Мой сон был непривычно спокоен. Было не холодно, не жарко. Я лишь чувствовал, что действительно отдыхаю, а это для меня было ценнее всего. Как давно я уже не спал вот так? Даже припомнить трудно.
В доме США для меня было преувеличено уютно, от всего будто веяло теплом и заботой, и я даже не понимал, почему. Всё казалось мне подозрительным, но сну не мешало, ведь мозг уже купился, кричало лишь подсознание, не посмевшее пробраться в мой сон.
Но вскоре я проснулся. Первое, что я услышал, это монотонное тиканье часов и перелистывание книжных страниц. Потом уже я открыл глаза.
Я лежал лицом к комнате, плотно укутавшись в плед, подтянув ноги к груди в невинной позе. Мой взгляд сфокусировался и я увидел… Штаты. Он сидел в кресле прямо перед диваном, на котором я лежал, и читал какую-то книгу, попивая что-то из чашки. Судя по запаху, снова кофе. Часы, висевшие над ним, показывали восемь часов. Вечера или утра? Если он ещё здесь, скорее всего вечера. Я шевельнулся, высовывая руки из-под пледа, и Америка тут же взглянул на меня поверх книги. Мне стало неловко, а потом ко мне вернулась боль, я чуть сморщился и стал садиться, чувствуя, как затекли мои конечности в однообразной позе. Американец молчал, пристально наблюдая за мной.
Сесть для меня было целым испытанием, но я сделал это, хитроумно устроившись так, чтобы чувствовать меньше всего боли. А потом я чихнул, быстро прикрывшись ладонями.
— Простыл?
Я быстро вновь поднял на него взгляд.
— Да нет, нет…
— Я же вижу. Холодно? Может, принести тёплое одеяло?
— Не стоит, — я шмыгнул носом, а США уже отложил книгу и чашку на широкий подлокотник и поднялся.
— Ты весь дрожишь, — и подошёл ко мне.
Мне показалось, что всё это время его голос выражал какую-то грусть, будто что-то было не так, да и сам он выглядел более кисло. Я подсознательно напрягся, не понимая причину таких перемен, и связаны ли они со мной. Он же мягко прикоснулся к моему лбу ладонью.
— Температура у тебя. Подожди минутку.
И он ушёл, оставив меня ненадолго одного наедине со своими мыслями. Что уже произошло? В сонную голову не шло ни одного варианта. Но что-то же точно в нём изменилось, это я увидел и услышал прекрасно.
Вернулся Америка с большим тёплым одеялом, которое даже на вид казалось очень уютным. Как бы там ни было, он почему-то продолжал обо мне заботиться, и, как мне показалось, теперь даже ещё более, чем раньше. Он бережно укутал меня поверх пледа в одеяло и отошёл, усаживаясь обратно в кресло. Одеяло оказалось действительно очень мягким и воздушным. Ни в какое сравнение с тем, чем я укрываюсь дома.
— Ты выспался?
— Да, да. Спасибо.
— Перестань меня благодарить. Я не мог тебе отказать.
— Почему? — осторожно поинтересовался я, вновь пытаясь узнать причину тёплого приёма, ведь в прошлый раз ничего не получилось.
И он снова замолчал, уставившись в пушистый ковёр на полу. Только я подумал, что ответа снова не услышу, он заговорил:
— Знаешь, почему я взял тебя? — хмуро начал американец.
— Нет… Иначе не спрашивал бы, — робко ответил я, уже начиная жалеть о своём любопытстве.
— Я хотел тебя использовать, — Штаты всё хмурился, не поднимая на меня взгляд.
В гостиной повисло тяжёлое молчание. Я был не в силах что-либо ответить на такое откровение и просто застыл, чувствуя вновь нарастающую панику. Тишина прервалась через время, показавшееся мне вечностью, за которую я успел придумать что угодно.
— Вообще не понимаю, как ты мог ко мне пойти за помощью. Можно было прийти почти к кому угодно. Чёрт, ты же знал, что мои отношения с Германией пошли в гору, что мы уже почти друзья. Как можно было идти за помощью к его другу… Я просто не понимаю.
