The taste of you

te compran porque te vendes/ с тобой считаются, потому что угождаешь te vendes porque te sobras/ подстраиваешься, тебе хватает сил te pierdes porque hay camino/ забываешь, кто ты на самом деле, плывя по течению te digo: hay otras cosas/ я говорю тебе, можно жить по-другому miki núñez — la venda

      Сидеть у самого края барной стойки в гордом одиночестве было невыгодно для Брук сразу по двум причинам. Во-первых, все кругом охотно общались друг с другом, в то время как ее отрешенность сильно выбивалась из общей картины и могла привлечь к себе нежелательное для девушки внимание. А во-вторых, коротать вечер в компании стакана воды с лимоном было, как минимум, бессмысленно. Еще собираясь в гостиничном номере на открытие чемпионата, Брук твердо решила остаться и на вечеринке, запланированной сразу после церемонии, чтобы разведать обстановку, получше узнать своих соперников и, возможно, даже завести полезные знакомства. Упускать такую возможность — как выражался Пит, «засветиться перед нужными людьми» — было бы глупо с ее стороны, ведь Брук выпадал едва ли не единственный шанс пообщаться с главными личностями мировой барной индустрии в неформальной обстановке. Конечно, сомнений было достаточно — в отличие от своего бойфренда, обладавшего сумасшедшей харизмой и великолепной деловой хваткой, Брук не доводилось раньше пользоваться этими качествами, а потому она даже не была уверена в том, есть ли они у нее. Азы профессии бар-менеджера Брук освоила только в Париже, можно сказать, «на ходу», до этого работая в ничем непримечательных заведениях Лондона. Убеждать Дилана в том, что он должен был взять на столь серьезную должность именно ее, девушке не пришлось вовсе, да и «The Cricketer», стоило быть справедливой, не входил в топ самых популярных заведений французской столицы. Но все это меркло на фоне одной лишь надежды — в глубине души Брук до сих пор свято верила в то, что Пит услышит ее, и если не смирится с ее выбором окончательно, то хотя бы не станет препятствовать. Пока же она предпочитала не думать о том, что критический настрой ее бойфренда в отношении будущего Брук в барной сфере по факту обесценивал все те старания, которые она намеревалась предпринять. Ей нужен был один шанс, единственный крючок, за который она могла бы как следует зацепиться, и тем самым доказать Питу, что ее желания далеко не глупые, а мечты — уже давно не детские. Даже понимая, что ее упрямство грозилось вылиться в очередную громкую ссору, Брук готова была рискнуть, потому что ей не хотелось идти «простым путем», как еще вчера выразился Бен.       Только вот теперь, уже в самом баре, былая готовность Брук к раскрепощению и выходу из зоны комфорта куда-то улетучилась, вновь сменившись пресловутым чувством отчужденности. Время шло, а девушка все сидела на высоком табурете, буравя взглядом молодого бармена, который ловко смешивал для гостей разнообразные коктейли и в перерывах успевал натирать чистые бокалы. Несколько раз парень, от которого не укрылась ее отстраненность, попытался завести с Брук ненавязчивый диалог, но каждая его попытка терпела сокрушительное фиаско, сталкиваясь с непробиваемой стеной холодности. Ограничившись вежливой просьбой налить ей воды с лимоном — и на этом оставить ее в покое, что явно читалось между строк — девушка моментально ушла в себя. Ей почему-то не хотелось ни с кем говорить, равно как и кого-либо слушать. И хотя сейчас, казалось бы, Брук была на своем месте — среди людей, любивших барменство так же сильно, как и она сама — мысли ее были отнюдь не здесь. Честно говоря, они практически весь день не покидали небольшую квартирку на бульваре Пико. Брук не все помнила отчетливо из событий прошедшей ночи — надеяться на то, что превышение допустимой для нее нормы алкоголя (да еще и вкупе с усталостью, порожденной длинным перелетом и большим количеством часов без нормального сна) пройдет для нее бесследно, было наивно. Но то, что яркими вспышками все же врезалось в ее память, напрочь лишало Брук спокойствия и отвлекало от того, ради чего она приехала в Лос-Анджелес.       Их с Беном откровенный диалог на балконе настолько прочно засел в ее голове, что не думать о нем, а заодно и о самом мужчине, девушка просто не могла. Брук не знала наверняка, что же подкупало ее больше всего — то, что Бен просто был одним из тех, кто принимал ее сторону; то, что его карьера являлась яркой иллюстрацией и подтверждением его рассуждений; или же то, что он… верил в нее. Пусть он не сказал этого прямо, не попытался убедить ее в том, что все получится, но в его интонации, в том, как звучал его низкий, хриплый голос, было это обещание. Обещание того, что все обязательно будет хорошо. И Брук хотелось верить этому в ответ. Тогда ей показалось, что Бен, несмотря на свою профессию, не умеет прятаться за ничего не значащими масками в реальной жизни. Все, что он говорил — будь это лирические рассуждения о вечной музыке, горькие признания о неудавшемся романе или короткие упоминания о собственной собаке — шло от сердца, и хотя бы поэтому заставляло Брук довериться ему. Девушка не сомневалась, что Бен успел понять о ней то, что она не могла позволить себе показать даже самым близким людям, но это, вопреки ожиданиям, ее не пугало. Вряд ли он станет всерьез забивать себе голову ее проблемами, особенно, учитывая то, что эти выходные скоро закончатся, и им придется наконец расстаться. Да и при должном желании Брук могла прекратить их общение уже сейчас, а последняя брошенная ею фраза в их странном разговоре стала бы прекрасной финальной точкой, которая непременно понравилась бы сценаристам какого-нибудь мелодраматического сериала.       Настораживало другое — их внезапный танец, воспоминания о котором все еще гоняли по телу толпы мурашек. Брук словно до сих пор чувствовала руки Бена на своем теле, и это ощущение будоражило кровь не меньше, чем волнение перед предстоящим чемпионатом. Оно было неправильным, неприемлемым и чужим, хотя самого Бена Брук чужим уже не считала. Произошедшее выбивалось и из рамок дружеского общения, но ведь друзьями за такой короткий срок люди также не становятся. Разве что знакомыми или, максимум, приятелями. Слишком уж много противоречий таили в себе ее пока еще свежие и такие смешанные чувства. Могли ли эти искры проскочить между теми, кто был друг другу по сути никем? Лишь приятной компанией на вечер и не более. За короткие три минуты, что они двигались в такт веселой музыке, Брук пыталась бороться с вдруг нахлынувшими на нее эмоциями, порожденными близостью, несомненно, красивого и прекрасно сложенного мужского тела. Получалось из рук вон плохо, к тому же, алкоголь совершенно не способствовал выполнению этой задачи, но до самого последнего аккорда Брук не переставала сопротивляться опасному наваждению. И это забрало у нее слишком много сил. Бен стал для нее чем-то запретным — таким близким и одновременно таким далеким — хотя Брук не исключала и возможности того, что она просто накручивала сама себя, выдавая за действительное всполохи собственной фантазии. Наверное, не стоило зацикливаться на том, что уже случилось, ведь у девушки все равно не было возможности изменить прошлое, но в голову настойчиво лезла фраза, брошенная когда-то ее двоюродной сестрой Мэгги, которая уже пять лет жила в Венгрии и преподавала хореографию в Будапештской академии современного танца: «В танце, если он действительно поглощает тебя без остатка, интима больше, чем в сексе». Брук, вообще-то, и раньше не было повода ей не верить, но рядом с Беном она до конца осознала истинный смысл этих слов. И как раз то, что проверить суждение кузины на подлинность ей удалось совсем не с тем человеком, заставляло нервничать и снова возвращаться в тот момент, когда теплое дыхание в область шеи и трепетное биение сердца под ладонью буквально выворачивали ее устоявшийся мир наизнанку.       