Крещендо

      Оказавшись на рабочем месте, Сергей занялся бумажной волокитой, которая передавалась из поколения в поколение, от капитана к капитану. Вот и его не обошла, но он намеревался прервать эту династию наследования бесполезной макулатуры. Его намерения были столь серьезны, что он не услышал стука в дверь, а затем и не заметил, как в кабинет зашел Эдди.       — Сергей? — мужчина оторвался от бумаг, чтобы прилипнуть взглядом к лицу брата. Шрамы на правой половине его лица, кажется, посветлели. Неужто это так Вейлон на него влияет? Тиран вскинул почти безволосую бровь, мол, что? — Ты как? Справляешься один?       Мужчина развел руками, показывая, что половину бумаг он уже разобрал, а затем невольно нахмурился, переводя взгляд на оставшуюся половину.       — Нет, я имею в виду дома. Мне точно не стоит вернуться?       Сергей закатил глаза, всем своим видом показывая, что думает о мыслях возвращения блудного брата домой. Он, наконец, создал видимость порядка и чистоты в доме, так что не дай бог Эдди вернется и вновь займется своим хобби по пошиву платьев. Ткань по всему дому и иголки уже надоели.       — Ладно-ладно, я не настаиваю, — хмыкнул Эдди, ничуть не обидевшись.        — А ты как?— чиркнул Сергей на первом попавшемся чистом листе.       — Ты точно хочешь знать? — лицо Эдди отразило лисью усмешку (Сергей немного позавидовал эмоциональности брата, но виду не подал, точнее никто не увидел бы на его бледно-сером лице никаких эмоций в связи с множеством операций, которые оно пережило). — Из кровати Дорогой выходит только в туалет, на кухню и на работу, — «Дорогим» был не кто иной, как Вейлон Парк, который не хотел афишировать своих отношений с Эдди на рабочем месте и потому попросил называть его каким-нибудь кодовым словом, если Глускину вдруг приспичит про него поговорить в этом ключе. Но, как казалось Сергею, про их связь знал весь участок, если не город.       — Нет, я имею в виду на работе, а не дома. Помощники не нужны? —  съязвил Сергей, никак не меняясь в лице. Кто его мало знал, мог подумать, что мышцы лица у него совсем не жизнедеятельные, что, кстати говоря, совсем не правда.       Эдди усмехнулся, да уж, его брат никогда не перестанет его удивлять:       — Я тогда пойду?       — Конечно, вали. Архивы сами себя не разберут.       — Вот язва, — Эдди, перед тем как выйти из кабинета, высунул язык, шрамы на его лице натянулись, но он, похоже, не обратил на это никакого внимания.       Сергей улыбнулся одними глазами и, смяв бумажку, на которой писал, выбросил в урну, готовый вновь приступить к бумагам, которых, черт возьми, правда много.       Когда раздался стук в дверь, Сергей недовольно оторвался от бумаг. Он глянул на часы, но, так и не вспомнив никаких назначенных на сегодня встреч, вновь перевел взгляд на дверь. Жалюзи на окнах, через которые можно было бы посмотреть кто в кабинете, или наоборот, были плотно завешаны, потому что Сергею не нравилось видеть мельтешение работников, пока он пытается сосредоточиться; в этот раз эти жалюзи сыграли с ним злую шутку. Он не мог понять, кто к нему пришел.       Пока Сергей пытался вспомнить, у кого мог бы слышать подобный тип стука, тот повторился. Тогда мужчина убедился, что никого с таким ритмом не знает (у него за годы работы в полиции появилась способность узнавать коллег по ритму стука в дверь, это часто его спасало), к тому же этот неизвестный даже не попробовал дернуть ручку двери, что говорило о том, что раньше он с «Тираном» не работал.       В убойном отделе был собственный алгоритм, следуя которому офицеры обычно и попадали в кабинет своего капитана-Тирана: для начала стук в дверь — из чистого приличия, на самом деле, во-вторых, нужно дернуть дверь, и если она открыта, то можно входить, закрыта — нельзя. Алгоритм прост, но он был придуман Сергеем из-за его частичной немоты. Он не мог просто крикнуть «входите» или послать куда подальше, если гость ему неприятен, поэтому пришлось выкручиваться через манипуляции с замком.       