The taste of you

      Ближе к концу вечернего посещения, когда за окном окончательно стемнело, палата погрузилась в теплый полумрак. Единственным источником света служили закрепленные по обеим сторонам от больничной койки бра с нежно-оранжевыми плафонами. Бабушка сидела перед работающим телевизором и дремала свесив нос. От ее ровного, размеренного дыхания и тихого посапывания в унисон бормотанию ведущего вечерних новостей березовое кресло-глайдер, обитое темно-коричневой рогожкой, плавно раскачивалось туда-сюда, изредка поскрипывая. Брук сидела у изголовья кровати и невидящим взглядом смотрела в стену напротив, покрытую мятного цвета краской. Рядом, периодически морщась и тяжело дыша через рот, лежала мама. Уснуть ей удалось около четверти часа назад, хотя вряд ли Брук могла назвать подобные периодические провалы в небытие нормальным человеческим сном. От осознания того, что теперь боль не отпускала маму ни на секунду, глаза застилали горькие слезы, но Брук тут же утирала их растянутым рукавом бежевого вязаного свитера и продолжала гладить совсем поредевшие от бесконечных химиотерапий тонкие волосы.       С каждым днем ситуация становилась все хуже. Когда в начале недели Брук сразу же после занятий в колледже приехала в больницу, бабушка, поджимая дрожащие губы, срывающимся голосом сообщила о том, что мама больше не вернется домой. Еще через два дня она настолько ослабла, что не смогла даже сесть, а вчера у нее начались пугающие приступы бреда.       В медицинские подробности состояния матери Брук не лезла. Да ей, в общем-то, никто и не торопился их сообщать. Врачи, бабушка и остальные взрослые, наведывавшиеся проведать Беатрис Холидэй, по всей видимости, считали, что пугать только что окончившую школу девочку не стоит, а потому перешептывались в коридоре, пока восемнадцатилетняя Брук сидела подле матери, мертвой хваткой вцепившись в ее руку и громко шмыгая носом. Однажды слух уловил короткий обрывок фразы, полной удушающей боли, предвкушающей скорую потерю: «… и тогда в головном мозге образовались метастазы…». Брук понятия не имела, что такое метастазы, но отчего-то в груди защемило настолько сильно, что сдерживать рвущиеся наружу слезы стало невозможно, и несколько капель упали прямиком на сухую кожу маминой ладони.       Кресло под бабушкой снова едва слышно скрипнуло. В коридоре раздались чужие голоса, однако, едва их обладатели миновали дверь, ведущую в палату, снаружи воцарилась гробовая тишина. Брук аккуратно убрала налипшую челку с покрытого испариной лба матери, и та слабо простонала что-то неразборчивое.       — Тш-ш-ш, — Брук ласково огладила подушечками пальцев впалую щеку. — Все хорошо, мамочка, я здесь.       — Ты душишь меня, — вдруг прошептала мама, не открывая глаз. Лишь ресницы ее подрагивали, охваченные взволнованным трепетом. — Ты не даешь мне жить.       Брук с трудом подавила рвущийся наружу всхлип и сильнее сжала хрупкое запястье.       — Мамочка, это все неправда. Тебе все это кажется.       — Февраль в том году… выдался прескверным. Зато в марте… быстро пришло тепло. Весна — прекрасное время, чтобы… начать жизнь заново, — мамины губы на секунду тронуло блеклое подобие улыбки, а затем она нахмурилась и с шумом втянула ртом воздух.       Брук хотелось сию минуту заткнуть себе уши, потому что каждое мамино слово, вплетающееся в поток бессвязной речи, тупым, ржавым ножом проходилось по сердцу. Разрывало внутренности беззвучным криком. По крупицам выталкивало изнутри надежду на то, что все еще можно было исправить. Она чувствовала, что в собственной немой агонии вместе с матерью теряла очень важную часть себя.       Брук оставалось лишь наблюдать за мучениями самого родного ей человека, на глазах увядавшего от чертового рака.       — Сегодня придет Айви? Она обещала, что заглянет сразу после работы.       Крепко зажмурившись, Брук все же не сумела сдержать слезы, которые мокрыми дорожками потекли к подбородку и сорвались вниз, намочив мягкую ткань свитера. Воздуха предательски перестало хватать. Стараясь не разбудить бабушку, Брук плакала, уткнувшись себе в плечо, до тех пор, пока не почувствовала, как чуть шершавые пальцы нежно сжали ее ладонь.       — Доченька, кто там стоит в коридоре?       Брук мгновенно затихла и подняла заплаканный взгляд на маму, которая сейчас на удивление ясно смотрела на нее из-под полуопущенных век. Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но не сумела вымолвить ни слова. Все, что она хотела сказать, комом встало поперек горла.       Из коридора не доносилось ни звука.       — Ты не должна идти с ним. Он сделает тебя несчастной.       — Мамочка, — наконец на выдохе прошептала Брук. — Там никого нет.       Вид у Беатрис был удивленный, словно Брук не замечала перед собой очевидного. Она вдруг сжала ладонь дочери так, что на вмиг покрасневшей коже остались молочные следы от пальцев. Брук попыталась второй рукой ослабить хватку матери, но она неожиданно резко села на кровати и дернула Брук на себя, притягивая ближе к своему лицу. В нос ударил запах лекарств и кожных испарений. От неожиданности Брук вскрикнула и чуть не упала с кровати, вовремя успев схватиться за спинку.       Бабушка продолжала мирно дремать в кресле и даже не пошевелилась.       — Он сделает тебя несчастной! — завопила мама прямо в лицо Брук, и то безумие, что поселилось в ее потемневших глазах, вывернуло наизнанку все внутренности.       — Прекрати! — потребовала Брук и попыталась отстраниться, когда свет в палате полностью погас.       И только экран телевизора продолжил светиться в темноте, когда дверь в палату широко распахнулась, врезавшись в стену, а кардиомонитор пронзительным, продолжительным звуком возвестил об остановке сердца.       Брук с громким всхлипом села на кровати и часто задышала. Сердце билось под ребрами как сумасшедшее, перекатываясь вибрацией по всей груди, и каждый его стук нещадно отдавался болью в висках, заглушая шум крови. Обжигающие слезы скапливались в уголках глаз и бежали вниз по щекам. Влажные волосы прилипли к шее и открытому участку спины, а шелковая сорочка взмокла от пота. Несколько секунд ушло на то, чтобы осознать — Брук всего лишь приснился кошмар.       Тяжелое, рваное дыхание стало постепенно приходить в норму.       Брук задержала взгляд на электронных часах, стоявших на прикроватной тумбочке и показывавших без десяти семь утра. Сквозь неплотно прикрытые шторы в спальню уже просачивался розоватый рассвет, тонкой полоской разрезавший холодный темно-синий полумрак. В отражении зеркального шкафа у дальней стены мелькнул кусочек восходящего солнца, пробивавшегося через серость дымчатого тумана.       