Лекарство от боли

Он дает каждому из них по секунде, в конце задерживаясь на Брайане. В его глазах, в отличие от гнева Фредди и недоумения Джона, приводящих Роджера в раздражение, только странная растерянность и участие. От этого хочется провалиться под землю. Ему опять кажется, что Мэй – вот – знает. На Фредди, на Дикки плевать. Брайан почему-то важен. Роджер как можно спокойнее для человека, забившего на все свои обязательства, улыбается уголком рта и произносит: – Привет. Тишина в комнате мгновенно растворяется. – Тейлор! Тебя, черт побери, не было 3 дня на репетициях, и ты вот так вот просто говоришь мне "привет"? Ты совсем охренел? Роджер бегло скользит взглядом по Фредди и, привычно поджимая губы, бросает красную кожанку на заваленный бумагами стол. Отворачивается, боясь сплоховать в своей собственной игре и выдать эмоции. Фредди шипит и подходит так резко, что барабанщик даже опомниться не успевает – через секунду сильные руки прижимают его худые плечи к стене в салатовую полоску. – Я спрашиваю, ты совсем охренел? – голос Меркьюри срывается на крик, и Роджер ловит огонь в его съеденных темной радужкой глазах. Фредди смотрит на него снизу вверх, и все равно он как будто на голову выше; прожилки на его смуглом лице едва заметно подрагивают. – Живо отпусти меня, придурок, – рычит Тейлор, пробуя отпихнуть от себя вокалиста. Он уже успел прочувствовать всю горечь вины перед ними, и совершенно не хотелось, чтобы Фредди напоминал об этом еще раз. – Ты серьезно думаешь, что мы не сможем найти себе нового барабанщика? Пропадаешь, на звонки не отвечаешь, заявляешься, как будто так и надо. Посмотри на себя, ты вообще на кого похож? – Фред, погоди психовать, –Джон подходит сзади, миролюбиво похлопывая Меркьюри по плечу, и тот ослабляет хватку. – Вы как дети малые все время. Может, Родж просто расскажет, что случилось? Тейлор выпутывается из "дружеских объятий", отходит подальше от места возможного взрыва, за Дикки. Расслабленно вытаскивает сигарету из пачки, пробуя унять вспыхнувшую злость. Сейчас, пару секунд, и он скажет им. Только вот что он собирается сказать? Роджер замедленно понимает, что Джон тянется к его рукам. Он неосознанно делает шаг назад, испуганно заламывая их за спиной и посильнее натягивая манжеты. Дикки только фыркает: видимо, хотел стрельнуть сигарету, а Тейлор так среагировал. Вот, пожалуйста, дружба начинает рушиться с таких мелочей. – Да ничего не случилось, – насмешливо тянет Роджер. – Просто хотел полюбоваться на ваши охреневшие лица. Внутри так мерзко, так противно от самого себя. От этих обвиняющих лиц самых лучших в его жизни людей - никому такого не пожелаешь. Они обмениваются руганью еще долго, но, в конце концов, все выдыхаются: Роджер же выкидывает подобное не впервой. Даже Фредди вдруг тает, опять становясь блистательной королевой, но заставляет Тейлора отрабатывать, как проклятого. Он проигрывает все песни по три раза, так что в конце репетиции в его голове при каждом движении бьют куранты. И все это время он боится встретиться взглядом с Брайаном. Тот произнес за день пару слов и углубился в свою писанину, а потом вовсе ушел за стекло тренировать какую-то невероятно сложную часть соло. Поэтому в конце, когда они вдруг остаются в комнате одни, Роджеру до странности неуютно. Фредди с Дикки уже убежали, Тейлор же остался прорепетировать тупую партию новой песни. Палочки после нескольких часов безумной работы уже еле слушаются, и в кульминации удар по диску приходится сменить бас-барабаном. Тейлору кажется, что звучит убого. Он яростно бьет по тарелке, и Мэй оборачивается, отвлекаясь от оборудования в другом конце