— Я… Я не знал. Я не думал, — мой голос стал дрожать, да и сам я вновь затрясся даже под пледом и одеялом. Неужели это всё был правда лишь спектакль? Что теперь меня ждёт?
— Ладно, допустим. Допустим, — он подался на кресле вперёд, сомкнув кончики пальцев и неотрывно глядя в пол. — Но всё же, как ты думаешь, какие мои первые мысли при виде того, за кем охотится ГИ? Мой уже почти друг?
— Наверное, сдать меня ему, — на глаза навернулись слёзы, я не понимал, к чему он ведёт.
— Верно. Заманить тебя добротой и щедростью, а потом отдать Германии ради укрепления нашей дружбы, может даже с вознаграждением… Как продажная, мать её, шавка, — невесело усмехнулся он и наконец посмотрел на меня исподлобья. — Понимаешь, о чём я толкую?
— Н-не совсем… — я поплотнее укутался в одеяло, сжавшись, и видны были из моего своеобразного укрытия лишь растрёпанная макушка и испуганные глаза-блюдца.
США вздохнул:
— Первые несколько часов я именно так и хотел поступить. Но совесть не давала мне покоя. Я же знаю, что тогда произошло, и это я тебе уже сказал. Только лишь это давило на меня, заставляя подумать получше о том, что я буду с тобой делать. Если бы ты нужен был ему для территорий, я бы уже не думал. Но это… Это же просто ужасно, я не могу тебя ему отдать. А мысли о том, кого именно хочет сделать из тебя немец, подтолкнули меня также на мысли о собственном, как мне казалось, нелёгком прошлом. Я ведь тоже был зависим. Зависим от своего отца, Великобритании, в те времена, пока я был ещё колонией. И это было не слишком сахарно… Не хочу тебя пугать, но это так. Мне так хотелось независимости!.. Надоедало вечно крутиться рядом с ним, однако будучи за его спиной, также как и множество других его колоний. Не иметь своей жизни… Но меня не подвергали насилию. Наоборот, отец своеобразно, но любил меня. И тогда это казалось мне ужасным. Не его отцовская любовь, конечно, а именно тот факт, что я колония. Да, я был буйным подростком… И независимости в итоге, к сожалению, добился кровью. Но теперь я понимаю,
что на самом деле настоящий кошмар. Я не могу просто взять на свою совесть то, что он будет с тобой делать. Да, я хотел бы забыть о том, что слышал в том коридоре. Мне так тебя жаль… Но именно это послужило твоим билетом к тому, чтобы я тебя не продавал за то, чтобы меня погладили по голове.
Я слушал его речь очень внимательно, пытаясь не пропустить ни слова. Чем больше он говорил, тем больше я успокаивался и убеждался в правдивости его слов, и в то же время удивлялся тому, что мне, получается, действительно повезло. Мои переживания были действительно оправданы, ведь он так и хотел сделать. Теперь же я испытал облегчение.
— И что же теперь? Что ты будешь делать? — утирая успевшие было навернуться слезы, тихо спросил я.
— Теперь? — США взял свою кружку с подлокотника и посмотрел в неё, чуть поведя ею, чтобы оставшаяся там жидкость немного поплескалась. — Теперь я буду прятать тебя у себя и делать вид, что не знаю, где ты находишься.
— А вся эта забота — просто спектакль?..
— Частично. Знаешь, сначала я действительно делал это лишь показательно, но теперь неосознанно это стало настоящей заботой, так что не переживай на этот счёт, — одним глотком он осушил свою кружку и снова её отставил. — Тот, кто имеет хоть грамм совести, не сможет, смотря на замученного Германией парня, просто взять и отдать его на дальнейшие мучения. Я был здесь последние два часа, как ты спал, и иногда смотрел на тебя. Честно, невозможно без болящего сердца смотреть, как такой невинный комочек болезненно морщится во сне, — я на такие слова в свою очередь покраснел от стыда. — Ты ничем не заслужил такого. Добивать тебя своей алчностью у меня просто не подымется рука.
Мои глаза снова заслезились. Но в этот раз не от страха, а от благодарности. Понимая, что никак не смогу отплатить ему за помощь, а говорить слова благодарности было бы слишком мало, я просто начал плакать. Наверное, это первый раз в моей жизни, когда я плачу от счастья. Америка, вновь поднявший на меня взгляд от того, что я ничего не ответил, отреагировал сразу.