Брук сделала еще один глоток прохладной воды, ощущая на кончике языка кислинку от лимонного сока, и, поставив локоть на стойку, подперла кулаком подбородок. Гораздо проще было бы спихнуть все на обыкновенную обиду, которую она так и не смогла пока подавить по отношению к Питу. Самая назойливая на свете эмоция, которая продолжала глодать Брук, была вполне способна сподвигнуть ее на то, чтобы назло своему бойфренду увлечься другим мужчиной, пусть и таким весьма невинным способом как один единственный танец. Но девушка не любила врать самой себе — вопреки всем ее стараниям отгородиться от Бена, ее все равно тянуло к нему, и в какое-то короткое мгновение Брук поймала себя на мысли, что ей хотелось не просто продлить этот танец. Ей хотелось раствориться в нем без остатка, чувствуя поддержку в сильных руках, которые никогда бы не позволили ей упасть. Мотнув головой, Брук крепко зажмурилась, отгоняя от себя тревожные мысли, в тягучий омут которых она опять незаметно для себя умудрилась попасть. Допускать подобные раздумья в дальнейшем означало признать то, что для нее в отношениях с Питом что-то изменилось. Но даже если это и было так, укоренять в себе это ощущение Брук не собиралась. Неужели можно было всерьез подумать о том, что она могла забыть о своей второй половинке в объятиях первого попавшегося красавчика? То, что где-то в глубине ее души жили потаенные сомнения о настоящей любви к Питу, не означало, что она имела право так с ним поступать. Несмотря на их различия и существенные разногласия, Брук была счастлива с Питом, и хорошего между ними было гораздо больше, чем плохого.       Ей вспомнилась их первая встреча. Брук третий год обучалась ресторанному менеджменту по программе швейцарского института «Глион», на тот момент входившего в тройку лучших мировых учебных заведений в сфере гостиничного и туристического бизнеса. Лондонский кампус, который она посещала, находился через дорогу от Центрального колледжа искусств и дизайна имени Святого Мартина, где Пит тогда уже получал степень магистранта. Миновав все лестничные пролеты следом за Брук, которая вместе со своими однокурсницами — Зои и Нэнси — увлеченно обсуждала предстоящую вечеринку в честь Майского дня, он нагнал ее в коридоре первого этажа. Как Пит попал к ней в институт, обведя вокруг пальца суровую охрану, без весомой причины не пускавшую внутрь даже родственников, до сих пор было для Брук загадкой. Пит наотрез отказался раскрывать ей все карты, чем умело подогрел к себе интерес, и сказал только, что наблюдать за ней издалека больше не имеет смысла. А после добавил, что ему нравится ее ярко-красный кардиган, который в теплую погоду она любила носить поверх цветастого ситцевого платья. На ее довольно логичный вопрос «почему просто не подойти на улице?» Оллфорд пожал плечами, засунул одну руку в карман черных джинсов, другой поудобнее перехватив увесистую папку с торчащими наружу изрисованными листами, и ответил, что он не из тех парней, кто мыслит примитивно. И за все время, что они с Питом были вместе, Брук не раз в этом убедилась.       На ту вечеринку они пошли вместе, и до самого выпускного не было ни одного дня, когда бы Оллфорд не провожал ее до дома. Они начали встречаться в конце июня, когда летние экзамены Брук были сданы, а Питу поступило первое поистине значимое предложение о стажировке в итальянском модном доме «Max Mara». Они лежали прямиком на свежем газоне, покрывавшем лужайку перед домом бабушки Брук, где девушка поселилась после смерти матери, когда Пит впервые попросил ее уехать с ним. Бросить старую жизнь, оставить позади всю боль, которую вызвала в Брук потеря самого близкого ей человека, и просто начать все сначала. Вместе. И она поддалась его чертовскому обаянию. Поверила во все обещания защищать ее и оберегать от любых бед. Опьянела от сладких поцелуев в тени старого дуба, широко раскинувшего свои могучие ветви над их головами. Брук так отчаянно нуждалась в заботе и ласке, что была готова на любые жертвы, только бы не потерять эту спасительную иллюзию счастья, казавшуюся более невозможной без мамы. На фоне того, что Пит был рядом с ней, меркли многие вещи, в том числе и незаконченный институт. Все было неважно. Главным был только он и те чувства, которые она испытывала, глядя на то, как солнечные лучи путаются в золотых прядях, а на щеках, сопровождая ослепительную улыбку, появляются милые ямочки.       Когда-то под тихий шепот в полуоткрытые губы Бруклин Холидэй действительно вложила свою судьбу в руки Пита Оллфорда.       — Я буду любить тебя до самой смерти.       Она неосознанно тихим шепотом повторила эту фразу, невидящим взглядом уставившись в заставленные крепким алкоголем полки. И совершенно не заметила, как пустовавший рядом с ней табурет оказался занят.       — Может, хочешь выпить что-нибудь поинтереснее?       Брук вздрогнула от неожиданности и повернула голову, столкнувшись глазами с темноволосым незнакомцем. Стакан с водой при этом едва не выскользнул из ее влажных пальцев. Несколько секунд она продолжала молча смотреть на парня, словно пытаясь удостовериться в том, что он заговорил именно с ней, однако его такая реакция ничуть не смутила. Слегка подернув головой, он усмехнулся, пригубил свою чашку, судя по запаху, с кофе, и снова заговорил:       — Дай угадаю, тебе больше нравится создавать коктейли, чем пить их, я прав?       — Отчасти, — коротко отозвалась Брук, продолжив с недоверием изучать его лукавое выражение лица, а затем, выдержав небольшую паузу, все-таки добавила: — Предпочитаю чистый алкоголь.       — Надо же, как и я, — не тушуясь, незнакомец развернул к ней корпус, явно довольный тем, что ему удалось вызвать у не слишком-то сговорчивой собеседницы интерес к своей персоне, и протянул Брук руку. — Эштон Дэвис, на чемпионате представляю Англию.       И тут она вспомнила, что уже слышала это имя во время церемонии. Когда Эштон выходил на сцену под гром аплодисментов, Брук отвлеклась на сообщение от Вивьен и не успела разглядеть его лицо. И вот теперь он сидел перед ней, сверкая белозубой улыбкой, и ждал, когда она наконец пожмет его ладонь.       — Бруклин Холидэй.       — Не могу не отметить, что имя, да и этот слишком знакомый акцент, не очень-то типичны для Франции, — Эштон одернул края своей черной кожаной куртки и подпер кулаком подбородок, не отрывая взгляда от девушки напротив.       — Я родилась в Лондоне, — Брук заправила за ухо мешавшие пряди волос и поджала губы, — а в Париже живу и работаю почти год.       — Так мы с тобой земляки, — Эштон хмыкнул и сделал еще один глоток кофе. — Не думаешь, что нам стоит держаться вместе?       Брук вновь внимательно всмотрелась в его лицо, к невероятному для себя облегчению не найдя на нем ни намека на попытку подкатить к ней весьма избитым способом. Но и соглашаться сразу она не спешила — следовало получше узнать, что из себя представлял этот симпатичный и, на первый взгляд, добродушный парень. Прекрасно уловив ее колебания, Эштон опять улыбнулся и цокнул языком.       — Да ладно тебе, Бруклин Холидэй, мне просто не помешает приятная компания, потому что на самом деле люди здесь какие-то скучные и посредственные.       — А с чего ты взял, что я не скучная и не посредственная? — Брук вопросительно изогнула бровь, несколько удивившись его словам. — Кажется, из всех присутствующих я произвожу впечатление той, кто точно попадает под это определение.       — Впечатление зачастую бывает обманчиво, — парировал Эштон и вдруг хитро прищурился. — Ты ведь не из тех, кто делает что-то просто так, — Брук ничего не стала отвечать, предпочтя дождаться, когда он продолжит свою мысль. — Давай заключим сделку: ты не даешь этому вечеру окончательно испортиться, и взамен я рассказываю тебе все, что мне известно об участниках чемпионата.       Предложение было весьма заманчивое, а главное, выгодное. Если учесть то, что Эштон мог компенсировать ей все то время, что она потеряла, пребывая в собственных раздумьях, вместо того, чтобы, как и планировалось, аккуратно собирать необходимые сведения, отказываться не было никакого резона. Но что-то все же не давало Брук покоя. Несколько моментов оставались непонятными. Почему для сближения Дэвис выбрал именно ее — никому не известную девушку, которая, к тому же, еще и не спешила заводить знакомства? Зачем ему сливать информацию, которая могла стать его личным козырем в рукаве, своей прямой конкурентке? Несомненно, у его поступков были личные цели, которые Брук пока даже отдаленно не понимала, но ее подозрительность в глазах Эштона выглядела уже не столько неуместно, сколько смешно и нелепо, а потому злоупотреблять ею также не стоило. В конце концов, ей не помешало бы общение, да и, дав Эштону отпор, об истинных мотивах парня Брук так никогда бы и не узнала. Однако из чистого любопытства девушка все же поинтересовалась:       — Не боишься выкладывать мне столь ценные сведения?       — Ты ведь мне не враг, — Эштон быстро нашел, что ей ответить, и пожал плечами. — С достойными соперниками предпочитаю исключительно равную борьбу.       — Ты ничего обо мне не знаешь, — Брук нахмурилась. Почему он говорил так, будто они встречались уже не первый раз и прекрасно понимали, кто из них на что способен?       — Вот и узнаю, — Дэвис деловито хлопнул ладонью по полированной столешнице. — Но ты узнаешь гораздо больше. Держу пари, ты и сама думала о том, чтобы попытаться собрать весь пазл воедино.       Не удержавшись, Брук усмехнулась. Еще немного, и она поверит в то, что этот парень — настоящий экстрасенс, способный читать чужие мысли как открытую книгу. Хотя, наверное, он был просто неплохим психологом, а ее выражение лица загнанного в угол зверя все говорило само за себя.       — Ну, что? Согласна? — Эштон выжидающе на нее уставился.       Решив-таки рискнуть (ведь риск — дело благородное, правда?), Брук уверенно вздернула подбородок.       — Идет.       — Может, тогда я все же угощу тебя порцией чистейшего алкоголя? — Эштон подмигнул и завертел головой, выискивая молодого бармена, занятого приготовлением очередных коктейлей.       — Не сегодня, — Брук заметила, как в темных глазах парня промелькнула досада, однако спорить он не стал, еще раз пожав плечами. — Но от чашки кофе не откажусь.       Эштон охотно кивнул и щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание.       Около получаса они просто проболтали на характерные для первой встречи темы. Дэвис оказался одним из тех парней, которые любят поговорить о себе, хотя Брук не могла не признать того, что подобный расклад ее вполне устраивал: участие девушки в разговоре автоматически сводилось к минимуму, что давало возможность внимательно слушать и подмечать существенные детали, главной из которых оказалось место работы Эштона. «Restaurant Gordon Ramsey», находившийся в самом центре Лондона и названный в честь своего владельца, известного во всем мире шеф-повара, являлся, пожалуй, самым знаменитым, модным и дорогим заведением, удостоенным аж трех звезд гида «Мишлен». Последняя была получена восемнадцать лет назад, и каждый год ресторан исправно подтверждал свой статус флагмана высокой французской кухни. Эштон признался, что попал в команду сравнительно недавно, с возвращением на место главного сомелье Джеймса Ллойда, который был хорошим другом его отца.       — Этот человек во многом был для меня примером. Тем, на кого я всегда хотел равняться в своей профессии, — Дэвис улыбнулся и отвел взгляд в сторону. — Знаю, ты можешь подумать, что мою судьбу решили связи, ведь с покровительством Ллойда для тебя открыты многие, если вообще не любые, двери в ресторанной индустрии.       — Если бы не мой хороший друг, меня бы тут не было, — хмыкнула Брук, обхватив ладонями чашку с подостывшим капучино. — Так что не мне тебя судить.       — Но ведь это не лишает нас обоих таланта, — Эштон заметно расслабился, когда понял, что осуждения с ее стороны не поступит. — До желанного повышения я работал простым барменом почти два года, и ровно половина этого срока ушла на одну лишь адаптацию. Джеймс многому научил меня, в том числе работе с дорогим вином и другим элитным алкоголем, но иметь дело с готовыми напитками и пытаться создать что-то свое — совсем не одно и то же.       — Это точно, — Брук согласно кивнула. — Ты впервые участвуешь в чемпионате?       — В прошлом году пытался попасть через отборочные, но ничего не вышло. Тогда вперед выбился какой-то выскочка из «The Five Fields», я даже не запомнил его имени, — Эштон поморщился, повертев в пальцах граненый стакан, в котором плескалась двойная порция джина с лаймом. — Все равно он круто облажался.       — А ты злорадный, — безобидно поддела его Брук.       — Неправда, — спокойно возразил Дэвис и потряс в воздухе указательным пальцем. — Просто я твердо убежден, что в этой жизни каждый должен быть на своем месте.       — И ты на своем? — вопрос прозвучал весьма провокационно, но и в этот раз Эштон отреагировал беззаботно.       — Победить в чемпионате — хороший способ узнать наверняка, не так ли? — он подмигнул и запустил ладонь в густую темную шевелюру.       — Мне бы твою уверенность, — буркнула Брук себе под нос, сомневаясь в том, что парень ее услышал сквозь наполнявший помещение гул, и допила остатки кофе.       — Так, говоришь, тебя сюда пропихнули? — формулировка вопроса здорово резанула по ушам, что заставило Брук смущенно поджать губы. — Что, подкупила жюри и выиграла отборочные?       — Бери выше — я вообще в них не участвовала, — отшутилась она, на что Эштон лишь изумленно приподнял брови и усмехнулся. — Так что не стоит меня недооценивать, — сыпать дальнейшими откровениями на эту тему Брук не спешила, ведь тем самым она могла прямо ткнуть в свое уязвимое место — отсутствие времени на подготовку. Впрочем, парень особо и не настаивал.       — Будь оно так, я бы сейчас не сидел рядом, уж поверь, — теперь настала очередь Дэвиса внимательно вглядываться в лицо Брук. Он будто силился понять, из какого теста она была сделана. В меру скрытная, смелая, но отнюдь не самоуверенная девчонка, которая точно не полезет за словом в карман и не станет растрачивать свое внимание попусту.       — Что, разве среди остальных участников не нашлось кого-то более стоящего? — вытерпев его пытливый взор, спросила Брук не без намека на то, что Эштон обещал ей пролить свет на их будущих соперников.       — В целом, большинство из них нам точно по зубам, но парочка весьма интересных экземпляров все же присутствует, — парень развернулся спиной к бару, облокотился на стойку и ближе наклонился к Брук, обдав ароматом своего одеколона и хвойным запахом джина. — Видишь вон того патлатого парня с щетиной и интеллигента в рубашке цвета магнолии?       Брук посмотрела туда, куда кивком головы указал Эштон, и ограничилась коротким «угу». Двое мужчин стояли в компании еще троих в классических синих костюмах и с бейджами на шеях, судя по всему, организаторов чемпионата. Изрядно покрасневшие от духоты и выпитого алкоголя, они что-то громко обсуждали и смеялись, по-компанейски хлопая друг друга по спине.       — Они из России, — Эштон ухмыльнулся, делая еще один глоток джина. — Фамилии хрен выговоришь, но оба настоящие профессионалы в своей области и набрали в отборочных равное количество баллов. Ассоциация пошла им навстречу и разрешила приехать сразу двум участникам, но только при условии, что они выступят в разных направлениях. Патлатому почти нет равных во флейринге, что делает его очевидным претендентом на место в супер-финале, а интеллигент хорош во всем, что касается классики. Два года назад он едва не выиграл соревнования, легко разделавшись со всеми соперниками в номинации «аперитив», но жюри присудило победу австрийцу. В этот раз решил взяться за дижестив.       — Ясно, — Брук напряглась и, почувствовав, что ладони снова потеют от волнения, спрятала их между коленей. — Значит, эти ребята уже бывалые.       — Точно, — подтвердил Эштон. — Кстати, в твоей номинации тоже есть сюрприз, — и он незаметно указал на небольшую пухленькую девушку в джинсовом комбинезоне, чьи пепельные волосы, небрежно собранные в хвост, периодически поблескивали в свете стробоскопов. — Карина Тамм, эстонка. Уже несколько лет колесит по миру с мастер-классами по миксологии. К тому же, она прекрасный сомелье, за считанные минуты способна разложить на составляющие любое вино, что прекрасно помогает ей в поиске идеальных вкусовых сочетаний. Если кто и знает толк в фантазийных коктейлях, так это она. Победила в чемпионате прошлого года и попала на этот напрямую, миновав отборочные.       — Одного раза ей недостаточно? — ироничный вопрос Брук был скорее риторическим, и все же Эштон ответил ей, не скрывая ухмылки.       — Эта особа своего не упустит. К тому же, она любит быть в центре внимания и за счет участия в громких турнирах выстраивает собственный имидж. Как по мне, хоть и талантливая, но обыкновенная вертихвостка, которая слишком много о себе возомнила. Не удивлюсь, если спит с кем-то из организаторов, — на этих словах Брук фыркнула. — Наверняка всех своих соперников по направлению даже не рассматривает в качестве достойных конкурентов, а это, как правило, никого до добра не доводит.       — Рада, что ты стараешься быть оптимистом, — Брук нервно хихикнула. Все, что рассказывал Эштон, пока только уменьшало ее собственные шансы на успех, и от этого хотелось прямо сейчас лезть на стену.       — Не торопись сдаваться, Бруклин Холидэй, — Дэвис аккуратно пихнул ее плечом, а затем принялся выискивать кого-то в толпе. Этим «кем-то» оказался миловидный шатен с коротко стрижеными висками, что-то увлеченно высматривавший в экране своего телефона. Рядом с ним вилась длинноногая брюнетка в элегантном брючном костюме, не упускавшая возможности лишний раз обнять мужчину, будто бы пытаясь показать всем, что он — ее. — Дамиано Пецци, — представил незнакомца Эштон, — четыре раза признавался лучшим бар-тендером Дании, благодаря своим авторским лонг-дринкам. Я знаком с ним лично, — поймав удивленный взгляд Брук, парень довольно улыбнулся. — У него итальянские корни, и большую часть своей жизни он прожил во Флоренции. Пересеклись на одной из дегустаций Ллойда, когда тот работал в Италии. Отличный малый, можно сказать, помешан на гармонии, и его сильная сторона — это хорошо и тщательно сбалансированные пропорции.       — Пожалуй, он нравится мне больше всех, — Дамиано, видимо, ощутив на себе чужой взгляд, поднял голову и осмотрелся по сторонам, что вынудило Брук опустить глаза на свои колени, обтянутые светлой джинсовой тканью, чтобы остаться незамеченной.       — Только не вздумай показывать этого, — хохотнул Эштон. — Эрика, его невеста, всюду за ним таскается и кидается на любую, кто посмеет подойти к нему хотя бы на десять метров. Так что, если хочешь дожить до первого конкурсного дня…       — Я поняла, не приближаться, — прервала его Брук. — Чем еще удивишь?       — Хватит с тебя потрясений, а то вон, скоро в обморок грохнешься, — Эштон допил джин и жестом показал бармену обновить стакан. — Но напоследок посмотри-ка туда, — он едва заметно выставил указательный палец влево, где вдоль стены тянулся ряд небольших круглых столиков, за одним из которых сидела пара — мужчина лет тридцати и довольно молодая девушка, совсем еще юная, словно только что окончившая старшую школу. — Паулина и Растислав Кубан, брат и сестра. У их родителей есть собственные коктейльные бары в Словакии, и дети успешно вписались в семейный бизнес, поварившись в нем чуть ли не с малых лет каждый. Потом Растислав получил словенское гражданство и уехал открывать заведения в Любляне, а Паулина пока живет в Братиславе и, несмотря на то, что ей всего девятнадцать, заправляет всеми барменами, работающими в сети, а также отвечает за обновление карты напитков. Должен признать, бары «SPIN me around» прогремели на всю Восточную Европу и пользуются бешеной популярностью у туристов. Слышала о коктейле «Черный галстук»? — дождавшись кивка Брук, Дэвис продолжил. — Так вот Растислав — его автор, и ничего более насыщенного и вместе с тем довольно легкого я в жизни не пробовал. Они почти ни с кем не общаются, совсем как мы с тобой, — Эштон нашел эту аналогию забавной и азартно поиграл бровями. — Так что не только у нас образовался конгломерат.       — Ты ведь здесь впервые, откуда ты все знаешь про этих людей? — вдруг спросила Брук, пристально посмотрев ему в глаза. Подобная осведомленность одновременно восхищала и пугала девушку, ведь мало ли что Эштон мог знать про нее. А вдруг прямо сейчас он использовал ее в каких-то своих целях? Брук снова ощутила, как внутри зарождается чувство тревожности.       — Свои источники, — отрезал парень, принявшись за новую порцию джина, — позволю себе сохранить их в тайне, — по его тону было очевидно, что дальше эту тему он развить не даст, поэтому Брук решила сменить вектор их разговора:       — Тогда расскажи про себя.       — Про себя?       — Ты ведь в союзники ко мне набиваешься, — девушка сложила руки на груди. — Я хочу знать, в чем твоя фишка.       — А твоя? — Дэвис хитро прищурился, чем все же заставил Брук невольно поежиться.       — Я первая задала вопрос.       Несколько секунд Эштон молчал, продолжая смотреть на нее с нескрываемой усмешкой, но отчего-то не создавалось впечатления, что тем самым он пытался оттянуть время и обдумать варианты ответа. Он откровенно забавлялся, наблюдая за смятением на лице Брук, будто беззвучно интересуясь, действительно ли она хотела услышать правду. Девушка упрямо не прерывала их зрительный контакт, несмотря на то, что сердце начало биться быстрее, предчувствуя нехорошее. Наконец Эштон наклонился вперед, приблизившись к девушке и, закусив нижнюю губу, тихо проговорил:       — Я вижу чужие слабости, Бруклин Холидэй, — от его вкрадчивого голоса по ее телу пробежали мурашки, и она с трудом удержалась от того, чтобы не отстраниться от Дэвиса. — И умело этим пользуюсь.       — И какие же слабости у меня? — тяжело сглотнув, спросила Брук, ощутив, как сбивается прежде ровное дыхание.       — Ты привыкла к тому, что с тобой считаются только тогда, когда ты угождаешь всем вокруг, — после небольшой паузы ответил Эштон. — Привыкла подстраиваться, чтобы только оставаться на плаву. Тебе приходится поступаться своим мнением и сдаваться под напором обстоятельств. Ты давно не хозяйка собственной жизни и не представляешь, что значит идти до конца, потому что никогда до этого тебе не приходилось решать что-то самостоятельно. Даже когда тебе казалось, что твоя судьба — в твоих руках, всегда все зависело от других людей…       — Хватит, — сорвавшись на шепот, выпалила девушка.       — Ты не победитель, Брук, — подытожил Дэвис, чем окончательно выбил ее из колеи.       