Ren & Со

— А вот это я на охоте… Гляди! С рогатиной на медведя ходил. Как в старину. — С рогатиной? Да ну. — Говорю тебе! Вот смотри. А это уже разделка, после охоты. Погляди, ну без шкуры — вылитый человек! — Не знаю, — отвечает Рен, завороженно глядя в экран телефона. — Я людей без шкуры никогда не видел. Тормунд весело скалится, хвастаясь фотографиями трофея. Хакс готов поспорить, что теперь эта шкура у него валяется посреди зала с камином в его загородном доме в стиле шале в горах. Сам он у брата не бывал, сколько бы тот ни звал, но Тормунд продолжает слать фотки, зазывая «как-нибудь в гости на Рождество». Эти двое спелись. Рен хоть и мрачен и даже слегка ошарашен напористостью и неиссякаемостью бесшабашного юмора его братца, все же проявляет невиданную прежде выдержку в присутствии последнего, неподдельно интересуясь или же вворачивая шутку почернее. И только Хакс молча глядит на этот праздник жизни и тестостерона, куда его не пригласили. Он сидит за столом, прикрываясь Корусантским вестником, делая вид, будто рад, что его не трогают. Кайло как пришел, занял место на софе, а Тормунд, похозяйничав на кухне и без спросу разжившись и кофе и его, Хакса, сэндвичем с индейкой, теперь пристроился возле напарника на подлокотнике и хвастает напропалую. Охотник на животных и охотник на людей - дивно. Он сам вообще-то тоже теперь убивает, они что, забыли о его существовании? Хакс подсматривает за ними из-за газеты, пытаясь избавиться от нелепого, но навязчивого чувства, будто он лишний на этом оазисе мужественности. Рассказ о схватке с медведем никак не закончится. — Ты вот спросишь, почему я такой, — говорит Тормунд, хоть Кайло ни о чем таком и не спрашивал. — Это потому, что меня грудным молоком аж до трех лет кормили. Вот и посмотри теперь на меня. Кровь с молоком! А теперь сравни с моим старшим братом. Побагровев, Хакс опускает газету, являя себя, такого возмущенного, двум парам глаз. Брат как всегда дико заламывает бровь, подначивая; Рен смотрит оценивающе. — Вот он на смесях вырос, сразу видно, скажи ж? Поэтому когда заведешь собственных спиногрызов, ты жене так и скажи, что детям нужна сиська. — Когда твой самолет? — интересуется Хакс, сверкнув глазами. — А зачем самолет? Я в этот раз полстраны на машине пересек. Купил себе новый внедорожник — вы должны его увидеть! — Не хочу, — без всякого энтузиазма отзывается Хакс. Тормунд крякает и наклоняется в сторону Рена. — А он всегда такой прокисший? — Временами, — неопределенно отвечает тот, никак не потворствуя, но и не препятствуя балагану, затеянному гостем. — Весь в отца, — Тормунд ухмыляется, а Хакса реально передергивает - он бледнеет. — Помнишь старика, да? Говнюк был еще тот, но, — он философски разводит руками, — родителей мы не выбираем. — При странных обстоятельствах откинулся, — поясняет Тормунд, вновь наклонившись в сторону Рена. — Так полиция и не установила, кто и чем забил его, а главное — зачем. А тело его не меньше года в доме пролежало, всё высохло и задубело, и дольше бы лежало, если бы я не решил наведаться. Отношения у нас, конечно, не ахти были. Да и с Арми у него никогда не складывалось, с детства он в нас вколачивал свои правила. — Фигура речи такая? — лениво ухмыляется Кайло. — Нет! — горячо возражает Тормунд. — Буквально, палкой. Здоровенной такой жердиной! Хакс вообще хилым был, ему сильнее доставалось. Но это уж когда матери не стало, он сильно лютовать начал. Хакс слабо улыбается своим мыслям. Та "жердина" до самой смерти стояла у отца в кладовой и оказалась очень полезной… Однако, Тормунд, пустившийся в воспоминания о детстве, не на шутку бесит. Вот бы что-то его отвлекло, переключило внимание, ведь он как собака, учуявшая белку в парке — готов на полуслове броситься по новому следу. И тут небеса внимают его мольбам — белокурая Фазма объявляется на пороге после короткого, тройного стука. Ангел из нее так себе: она зачесала влажные волосы назад (третьи сутки на работе, да, он в курсе, что мыться приходится в раздевалке при тренажерке), бледна лицом, и синяя форма только усугубляет эту