Проснулся я в отвратительных чувствах, как если бы изнутри скребли ложкой. Хоть той самой ложкой, что я всё ещё сжимал в своих пальцах, так и уснув. Я оторвал голову от сложенных рук и подавил рвотный позыв. Поспал я ужасно. Моё сознание мучили ужасные факты, всё мелькало перед глазами, будто я и не успел забить совсем недавно. Если тогда я осознавал масштабы катастрофы лишь поверхностно, теперь я понял всё. И мне реально плохо. Я сломаюсь. Умру, как только он сделает это первый же раз.
Ужасно это представлять. Слишком противно, но подсознание не подчинялось мне, всё поддразнивая мой скрученный в узел желудок образами действий, которые меня ожидают.
Ложка с глухим стуком была опущена на стол, а сам я поднялся из-за стола и побрёл к двери. Меня ужасно качало, а лицо, уверен, приобрело нездоровый оттенок от тошноты и ужаса, что всё поднимались к горлу от живота. По всему телу гуляли ощущения холода и тяжести, абсолютно неприятные, давящие. Схватился за дверную ручку, повернул, открыл. Через мгновение я уже тяжело, но уверено шёл к санузлу. Коридор был пустынен и подозрительно тёмен. В этом крыле никто не включил свет, и освещением служили синеватый свет, проникающий с улицы, и слабый жёлтый свет люминесцентных лампочек из-за поворота. Конечно, кто бы включил свет и здесь, когда мой кабинет размещён в самой заднице этого здания, как и кабинет ГИ? Среди различных служебных и вовсе пустых помещений. Страшно. Ведь больше здесь никого нет. Почему я раньше так лояльно к этому относился? Возможно, частично мой страх не был обоснован, ведь за поворотом этого небольшого коридорчика с нашими кабинетами сразу находился центральный коридор второго этажа, на котором мы собственно и были. Успокаивало? Ничерта.
Я доковылял до тёмной уборной, где дал волю своему желудку. Жаль, это ужасное чувство невозможно просто выплюнуть. Все непереваренные остатки вперемешку с желчью вышли, а всё остальное осталось при мне.
Я-то думал, что всё давно устоялось и меняться не будет. Что дни будут такими же одинаковыми. Как же я ошибся. Всё только начиналось.
Я сам не заметил, когда по щекам потекли слёзы, которые сдержать я не смог. Сначала они капали в унитаз, а потом я усмирил рвотные позывы, выплёвывать стало совсем нечего, и я скатился на такой же вымытый, как и в коридоре, пол, веящий прохладой, слегка успокаивающей нервы.
В тёмном помещении, из одной из кабинок, были слышны мои горестные несдержанные рыдания. Да, я никогда не был сильным. Нытик какой-то. Ничего ещё толком не произошло, ноги у меня длинные, убегу, чего так переживать? Но предательские слёзы уже было не остановить. Я в них почти что захлёбывался, а может, я преувеличивал. Было бы забавно умереть, задохнувшись в собственных слезах, а? Ну всё, всё, пора успокаиваться. А то я вдруг подумал, что сюда в принципе может зайти кто угодно. От любой страны, которая войдет сюда по очевидным делам, и вдруг услышит здесь задыхающиеся рыдания, до самого Германии, что было куда страшнее. Нужно всё учитывать. Ноги-то длинные, а вот в замкнутом помещении особенно не побегаешь. Да, нужно помнить это. Эти мысли заставили меня всё же усмирить рыдания, утереться рукавом и начать подниматься. Когда я уже стоял на ногах, мне хватило ума-разума вспомнить о том, что нужно бы спустить воду для приличия, поэтому я так и сделал, а потом наконец толкнул дверцу кабинки… Она в свою очередь не поддалась. Я недоуменно попробовал еще раз, но результат был тот же. Постепенно мою голову стал заполнять текучий и холодный страх, не дающий поразмыслить нормально. Только когда я отошел от двери на шаг и осмотрел её, увидел, что я при входе сюда задвинул щеколду. Она-то и не давала двери открыться. Я испустил стон облегчения, отпирая нехитрый замок и мысленно ругая себя за глупость. Ну надо же так испугаться двери, запертой тобой же. Чего я только там уже не подумал. И что дверь подперли, чтобы я тут застрял, и что дверь в принципе безвозвратно заклинило, да и что угодно вплоть до того, что там стоит сам ГИ и насмехается над моими глупыми попытками. Но нет же, задвижка! Да, параноиком я стал уже давно, но я не думал, что всё настолько серьёзно. Уже снаружи я помыл руки, умыл лицо и сполоснул рот, не побрезговав после даже попить, настолько уж сильно пересохло в моём горле. Я сумел окончательно успокоиться и пошёл на выход почти без каких-либо тяжёлых мыслей, по крайней мере сиюминутные тревоги развеялись и в голову вернулась трезвость, относительная трезвость, ведь действительно адекватным я редко бываю. Возможно, это уже признак едущей крыши, ведь собственно друзей, с которыми я мог бы так дурачиться, у меня не было, я был абсолютным одиночкой-оптимистом. Порой я замечал за собой разговоры сам с собой или даже с какими-либо предметами, но для меня это в полной норме вещей, да и особых причин для тревог в этом плане я не видел, ведь это не было совсем уж моим хобби или видением мира. До сумасшествия мне ещё далеко.