Резко вскочив на ноги, Брук порывистым движением схватила сумку и, не сказав больше ни слова, бросилась к выходу из бара. Колени здорово дрожали, из-за чего она несколько раз чуть не упала, пытаясь протиснуться мимо веселившихся людей, которые бросали ей вслед недовольные взгляды, словно она была какая-то прокаженная, посмевшая испортить общий праздник. Но Брук уже не обращала ни на что внимания, чувствуя, как к горлу подкатывает липкий ком, который с каждой секундой, проведенной в душном баре, становился только больше. Глубоко вдыхая открытым ртом спертый воздух, она все же добралась до двери и напоследок обернулась, наткнувшись на безучастный взор Эштона, которым он все это время провожал ее удалявшуюся спину. Дэвис залпом опрокинул в себя джин и поднялся с табурета, направившись куда-то вглубь толпы, и Брук в мгновение ока потеряла его из виду. Оказавшись на улице, она подперла спиной прохладную стену, закрыла глаза и запустила пальцы в распущенные волосы, сжав голову у висков. Ее бросило в жар и резко затошнило, а тело внезапно ослабло до такой степени, что сохранять вертикальное положение больше не представлялось возможным. Опустившись на корточки, Брук до побеления сжала пересохшие губы и во время нового приступа озноба до крови прикусила нижнюю. Мимо нее проходили люди, кидая настороженные взгляды на сжавшуюся девушку, но помогать не спешили, видимо, считая, что она обыкновенная пьяница, перебравшая на очередной тусовке. Пару раз рядом с ней слышался лязг велосипедов, сопровождаемый детским смехом, лай собак и шуршание автомобильных колес по асфальту. Но Брук боялась посмотреть вперед себя. Все происходившее вокруг казалось нереальным, а она — чужой в этом мире, не вписывавшейся в его цельную картину. Никому не было дела до нее в этом городе, никто здесь не заботился о ней и о ее чувствах, позволяя себе открыто насмехаться над девушкой и давить на самые болевые точки. Пит был прав, а она слишком переоценила себя, решив, что сможет со всем справиться. Но оказалось, что она была не способна справиться даже с самой собой. Чувство обреченности и потери контроля над ситуацией не отпускало Брук и ощутимо давило на затылок, вызывая головную боль.       Непослушными пальцами девушка черт знает с какой попытки открыла сумку и нащупала на дне телефон. Ей срочно нужна была поддержка. Ей нужен был кто-то значимый, кто-то близкий и родной, кто успокоил бы ее. Защитил. Уберег от страшного приступа паники, который охватил все ее естество и железными цепями сковал внутренности, не позволяя восстановить дыхание. Сквозь пелену слез Брук посмотрела на засветившийся экран, часы на котором показывали двадцать три минуты девятого, и сняла блокировку. И только тогда, когда она на автомате открыла диалог с Питом, заканчивавшийся обещанием Брук написать после вечеринки, она вспомнила, что в Париже сейчас не было и шести утра. От отчаяния захотелось заскулить и разразиться бурными рыданиями. Крепко сжав телефон в руке, Брук положила руки на колени и спрятала в них голову, мысленно умоляя всевозможные высшие силы о том, чтобы все это поскорее закончилось. Такой одинокой и беспомощной девушка не чувствовала себя еще никогда.       Видимо, сжалившись над Брук, судьба-злодейка решила прийти ей на помощь. Тревога чуть отступила, и тогда спасительное осознание просочилось на подкорки. Рядом с ней был человек, который мог помочь. Сейчас Брук даже не думала о том, что еще какое-то время назад собиралась избегать любых мыслей и тем более встреч с Беном. Она просто хотела увидеть его. Заглянуть в серо-зеленые глаза и почувствовать утешающие прикосновения, облегчающие душевную боль и дарящие ощущение сопричастности к ее переживаниям.       Не колеблясь более ни секунды, Брук открыла Инстаграм и зашла в директ.       Бен, как и обещал, появился через полчаса, когда багряно-оранжевый солнечный диск наполовину скрылся за горизонтом. К тому моменту Брук удалось немного успокоиться, правда ноги все еще плохо слушались, и все это время ей пришлось ждать под сводами местного банка, облокотившись на одну из колонн. Она не сразу заметила Бена, невольно залюбовавшись тем, как на подходе к Венис-Бич темные силуэты пальм разрезали безоблачное нежно-персиковое небо, а разгулявшийся океанский бриз неистово трепал установленные по обеим сторонам от дороги американские флаги. Живописный пейзаж одновременно захватывал и помогал прийти в себя. Автомобильное движение усилилось, людей стало больше, и уровень шума заметно увеличился — для туристов и молодых жителей Вениса вечер только начинался, тогда как Брук все больше хотелось уйти отсюда и не слышать чужие беспечные разговоры, сопровождавшиеся громким смехом. Бен тоже не сразу нашел девушку, взволнованно осматриваясь по сторонам и вглядываясь в лица оказывавшихся рядом с ним прохожих. Брук не спешила показываться из тени и, словно в трансе, следила за его фигурой, ловко двигавшейся в толпе. Последствия ее поступка, совершенного под действием неукротимого страха, обрушились на девушку как ведро ледяной воды: вот он, Бен, примчался сюда по первой же ее просьбе, а что она должна была ему сказать? Как объяснить, зачем позвала его? «Прости, мне тут мягко намекнули, что я последняя неудачница, и меня накрыл приступ панической атаки, поэтому я решила, что ты обязан приехать и утешить мое ущемленное самолюбие». Теперь, когда Брук могла более менее взглянуть на ситуацию со стороны, ей стало противно от самой себя. Ее эгоистичное поведение напоминало капризы взбалмошной девчонки, типичной героини из второсортных женских романчиков, и Бен уж точно не заслуживал того, чтобы быть втянутым в тонны дерьма, которые с ней происходили.       Захотелось развернуться и спрятаться за несчастной колонной, чтобы он не нашел ее и отправился обратно за тем, ради чего приехал сюда, в Лос-Анджелес — веселиться со своими друзьями. Пусть Брук останется в его глазах странной, точнее даже ненормальной, но у Бена не будет лишних забот. Вряд ли в его грандиозные планы на отпуск входило подтирание соплей за малознакомой девчонкой, неспособной самостоятельно справиться со своими проблемами. И Брук уже оттолкнулась от прохладного бетона, готовясь осуществить задуманное, как услышала собственное имя и машинально вскинула голову, сталкиваясь с серо-зелеными глазами. Мысленно проклиная себя за нерасторопность, а заодно и Бена за излишнюю внимательность, она застыла на месте, с замиранием сердца дожидаясь, когда он приблизится. Затормозив перед набравшими скорость скейтбордистами, Бен позволил им проехать, а затем резво заскочил на каменный выступ, встав напротив девушки.       — Привет, — он улыбнулся, но после почти сразу же изменился в лице, как только ему выпала возможность рассмотреть Брук поближе. — Черт возьми, какая же ты бледная! Что случилось?       — Я… — слова застряли в горле, а губы задрожали. Ей снова захотелось расплакаться, и только лишь невероятным усилием воли Брук смогла сдержаться. — Мне просто стало… нехорошо на вечеринке.       — На вечеринке? — Бен осторожно сжал ее плечо, сделав к девушке еще один шаг. — Тебе плохо из-за алкоголя?       Последние слова Эштона многократным эхом пронеслись в ее сознании. Брук только помотала головой в ответ на предположение Бена и отступила, спиной врезавшись в колонну и всем телом ощутив, как на нее снова накатывает истерика. Мужчина попытался ей что-то сказать, достучаться до нее, но девушка уже не слышала его — кровь прилила к вискам, отчего в ушах противно зашумело. Брук хотела было зажать их руками, но тут почувствовала, как ладони Бена обхватили ее лицо, лишая возможности смотреть куда-либо, кроме его глаз, в которых сквозь пелену слез она разглядела явное беспокойство и… что-то еще, что невозможно было понять сразу в ее взвинченном состоянии.       — Тише, все хорошо. Я рядом с тобой, видишь? Я здесь, — словно сквозь стену до нее доносился его чуткий, приглушенный голос, которым Бен без конца повторял одни и те же банальные слова. Их смысл доходил до нее постепенно, и, чем больше он говорил, тем проще ей становилось дышать. — Смотри на меня, сфокусируйся на моем лице.       Наконец Бен замолчал и, не разрывая зрительного контакта с Брук, аккуратно, практически невесомо погладил большим пальцем ее левую скулу. Сколько времени прошло до того, как девушка наконец перестала дрожать и прикрыла веки, они оба не знали. Ресницы Брук еще несколько минут продолжали нервно трепетать, а кожа — гореть огнем от нежных, заботливых прикосновений.       — Часто у тебя случаются панические атаки? — конечно, Бен понял, что с ней творилось. Вариантов было не особо много.       — Нет, — шепотом ответила Брук, продолжая стоять без движения. Казалось, если пошевелить хоть пальцем, то вернувшееся расслабление мгновенно исчезнет и все повторится заново.       — Расскажешь, что вызвало приступ? — мягко попросил Бен. Брук могло и послышаться, но в его голосе проскользнула неуверенность, будто он сомневался, имеет ли право давить на нее. И в подтверждение ее догадки Бен поспешно добавил: — Я не настаиваю, но, возможно, если ты выговоришься, станет легче.       — Мне… я… — в голове все перемешалось, слова никак не желали складываться в связные предложения, отчего Брук чувствовала себя еще более жалкой. — Господи, это все так глупо…       — Вовсе нет, — возразил Бен и, убрав одну ладонь, аккуратно приподнял ее лицо за подбородок, заставляя снова посмотреть на себя. — Не спеши, ладно?       — Мне одиноко, — наконец выдавила Брук, тяжело сглотнув. — И страшно. За то, что будет со мной дальше.       — У тебя все будет прекрасно, о чем ты говоришь? — он явно хотел подбодрить ее, и его убежденность в собственных словах была очевидна, только вот расшатанные нервы сыграли с Брук злую шутку.       — Ничего не будет прекрасно! — выкрикнула она, с остервенением скинув с себя руки Бена, чем действительно ошеломила его. Злость вспыхнула в ней так неожиданно, что девушка сама того не заметила, и сбавлять обороты теперь уже было слишком поздно. — Я никто, понимаешь?! Никто! Я гребаная приспособленка, которая последние годы только и делает, что прячется. Питается пустыми иллюзиями, вертится в насквозь фальшивом мире и грезит об идеальной жизни, которую ни черта не заслужила! Я слабая и не могу справиться даже с дурацким приступом паники, который и появился потому, что я позволила сбить себя с ног. Незнакомые люди видят меня насквозь, и я позволяю им давить на свои слабости. Я жалкая, Бен, и, в отличие от тебя, не могу сказать себе «эй, Брук, давай же, просто сделай это, несмотря ни на что», потому что во мне живет куча страхов, которые сильнее меня. Я постоянно отступаю и наверняка отступлю в этот раз, потому что никому, твою мать, не нужны мои жертвы! Никому!       Бен молча слушал ее, не делая попыток перебить, и по его выражению лица было сложно понять, о чем он думал. Люди оборачивались на них и пугливо шарахались в сторону, а Брук все продолжала и продолжала кричать, выплескивая из себя жгучую правду, которая изъедала ее изнутри, истязала ночными кошмарами с участием мамы и рвала на куски измученное сердце. И лишь когда она остановилась, часто и рвано дыша после своей гневной тирады, Бен решился заговорить:       — Знаешь, что я понял за все то время, что мы знакомы? — не дождавшись ответа Брук, которая тем не менее взглянула на него с любопытством, он продолжил: — Ты чудесна в своей искренности. Ты должна перестать стесняться себя — той, кто ты есть, и той, кем хочешь быть. Ты должна перестать идти наперекор себе. Тебе стоит продолжать верить в то, что ты делаешь, и, если понадобится, нарушать любые правила. К черту предрассудки, Брук! — на этих словах Бен неопределенно махнул рукой, чем заставил девушку невольно вздрогнуть. — Все они для дураков, но ты ведь не такая. У тебя живой и острый ум, ты способна проникать в самую суть вещей. И ты просто обязана уважать это и ценить. Сбрось с глаз повязку, не зацикливайся на своих слабостях. Только ты решаешь, кем тебе быть. Так тоже можно, слышишь? Я говорю тебе: можно жить по-другому. Ты веришь мне?       Брук покачала головой, но не потому, что не верила, а потому что поражалась ему. Поражалась тому, как Бен умудрялся вдребезги разбивать стену, которую она выстраивала вокруг себя, ограждая свой внутренний мир от внешнего вторжения. Ему достаточно было всего лишь нескольких фраз, чтобы расположить к себе настолько сильно, что ему хотелось доверять во всем. Бен умел видеть в людях хорошее, даже когда они вели себя как полные идиоты. И перед этими глазами, полными беспрекословной уверенности в своей правоте, невозможно было выстоять даже самой лютой ярости.       — Прости меня, — смотря поверх его плеча, прямо на перекресток, над которым разноцветными огнями зажигались державшиеся с помощью двух толстых проводов буквы, складывавшиеся в единое название «Venice», тихо проговорила Брук. Но он ее прекрасно расслышал.       — Все нормально, — Бен коротко поджал губы и предложил: — Не хочешь прогуляться по пляжу?       — Не сегодня, — Брук от волнения принялась наматывать на палец кудрявившийся кончик светлой пряди. — Настроение так себе, сам понимаешь.       — Тогда давай провожу до отеля, заодно подышишь воздухом перед сном, — Бен невозмутимо повел плечом. — Тебе бы не помешало хорошенько отдохнуть перед первым конкурсным днем.       — Спасибо, — в благодарность девушка все же выдавила из себя улыбку и отстранилась от колонны, выбравшись из тени арочных сводов. Как только Бен поравнялся с ней, Брук все же добавила, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец. — За все спасибо. Я могу быть такой отвратительной.       — Все мы не без греха, — он весело подмигнул, и Брук усмехнулась, поймав себя на мысли, что идти рядом с Беном Харди по оживленным улочкам вечернего Вениса было самым приятным моментом этого мерзкого дня, выкачавшего из нее почти все силы.       Дорога до отеля, судя по карте, занимала всего каких-то восемь минут, но Бен и Брук особо не спешили, мерно шагая по авеню Пасифик и наслаждаясь теплой погодой. Оба безмолвно согласились пойти более длинным путем, тогда как, отправившись к Бриз-авеню через красочный Спидвей, могли оказаться на месте гораздо раньше. Они и не заметили, как окончательно стемнело, а вдоль дороги зажглись уличные фонари, подсвечивая оседавший на асфальт белесый туман. Здесь было почти безлюдно — что было на руку и ей, и ему — не считая редких велосипедистов и пар преклонного возраста, предпочитавших тихие, спокойные прогулки. Эта часть Вениса была чем-то вроде спального района, хотя и находилась совсем рядом с центром. Бен и Брук проходили мимо жилых домов, небольших гостиниц и мини-маркетов с непримечательными вывесками, болтая на отстраненные темы и тактично избегая разговоров о вчерашнем вечере, недавней панической атаке и чемпионате. Брук не хотелось в очередной раз мусолить одно и то же, а Бен разумно рассудил, что хватит с них на сегодня неловких ситуаций, и решил отвлечь девушку рассказом о выставке «Tiffany&Co.». Брук, не сдерживая улыбки, выслушивала все его наигранные возмущения о том, каким же на редкость скучным было это мероприятие, и, если бы не компания Джо и еще одного друга Бена по имени Аллен, то он бы порос плесенью прямо рядом с каким-нибудь баснословно дорогим колье в стиле Леди Гаги. Брук, совсем как истинная леди, любила красивые украшения, а потому даже немножко завидовала тому, что не присутствовала на званом ужине. Однако Бен заверил ее в том, что она абсолютно ничего не потеряла, если только возможность насладиться чудеснейшим «Торронтес».       