The Most Beautiful Moment in Life

      Чимин был уверен, что уснет, как только коснётся головой подушки. Очередной насыщенный до отказа день вымотал до предела. Когда ты айдол, времени на полноценный отдых нет. Есть лишь имитация этого отдыха. Реалити-шоу, когда под прицелом камер каждая минуты, а любое твоё слово могут услышать фанаты по всему миру. Конечно, они давно привыкли и научились урывать моменты искренней радости и в такой обстановке, но было всё ещё непросто. Тем более в такие дни, как сегодня. Насыщенные событиями и впечатлениями. Чимин понимает, зачем это: они должны быть интересны. Но он так устал...       Чимин закрывает глаза, осторожно, чтобы не разбудить хёна, поворачивается на бок… и ничего. Сна по-прежнему ни в одном глазу. Точнее, спать-то хочется безумно, но уснуть Чимин по-прежнему не может. Он жалеет, что ему не повезло как Чонгуку. Мало того, что в комнате их трое (Чонгук ночует один!), так еще и кровать ему приходится делить с Юнги-хёном. И нет, это не такая большая проблема. Они живут вместе так давно, что смущение и стеснение давно осталось где-то во времени их стажёрства. Но сражаться с бессонницей было бы куда комфортнее в одиночестве. Без страха кого-нибудь разбудить и нарваться на поток ругательств. Да и просто по-человечески не дать парням выспаться перед очередным сложным днём, было бы откровенно стрёмным поступком.       Тяжёлый вздох звучит неожиданно громко в наполненной лишь тихим сопением хёнов спальне. Чимин испуганно замирает и спустя пару минут, облегченно — осторожно — выдыхает. Не разбудил. Ещё через десять минут он рискует снова перевернуться и отползти к краю постели, чтобы даже невзначай не потревожить своими движениями Юнги-хёна.       — Ты спать вообще не собираешься? — сонно спрашивают его, Чимин дергается, сопит виновато — разбудил все-таки — и шепчет едва слышно.       — Прости, Юнги-хён.       — Не прощаю. Почему не спишь, — хён зевает, — и мне мешаешь?       Чимин не знает что ответить, осторожно поворачивается лицом к Юнги и смущённо улыбается, хотя и не уверен, что тот сможет разглядеть выражение его лица.       — Прости, — снова извиняется он и просит, — спи, хён, я больше не буду мешать, — осторожно встаёт с кровати — давно нужно было так сделать. Посидит в гостиной, никому не мешая. Заснуть сегодняшней ночью он всё равно не сможет.       Запястье перехватывают горячие пальцы — куда собрался? — и с силой тянут назад. Чимин, подавив невольный протестующий вскрик, снова валится на кровать. Его, словно плюшевую игрушку, обхватывают за плечи и тянут ближе к себе, укладывая подбородок на макушку.       — Рассказывай, — безапелляционным шёпотом велит Юнги, не позволяя вырваться и не обращая внимания на жалобное: «отпусти, хён».       — Не пущу. Пока не расскажешь, должен же я знать, из-за чего не сплю.       — Прости.       — Чимин-а, я не хочу слышать объяснения, я хочу услышать, почему ты не спишь. И побыстрее. Я все же надеюсь досмотреть свой сон.       — Просто не спится.       — Я мог бы поверить в твоё «не спится», если бы не видел несколько часов назад, как ты устал.       — Хён, просто спи, — жалобно просит Чимин, жадно вдыхая едва уловимый запах Юнги, заполнивший, кажется, всё вокруг, — а я пойду в гостиную, посижу там немного. Может, потом смогу уснуть.       — Ты, правда, веришь в то, что говоришь? — Чимин помимо воли улыбается. Кажется, только Юнги-хён способен уместить столько сарказма в короткую фразу, сказанную едва слышным шёпотом. Серьёзно, Чимин почти слышит хриплое: ты идиот, Чимин-а?       — Нет, — признаётся он.       — Говори, Чимин-а, — Юнги вздыхает как-то странно и гладит Чимина по голове. — переживаешь насчёт песни? У тебя всё получится. Или из-за записи?       Чимин мотает головой. То есть переживает, конечно, но сейчас об этом не думает.       — Я не усну, пока не услышу правду. Значит не высплюсь и завтра буду злым, раздражительным и портящим всем настроение, — переходит к угрозам хён, и Чимин помимо воли улыбается.       Он совсем по-детски шмыгает носом и сам обнимает Юнги, утыкаясь носом куда-то ему в ключицу, и наконец-то говорит вслух то, что мучило его на протяжении дня. А после еще и не давало уснуть.       — Хён завтра улетает.       Чимин чувствует, как намокают ресницы. Ну, класс. Только разреветься на груди Юнги-хёна ему и не хватало. Все остальные грани позора он, кажется, уже познал. Он судорожно моргает, пытаясь предотвратить постыдный слезоразлив.       — Я улетаю, — едва слышно соглашается хён, — но прилетает Тэхён. Ты же скучал по нему? — Чимин кивает. — И ждал. Уже не рад?       — Рад, но Тэ — это совсем другое! — что, другое, Чимин, не умерев от смущения, объяснить вряд ли сможет, но хён же умный? И поймет, что он пытается, но никак не может сказать.       Хён умный. Он понимает.       Поэтому обнимает крепче, касается светлой макушки губами и потирается об нее щекой.         — Чимин-а, — шепчет он, — глупый ты ребёнок. И поэтому не спал сам и не давал спать мне? — сильнее сжимает дернувшегося Чимина, — всего несколько дней. А потом ты вернешься в Корею. Ко мне. Да, Чимин-а?       — Да, — сдавленно обещает Чимин, — к тебе, хён.       — Хороший ребёнок, — с насмешливой нежностью хвалит Юнги, поглаживая по спине, — а теперь спи.       Расцеплять объятия он, кажется, даже не думает, и Чимин не находит сил сопротивляться. Сейчас ему все равно, что подумают утром Джин или парни, увидев их.        Он давит зевок, слышит мягкий смешок и сонно улыбается, чувствуя тепло чужого, такого близкого сейчас тела.        Глаза закрываются, кажется, сами собой.