комнаты. Роджер вскакивает, сдерживая клокочущее дыхание и натыкаясь взглядом на Брайана. Теперь воздухом между ними можно резать металл. – Роджер, покажи свои руки. Брайан подходит совсем медленно. На лице застыла каменная гримаса, только губы шевелятся, и Тейлору кажется, что они чуть отстают от слов. Брайан так спокоен, что ему будто бы плевать, спрашивает ради дружеского разговора, а Роджеру хочется, чтобы гитарист наорал на него наконец-таки или врезал кулаком по бледному личику: можно будет ответить и не чувствовать себя таким слабым перед ним. Тейлор ощетинивается, автоматически сжимает кулаки, когда Брайан подходит чуть ли не вплотную, и глядит на гитариста исподлобья: – Да не пошел бы ты, Мэй. – Быстро покажи свои руки. – Каждое слово Брайана отдает болью в висках, но Роджер не намерен отступать. Ему опять до какого-то тупого зудения внутри хочется взбесить Мэя. И тот неожиданно вспыхивает, как пожар в темной комнате; темные брови лезут к переносице, зрачки расширяются, и Тейлор видит, как напрягаются остро очерченные скулы, когда он стискивает зубы. Симптомы, знакомые до жути. Брайан смотрит сверху вниз, прожигая дыру, выговаривает чуть ли не по слогам: – Сейчас же задерни эти чертовы рукава, а не то я сам сейчас... – Ну и давай, вперед. – Роджер тычется ладонями в чужую грудь, выдает свою жизнь напоказ. Надо же, раньше бы никогда... Ну, а сейчас, пусть. Пусть этот пай-мальчик сделает хоть что-то. Пускай уже наконец поймет, что для него это не просто так, что вспухшие от напряжения вены под кожей – не просто для развлечения. Не просто же, ведь так? Роджер смеется, складываясь пополам. Вот Брайан перед ним, со страхом таращащийся на синяки от уколов, может, он наконец понял, с кем связался. Тейлору хочется орать на всю гримерку и влить эти слова ему в уши: пропащий, придурок, отвратительный, ничего не смыслящий. Наркоман, черт подери. Мэй стремительно одергивает концы рукавов вниз и с такой решительностью смотрит Роджеру в глаза, как будто сейчас подзатыльник отвесит или развернется и хлопнет дверью, барабанщику даже страшно становится. Неужели и впрямь оставит? Черт, Брай, не нужно, а впрочем... Да пусть он делает, что хочет! Но Мэй почему-то произносит только, собранно и ровно, как всегда: – Собирай вещи. Сегодня ты переезжаешь ко мне. Тейлор честно собирается возразить: не слишком ли много этот кудрявый жираф от него хочет? Возомнил себя старшим и умным, только вот черта с два он может чему-то Роджера научить. Роджер знает об этой жизни не понаслышке. Мэй, видимо, различает в глазах напротив недобрый голубой огонь. Он сжимает ладонь Тейлора в своей, такой холодной и каменной, что пальцы будто попали в тиски, и Роджер чуть вздрагивает: ощущение чужой помощи непривычно до рваного биения сердца. – Только попробуй что-нибудь сказать, и ты окажешься в лечебнице. Роджер сглатывает. Чертов Мэй и его приказной тон. И его рука, обхватывающая так крепко, до боли. Брайан будто знает, куда давить – при одном упоминании о больнице коленки у Тейлора подкашиваются, и он нервно кивает. Роджер не был там с того дня, как он ушел из колледжа. Его и одногруппников, надежду отечественной стоматологии, повели на внеплановое занятие в палату для больных. Тогда Тейлора чуть не стошнило на отдающий хлоркой пол: в голову знатно стукнула кровь, когда он взглянул на капельницы, белые простыни и осунувшиеся лица вокруг. В таких вот палатах он не появлялся лет 5, зато они часто мелькали в ночных кошмарах: обязательно чистые, с приветливыми медсестрами и бледными глазами матери, смотрящей в потолок. А теперь он может оказаться там снова. Проигрался Брайану, как девчонка.