и выбраться из этой кошмарной пещеры», — решился парень. Чувство шага так и не вернулось. Чтобы убедиться, шагает ли он вообще или стоит на месте, Цзян Чэн протянул руки вниз и попытался нащупать руками свои ноги.       «Я же двигаю руками и ногами, так? Тогда почему я этого не чувствую?!» — Цзян Чэн, не привыкший к терпению или смирению, внезапно понял, почему Наставница убеждала его в неготовности к испытанию.       «Да уж, к подобному вообще вряд ли можно быть готовым», — он бы горестно и устало усмехнулся, однако… Даже мысль продолжать в этом направлении не хотелось. А раз не хотелось думать, значит, можно и помолчать.       Парень затих.                     ***              «Интересно, сколько я уже здесь блуждаю? — спустя некоторое время безмолвия вновь раздалась в сознании мысль. — Я вообще двигаюсь?» Ощущение времени пропало в этой пещере первым. Он мог находиться здесь час, день, месяц, даже год и не заметил бы разницы. В полном вакууме ощущений невозможно было что-либо определить.       «Может, меня вообще здесь нет, и я уже давно умер?.. — немного позднее в сознании появилась странная мысль. — Нет, вряд ли. Я ведь думаю, значит, всё-таки ещё жив». Но тут, уже скорее по привычке, чем по необходимости, Цзян Чэн поправил себя саркастическим замечанием: «Не будь так уверен, что думаешь. Может статься, что всё это лишь иллюзии…»       «Ну, а коли так, тогда и думать нет нужды. Видимо, от меня даже мысли свободной не останется», — это решение пришло легко, без нажима или внутреннего конфликта. Просто данность. В этот самый момент последний элемент его личности, сознание, растворилось без остатка во мраке пещеры.       Плотное, вязкое, тягучее небытие́ заполнило собой всё пространство.                            ***              Долго это состояние продолжалось или нет, никто не знал. Просто в один момент то ли в голове, то ли в реальности Пещеры Тишины раздалось противное жужжание. Оно сперва накатывало, словно волны на песчаный берег, а после загудело во всю мощь и разлилось вокруг, вытеснив абсолютную тишину.       Внезапно вспыхнула тонкая искра, будто ударом кремниевого камня о камень высекают огонь. Маленький огонёк разгорался всё ярче, и уже через мгновение превратился в небольшой огненный шар, полыхающий нестерпимым пожаром. Жар его пламени был столь яростен, что за доли секунды превращал в пепел всё на своём пути.       Цзян Чэн уже не осознавал себя существующим, но этот огненный диск видел перед собой совершенно ясно. За время нахождения в пещере он разучился доверять собственным глазам, потому сейчас не верил ни единому перекату огненного сияния. Без каких-либо эмоций или мыслей парень наблюдал за шаром, пока в огне не появились смутные образы. Это насторожило и заставило рассеянные мысли соединиться вновь.       В огненном зеркале показалась водная гладь, практически сплошь покрытая цветами лотосов. Всполохом пламени картинка изменилась, и теперь уже Цзян Чэн увидел на деревянном полу сарая тело собственного отца, с ног до головы покрытого кровью.       Внутри всё похолодело, а изображение вновь сменилось. Его мать, Юй Цзыюань, стояла на коленях у входа в Главный Зал Пристани Лотоса, а из её груди торчал эфес меча. Глаза женщины были полны какой-то безнадёжной ярости и безысходности, словно она знала, что уже умерла, но не хотела сдаваться так просто. Изображение перед глазами размылось, и Цзян Чэн понял, что глаза его наполнились слезами.       Образ изменился вновь. Теперь ему показали объятую пламенем пожара Пристань Лотоса. Ни одно строение или даже флаг Ордена Юньмэн Цзян не избежали пламени. Полыхало всё, даже лодки на пристани и цветы лотоса на воде.       