Но когда я уже на условном духовном подъёме вышел и собрался было идти обратно к кабинету для дальнейшего бесполезного времяпрепровождения, я вдруг вскрикнул:
— Ай! — и даже подпрыгнул.
И причины для этого действительно были. А как ещё можно отреагировать на смачный шлепок по собственной заднице, который напугал до чёртиков своей неожиданностью, вызвал боль, так ещё и звук показался чересчур уж громким? Оборачиваться мне откровенно говоря не хотелось, потому что ясно как белый день, кто именно там меня так караулил. Боже, мне и так плохо, почему нельзя обойтись без новостей хотя бы теперь?
Да и по какому собственно праву со мной обращаются как со шлюшкой? Просто возмутительно. От возмущения я даже обернулся, уже держа на языке смачные ругательства в его адрес. Ехидно улыбается, чего и следовало ожидать. Ужас. Просто тихий ужас.
— Приветик, Польша, давно не виделись.
— Нахуй пошёл! — я сделал шаг назад и стыдливо оттянул края своей кофты пониже, чтобы прикрыть пострадавшее местечко.
— Знаешь, фарфор, я очень не люблю грязнословие.
— Насрать мне. Отъебись. Культурой так и брызжет от тебя, ага. Да, очень культурный, мать твою, человек. Я заметил!
— Неужели ты догадался, что я имею на твой счёт? Какая хорошая смекалка.
— Зуд ты имеешь в причинном месте, пидорас, — бросил я и резко побежал вперёд, в сторону основного коридора, прошмыгнув мимо немца настолько быстро, насколько только мог. Не к кабинету же бежать, нет, я не дурак. К моему собственному удивлению, Германия или не успел среагировать, либо сделал это нарочно, но улизнуть мне удалось.
После того, как я убедился, что никакой погони за мной не последовало, я остановился и попытался отдышаться, не повторяя более своих ошибок и поворачиваясь в ту сторону, откуда я прибежал, да и наклоняться как-то не хотелось для одышки, поэтому я просто глупо встал посреди коридора с круглыми от адреналина глазами и тяжело вздымающейся грудью. Сейчас я даже удивился своей смелости и наглости так общаться с ГИ. На самом деле, мне бы наверное следовало вести себя как мямля, у которого голос при виде него срывается и который никаких более менее вразумительных фраз сформулировать не может, лишь лопоча что-то вроде банального «Пощади, пожалуйста, я что угодно сделаю, только не делай мне больно». Не знаю, к сожалению, или к счастью, но по крайней мере сейчас я не собирался так просто показывать свою слабость. Да, я и есть слабый, но я так просто не сдаюсь. Я понимал, что от него сбежать некуда, но если не убежать, так стоять за себя до последнего, пока ещё могу ругаться, бегать, кусаться. Пусть знает, на кого нарвался. Господи, как же это жалко звучит от меня. Моё сопротивление ему как слону дробина. Но извините, не прыгать же мне покорно ему на колени, мол, на, мне вообще плевать. Поэтому всё, точка.
Знаете, а не пойти ли мне домой? Делать мне здесь откровенно говоря нечего, так ещё и задницу свою опасности подвергаю, зачем, ради чего? Ключи от дома всё равно в кармане. Проверил — конечно, родимые всегда там! А больше мне ничего и не нужно. С такими вот мыслями, почти со спокойной душой я направился к лестнице на первый этаж, а затем и к желанному выходу, прощаясь с чёртовым Центром, который стал настоящим домом ужасов для меня, а не местом работы.
* * *
В этот раз уснуть мне так и не удалось. Мысли пожирали меня. И мне было действительно страшно. Кажется, или отныне мне абсолютно в любой момент страшно? Почему нельзя просто взять и исчезнуть, спрятаться от всех проблем? Почему нельзя жить как раньше, когда меня не трогал абсолютно никто? А теперь вот это. За что? Существовал себе спокойно, никого не трогал. Почему, ну вот почему я расположился не где-нибудь на краюшке материка, а в чёртовой середине? Да уж, выбирать не приходилось. И очень, очень жаль.