Рядом зашевелился Пит, взбудораженный ее чересчур резкими движениями. С трудом разлепив глаза, он увидел силуэт Брук, неподвижно сидевшей на кровати с поджатыми коленями, и приподнялся на локте, осторожно дотрагиваясь до ее поясницы.       — Милая, все хорошо?       Брук спешно стерла со щек мокрые дорожки и повернулась к своему парню, натянуто улыбнувшись. Тело все еще мелко дрожало от охватившего его озноба — казалось, что температура в комнате вдруг упала сразу на несколько градусов.       — Да, мне просто приснился плохой сон.       — Иди сюда, — Пит плавно потянул Брук за запястье, и она поддалась, тряпичной куклой улегшись сверху и удобно устроившись на его груди. Чуть влажный шелк сорочки при плотном соприкосновении с разгоряченным телом добавил дискомфорта, и девушка невольно поежилась. — У всех бывают кошмары. Хочешь поговорить об этом?       — Не думаю, — Брук слегка мотнула головой. Этот сон почему-то казался слишком личным, чтобы делиться им с кем-то. Пусть даже с близким человеком.       — Тебе ничего не угрожает, пока я рядом с тобой, слышишь?       Брук молча кивнула и протянула руку вдоль живота Пита. Какое-то время они так и лежали, больше не говоря друг другу ни слова. Пит успокаивающе гладил ее по волосам и несколько раз заботливо целовал в макушку. Но перед глазами Брук все еще стояло взволнованное лицо матери, изъеденное болезненной бледностью, и ее почти истерическое «он сделает тебя несчастной».       Даже спустя шесть лет при любом воспоминании о маме все внутри сводило судорогой неизлечимой тоски. В последнее время она редко снилась Брук, и девушка даже считала это хорошим знаком — значит, мама окончательно обрела покой в лучшем мире. Взгляд упал на край собственной татуировки. Брук сделала ее сразу же через год после маминой смерти в качестве напоминания о ней. Напоминания о том, как ее светлая душа, обратившись в прекрасную птицу с длинным, витиеватым хвостом, наконец нашла свой путь и вырвалась из круговорота сансары, навеки излечившись от всех земных страданий. Покинула это чертово колесо, отравленное ядами греховности и неверия, это бесконечное вращение перерождений, подчиняющееся безжалостному закону кармы. Брук, вообще-то, не была помешана на религии и в частности на буддизме, но с появлением татуировки начала свято верить в то, что мама все еще была жива где-то внутри нее. А сама Брук олицетворяла собой продолжение ее жизни. Наверное, так было гораздо проще смириться с всеобъемлющим чувством чудовищной потери.       Однако то, что случилось этой ночью, почему-то не на шутку напугало Брук. Раньше мама приходила к ней исключительно в добрых снах, здоровая, румяная и как всегда ласковая. Разговаривала вкрадчиво и нежно улыбалась, оставляя после себя ощущение легкой грусти по утрам. Сейчас же все было иначе. Хоть здравый смысл и продолжал упорно твердить Брук, что это был всего лишь обыкновенный кошмар, вызванный ее собственным переутомлением. Что так ее воспаленное от недосыпа подсознание пыталось сказать ей, что следует больше отдыхать.       Пит прав, Брук было совершенно не о чем переживать.       — Хочешь, я позвоню Дилану и скажу, что тебе нужен выходной? — спросил Пит и вытянул руку в сторону, позволяя Брук немного отстраниться и положить голову ему на плечо.       — Не стоит, я в порядке, — она мягко запротестовала и отвернулась, переплетая их пальцы. — Тем более, сегодня инвентаризация, кто-то же должен ее проконтролировать.       — Сами справятся, — раздалось совсем рядом с ухом Брук, и она прикрыла глаза, когда горячие губы сомкнулись вокруг мочки, а влажный язык начал играться с блестящей сережкой-гвоздиком.       — Это моя работа, Пит, — Брук невольно прижалась ближе к мужскому телу, подставляя шею под короткие, дразнящие поцелуи. — Я не имею права подводить людей.       — А оставлять своего парня утром в холодной одинокой постели ты имеешь право? — широкая ладонь легла ей на живот, неторопливо поглаживая его поверх гладкой струящейся ткани. Брук лишь судорожно выдохнула в ответ. — Помнишь, что я обещал сделать с тобой, когда мы вернемся домой?       — Раньше надо было думать, — Брук коварно ухмыльнулась и повернула голову, встретившись с блестящими от зарождавшегося возбуждения глазами Пита. — Ты сам предпочел продолжить вечеринку.       — Ничего страшного, — его губы растянулись в лукавой улыбке. — Утренний секс даже романтичнее, не находишь?       — Какой джентльмен, — хихикнула Брук, и Пит в мгновение ока навис над ней, упершись ладонями в матрас по обеим сторонам от девушки.       — Можем сходить позавтракать, а потом я, как истинный джентльмен, помогу тебе сжечь все набранные калории, — Пит поцеловал Брук в щеку, а затем опустился к шее, властно сминая губами чувствительную кожу и прижимаясь к ней языком, заставляя девушку томно закатить глаза.       — Напомни, почему я начала с тобой встречаться? — хоть и с большим трудом, но Брук все же решилась оттолкнуть Пита, а как только тот, от неожиданности потеряв равновесие, рухнул на спину, запрыгнула сверху и победно улыбнулась.       — Потому что я — лучшее, что случалось с тобой в жизни, — все же не растерявшись, Пит скользнул руками по бедрам девушки вверх, чуть сжимая их совсем рядом с ягодицами.       — От скромности не помрешь, — фыркнула Брук и наклонилась ближе, щекоча теплым дыханием его лицо. — Мне действительно пора вставать.       — Вокруг сплошная несправедливость, — с напускной досадой вздохнул Пит, и Брук, оставив мягкий поцелуй на его губах, поинтересовалась: — Так ты позавтракаешь со мной?       — Ну уж нет, пожалуй, еще немного посплю.       Пит демонстративно закрыл глаза, и Брук, звонко рассмеявшись и напоследок мягко проведя кончиками пальцев по оголенной груди, слезла с него, а затем и с кровати. Конечно, ничего другого от своего бойфренда, которого хлебом не корми, дай лишь подольше поваляться в постели, она и не ожидала. Нащупав на спинке стула халат, Брук накинула его поверх сорочки и выпорхнула из спальни, на ходу потягиваясь и сладко зевая.       Контрастный душ и пара глотков ароматного кофе немного помогли Брук избавиться от тяжелых последствий раннего пробуждения. Небо заметно просветлело, лишив Брук необходимости использовать свисающие с потолка круглые лампы. Пока на сковородке, не до конца прикрытый крышкой, томился аппетитный омлет, наполняя кухню плотным запахом жареного бекона, Брук стояла у выхода на небольшой балкончик, огражденный узорчатой металлической решеткой, и, держа в руках маленькую керамическую чашку с дымящимся напитком, через прозрачную дверь наблюдала за пробуждающимися ото сна парижскими улочками.       