Тело Цзян Чэна дёрнулось в конвульсии, а рука легла на грудь, там, где билось живое сердце. Пальцы скомкали ткани одежд, а огненный шар всё продолжал разрывать его душу на части.       Любимую сестру, Цзян Яньли, ему показали пронзённой тысячами стрел с белоснежным оперением. Её пригвоздило к высокой колонне. И только руки девушки, ласку и нежность которых Цзян Чэн помнил, как живую, были вытянуты перед собой, точно она обращалась к кому-то с мольбой.       Очередная рябь прошлась по глади уже значительно подросшего огненного шара, и Цзян Чэн увидел яростно сражающихся близнецов Вэй. «Они живы!» — облегчённо выдохнул парень, но тут же подавился собственными слезами, ведь в этот момент Вэй Усяня и Юнру окружили со всех сторон расплывчатые чёрные тени, а после накинулись всем скопом. Мгновение — и монстры, точно муравьи от огня, рассыпались в разные стороны, а на земле лежало два истерзанных тела. Мантии близнецов были изорваны в клочья, а куски плоти болтались безобразными ошмётками на переломанных костях. Цзян Чэн уже не дышал от разрывающих его тело и душу рыданий, но глаз от огненного шара отвести не мог.       Вспыхнуло белым пламенем. Сейчас огненный диск занимал уже добрую половину каменного туннеля и не прекращал увеличиваться.       В огне показались пылающие вершины Облачных Глубин, оплота безмятежности и строгости: библиотека, залы для тренировок, учебные классы, парки и даже аккуратные дорожки переходов рассыпались в прах прямо перед глазами. Здания и хозяйственные постройки складывались как карточные домики.       Последним с огнём сражался Зал Древних — сосредоточение мудрости всех поколений Ордена Гусу Лань. Языки пламени облизывали кровлю и внешние стены великолепного векового строения, а ступени входа покраснели от крови Лань Цижэня, Лань Сичэня и Лань Ванцзи — последних защитников Облачных Глубин. Тело учителя Лань Цижэня, разрубленное надвое, лишилось последних капель крови и былого величия. Лань Сичэнь стоял на коленях и с трудом опирался на меч. Из отрубленной левой руки водопадом лилась кровь. Лань Ванцзи был ещё на ногах и сжимал в руках свой гуцинь, но даже он уже не дышал, ведь нельзя же жить с рассечённым горлом.       Цзян Чэн почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Он содрогнулся всем телом, опорожняя желудок. Но это не принесло облегчения: в горле нестерпимо жгло желчью. Парень чувствовал, что обливается холодным потом. Он упал на каменный пол, свернулся клубком и обхватил себя руками, словно боялся, что и ему сейчас отсекут конечности.       Цзян Чэн зажмурился и отказывался открывать глаза, не желая больше мучиться страшными картинками. Однако гул огненного шара всё нарастал и впивался раскалёнными иглами в барабанные перепонки. Он вынуждал, заставлял, требовал смотреть, иначе грозился выжечь мозг без остатка. Цзян Чэн открыл глаза в тот момент, когда образы в пылающем зеркале вновь изменились.       Теперь его заставляли смотреть, как умирает Нечистая Юдоль, резиденция дерзкого и высокомерного Ордена Цинхэ Не. Обычно украшенная бесконечным количеством развевающихся флагов с головой зверя крепость Не Минцзюэ сейчас пребывала в каком-то гробовом молчании. Всё выглядело серым и безжизненным, ни свежей травинки, ни яркого огонька не было видно. Высокая каменная стена, окружавшая город, была разрушена до основания, а огромная каменная глыба, обычно приглашавшая путников войти внутрь, — искрошена в пыль.       На самой вершине холма, там, где располагался дворец ордена заклинателей, даже камень почернел от пропитавшей его крови. Бесформенным месивом землю устилали тела адептов Ордена Цинхэ Не, и только чёрное воронье сонмище кружило над площадью.       