Спустя три минуты (Сергей отслеживал по часам) ручка так и не была повернута, а стук в дверь циклично повторялся каждые пятнадцать-двадцать секунд. Мужчину это не раздражало, он просто сидел, откинувшись на спинку стула, в уме отсчитывая мгновения до нового удара.       Тук, тук-тук.       Поняв, что никто не подскажет гостю просто дернуть ручку, Сергей встал, потянулся, и пошел прямо к двери. Распахнув её и, наконец, увидев кого-то, кто не жалел своих костяшек, придал себе самый свой хмурый вид (внешне его лицо ни капельки не изменилось, но гость почему-то нервно сглотнул).       — Добрый день, сэр, — парень отдал честь. Сергей глянул в зал, и все глаза, которые были устремлены до этого на них, резко отвернулись, все занялись своими делами. Мужчина вздохнул, отходя чуть в сторону, приглашая парня войти в кабинет. Тот ловко юркнул внутрь, и дверь закрылась.       Это был первый день Леона Кеннеди на рабочем месте, и он волновался. Нет, не так. Он просто дрожал от нетерпения и страха одновременно, пока его костяшки отбивали по деревянной двери. Но прошло пять секунд, пятнадцать, никто ему не ответил, и он попробовал снова — тишина. Леон почувствовал на себе взгляды офицеров, но у него духу не хватило оглянуться — слишком волновался.       Он, кажется, все пальцы себе отбил, пылу у него поубавилось, когда дверь наконец открылась, и на пороге показался очень недовольный мужчина в форме. Леон сглотнул. Черт, этот человек был просто огромен — высокий, широкоплечий, с абсолютно лысой головой. Поверил бы кто-нибудь, если бы Леон сказал, что в этот момент он еле заставил себя не отшатнуться? Не от страха, нет. От давления, которое оказывал один внешний вид этого человека; кажется, если он заговорит, то все — финита ля комедия, Леон. Ощущение не портили даже странные морщины-шрамы, рассеянные по всему сероватому лицу. Леон хотел отшатнуться не потому, что испугался, а потому что восхитился силой, которая каким-то образом смогла поместиться в одного человека.       Леон уже оглядел чистый, просторный кабинет, прочитал все, что можно было (награды в шкафу было сложно рассмотреть, не двинувшись им навстречу) и в данный момент смотрел на мужчину, читающего его резюме и рекомендательные письма, в голову вдруг пришла мысль, что он не знает имени, уже, видимо, своего, капитана:        — Простите, сэр, — парень не увидел, но буквально почувствовал немое Что? в лице мужчины, — могу я узнать ваше имя?       Имя? Да, точно, имя. Даже у собаки имя есть, подумал Сергей, поворачивая корпус и наклоняясь к ящику стола, где лежала его именная табличка с «Капитан Сергей Глускин». Он поставил её на стол и продолжил читать принесенные ему листы, пока Леон вглядывался в символы, разгадывая в написанном русское имя.       Не то чтобы Сергей не любил, когда все пялятся на табличку (она лежала в ящике стола не по этому поводу), но она занимала непозволительно много места, когда мужчина работал с бумагами. Или бумаги слишком много… Напрашивается вывод — Сергею нужен стол побольше.       Задумавшись о насущных проблемах, он пробежал глазами по строкам, не улавливая их сути, и кивнул, мол, ладно, я понял, но почему ты пришел на неделю позже положенного?       — Я должен был прийти неделю назад, но мне так и не позвонили. После, когда я решил сам разобраться, в чем дело, меня направили сюда. Извините.       Сергей принял оправдание как неплохое, а затем опешил. Он же не задавал вопроса. По крайней мере, вслух. Мужчина оценивающе оглядел парня, примеряясь за кем его прикрепить.       Леон стоял прямо, сцепив руки за спиной, ожидая когда же ему, наконец, скажут его назначение, но желанных слов так и не было произнесено. Капитан писал что-то на листах бумаги. Через пару мгновений эти самые листы оказались в руках Леона. На них значилось, кто будет его напарником — Ада Вонг, где он будет обитать в рабочее время и что делать. При виде списка дел в груди Леона поднялось негодование — его посылали разбираться с отчетами и бумагами (самое, как считал Леон, бесполезное занятие), — но он удавил его в ростке. Ничего, он станет лучшим, даже если в заполнении бумаг…