Редкие французы, проживавшие неподалеку — в основном, пожилые пары или бизнесмены — потихоньку стекались к ресторану «L’Opera», который располагался в здании оперы Гарнье, на углу площади Жака Руше и улицы Глюк, и уже открыл свои двери желающим позавтракать в тихой, изысканной обстановке. Перед величественным строением в стиле необарокко конца девятнадцатого века, под грандиозными сводами которого прятался стеклянный вход в основные залы, пустовала открытая терраса — все же утренняя прохлада последних зимних дней еще не располагала к приему пищи на свежем воздухе. Мебель «театрального» красного цвета на фоне старинных навесных стен, обрамленных оригинальным камнем, выглядела весьма современно и экстравагантно. Под высокими арками оконных проемов, дававших пространство изящным изогнутым структурам, можно было разглядеть, как грациозно проплывали мимо столиков официанты, принимая заказы у первых гостей.       По утрам, пока шуршание шин проезжающих мимо автомобилей было редким, а все шикарные лавки, магазины и бутики, разбросанные по окрестностям, еще не успели открыться, Брук особенно нравилось любоваться видом с балкона их с Питом квартиры. От всего этого урбанистического пейзажа веяло непоколебимым спокойствием, которое, благодаря близости к основным достопримечательностям Парижа, изо дня в день бесцеремонно нарушалось гулким бульварным шумом разнородной толпы и гудением городского транспорта. Но всегда неизменно восстанавливалось после очередного целительного погружения в спасительную черноту ночи.       Брук часто ловила себя на мысли о том, что хотела бы так же стойко выносить каждый прожитый день.       Усилившееся шкворчание заставило ее оторваться от созерцания зданий напротив и вернуться к плите. Выложив на тарелку готовый завтрак и украсив его свежими овощами, Брук прошла к овальной формы столу, на стеклянной поверхности которого покоились телефон и оставленный со вчера открытым ноутбук. С ногами забравшись на мягкий стул, она прислонилась плечом к черно-белой стене, вдоль которой были развешаны ретро-фотографии старого и нового Лондона, вносящие в их парижское жилище частичку дома, и схватила гаджет, одновременно делая еще один глоток успевшего поостыть кофе. На экране высветилось сразу несколько уведомлений — из Вотсаппа и Инстаграма. Вивьен рассказывала о том, что происходило на вечеринке после того, как Брук уехала домой, и время от времени ненавязчиво вкрапляла в свое повествование, уместившееся ровно в десять коротких сообщений, свои восхищения обаятельностью Бена Харди. Брук только усмехнулась себе под нос — не то чтобы Вив была чересчур падкой на красивых молодых мужчин, но уж если такое с ней и случалось, то подруга с головой тонула в своей увлеченности, словно ветреная, влюбчивая школьница, и совершенно переставала мыслить рационально.       Настрочив короткий ответ, в котором Брук пообещала позвонить и обсудить вчерашнее после работы — все равно Вив сейчас сладко спала после столь бурной тусовки — она закрыла диалог и стала проверять оставшиеся оповещения. Все та же Лавуа отметила Брук на снимке, который выложила лишь пару часов назад.       Интересно, во сколько все они, и в том числе Пит, вернулись домой?       После того, как Брук щелкнула на уведомление, приложение перенаправило ее прямиком на пост подруги, который представлял собой серию сразу из трех фотографий с подписью «Что за чудесный вечер! Безмерно благодарна всем, кто сделал этот показ @ysl столь незабываемым. @anthonyvaccarello в очередной раз превзошел сам себя». Одна из них была сделана перед началом шоу, когда они вчетвером позировали, сидя у подиума. На второй Вив со счастливой улыбкой обнимала Энтони, держа в одной руке бокал с шампанским. А на третьей — сидела на кожаном диванчике, облокотившись на спинку, в компании Пита и Бена, которые о чем-то увлеченно переговаривались. Все снимки были выполнены исключительно в черно-белых тонах, и образы молодых людей играюче контрастировали не только с окружавшей их обстановкой, но и друг с другом. Вполне в духе атмосферного богемного глянца. Брук ненароком задержала взгляд на Бене. Даже сквозь веселую улыбку, благодаря которой в уголках его глаз залегли задорные морщинки, на лице мужчины читалось утомление. Оно угадывалось и в небрежном наклоне головы, и в сутулой спине, и в чуть выдвинутых вперед плечах. В растрепанных на макушке волосах, в едва заметно нахмуренных бровях, в небольшой складке у самой переносицы и в потемневшей коже под глазами. Брук и сама не заметила, как вот уже несколько минут внимательно изучала Бена, как обычно изучают человека, с которым волей судьбы встречаются в самых неожиданных обстоятельствах.       «Тебе идет сигарета»       Бен действительно выглядел весьма эстетично и в то же время брутально, даже дерзко, выпуская изо рта струи сизого дыма и едва размыкая при этом губы. Пит курил по-другому. Словно пытался назло всему миру показать свою значимость. Это всегда смотрелось нелепо и как-то унизительно. И скорее по этой причине Брук осторожно настояла на том, чтобы он бросил дурную привычку, которая нисколько его не красила. Наверное, учитывая неприязнь Брук к запаху табака, сказать нечто подобное вслух малознакомому мужчине для нее самой было сущей глупостью, но сейчас она почему-то не видела в этом ничего предосудительного. Разве что немного смутилась, вспомнив, как замешкался Бен, едва Брук одарила его столь неожиданным комплиментом.       В самом уголке снимка красовался значок отметки. Единожды нажав на фотографию, Брук увидела ссылку на аккаунты Пита и Бена. Из чистого любопытства она открыла профиль последнего, одновременно нанизывая на вилку кусочки горячего омлета. В основном, здесь были фото и видео с коллегами по «Богемской рапсодии» — с недавно прошедшего «Оскара», со съемок, публичных выходов и даже с отпуска. Судя по всему, это был как раз тот случай, когда актерский состав действительно на время становился одной дружной семьей. Да и забавные неоднозначные подписи почти под каждым таким постом намекали на то, что ребята, кажется, стали весьма близки друг с другом. Брук улыбнулась, прочитав несколько таких шуток, и продолжила листать вниз, рассматривая фотографии с актерами из других проектов, друзьями и очаровательной собакой, порода которой как назло вылетела из головы. На женский пол этот профиль был явно не богат.       Видимо, Бен был не из тех, кто направо и налево делился в соцсетях своей личной жизнью.       