Братьев Не Цзян Чэну показали последними, будто самое вкусное откладывали напоследок. Парень даже заподозрил, что огненный шар испытывает извращённое удовольствие, вонзая факт каждой новой смерти в его сознание, точно отравленную иглу.       Не Минцзюэ и Хуайсан лежали на земле, пронзённые одним мечом. В последний момент Не Минцзюэ, видимо, попытался закрыть собственным телом брата, но не рассчитал длины меча. Он прошёл насквозь. Их противники, кем бы они ни были, перестраховались от предсмертного бешенства Не Минцзюэ, отрубив ему голову. Поэтому сейчас Не Хуайсан замер в странной позе: он со спины обнимал навалившегося на него всем телом брата и старательно зажимал его шею руками, будто пытался приладить голову того на место.       Эмоций у Цзян Чэна не осталось. Не смотреть эти кошмары ему не позволяли, но и видеть их ни духовных, ни моральных сил уже не было. Его воспалённый взгляд застыл в центре огненного шара, а парень тем временем попытался отключить собственный разум, чтобы хотя бы не осознавать, что смотрит на смерти собственных знакомых и друзей.       «Предсказуемо!» — тоскливо искривил губы Цзян Чэн, когда пылающий шар вновь изменил картинку. Башня Кои, великолепные хоромы Ордена Ланьлин Цзинь лежали в руинах, но в этой разрухе было что-то странное. Безразмерные парковые зоны с благоухающими белоснежными пионами сорта «Сияние средь снегов», а также сешань Цзинь с лестницей белого нефрита и ведущей к ней мраморной аллеей длиной в 2 ли с красочными барельефами на стенах, рассказывающими историю клана Цзинь, были словно пологом укрыты сизо-зеленой зловещей дымкой. Да, строения были сильно повреждены или разрушены до основания, но смерть в этом месте ощущалась несколько иначе. Всё будто застыло или заснуло навек. Даже тонкие крылья бабочки, порхающей над цветком пиона, не трепетали от ветра.       Цзян Чэн несколько оживился, обрадованный, что не видит гор трупов, но огненный шар имел поразительно богатое воображение, когда дело касалось убийства.       Словно преисполнившееся радости, пылающее окно вспыхнуло золотыми звёздами и нарисовало дворцовую площадь Башни Кои. Главная семья клана была здесь. Правда, только они и были — три человека.       Цзинь Цзысюань с мечом и полыхающим талисманом отражал атаку неведомого противника. Он застыл в защитном выпаде, но в груди парня уже зияла огромная сквозная дыра вместо сердца.       Мадам Цзинь укрывалась за спиной сына и выглядела до ужаса бледной. Тут шар злорадно приблизил картинку, давая рассмотреть женщину в деталях, и Цзян Чэн вновь подавился рвотой. Ноги Мадам Цзинь отсутствовали, как отсутствовали и все внутренности живота.       Цзян Чэн с трудом отдышался после очередного приступа. Как раз вовремя, чтобы увидеть растянутого на цепях между четырьмя колоннами Главу ордена, Цзинь Гуаншаня. Цепи были натянуты столь сильно, что плечевые и коленные суставы были вырваны, и конечности держались только на мышечных тканях. Но это было далеко не самое странное.       Узорную плитку мостовой каким-то образом пробил бамбук. Более трёх десятков высоких стволов возвышались над крышей дворца Цзинь. Однако вместо пышной кроны бамбуковые деревья украшали остро заточенные навершия буро-красного цвета. Растения в своём росте преодолели сопротивление голого камня и устремились ввысь, даже не заметив, как по пути пронзили тело Цзинь Гуаншаня насквозь.       Цзян Чэн знал: бамбук растёт очень быстро, и эти опутанные зеленой дымкой стволы, судя по всему, не были исключением. Они проросли через тело Главы Ордена Цзинь, убивая того одной из самых мучительных смертей, какая только была возможна.       