Выбор

К Максиму эпитеты подбирать было бесполезно, потому что он слишком переменчивый, только подберёшь к нему слово, как он становится полнейшей противоположностью к нему. Поэтому, единственное, что Сережа мог про него сказать — Свобода. Он полностью оправдывал свой псевдоним. Трущёв устал, пиздец, как устал от происходящего в его жизни. Кристина, Назима, Максим. Порочный круг, который давно было пора разрушить. Но Сережа, к собственному стыду, оказался слабохарактерным, неспособным самостоятельно причинить боль кому-то из дорогих ему людей. Кристина. Маленькая, живая, настоящая. Она вдохновляла его, вдыхала жизнь каждый раз, когда ему казалось, что для него все закончено. Но все равно больше оставалась для него сестрой, чем любимой девушкой. Назима. Пожалуй, здесь определиться было сложнее всего. Ему с ней было по-настоящему хорошо. Надежная, верная, добрая. В своё время он, пожалуй, мечтал именно о такой девушке, жене. — Привет, — неожиданно выдыхает ему в шею Свобода, тихо подкравшись со спины. — Какие люди, — хмыкает Сережа, пытаясь выйти из задумчивого состояния, и вставая со стула. — Ты не рад меня видеть? — надувает губы Максим, настороженно косясь в сторону слишком серьезного рэпера. — Задумался просто, — отмахивает Трущёв, подходя ближе и утыкаясь лбом в плечо Максима. — Я, блять, соскучился. Ты вообще чем думал, когда сваливал от меня на два месяца? — Не думал, — тихо отвечает Максим, стараясь лишний раз не шевелиться. — Домой ездил, хотелось голову прочистить, по полочкам разложить. — Прочистил? Разложил? — грубо спрашивает Сережа, отстраняясь от музыканта. Ему вроде бы и грубить-то Максима не хочется, но все эмоции, за день накопленные, вся грусть и переживания, которые он за время его отсутсвие испытал, неожиданно находят выход в отрицательных эмоциях. — Зря съездил, — мотает головой Свобода, сбрасывая наконец с плеч тяжелый рюкзак. — Потому что бесполезно это все, Сережа, бесполезно. Вот вернулся домой, и опять сумбур полный, словно бы и не было морального очищения, — Максим и сам не понял, когда стал называть их с Серёжей двушку, домом, но сейчас, в очередной раз вернувшись сюда, понял, что это так и есть. — Домой? — цепляется за единственно важный момент, Сережа, с удивлением отмечая, что от спокойной речи Максима он и сам постепенно успокаивается. — Домой, — словно пробуя это слово на вкус, соглашается Максим, тащась в гостиную. Серёже ничего не остаётся, кроме как пойти следом. — К тебе, — довольно жмурится Максим, когда Трущёв опускается рядом, настолько близко, что ещё немного и сел бы уже на самого Максима. — Какое интересное сочетание, — задумчиво протягивает Сережа, который груз ответственности за происходящие конечно же чувствовать начинает. — И не говори, — отстранённо кивает Свобода, после чего неожиданно выдаёт длительную тираду. — Дом теперь мой, ты тоже теперь мой. И пусть только попробует хотя бы одна из них, — Максиму и уточнять не нужно, кого он имеет ввиду, Сережа ведь не глупый, сам понимаем, — к тебе, покусаю, потому что это моя территория. — Тебе осталось ее только пометить, — смеется Сережа, а Максим, который сегодня на шутки не настроен, наклоняется к шее Трущёва и оставляет там засос. — Так вот, — довольно улыбаясь, продолжает парень, — уезжать я больше никуда не собираюсь. Поэтому все время буду с тобой проводить. И попробуй только теперь на какое-нибудь свидание умчаться. Хватит им уже мозги пудрить, делая вид, что определиться не можешь. Сережа ничего не отвечает, просто опускает голову на плечо Анисимова и прикрывает глаза. Как же он, черт возьми, прав. Как бы Сережа не пытался обмануть себя и окружающий, свой выбор, настоящий выбор, он сделал уже давным давно. А две, безусловно прекрасные дамы были своеобразными таблетками, призванными заглушить боль от слишком ветреного, но наконец остепенившегося кота. А ещё Сережа думает, что Назима, как и всегда оказалась права. Потому что ветер, который у него всегда с Максимом ассоциировался, действительно перерос в ураган и унёс его от всех.