Стоило Брук подумать об этом, как, добравшись до самых ранних публикаций, она вдруг заметила сразу два снимка шести- и семилетней давности, на которых была запечатлена симпатичная белокурая девушка. Обе фотографии подкреплялись вполне себе милым описанием, которое мог придумать только влюбленный молодой человек. Брук нисколько не хотелось копаться в чужих отношениях, но, кажется, Вивьен рановато пошла в атаку, даже не удосужившись проверить, есть ли у объекта ее симпатии избранница. Да и вообще, на что тут можно было надеяться? Через несколько дней Бен покинет Париж, вернется к своей обыденной жизни, и их знакомство с Вив так и останется ее первым и единственным воспоминанием о нем.       Краем глаза взглянув на настенные часы, монотонно тикающие в тишине кухни, и заметив, что до выхода на работу осталось не так уж много времени, Брук закончила изучение аккаунта Бена и, отложив телефон в сторону, поспешила закончить завтрак. Ополоснув всю грязную посуду и засунув ее в посудомойку, Брук плотно накрыла крышкой сковородку с остатками омлета для Пита и, стараясь ступать бесшумно, вернулась в спальню, чтобы наконец одеться и забрать с собой в ванную косметичку.       Выйти из квартиры вовремя Брук все-таки удалось. Настойчивый ветерок гонял между домов все еще влажный воздух. На ходу запахивая поплотнее длинное нежно-голубое пальто, Брук пересекла улицу Галеви и, обогнув здание банка «Société Générale», поспешила к автобусной остановке. Там уже скопилось несколько человек, которых она частенько встречала в это время, отправляясь на работу. Брук охотно поздоровалась с мадам Дюмаж, которая непременно полюбопытствовала о ее делах, и вежливо поинтересовалась в ответ о здоровье славной старушки, каждое утро ездившей в Часовню покаяния на улице Паскье, чтобы ухаживать за ее внутренним двориком.       Автобус появился спустя семь минут и, опустившись на свободное сидение рядом с читавшим утреннюю газету тучным мужчиной в очках, Брук нащупала в кармане наушники, параллельно вытаскивая из сумки телефон. За окном под звуки любимой музыки мелькали знакомые витрины, и в этот момент не хотелось думать ни о чем. Отпустить абсолютно все мысли и полностью расслабиться, предвкушая новый продуктивный день в ставшем родным сердцу баре.       Когда Брук появилась на пороге, нечаянно пнув кем-то выброшенную у самого входа пустую пачку из-под сигарет, Мартен, Симон и Жан дружно поприветствовали ее, уже вовсю пересчитывая барную посуду.       — Какие молодцы, — подняв растоптанную картонку и выбросив ее в стоявшую неподалеку урну, Брук прошла внутрь, скорее прикрывая за собой дверь, чтобы ограничить ветру доступ в теплое помещение. — Много успели сделать?       — Только начали, — отчитался Мартен, стуча кончиком ручки по стопками выставленным на стойку кофейным блюдцам и производя мысленные подсчеты. В другой руке он держал бланк инвентаризации.       — Прекрасно, — Брук подошла к своим подопечным, развязала пояс и кинула пальто вместе с сумкой на ближайший табурет.       — Осталось всего пятьдесят три полулитровых пивных бокала, — донесся откуда-то снизу голос Симона.       — А тех, что по триста миллилитров, семьдесят пять, хотя такой объем заказывают крайне редко, — Жан склонился над плечом Мартена, наблюдая за тем, как он вписывает в таблицу нужные показатели. — Такими темпами нам не в чем будет отдавать пиво.       — В последнее время гости часто бьют посуду, — Брук обогнула стойку и, придвинув к себе стул, залезла на него, чтобы дотянуться до полки с дополнительными коктейльными рюмками. — Я скажу Дилану, что нам нужна новая.       — Кстати, то же самое касается френч-прессов, — подметил Симон. — У этой партии почему-то слишком быстро ломаются крышки.       — Потому что у кого-то руки не из того места растут, — подколол товарища Жан. — Каждый раз надавливаешь на фильтр с такой силой, будто это, как минимум, скважинный насос.       — Да пошел ты! — отмахнулся Симон, а затем раздраженно застонал. — Из-за тебя я сбился, теперь надо все начинать заново.       — Как дети малые, — резюмировал Мартен и, проигнорировав два сердитых взгляда, мгновенно устремившихся к нему, оторвался от заполнения бланка и поднял голову. — Брук, что там с коктейльными рюмками?       Чуть больше часа ушло на то, чтобы посчитать всю посуду, после чего Симон и Жан отправились переодеваться и готовиться к предстоящей смене. Брук и Мартен остались проверять весь алкоголь, что находился в баре. Им нужно было успеть закончить инвентаризацию в зале до открытия заведения. А затем предстояло исследовать все холодильники и складские помещения. Работы намечалось невпроворот.       Дилан заявился ближе к полудню, когда Брук и Мартен почти закончили производить опись крепкого алкоголя. Выглядел он подозрительно бодро и воодушевленно и попросил Брук сразу же зайти в офис, как только она закончит работу. Брук, вопросительно вскинув брови, посмотрела на Мартена, но тот лишь пожал плечами, не имея ни малейшего понятия, с чего вдруг Лэнгфорд с самого начала своего рабочего дня пребывал в столь прекрасном настроении.       Еще около двух часов ушло на то, чтобы подробно расписать количество бутылок с алкоголем, граммовки чайных смесей и кофейных зерен, а также все имевшиеся в наличии ингредиенты для приготовления коктейлей и других горячих напитков. Одновременно с тем, как Мартен вписывал всю информацию в соответствующие графы, Брук подсчитывала объемы следующей поставки, не забывая отмечать все, что понадобится для новых пуншей из сезонного меню. Из зала глухим эхом доносились звон посуды, шум кофемашины и звуки оживленных бесед, которые Жан и Симон вели с прибывающими гостями.       Наконец разобравшись с формальной писаниной и еще раз все тщательно проверив, Брук отпустила Мартена на заслуженный выходной, пообещав, что сама обо всем доложит начальству, и направилась в кабинет Дилана, на ходу разглаживая трикотажную ткань темно-синей юбки-полусолнца. Постучав в дверь и дождавшись разрешения войти, она легкой походкой прошла к столу, на котором были хаотично разбросаны документы и различная канцелярия.       — Вот, — Брук протянула Дилану бланк, в который он тут же внимательно всмотрелся, оценивая масштабы предстоящих закупок. — Мы все систематизировали, и теперь ты можешь смело звонить поставщикам.       — Прекрасно, — мужчина кивнул и жестом предложил Брук присесть. Глаза Дилана загорелись и довольно блеснули в свете проникавших в кабинет через небольшое окно солнечных лучей. — Займусь этим сразу же после того, как сообщу тебе кое-что поистине потрясающее!       — Мне уже стоит бояться? — отшутилась Брук, опускаясь на стул и закидывая ногу на ногу.       — Ни в коем случае. Скажи-ка, дорогуша, ты что-нибудь слышала о чемпионате мира среди барменов?       — Конечно, — Брук заправила за ухо мешающую прядь волос и сложила руки на груди. — Это крупнейшие в мире соревнования по классической миксологии, которые ежегодно проводит «Международная ассоциация барменов». А ты что, решил проверить мои знания? — она усмехнулась, недоверчиво поглядывая на Дилана.       — Я — нет, а вот члены независимого жюри с удовольствием это сделают, когда ты удивишь их своими шедеврами, — тот растянул губы в широкой улыбке, ожидая реакции на свои слова.       — Стоп, — Брук тряхнула головой, пытаясь переварить услышанное. — Что ты хочешь этим сказать?       — То, что в этом году на конкурсе ты представишь Францию, любовь моя, — Дилан радостно всплеснул руками. — Я все устроил, прямо завтра летишь на три дня в Лос-Анджелес. Это мой тебе подарок.       — Какой подарок? — Брук была настолько поражена, что сейчас могла разговаривать одними уточняющими вопросами.       — Кажется, мне стоит давать тебе больше выходных, совсем обо всем позабыла, — Дилан поджал губы и посмотрел на Брук с нескрываемым упреком. — На твой День рождения, конечно же!       — Подожди, Дил, но как же… — Брук никак не могла оправиться от шока. — Отборочные уже давно прошли. Разве можно заявляться просто так да еще и накануне соревнований?       — Пару дней назад на одном из модных показов я встретил своего давнего знакомого из «Ассоциации барменов Франции». На нем лица не было — парнишка, который должен был представлять их на конкурсе, слег с воспалением легких, и им срочно нужна была замена. Вот я и подсуетился. Рассказал ему, что есть у меня на примете одна несравненная барышня. Только представь, Брук, какая это возможность показать все, на что ты способна!       Брук не знала, что сказать. Сюрприз, приготовленный Диланом, действительно удался, и теперь ее бросало из крайности в крайность при одной мысли о той ответственности, что так неожиданно свалилась на ее плечи. И хотя Лэнгфорд был абсолютно прав — перед Брук открывались доселе неслыханные перспективы — первоначальную радость затмевали невеселые мысли о том, что у нее совершенно не оставалось времени на подготовку. Когда остальные участники, определившиеся уже несколькими месяцами ранее, грезили о поездке в Лос-Анджелес, она должна была в считанные дни мобилизовать все свои умения, чтобы не ударить в грязь лицом перед целым миром. Что, если она облажается? Выставит себя полным посмешищем? Не справится с подобным вниманием к себе? Нет, так ничего не получится.       — Дилан, это… невероятно мило с твоей стороны, но…       — Но? — всполошился мужчина, от удивления аж подпрыгнув на месте. — Какие могут быть «но», солнышко? О твоем таланте должны узнать все! Разве можно упускать такой шанс?       — Нельзя, — Брук заметно сжалась, борясь с внутренним волнением. — Просто я не уверена, что могу себя реализовать на… таком уровне.       — Ты профессионал, — уверенно заявил Дилан, вставая с кресла и заходя ей за спину. Теплые ладони аккуратно легли на плечи Брук и ободряюще сжали их. — Не думай ни о каких уровнях. Просто делай то, что любишь. Я же знаю, как ты мечтала об этом.       — Ты замечательный друг, Дил, — Брук наконец немного расслабилась, когда злосчастное оцепенение немного отступило. — Я так тебе благодарна за все, что ты для меня делаешь.       — Брось, дорогуша, Пит сделал для меня не меньше, и я одинаково забочусь обо всех, кто ему близок.       — Он наверняка не одобрит эту идею, — вспомнив о своем бойфренде, Брук снова усомнилась в том, что стоило лететь без всяких колебаний.       — А мне кажется, как раз наоборот, — Дилан прошел мимо нее и уселся прямо на стол. — Он же думает, что бармен — это несерьезно, а ты докажешь ему обратное. Глядишь, станешь настоящей знаменитостью и легко переплюнешь его самого.       — Звучит резонно, но во всем, что касается моей работы, Пит напрочь пресекает любые, даже самые логичные доводы.        — Тогда предоставишь это мне. Поверь, я найду нужные слова. Пит же не тиран, чтобы лишать тебя самых сокровенных желаний.       Брук тепло улыбнулась Дилану и, поднявшись с места, обняла мужчину, чувствуя, как его руки смыкаются у нее за спиной. Она и правда не знала, чем заслужила такое к себе отношение. То, как Дилан верил в нее, в ее силы и возможности, в ее энтузиазм и здоровые амбиции, не оставляло Брук никакого выбора.       — Во сколько самолет?       — В шесть вечера. У тебя предостаточно времени на сборы.       — Боюсь, этого времени мне не хватит даже на то, чтобы окончательно прийти в себя, — усмехнулась Брук. — И провести День рождения в гордом одиночестве на десятитысячной высоте… такого, пожалуй, у меня еще не было.       — Да ты бы и не вспомнила про свои юбилейные двадцать пять, если бы я тебе не сказал, — хмыкнул Дилан. — И почему же в гордом одиночестве? Билетов до Лос-Анджелеса на завтрашний рейс, между прочим, не осталось. А когда вернешься обратно с победой, у нас будет сразу два грандиозных повода закатить умопомрачительную вечеринку.       — Мне бы твою уверенность, — Брук поудобнее перехватила сумку и наклонилась ближе к Дилану, чтобы поцеловать его в щеку. — Я тогда пойду. Нужно сообщить Питу и… и вообще поразмыслить над всем, во что ты меня втянул.       — Без проблем, Брук, — Дилан чмокнул ее в ответ. — Насчет формальностей не переживай, организаторы обеспечивают участников жильем, разве что питаться придется самостоятельно. А положение о конкурсе и электронный билет на самолет я скину тебе на почту.       — И позвони поставщикам, — у самого выхода Брук обернулась и наставила на мужчину указательный палец.       — Обязательно, — Дилан махнул ей на прощание рукой, и в это же мгновение зазвонил стационарный телефон, отвлекая на себя все внимание Лэнгфорда.       Брук, словно находясь в прострации, миновала узкие коридоры подсобных помещений, вышла в зал, на ходу пожелав хорошей смены Жану и Симону, и направилась к выходу, рассеянно отвечая на приветственные возгласы постоянников. Самые разные мысли и ожидания от предстоящей беседы с Питом роились в голове, размножаясь в геометрической прогрессии. Брук все еще чувствовала себя обескураженной, судорожно пытаясь сообразить, как за два дня можно подготовиться к самому престижному среди барменов конкурсу. Стоило ли говорить о том, что за это время ни одного толкового предположения у нее так и не появилось?       Задержавшись у двери, чтобы достать из сумки зеркальце и проверить, в порядке ли макияж, Брук отбросила за спину кудрявую шевелюру и только хотела выскочить на улицу, как вдруг замерла, посмотрев в панорамное окно прямо перед собой. Взгляд зацепился за знакомый силуэт мужчины, сидевшего в одиночестве за столиком на открытой террасе и прятавшегося под навесом от назойливого солнца и лишнего внимания к своей персоне.       