— Ну что ты, что ты… — кажется, он даже растерялся. Парень поднялся с кресла и подошёл ко мне, чуть наклоняясь и протягивая ко мне руку, чтобы вытереть слёзы. — Не плачь, всё будет хорошо, — он сел рядом со мной, я неосознанно повернулся к нему, чтобы подставиться под его руку. — Я сделаю всё, что смогу сделать. К сожалению, ничего не обещаю. Но я правда…
Его речь оборвалась, потому что я вдруг выпутался из одеяла и резко обнял Штаты, уткнувшись в его грудь, продолжая всхлипывать. Америка обескураженно взглянул на меня и неуверенно обнял в ответ. Его объятия, как прошлые прикосновения ко мне, были очень мягкими и бережными. Буквально за несколько минут после пробуждения я полностью доверился Штатам, и теперь меня не мучили лишние мысли. Я даже не заметил, в какой момент он начал гладить меня по голове, лишь баюкая своим мягким шипением на ухо:
— Тс-с… — и лёгким покачиванием назад и вперёд.
* * *
— Чая у меня нет, к сожалению, зато есть кофе. Будешь?
Сейчас я сидел, укутанный в плед, — одеяло осталось на диване в гостиной, где я и буду сегодня ночевать, — на кухне за столом. Мне уже позволили умыться от несолёных слёз, дали поужинать, а теперь предлагали выпить чего-нибудь горячего.
— А почему нет чая? — поразился я, уже сытый и довольный.
— Ну, знаешь, не люблю, — ответил США. — Отец вечно его пил, пьёт, и будет пить, поэтому я теперь терпеть его не могу, а для гостей не держу.
— Аа, понятно. Ну, тогда можно и кофе, я в принципе не отдаю чему-то предпочтение…
— Понял, — американец уже наводил кофе. — Слушай, как думаешь, можно ли мне выпить четвёртую чашку за сегодня, или уже не стоит?
— Думаю, это слишком много.
— Да, ты прав, — протянул он. — Ну хоть кто-то будет теперь меня контролировать… Сколько сахара тебе?
— Две ложки хватит.
— Сливки?
— Да, если можно, то побольше. Не люблю крепкий кофе.
— А я наоборот, — судя по голосу, он улыбнулся. — Люблю обычный, без сливок, только с сахаром. Правда иногда всё равно балуюсь мягким кофе… По настроению, так скажем, — ненадолго Штаты замолчал, продолжая колдовать над моей чашкой. — Польша, а, Польша? Ну, а если со сливками, можно четвёртую чашку?
— Думаю, нет.
— Тц, какой ты… Ну ладно, — и передо мной оказалась моя чашка.
Поблагодарив парня — интересно, можно ли вообще его так называть? — взглядом, — он сказал мне о том, чтобы я впредь не произносил слов по типу «спасибо», потому что это его слишком смущает, — я принял чашку и немного отхлебнул, потом зажмурившись от обжигающего тепла, бегущего по телу вниз. Штаты подошёл ко мне и поправил плед на моих плечах, потом уселся рядом, наблюдая, как я наслаждаюсь кофе и греюсь.
— Знаю, что это не самая приятная тема для разговора, но как давно всё это началось? — вопрос прозвучал мягко.
— Ну… Я не могу сказать чётко. Давно уже. Год назад, может и чуть побольше, — сейчас, пока я был в безопасности, я говорил об этом спокойно.
— Правда? — искренне удивлённо спросил он.
— Да, примерно, но всё это время он меня не трогал, — я в очередной раз отхлебнул из чашки. — А начал совсем недавно. Такого я вообще не ожидал, думая, что всё уже устоялось и мне всегда придётся жить под его взглядом. Ага, не тут-то было, — чашка уже была пуста наполовину. — Всем своим видом стал намекать на то, что меня ждёт…
— Мда, не сладкая жизнь. Знаешь, я бы не выдержал.
— То есть?.. — я глянул на Америку.