бледность. А явилась она за тем, чтобы устроить очередную выволочку Рену и предложить им где-нибудь вместе пообедать: острая нужда и в том, и в другом ясно читается на ее лице. Но ничего из этого не случается. — Боги! — Тормунд вскакивает со своего места и непроизвольно оглаживает бороду. — Что за женщина! Вы великолепны! Хакс внутренне сжимается — ох, что сейчас будет! — но, уставившись на Фазму, с разочарованием понимает, что, видимо, ничего. При виде Тормунда в глазах у капитана ни одной мысли; пожалуй, можно, если постараться, увидеть даже перекати-поле, странствующее из одного угла ее сознания в другой. — Вы… вы кто? — преодолев оторопь, интересуется она, пытаясь вернуть себе прежнее самообладание. — Охотник, миллионер, атеист и ваш страстный поклонник с этой секунды и до конца своих дней, — Тормунд приближается к ней, берет руку и подобострастно целует. — Еще я брат этого доходяги, — добавляет кивнув в его, Хакса, сторону. Хакс начинает неподдельно волноваться. Что здесь происходит? Не угрожает ли ему это перспективой переезда Тормунда в Корусант? Фазма расфокусированно смотрит на человека, в котором странным образом сочетаются дикарские повадки, борода лесника и дорогой щеголеватый костюм, а потом к вящему ужасу присутствующих заходится высоким, громогласным и местами натужно фальшивым смехом. Так, будто она старалась сделать его мелодичнее и непринужденнее, но не вышло. Взгляд Тормунда, устремленный на самую большую в его жизни женщину, сияет. — Вы не откажетесь поужинать сегодня со мной? — Погодите-ка, — Фазма игриво грозит ему пальцем. — Осадите лошадок. — С нами, — поправившись, Тормунд оглядывается на него и на Рена. — Мы собирались сегодня поужинать, я заказал ресторан. У них самая свежая лосятина в городе. Давайте пообщаемся в непринужденной, дружеской обстановке, офицер. Узнаем друг друга получше. И пока Фазма безуспешно делает вид, что сомневается, а братец продолжает ворковать подле неё, намекая на лучший в ее жизни ужин, Хакс судорожно выдумывает предлог, под которым ему не придется присутствовать. Интересно, почему Рен не открещивается. Неужели не против? Но Кайло молчит, полностью поглощенный перепиской в телефоне. *** «Привет. Поужинаем сегодня?» «Кто это?» «Кайло Рен» «Откуда у тебя мой номер?» «При встрече расскажу» «Отстань от меня. Я не пойду с тобой на свидание» «Это не свидание. Ужин в компании друзей» «Таких же убийц, как и ты?» «Будет еще один мой коллега, начальник отдела полиции и какой-то веселый егерь» … «Приставать не буду, обещаю, даже если ты с вырезом до пупа явишься» «Я никуда не пойду» «Все-таки скину тебе адресок» *** Ресторан Тормунд выбрал, конечно, похожий на берлогу: приглушенный свет, живой огонь в каминах, всюду шкуры и тяжелая дубовая мебель. «Мустафар-гриль-бар» — переливаются красным золотом буквы над входом. Хакс так и не придумал, как отмазаться, хотя выкатил не одну отговорку. Но Тормунд и Фазма так цеплялись за его присутствие, словно боялись, что без него и Рен откажется, и тогда у их брачных игрищ не будет легитимных свидетелей. За столом Рен первым делом исследует винную карту. Из них четверых он единственный явился как был: в своей неизменной черной куртке поверх белой майки. Фазма же расстаралась, раздобыв где-то, возможно, даже взяв в прокат, шелковое полупрозрачное платье с рукавами-фонариками, как у невесты из прошлого века. Тормунд, глазом не моргнув, говорит, что она в нем просто богиня, сошедшая с небес, и Фазма ему верит, бормоча в ответ сбивчивые слова благодарности и поскорее зарываясь взглядом в меню. Вечерок обещает быть долгим. Одна надежда — что Кайло напьется и устроит им всем, включая сладкую парочку, незабываемый ужин. Но тот вдруг опускает винную карту, глядит куда-то в сторону входа и выдает самое одуревшее, самое сиплое «Седьмое пекло», что Хакс когда-либо от него слышал. Между столиков в сопровождении хостес к ним направляется летняя девушка, только на этот раз в откровенном красном платье. Отсветы красного пляшут в глазах Кайло. Хакс подпирает голову рукой. Да, это будет ооочень долгий вечер.