Укрыться в пещере было негде, поэтому Цзян Чэн искренне пожелал провалиться сквозь землю. Тут Башня Кои из огненного шара исчезла, сменившись сюжетом, от которого у парня даже волосы дыбом встали. Он видел собственную смерть! Распятый на дыбе, с вырванными ногтями на руках и ногах, с отрезанным носом, губами и ушами, он абсолютно стеклянными глазами смотрел на флаг своего ордена. Тонкими струйками из уголков рта стекала кровь и капала на пурпурную мантию Юньмэн Цзян. «Вырезан язык», — понял Цзян Чэн и увидел, как к глазам приближается раскалённое тавро в виде солнца.       «Это всё ненастоящее, это всё иллюзии», — бубнил парень, но взвыл от боли, схватился за лицо и принялся кататься по каменному полу пещеры, словно ему действительно только что прижгли глаза.       Его агония завершилась надрывными рыданиями. Он отвернулся лицом к стене и чувствовал, как жизнь покидает его измождённое тело. Огненный шар натужно гудел, но Цзян Чэн только закрыл уши руками, отказываясь поворачиваться: «Не хочу видеть, как с моих костей срывают по кусочку плоть».       Свет шара, удивительно, не отражался от стен пещеры, поэтому Цзян Чэн глядел в уже привычную черноту без признаков света. Оттого и казалось, что его глаза действительно ослепли.       Внезапно гул пылающего диска в несколько раз усилился, и всё пространство осветилось алым. Цзян Чэн от неожиданности вздрогнул и опасливо обернулся.       Шар объял собой каменный коридор и сейчас неудержимо надвигался на него. Изображение внутри заполнилось палящим солнцем в зените. Образы скользили как в калейдоскопе: ликующий Вэнь Чао, высокомерный Вэнь Сюй, горделивый и торжественный Вэнь Жохань — все они появились на фоне бело-огненной армии заклинателей Цишань Вэнь в расплывающейся кровавой дымке.       — А-А-А-А-А-А-А! — в бешеном исступлении взревел Цзян Чэн и тут же напугался собственного голоса.       Он себя услышал!       В полной тишине, где раньше не ощущалось совершенно ничего, появились звуки и чувства живого человека! Парень мгновенно вскочил на ноги и рванулся вперёд, намереваясь раздавить в руках шею ухмыляющегося Вэнь Чао, но ладони прошли сквозь пламя, даже картинка не померкла.       — А-А-А-А-А-А-А! — вновь завопил Цзян Чэн, но на этот раз от жгучей боли. Он уставился на свои обожжённые руки. Кожа стремительно краснела и вздувалась волдырями ожогов, но парня переполняло счастье. Он видел и чувствовал собственные руки и теперь точно знал, кого называть врагом!       Сознание Цзян Чэна полыхнуло алым, а пространство вокруг наполнилось электрическим потрескиванием. В этот момент огненный шар, будто почувствовал исходящую от него опасность, стремительно увеличился в объёме. Он нарастал с невообразимой скоростью. Цзян Чэн отпрыгнул назад и упёрся спиной в камни пещеры; попытался сделать шаг в другом направлении и также натолкнулся на препятствие; стремительно развернулся, пытаясь скрыться во мраке, но и тут был вынужден мгновенно застыть на месте: перед ним была ровная и гладкая каменная стена. «Не сбежать, — решил парень и развернулся лицом к пылающему диску. — Ну, давай, убей меня, всё лучше здесь сгореть дотла, чем терпеть бесконечные пытки, приготовленные для меня псами клана Вэнь!»       Вокруг всё пылало огнём и переливалось красным заревом, картинки внутри шара хаотично сменяли друг друга. И вдруг ужас, горе и беспомощность Цзян Чэна превратились в безумную ярость и слепую решимость.       Он видел тело отца, мать и сестру, а в голове барабанами билось: «Защитить!»       Он видел пылающую Пристань Лотоса, а внутри откликалось воплем: «Отомстить!»       