Утром я был выжат, как лимон. Или даже хуже. Вся эта ситуация не слишком способствует хорошему расположению духа, как бы я не пытался с этим бороться. Хотя борьбу мою можно назвать борьбой лишь с натяжкой.
* * *
Всё как обычно. Я сижу на абсолютно бесполезном собрании, даже не зная сути самого собрания. Сиди просто в сторонке, Польша. Рядом с Германией, обязательный пункт! Но пока ничего не происходило. Хоть меня и подташнивало от его вида, нахождения рядом со мной и его косых взглядов, ситуация была вполне сносной. Нельзя не отметить его улыбающуюся по-хитрому физиономию, хотя какой смысл, если в моем присутствии он почти всегда ухмыляется. Уже не удивляет, давай новое. Не надо.
Я потёр глаза. Они просто слипаются от усталости и недосыпа, а зеркало утром мне показало какого-то мертвяка, не иначе. Я бы, на самом деле, заснул прям здесь. Но это было довольно рискованно, хоть я даже и не представлял, что может сделать рядом сидящий ГИ в таком случае. Но лучше так не поступать. Но это так чертовски сложно!
— Ну-ну, поспи у меня на плечике.
Опять этот голос. Я скосил глаза, опираясь головой на свои руки, и убедился, что обращается он правда ко мне. Но я был настолько усталый, что меня это даже не испугало, я упрямо проваливался в сон, клюя носом.
— Сам справлюсь, отвали, — невнятно пробормотал я, вновь смотря на стол перед собой.
В этот самый момент по столу проскользила какая-то бумажка, оказавшись вдруг аккурат под моим взглядом. Придвинута она была рукой немца. Я сначала не понял, выпрямился и убрал руки, недоуменно зыркнул на чуть ли ни хихикающего мужчину и взял в руки, как оказалось, документ.
И ничего хорошего я там не прочёл. Первая же строчка заставила меня вздрогнуть и тут же прийти в себя получше чем от хорошей оплеухи:
Объявление войны.
* * *
Господи, за что мне всё это? У меня был суверенитет, который для меня всё равно никто не охранял и из суверенитета было лишь слово. А теперь он полностью лишит меня и этого, чтобы совсем уже отрезать пути к спасению. Самое страшное было в том, что в войне этой исход лишь один. Мой проигрыш. И тут уже точно конец мне и моей бедной заднице. А ещё страшнее то, что я совсем не подозреваю, как устроена зависимость одной страны от другой. Допустим, колонии. Но я же не буду колонией, верно? Колонии — это другая тема. Хотя, если подумать, то зависимость от колонии в плане самостоятельности очень похожи. То есть, самостоятельность ограничивается в квадрате пять на пять сантиметров. Это я образно. А говоря прямо — связан по рукам и ногам, всё контролирует…владелец. При такой мысли по моему телу пробежали мурашки. Чего я уж точно не хочу, так это чтобы моим владельцем был Германия. Кто угодно, кроме этого извращенца, прошу!
И всё же, я правда не знаю, в чем именно отличие между зависимым и суверенным государством. И нет, я, конечно же, не про определение, я не совсем дурак. Мы живём в особенном мире. Значит, и зависимость будет проявляться по-особенному. Но я, черт возьми, даже не представляю, как! Каким образом я буду в полном распоряжении ГИ? Если поймает? Или у меня сразу отнимутся ноги? Полная неразбериха. Будь я покоммуникабельнее, я бы спросил у какой-нибудь колонии или у страны, что раньше была колонией. Но вряд ли я решусь, да и вряд ли мне ответят. Я же никто, вот так. Какая-то мошка. Бз-з-з. Не смешно.
И вообще, почему я уже об этом думаю? А вдруг у меня всё же есть какой-то шанс всего этого избежать? Да, размечтался. На защиту кого-нибудь вступиться не допросишься. Значит, все своими силами. А значит, всё, kaput, армия у меня никчёмная.
Просто сделаем вдох, выдох. Не будем думать о худшем. Это не по-польски.
Итак, сдаваться я тоже не буду, это я для себя уже решил, потому что с самым невозмутимым видом, на что я был способен, я делал всё для этого сопротивления. Организовал мою бедную армию, перекрестился раз наверное десять тысяч, эвакуировал какое мог мирное население, и все это я сотворил за одну ночь. Очень, очень больно отправлять людей воевать на границы своего района, зная, что они умрут. Но я ничего уже поделать не мог.
Здесь начинали воевать Немецкий и Польский районы. В мире война развернулась между Германией и Польшей. Дай Бог не плошать мне и людям, которые стоят вместо меня там, в реальном мире.
Хотя всё же, какой мир реальный, а какой нет?