— Ну, того. Вскрылся бы, наверное. Узнай я, что меня ожидает такое, я бы не стал дожидаться худшего. Вот правда, это же кошмарно. Такие испытания явно не по мне.
— Это тебе так кажется. Я тоже подумывал.
— Нет, не принижай себя. И даже не смей считать себя слабаком. Когда я принимал тебя, думал, что ты уже совсем слетел с катушек, такой диковатый у тебя был вид, да и события, мною случайно подслушанные, не способствуют сохранению рассудка. Но нет, ты молодцом держишься.
— Да ладно тебе, — я спрятал взгляд в чашке и снова отпил. — Я сам чувствую, что крыша у меня едет, так что твои слова об обратном меня не сильно утешают.
— Как знаешь, я говорю, что вижу.
— Хм… Всё же сложно жить без слова «спасибо».
Американец усмехнулся и потрепал меня по голове.
* * *
Время уже перевалило за полночь, мы с США так заболтались, что даже не заметили, как прошло это время. Америка проводил меня обратно в гостиную, а там разложил мой диван, который, как оказалось, имел такую функцию. Он почесал в затылке и оправдался тем, что днём он укладывал меня по-быстрому, потому что на мне не было и живого места, и выглядел я жутко устало.
Такой роскоши у меня не было даже дома. Чтобы я, да спал на двухместной кровати! Причём настолько уютной, постеленной чистым, вкуснопахнущим бельём, с мягким-мягким и пушистым одеялом. От одного вида такой кровати снова захотелось спать, даже несмотря на выпитый кофе.
Штаты даже дал мне вещи, в которых я буду спать ночью. Я еле сдержался, чтобы вновь не рассыпаться в благодарностях, и переоделся, пока он вежливо ожидал за дверью. Потом он, словно мама, уложил меня в постель, укутал, выключил свет, пожелав спокойной ночи, и ушёл. Разве что в лоб не поцеловал.
* * *
Ночью мне вновь было неспокойно, хоть и не так, как это было раньше. Мой мозг, впечатлённый разговорами с Америкой и оттого воспалённый, рисовал передо мной неопределённые картины, за которые было трудно ухватиться, но от этого сон мой был тревожным, я ворочался, находясь где-то между сном и реальностью. Я чувствовал, как мне было то жарко, то холодно, но в то же время я не мог проснуться. Не знаю, сколько это бы продолжалось, но меня разбудил голос:
— Польша… Польша, проснись, — а потом почувствовал ещё и слабую тряску за плечо.
Я распахнул глаза и слабо вздрогнул, но потом сразу успокоился. Передо мной, почти в полной темноте, снова был никто иной, как Штаты, и именно он меня разбудил. Сейчас я был снова ему благодарен за то, что он прервал этот странный сон.
— Тебе приснился кошмар? — он говорил тихо и успокаивающе, мне становилось легче от его голоса.
— Почти, — сказал я, выдохнув. Американец знакомым жестом дотронулся рукой до моего лба.
— У тебя опять температура, — он замолчал, и мне вновь становилось тревожно, мне нужно было слышать его голос. Но, слава Богу, он вновь заговорил. — Ты сильно ворочался и бредил, поэтому я решил тебя разбудить.
— Бредил?.. Что я говорил?
— Я ничего не понял, прости. Ты что-то мямлил, но, как я подумал, скорее всего по-польски.
— Ладно, ничего. Ничего… Я не помню, что мне снилось.
— Это и не важно, — Америка погладил меня по чуть влажным от пота волосам, я успокоился ещё больше. — Нужно ещё поспать, сейчас только три часа ночи, — и он убрал руку, выпрямляясь.
Я же схватил его за запястье, не позволяя этого сделать.
— Останься… — пролепетал я, сам не понимая, что говорю.
— Что?
— Побудь со мной, пожалуйста. Когда я усну, можешь уйти, просто мне неспокойно… Н-но если не хочешь, можешь этого не делать, конечно!
США вздохнул и лёг рядом со мной. Я смутился, хоть и сам попросил это сделать. Уже лёжа, он поправил моё одеяло, и даже в темноте я увидел его мягкую улыбку.
— Спи. Снова спокойной ночи.
Я тоже улыбнулся и закрыл глаза.