По правую руку раскинулся парк Вестминстер Офф-Лиш — специальная территория, где владельцы собак могли выгуливать своих питомцев без поводков. В это время суток там совсем никого не было, за исключением мужчины, наблюдавшего за тем, как свободно бегает по лужайке, петляя между могучими стволами дубов, красавец-долматинец. Завидев незнакомцев и залившись громким лаем, пес под предостерегающие оклики своего хозяина бросился к ним и, как только приблизился, сразу же встал на задние лапы, передними опершись на бедро Бена.       — Привет, приятель, — он потрепал собаку за ухом, от чего та довольно заскулила, и опустился на корточки, продолжив ласково гладить короткую шерстку. — Ты прибежал познакомиться, да? Хороший мальчик.       Далматинец для приличия гавкнул еще два раза, а затем высунул язык и блаженно прикрыл глаза. То, как Бен возился с чужим псом, умиляло настолько, что Брук не могла перестать улыбаться. Кажется, ничего более уютного она никогда до этого не видела. Пит не любил животных — разве что в виде натурального меха — отчего желание девушки завести какого-нибудь зверька до сих пор оставалось нереализованным. Ее последним питомцем был шотландский прямоухий кот Дориан, которого Брук назвала в честь любимого литературного героя, в двенадцать лет прочитав известный роман Оскара Уайльда. Теперь Дори был уже старенький и остался доживать свои последние годы в Лондоне, под опекой бабушки, так что в какой-то степени Брук понимала Бена, когда он говорил о своей привязанности к Фрэнки. Она тоже скучала по любимому питомцу. Но, к сожалению, заменить его кем-то было вряд ли возможно в ее ситуации, тогда как собачка Бена преданно ждала его дома. Наконец мужчина требовательно позвал пса обратно, упомянув его имя — Лаки — и пригрозив поводком. Далматинец напоследок лизнул ласкавшую его руку и смиренно побежал к своему хозяину.       — Надеюсь, он и правда приносит удачу, — улыбнулась Брук, когда Бен снова посмотрел на нее.       — Если хочешь, могу поделиться, — с этими словами он смачно прижал влажную от собачьей слюны ладонь к рукаву ее куртки, и девушка протестующе взвизгнула, с громким смешком отскочив в сторону.       Миновав парк, они пересекли пустую дорогу и оказались на противоположной стороне проспекта. Влево, в холодный полумрак, уходили узкие улочки, соединявшие Пасифик со Спидвеем. И, несмотря на то, что в окнах маленьких домиков горел теплый свет, атмосфера здесь стояла в точности как в знаменитых американских гетто. Если бы не густая зеленая растительность, спасавшая положение, Брук точно бы почувствовала, как стынет кровь в жилах от одного лишь треска тусклых фонарей. Появилось глупое желание схватиться за Бена, и от этого — еще более глупое желание ударить себя по рукам. Чего она боялась? Парочки жестяных мусорных баков, отбрасывавших длинные тени на избитый асфальт? Глупости какие. Тряхнув головой, девушка вновь сосредоточилась на Бене, пропустив какую-то часть из его рассказа о предпоследней поездке в Лос-Анджелес. Сейчас же он увлеченно повествовал об очередной истории, в которой был ожидаемо замешан Джо, а потому Брук бросила все силы на то, чтобы выцепить суть беседы, пока Бен не заметил, что последние несколько минут она его вообще не слушала.       Наконец они свернули на Бриз-авеню и через считанные минуты приблизились к четырехэтажному зданию отеля, облицованному красным кирпичом. Со стороны баскетбольной площадки, расположенной у бокового фасада, доносились крики подростков, стук тяжелого мяча о землю и звон металлического кольца каждый раз, когда кто-то из игроков достигал своей цели. Едва Брук и Бен появились рядом, мяч вылетел в аут и прикатился прямо к их ногам. Бен нагнулся, чтобы подобрать его, а затем несколько раз весьма профессионально ударил об асфальт, прежде чем отдать пас уже было ринувшемуся к ним чернокожему мальчонке в красной майке с фамилией Джордан.       — Неплохо, — прокомментировал тот, легко поймав мяч. — Хочешь присоединиться? У нас как раз не хватает игрока.       Было ясно, что парнишка совершенно не узнал известного актера, да и вообще особо не церемонился с человеком явно старше себя, но Бену, кажется, так понравилось даже больше. Он посмотрел на Брук с лукавой улыбкой на пухлых губах и поинтересовался:       — Как у тебя с баскетболом?       — О, нет-нет, ты не втянешь меня в это, — она часто замотала головой и выставила руки в предупредительном жесте. — Давай сам.       — Тогда подержи, — он достал из карманов телефон, портмоне, пачку сигарет и зажигалку, после чего стянул с себя куртку и передал все это Брук. — Я ненадолго.       Судя по внешнему виду, среди игравших не было ни одного парня старше восемнадцати, но, недолго понаблюдав за Беном, Брук пришла к выводу, что он особо и не выделялся среди кучки подростков, довольно быстро передвигаясь по площадке наравне с ними. Девушка совсем не разбиралась в баскетболе, чтобы сказать наверняка, насколько хорошо он играл, но по крайней мере с мячом управлялся очень даже проворно и не нарушал правил. К тому же, Бен дважды забросил в кольцо после высоких прыжков на уровень щита, чем заслужил одобрение своих сокомандников, охотно хлопавших его по раскрытым ладоням под громкое улюлюканье. Когда кто-то еще раз оповестил об ауте и команда соперника приготовилась ввести мяч игру, Бен обернулся, чтобы найти взглядом Брук, и тут же за это поплатился — ему попали прямиком в затылок, из-за чего бедняга едва удержал равновесие. Брук стиснула зубы и поморщилась, наблюдая за тем, как Бен потирал ушибленное место и взмахом руки сигнализировал о том, что он в порядке. Да уж, видимо, женщина для спортсмена на стадионе, как и для моряка на корабле — к беде. Только лишний раз отвлекает. Усмехнувшись своим мыслям, Брук покачала головой и тут вдруг почувствовала в ладони продолжительную вибрацию — на телефон Бена одно за другим приходили оповещения.       Пачка сигарет лежала сверху, а потому имя отправителя и содержимое разглядеть было невозможно. Брук поджала губы, беззвучно наказывая себе не лезть не в свое дело, однако любопытство все же взяло свое. Уже чувствуя, как к щекам вместе с румянцем приливает еще и стыд, она слегка сдвинула полупустую картонку большим пальцем и обнаружила несколько сообщений из Вотсаппа.       Болтушка-Джо: Бенджамин Джонс       Болтушка-Джо: ты — худшее, что случалось со мной за весь отпуск       Болтушка-Джо: хоть бы написал, где шляешься, эгоист хренов       Болтушка-Джо: и да, я поехал к Аллену и Джесс продолжать веселье, а в квартире ты сегодня спишь один       Болтушка-Джо: И НЕ СМЕЙ ЗАНИМАТЬ КРОВАТЬ В СПАЛЬНЕ!       Не удержавшись, Брук прыснула со смеху и прикрыла рот ребром свободной ладони. Да уж, отношения этих двоих, наверное, никогда не перестанут ее забавлять. Они оба так легко воспринимали жизнь, что этим невозможно было не восхищаться. Брук все на свете отдала бы за то, чтобы научиться быть такой же беззаботной и легкой на подъем. Бен, кажется, видел в ней эти качества, только вот сама она даже близко не чувствовала себя свободной. Здесь и сейчас, без остановки следя за тем, как Бен охотно играл в баскетбол с пацанами чуть ли не вдвое младше себя, Брук действительно испугалась того, что скоро эта калифорнийская сказка закончится и принцесса вернется в свои хоромы, ожидая нового выхода в высшее общество и в перерывах балуясь любимым делом. Думать об этом абсолютно не хотелось, но, к сожалению, не получалось.       