Наверное, если бы Брук попросили узнать его из тысячи других, то единственным ориентиром для нее послужили бы эти взъерошенные пшеничные пряди, забавно кудрявящиеся у самых кончиков.       Когда она распахнула дверь и спустилась с небольшого крыльца, выложенного однотонной темно-коричневой плиткой, Бен даже не шевельнулся, продолжая что-то высматривать в своем телефоне. Брук заметила на столе стеклянную бутылку минеральной воды и два стакана с маленькими черными трубочками.       Так он тут не один…       — Если ты скажешь, что твой отель находится в другом конце города, вся команда нашего бара во главе с Диланом будет действительно польщена таким вниманием, — Брук улыбнулась, заставив Бена резко поднять голову и улыбнуться в ответ на ее дружеское подтрунивание.       Выглядел он куда бодрее, чем вчера, хотя темные круги под глазами все еще выделялись на фоне бледной кожи. Зато на щеках играл привлекательный румянец, словно сигнализируя о том, что его обладатель чувствовал себя хоть немного отдохнувшим.       — Сильно расстроишься, если я скажу, что остановился в «Royal Madeleine»? — Бен, не прерывая зрительного контакта, наблюдал за тем, как Брук приближалась к нему. — Пришлось пешком пройти целый дом.       — Непреодолимое расстояние после такой веселой ночи, правда? — остановившись напротив мужчины, Брук окинула беглым взглядом его внешний вид, подметив солнцезащитные очки, которые Бен носил, зацепив дужками за воротник светло-серой футболки, видневшейся из-под расстегнутой черной куртки.       — Даже не представляешь, насколько, — Бен сделал несколько глотков, проигнорировав наличие трубочки, а затем поинтересовался: — Присядешь?       — Разве ты никого не ждешь? — Брук кивнула на второй пустовавший стакан и оперлась рукой о спинку свободного стула.       — Моего агента. Он специально прибыл сюда утром из Лондона, чтобы уладить все оставшиеся вопросы до того момента, как мне снова придется улететь.       — О, — Брук понимающе поджала губы. — И когда же ты планируешь покинуть Париж?       — Завтра вечером, — Бен подернул плечом. — Хотя с удовольствием задержался бы подольше. Мы с Питом очень давно не виделись.       — Думаю, он бы этого хотел, — Брук все же присела, приподнимая подол пальто, чтобы на него не налипла асфальтная пыль.       — Он уже рассказал тебе, что не собирается так просто меня отпускать? — хмыкнул Бен, запуская пятерню во взлохмаченные волосы и зачесывая их назад.       — Правда? — спросила Брук с напускным изумлением и чуть подалась вперед, опираясь локтями на холодную столешницу. — Очень интересно.       — Боишься, что он может переборщить? — Бен прищурился и вытащил из кармана куртки сигареты.       — В этом плане от Пита можно ожидать все, что угодно. Так что даже не знаю, как тебе ответить, — Брук проследила за тем, как он выуживает одну из пачки и зажимает ее между зубами, одновременно пытаясь отыскать зажигалку.       — Ты не против? — спохватился Бен уже после того, как придвинул ближе увесистую пепельницу.       — Нет, — Брук мотнула головой, но все же непроизвольно отстранилась, чтобы одежда и волосы не пропахли дымом.       — Не люблю, когда опаздывают. Вечно не знаешь, чем себя занять, — тактично не обратив внимания на ее движение, пожаловался Бен сразу после первой затяжки.       В этот момент его телефон, лежавший на столе, прилично напугав обоих, завибрировал. Бен извинился и ответил на звонок, вместе с тем принявшись кого-то высматривать за спиной у Брук.       — Да, я тебя вижу. Подходи к бару «The Cricketer», жду на террасе.       Сбросив вызов, он стряхнул пепел с сигареты и вдруг весело поинтересовался, вновь обратив все свое внимание на Брук:       — Кстати, почему «Игрок в крикет»?       — Дилан посчитал, что в центре Парижа должно быть место для чего-то исконно английского, — Брук засмеялась, глядя на то, как забавно вытянулось лицо Бена. — Да ладно, просто он помешан на крикете и не очень-то оригинален.       Бен одобрительно ухмыльнулся, затушив сигарету, и тут рядом с ними, сверкая элегантным кожаным портфелем, затормозил средних лет мужчина в темно-сером кашемировом пальто. Бен поднялся на ноги и пожал незнакомцу руку, приветствуя его и спрашивая о том, как прошел его полет. Брук тоже встала, поздоровавшись с агентом Бена и уступив тому свое место.       — Увидимся позже, Брук, — Бен напоследок улыбнулся ей и сразу же после этого вступил в диалог со своим собеседником.       Брук не стала задавать лишних вопросов и, молча кивнув, направилась в сторону автобусной остановки. Было даже несколько обидно, что от нее так просто отмахнулись, как от назойливой мухи, будто это и не была их, можно сказать, последняя встреча. Даже если у Пита и созрели какие-то планы на вечер, распространявшиеся, в том числе, на Бена, Брук не могла с уверенностью сказать, что они действительно увидятся снова. И либо Бен даже не догадывался об этом, либо просто попытался попрощаться в сложившейся ситуации как можно вежливее. Брук тряхнула головой, отгоняя прочь ненужные мысли. Теперь у нее каждая секунда была на счету и, вместо того чтобы думать о глупостях и тем более развлекаться, ей было жизненно необходимо взять себя в руки и придумать такой напиток, который действительно смог бы покорить сердца лучших барменов мира. А еще решиться поговорить об этом с Питом.       Вернувшись домой, Брук застала Пита в гостиной, которая в последнее время все чаще походила на ту мастерскую, что была у них с Энтони в ателье. Склонившись над широким столом, заваленным многочисленными набросками, зарисовками и эскизами, Пит, опершись коленом на ближайший к себе стул, что-то усердно вычерчивал на большом куске ватмана, ловко орудуя линейкой и изредка сжимая зубами кончик карандаша. Все освещение — лампы, торшеры, бра — которым была богата комната, работало на полную мощность, несмотря на то, что единственное окно выходило на солнечную сторону. В помещении было так светло, что даже бардово-сиреневые стены теперь выглядели как светло-фиолетовые. Диван и журнальный столик были завалены образцами всевозможных тканей самых разных оттенков, а некоторые кусочки, совершенно забытые, сиротливо покоились на мягком, ворсистом ковре. Пит, казалось бы, не замечал ничего вокруг, полностью погрузившись в работу и что-то едва слышно бормоча себе под нос.       Брук, оценив масштабы творческого беспорядка, со снисходительной улыбкой покачала головой и на цыпочках приблизилась к Питу. Ламинат предательски скрипнул как раз в тот момент, когда она уже протянула руки вперед, намереваясь обнять его за плечи. От неожиданности Пит выронил из рук линейку, и та с громким стуком ударилась о стеклянную столешницу.       — Ты меня напугала! — шумно выдохнув, Пит провел ладонью по накрывавшей его голову бандане, а затем все же поцеловал Брук в щеку. — Не заметил, как ты вернулась.       — Да уж, сейчас ты бы и на проезжающий мимо танк не обратил внимания, — Брук взглянула на его труды, обнаружив несколько новых моделей пиджаков, платьев и блузок. — Уже готовите следующую коллекцию?       — Это так, пока на самой начальной стадии, — Пит критически обвел взглядом собственные выкройки. — Энтони прислал кое-какие наработки, нужно подумать над материалом и прикинуть возможные элементы декора.       — Мне нравится вот это, — Брук взяла в руки лист, на котором красовался эскиз классического двубортного блейзера с заостренными лацканами, тремя карманами — накладными боковыми и дополнительным нагрудным — и расположенными в два ряда пуговицами. — Здесь бы здорово смотрелся темно-синий трикотаж, а отвороты можно обыграть бело-серой полоской. И еще добавить яркий платочек в качестве украшения.       — Фантастика! — через паузу ответил Пит, пытаясь представить готовый вариант в своей голове. — Ты молодец, милая, подала вполне себе рабочую идею.       Аккуратно проведя большим пальцем по подбородку Брук, Пит ласково поцеловал ее в кончик носа и вернулся к чертежам, делая новые пометки. Почти невесомо положив ладонь ему на спину, Брук набрала в грудь воздуха, решаясь начать важный разговор прямо сейчас, пока Пит был в прекрасном расположении духа.       — Пит, мне нужно тебе кое-что сообщить.       — Большинство фраз, которые так начинаются, ведут к глобальным переменам, — Пит хмыкнул, но все же посмотрел на Брук достаточно серьезно. — Скажи сразу, мне лучше присесть?       — Все не настолько запущено, — Брук улыбнулась, однако Пит, видимо, решив перестраховаться, все же опустился на стул, и она почувствовала, как напрягаются мышцы его спины под ее рукой. — Дилан приготовил потрясающий подарок на мой День рождения.       — Неужели? — Пит заметно расслабился, повертев в пальцах карандаш. — Настолько потрясающий, что не смог дотерпеть до завтра и заранее все растрепал?       — Завтра было бы уже поздно, — Брук продолжала ходить вокруг да около, скрывая нерешительность за ни о чем не говорящими Питу намеками.       — Так, заинтриговать у тебя получилось, — он чуть развернул корпус и поднял голову, глядя на нее снизу вверх. — И что же придумал мой неугомонный друг?       — Он выбил для меня участие в чемпионате мира среди барменов, — как на духу выпалила Брук и поджала губы, глядя на то, как на лице Пита появляется легкое замешательство. — Он пройдет в Лос-Анджелесе на этих выходных, завтра вечером самолет.       Пит какое-то время молчал, смотря куда-то сквозь Брук, и она покорно ждала его ответа. Сердце глухо билось под ребрами, едва ли не подкатывая к горлу.       Наконец он встал, прошел обратно к столу и оперся на него ладонями. Брук на мгновение по-ребячески зажмурилась, мысленно умоляя Пита не начинать никаких ссор. Но ее бойфренд, на удивление, спокойным тоном произнес:       — Что же, я не имею права тебе запрещать, зная, как сильно тебе это нужно.       — Пит, я очень хочу участвовать, это мой шанс заявить о себе всему миру, — Брук все еще казалось, что он совершенно не в восторге от такой новости. — Это ведь очень серьезно и… почетно, — она решила надавить на самое важное, прекрасно помня о том, что одной из самых главных ценностей для Пита всегда оставался престиж.       — Не могу не согласиться, — отозвался Пит и вновь повернулся к Брук. — Можно сказать, вершина твоих стремлений, — она согласно кивнула, наблюдая за сменой эмоций на его сосредоточенном лице. — У меня только одно условие.       — Что угодно, — девушка просияла, обрадовавшись тому, что самое страшное осталось позади.       — После этого конкурса ты навсегда завяжешь с барменством, Брук.       Улыбка тут же сошла с ее лица. Время в гостиной словно остановилось. Брук не могла поверить своим ушам, мечтая о том, чтобы все это ей просто послышалось. Навсегда завязать с барменством? Когда у ее карьеры появился шанс стремительно взлететь вверх? Слова Пита никак не желали укладываться в голове. Он ведь не мог всерьез требовать от нее столь радикального решения.       — Милая, послушай. Рано или поздно тебе бы все равно пришлось уйти из профессии, так почему бы не покончить с этим на такой яркой ноте? — Пит развел руки в стороны.       — Почему ты заставляешь меня делать выбор? — голос сорвался от наполнявших Брук обиды и непонимания. — Что плохого в том, что я хочу заниматься любимым делом?       — Мы говорили об этом тысячу раз, — Пит раздраженно скрипнул зубами, и на сведенной челюсти заиграли желваки. — Для тебя мое мнение вообще ничего не значит?       — Не тогда, когда ты пытаешься распоряжаться моей жизнью, словно я вообще не могу решать за себя! — выкрикнула Брук, яростно отбрасывая волосы за спину и устремляя на Пита разгневанный взгляд.       Она и сама не заметила, как злость полностью охватила ее, и от былой робости, которая владела Брук перед началом разговора, не осталось и следа.       — Вот и решай сама, хочешь ли ты поставить красивую точку.       — Я не хочу ставить точку!       — Если ты напрочь отказываешься замечать очевидное, я сам раскрою тебе глаза.       — Это ты отказываешься хотя бы постараться меня понять. Мне нравится работать барменом!       — Нравится, не нравится… Хочу, не хочу… Слова ребенка, Брук, ты сама себя слышишь? — Пит вздохнул и мотнул головой. — Так больше не может продолжаться.       — Это не тебе решать, — наставив на Пита указательный палец, прошипела Брук. — Ты ведешь себя как законченный эгоист.       — А ты ведешь себя как глупая девчонка! — Пит ударил кулаком по столу, отчего несколько листов, подхваченные едва ощутимыми потоками воздуха, разлетелись по полу.       — Я взрослый и самодостаточный человек, Пит, — Брук вздернула нос, пытаясь за напускной горделивостью скрыть вот-вот норовившие появиться слезы. — Если ты не в состоянии это признать, я не знаю, что ждет нас дальше.       С этими словами Брук, закусив губу, чтобы не разрыдаться прямо на месте, резко развернулась и направилась к выходу из гостиной.       — Я хочу, чтобы моя невеста беспокоилась о своем будущем! — прилетело ей в спину, прежде чем Брук успела скрыться в коридоре, едва ли не бегом направившись в спальню.       От досады громко хлопнув дверью, Брук съехала вниз по стенке, вцепившись в волосы, и наконец позволила себе заплакать. Чувство несправедливости изъедало ее изнутри мерзкими червями, впрыскивая в кровь отчаяние. Самое обидное было слышать все эти слова от человека, которого она искренне любила. За которого хотела замуж. С которым хотела создать семью. С которым действительно видела совместное будущее. А теперь Брук казалось, что они с Питом словно говорили на разных языках, стоя на противоположных краях одной пропасти и наблюдая за тем, как догорали между ними все связывающие их мосты.       