Цзян Чэн сам не понял, как ринулся вперёд, прямо в огонь, не осознал, в какой момент воздух вокруг него заклубился искрящимися молниями и росчерками пурпурных стрел, не почувствовал, когда пламя шара смешалось с фиолетовым сиянием духовных сил.       В следующий момент его задавила тьма и тишина. Пещера потухла так же внезапно, как и зажглась несколько часов назад. Цзян Чэн усмехнулся: «Часов ли? А может, дней?» Те кошмары, что он видел внутри шара, въелись в память и поминутно бередили ослабленную душу.       Парень вновь ничего не чувствовал, но в этот раз был уверен, что чернота пещеры, не более, чем иллюзия. Он представил себе, что смотрит на собственную ладонь, и через мгновение мгла окрасилась пурпурными отблесками духовных сил.       — Получилось! — выдохнул Цзян Чэн и упал без чувств.                            ***              В лучах рассветного солнца из густого тумана выплыла белоснежная фигура. Степенные движения, преисполненные грации, были наполнены неземным величием. Наставница приблизилась к выходу из Пещеры Тишины, медленно опустилась под тень огромного валуна и погрузилась в медитацию.       Она не испытала волнения, не терялась в сомнениях и не ждала, просто знала, что парень либо выберется из тьмы, либо нет. Однако же из-за Цзян Чэна она изменила привычный распорядок своей жизни и вот уже седьмой день подряд проводила здесь.       Долгие годы, пока Бессмертная Наставница Баошань Саньжэнь пребывала в глубокой медитации, заклинательница провела на горе совершенно одна. Внезапно появившийся парень взбаламутил спокойный уклад её жизни и наполнил его суетой. Цзян Чэн был яркий, впечатлительный, несдержанный и такой молодой, что у Наставницы буквально чесались руки наложить на него заклятие оков, чтобы заставить хотя бы минутку посидеть спокойно. «Как непоседливый щенок», — возник образ в сознании заклинательницы, отчего светлый лик её приобрёл ещё более неземной вид. Улыбка не коснулась губ или глаз, только черты лица расправились и засияли.       Внезапно потоки духовных сил, окружающих Пещеру Тишины, пришли в движение. «Он справился», — порадовалась Наставница, но даже не двинулась с места.       Действительно, спустя совсем немного времени Цзян Чэн шагнул под яркие лучи солнца. Лицо его не выражало никаких эмоций, глубина фиалковых глаз была подёрнута дымкой слепоты и безумия, а одежды были изодраны в клочья. Всё тело — лицо, грудь, ноги, руки — покрывали кровоточащие царапины от ногтей, словно он пытался снять с себя кожу живьём. Губы парня потрескались и были искусаны в кровь, а рот приоткрыт в тяжёлом дыхании. Фиолетовая лента с волос бесследно исчезла, потому они в беспорядке рассыпались по плечам. Комья грязи спутали густые тёмные волосы парня в безобразные колтуны.       Потрёпанный вид Цзян Чэна, казалось, нисколько не смутил Наставницу. Она поднялась ему навстречу:       — Ты вернулся даже раньше, чем я предполагала. Твоя воля истинно сильна!       Парень, услышав чужой голос, вздрогнул и едва не попятился назад. Ноги подвели: он медленно осел на землю.       Белесая пелена в глазах Цзян Чэна насторожила Наставницу — она подошла к нему ближе и заглянула в глаза. С непонятным для себя самой облегчением заклинательница поняла, что парень всего лишь отвык смотреть и видеть, а яркое утреннее солнце ненадолго ослепило его.       — Ты выдержал своё испытание, — не без удовлетворения сказала Наставница и посмотрела так, словно испытывала гордость за воспитанника.       Это было последним, что услышал Цзян Чэн. У него не осталось сил держать веки открытыми, и сознание ускользнуло в сон.