Телефон снова завибрировал. На этот раз Брук машинально опустила взгляд в экран, ожидая увидеть еще одно сообщение от Джо, и сердце пропустило удар, как только она увидела оповещение из Инстаграма.       Новое сообщение от пользователя @vivlavois       Вновь накрыв телефон пачкой сигарет, Брук расправила плечи, и в этот момент обнаружила, что игра уже была окончена, а Бен, на ходу махая рукой оставшимся на площадке парням, направлялся к ней. Тыльной стороной ладони вытерев покрывшийся испариной лоб, он улыбнулся ей и запустил пятерню во влажные волосы:       — Наверное, стоит возобновить кардиотренировки, парни загоняли меня так, что появилась отдышка.       Брук только улыбнулась в ответ, поджав губы, и промолчала. Бен забрал у нее свои вещи и мимоходом кинул взгляд на экран телефона. Девушка внимательно проследила за тем, как сначала он нахмурился, а затем, проведя пальцем вниз, к более старым оповещениям, усмехнулся и подернул головой. Затем отправил гаджет на свое законное место — в карман — и снова заговорил:       — Ну что, довести тебя до входа?       Только сейчас Брук поймала себя на том, что ей вообще не хотелось расставаться с Беном этим вечером. Конечно, когда они уже стояли едва ли не у самых дверей ее отеля, было поздно что-либо менять. Но один вариант все же был, хоть и буквально кричал где-то на краю подсознания о том, что она может сильно пожалеть, если сделает это. Тем не менее, Брук страшно хотелось оттянуть тот момент, когда Бен прочитает злосчастное сообщение от Вивьен. Она сама не понимала, почему вдруг так разозлилась на подругу — стоило ожидать от Лавуа чего-то подобного, ведь та всерьез решила действовать и не заставила себя ждать. Однако сама мысль о том, что Бен не отвечал бы Вив, потому что был с ней, с Брук, тешила самолюбие, хоть и отдавала позорной горчинкой стыда за собственную реакцию. Но дело было даже не в этом — она снова боялась. Боялась, что, оставшись наедине с собственными раздумьями, погрязнет в них окончательно и бесповоротно. Наверное, в любой другой день она бы никогда не призналась себе в этом, но сегодня все было по-другому. Бен был нужен ей.       — Я могу кое о чем тебя попросить? — голос, вопреки внутренней решимости, прозвучал робко и неуверенно.       — Конечно, Брук, — Бен ответил так, будто ей вовсе не обязательно было спрашивать. — Все, что в моих силах.       — Ты останешься со мной?       В глазах Бена на миг промелькнуло удивление — он точно не ожидал услышать именно такую просьбу — но уже спустя пару секунд его лицо приняло непроницаемое выражение. Лишь брови чуть опустились к переносице, когда он слегка нахмурился, словно пытаясь уяснить для себя, зачем на самом деле ей было это нужно.       — Если вдруг приступ повторится, я не справлюсь, — шепотом добавила Брук, чтобы развеять все его сомнения, и опустила взгляд на свои сцепленные ладони.       Бен понимающе кивнул, а затем как ни в чем не бывало улыбнулся.       — Кажется, Джо все равно не ждет меня домой.       Номер Брук находился на первом этаже и представлял собой три смежных помещения — спальню, гостиную и кухню — с отдельным санузлом. Стена напротив входа — с четырьмя окнами, выходящими прямо на пляж — была облицована все тем же красным кирпичом, что и сам отель, а остальные были белыми, как и потолок. Голубая мебель, включавшая в себя обеденный стол, три стула и широкую софу по левую сторону от входа выгодно сочеталась с плиткой, обыгрывавшей кухонный гарнитур. В дальнем углу стояла заправленная полуторная кровать с двумя тумбочками, на которых красовались высокие светильники. Рядом висел плазменный телевизор и несколько ненавязчивых картин, еще больше украшавших интерьер. Брук здесь очень нравилось — номер был обставлен скромно, но со вкусом, и ничто не напрягало глаз.       — Здесь очень даже мило, — резюмировал Бен, наконец осмотревшись и присев на край софы.       — Не квартирка в Санта-Монике, конечно, но сойдет, — Брук улыбнулась и прошла к кровати, бросив на нее сумку и куртку.       — Шутишь? Если бы только Маццелло увидел твой номер, он бы на весь оставшийся отпуск сюда переехал, — Бен хохотнул, откидываясь на мягкие подушки.       Брук тоже засмеялась, продолжая чувствовать спиной его взгляд. Краем глаза она заметила, как за окном разошлись океанские волны, а поднявшийся ветер принялся расшатывать верхушки пальм. Погода портилась и, возможно, завтра с самого утра зарядит ливень. Засмотревшись на ночной пляж, Брук не сразу поняла, что Бен уже стоял у нее за спиной и молча глядел вдаль, наверняка думая о том же, о чем и она сама.       — Удивительно, как некоторые вещи могут одновременно восхищать и ужасать, — она буквально почувствовала, как его приглушенный голос коснулся ее шеи теплым дыханием, и сердце забилось быстрее от того, что Бен опять был слишком близко. Непозволительно близко.       — Что ты имеешь в виду? — сделай Брук шаг назад, то уперлась бы точно в широкую грудь.       — Океан, — пояснил он, и, опустив голову, девушка увидела, как Бен сжал левый кулак, словно сдерживая себя от чего-то. — Поразительно прекрасен в штиль и абсолютно беспощаден в шторм.       — Да ты романтик, — Брук предприняла попытку пошутить, чтобы разрядить внезапно наэлектризовавшийся воздух вокруг них, и услышала, как хмыкнул Бен в ответ на ее слова.       — Я не романтик.       — Тогда кто? — развернувшись к нему, Брук посмотрела прямо в потемневшие глаза, в которых сейчас виднелись ее собственное отражение и широкая песчаная полоса, переходившая в черноту. — Ты не похож на других.       — Иногда приходится в силу профессии, — просипел Бен и сжал губы с такой силой, что на сведенной челюсти заиграли желваки, а выступающий кадык заходил ходуном, едва он тяжело сглотнул. Даже не улыбнувшись собственной шутке, он все еще старался бороться с чем-то, что совершенно точно не давало ему сейчас покоя.       — Ты не умеешь притворяться, Бен Джонс, — Брук протянула руку к его груди и осторожно положила ладонь поверх футболки, ровно туда, где горячо билось его сердце. — Даже если думаешь, что другая фамилия способна это изменить.       Между ними возникла звенящая тишина. Какое-то время Бен просто смотрел ей в глаза, и хотелось поставить мир на паузу, чтобы до дна испить этот проницательный взгляд, ломавший все ее внутренние барьеры и установки. Он был прав — некоторые вещи действительно могли таить в себе множество противоречий. Бен был для Брук как океан — одновременно безумно красивый и ужасно опасный, потому что за какие-то несчастные четыре дня, сам того не желая, сумел обрести над ней какую-то магическую власть. Теперь все было слишком очевидно — судьба не просто так сводила их вместе все это время. Если бы не Бен, Брук никогда бы не осмелилась взглянуть на свою жизнь со стороны, сбросив-таки с глаз эту чертову повязку.       Его лицо слишком быстро оказалось настолько близко, что она смогла рассмотреть маленький шрам рядом с подбородком, миниатюрную родинку в самом уголке правого глаза и едва заметную россыпь веснушек на переносице. Бен нервно моргнул, а затем все же скользнул взглядом по губам девушки, и в эту секунду Брук почувствовала, как его ладонь коснулась ее собственной, все еще прижатой к его груди.       — Мне нужно в душ, — она шумно выдохнула и резко отстранилась от него.       Подхватив с кровати пижаму, Брук не оборачиваясь бросилась в ванную, едва сдерживая себя от того, чтобы не перейти на бег, и всеми силами гоня прочь бесстыжее желание поцеловать Бена Харди.