Во рту внезапно стало горько, а на душе — совсем погано.       Брук прекрасно понимала, что отношения — это постоянная готовность к любым жертвам и уступкам ради близкого человека. Вероятно, Пит действительно желал ей добра и хотел, чтобы их жизнь изменилась к лучшему. Вероятно, Брук могла с ним согласиться в том, что бармен — отнюдь не самая подходящая профессия для будущей жены и матери. Вероятно, она пошла бы на этот чертов компромисс и приняла условия Пита, лишь бы он был счастлив. Больше всего Брук угнетала совсем не возможность потерять любимую работу.       Пит не предлагал ей выбор. Пит предлагал его иллюзию, давным-давно продумав все до мелочей, и искусно тянул за нужные ему ниточки. Брук было тошно от того, что ей отводилась роль всего лишь безвольной марионетки. Как ни дергайся — весь спектакль все равно разыгрывает кукловод.       Эта мысль заставила одним порывистым движением подняться на ноги и утереть слезы со щек, совершенно не заботясь о том, что на нежно-розовой блузке при этом остались черные следы от потекшей туши.       Брук открыла шкаф и, приподнявшись на носочках, вытащила с верхней полки маленький чемодан, предназначенный специально для непродолжительных путешествий. На аккуратно заправленную кровать по очереди полетели джинсы, первое попавшееся под руку платье, несколько футболок и кофт, любимый пиджак, свежая пижама, нижнее белье, парочка полотенец и теплых свитеров, а также недавно купленные ботильоны и максимально удобные для передвижения кроссовки.       Дыхание немного сбилось, а от столь поспешных сборов и царившего внутри хаоса закружилась голова. Брук не задумываясь опустилась прямо на раскиданную одежду и, завалившись на бок, притянула колени к груди. Какое-то время она просто лежала и смотрела в одну точку, слушая звенящую тишину, периодически прерываемую звуками уличного шума и тихими покашливаниями Пита за стенкой. Он наверняка знал, чем Брук займется в спальне, а потому даже не подумал отправиться следом за ней. Подавив очередной всхлип, Брук прикрыла глаза, чувствуя, как веки наливаются свинцом. Ранний подъем и успевшая накопиться моральная усталость дали о себе знать, и она сама не заметила, как задремала, сбегая от тяжелых переживаний в спасительное небытие.       Ее разбудил тихий голос Пита, вошедшего в спальню с прижатым к уху телефоном. Брук пошевелилась на кровати, открывая глаза и пытаясь привыкнуть к тусклому свету ночника, стоявшего на туалетном столике. Судя по тому, что за окном успело стемнеть, она проспала больше трех часов.       — Да, Бенни, все в силе. Адрес вышлю в Вотсаппе. Начищай перышки, приятель, скоро увидимся.       Сонно потирая лоб, Брук огляделась и поморщилась, обнаружив то, что действительно лежала среди своих, теперь уже изрядно помятых вещей.       Что же, теперь придется все это гладить, сама виновата.       — Эй, спящая красавица, вставай, — Пит как ни в чем ни бывало присел рядом с Брук и тепло улыбнулся, — нам стоит немного развеяться.       — Я не поеду, — слабо запротестовала Брук, принимая вертикальное положение и облокачиваясь на спинку кровати. — Мне нужно собираться.       — Ну же, хватит обижаться, завтра мы встанем пораньше, и я помогу тебе.       — Мне правда лучше остаться дома, — Брук облизнула пересохшие губы. — У меня совсем мало времени на подготовку к конкурсу.       — Брук, — Пит осторожно накрыл ее ладонь своей. — Я прошу тебя, поехали со мной. В конце концов, могу я подарить тебе праздник заранее, раз уж в свой День рождения ты от меня улетишь?       — Хорошо, — Брук сдалась и коротко улыбнулась одними уголками губ. — Только ненадолго. Завтра мне предстоит провести в самолете одиннадцать часов.       — Как скажешь, — Пит наклонился ближе и поцеловал Брук в лоб, ласково погладив по волосам. — Прости за то, что так вышло, — большим пальцем он провел по небольшому черному разводу под ее левым глазом. — Я люблю тебя, милая, и очень хочу, чтобы ты была счастлива.       — Давай забудем об этом? — Брук хотелось хотя бы остаток вечера не думать о ссоре, забравшей с собой почти все ее силы. — Через сколько нам нужно выходить?       — В половину девятого приедет такси, чтобы отвезти нас в «Le Batofar».       — Это тот клуб, который выглядит как корабль-маяк? — уточнила Брук, вспомнив, как однажды они отмечали там помолвку одного из коллег Пита.       — Именно. И, кстати, со мной связалась Вив. Сказала, что ты не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения, — Брук уже хотела объясниться, но Пит не дал ей этого сделать, успокаивающим тоном добавив: — Я сказал ей, что ты уснула. А еще пригласил присоединиться к нам. Чтобы Бенни не скучал, глядя на нашу с тобой идиллию, — он поиграл бровями и, вскочив с места, направился к шкафу.       — Разве у него нет девушки? — лениво поинтересовалась Брук, свесив ноги с кровати и подавив рвавшийся наружу зевок.       — Была, — отозвался Пит, перебирая аккуратно повешенную на плечики одежду и выбирая, что надеть. — Расстались прошлым летом, хотя их отношения начались еще в колледже.       Брук от удивления едва не поперхнулась воздухом. Несмотря на то, что точного возраста Бена она не знала, было нетрудно предположить, что он прожил бок о бок с одной единственной девушкой достаточно много времени. Пока Пит, перескочив с темы, продолжал что-то рассказывать о временах их с Беном юности, Брук вспоминала блондинку, фотографии которой все еще хранились в Инстаграме последнего. Интересно, что у них случилось? Что смогло перевесить такую любовь и разрушить столь продолжительные отношения?       И была ли в этом случае любовь? Как вообще тогда понять, что это действительно она?       — Брук, ты меня слышишь? — Пит пощелкал пальцами, привлекая к себе ее внимание, и Брук перевела на него рассеянный взгляд, выныривая из омута собственных размышлений.       — Да, — ответила она машинально, и Пит лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что его девушка последнюю пару минут витала где-то в своих мыслях.       — Как тебе? — оказывается, он уже успел сделать свой выбор, который пал на белый пиджак в тонкую черную полоску, рубашку из серого денима и такого же цвета брюки.       — Как всегда отлично, — Брук улыбнулась и встала на ноги, едва не вскрикнув после того, как увидела в зеркале свое отражение. — Мне срочно нужно в ванную.       Пит лишь засмеялся и шутливо потребовал не задерживаться с наведением марафета.