Потеряться в космосе

Я проснулся от звуков какого-то погрома. Я спал? И что происходит? Я ничего не вижу, я ослеп! Пошарив руками по полу, — почему я на полу? — я наткнулся на какие-то тряпки. Вдруг что-то ощутимо треснуло по голове. — Ай! Я убрал это нечто с головы, и оказалось, это швабра. В полной темноте я сел, потёр место ушиба — чёрт, будет шишка. Где я? Через мгновение я вспомнил, что произошло: я убежал от Германии и спрятался в тёмном чулане. Потом сел на перевёрнутое ведро, рыдая. Так? А потом я, видимо, уснул. Вау, только я так могу! Защита от всех возможных проблем — сон! Только вот уснул я, а потом упал с ведра и перевернул вверх дном всё содержимое чулана. Наконец я разобрался. Стало бы даже смешно за собственную нелепость, если бы не было так грустно. Я нарушил правило, это отрицать нельзя. И, чую, несладко мне придётся за это. Хотя, мне в любом случае в этом доме не слишком хорошо. Но это только начало. Начало чертового конца моей жизни. Выживу ли я вообще? Не воткнут ли мне нож в грудь, как только я прекращу казаться хоть сколько-нибудь полезным? Вот это вопрос. Но, как сказал Штаты, что бы ни было, лучше наставить ГИ как можно больше палок в колёса. Но, чёрт возьми, как?! Хорошо, с этим вопросом я разберусь позже. Сколько времени? В абсолютной тьме не совсем понятно время суток. Холодно на полу-то… Так! Я поднялся и нащупал дверь, после прислонил к ней ухо. Тихо… Странно, как учинённого мною погрома не было слышно на весь дом. Так или иначе, мне стало чуть легче, хоть и червячок страха уныло засосал под ложечкой. Значит, нужно выйти. Другого выбора всё равно нет. Рано или поздно, даже если меня нарочно не будут искать, я полезу на стенку от чёртовой зависимости. Я вытащил швабру, которая служила мне задвижкой, из ручки, потом осторожно приоткрыл дверь, и она издала протяжный стон-скрип. Ёлки-палки, они вообще двери смазывают? Все скрипят. Или это специально так? Правда же навевает атмосферу старинного замка. Свет снаружи ослепил меня. Если вспомнить, что шёл я сюда, когда за окнами уже исправно темнело, я провёл здесь всю ночь. Оно и заметно — вон как задница отмёрзла! Жмурясь, я вскоре привык к свету и открыл дверь шире. Никого. Я вышел, закрыл за собой дверь и уже почти что машинальным движением поправил рубашку. Чёрт, и что делать? Вдруг, если я продолжу прятаться, наказание усугубится? Но неужели я снова самовольно пойду к Германии? Сжав зубы, я понял, что придётся снова это сделать. Злить его ох как не хочется. Точнее, иногда хочется, но не хочется. Что? В общем, я запутался. Я пошёл по коридору по направлению к лестнице. Только сейчас я заметил, что неприятно ныли пальцы на руках. Мельком посмотрев на них, я понял, что действительно в некоторых местах прокусил до крови. Спускался вниз я максимально тихо и осторожно, будто ожидал в любой момент чего-то очень страшного. Хотя, так оно и было, в принципе. Итак, я на первом этаже. Я чувствую, что Империя где-то в доме. Что у нас там сегодня? Вторник?.. Почему он не на работе? Я понял, почему, когда дверь в его комнату, находящаяся недалеко от лестницы, открылась. Он вышел оттуда такой во всей красе, не дай бог ослепит не хуже солнца. Он как раз только собрался на работу, всяко. Но о чём я думаю?.. — Ага, попался. — Я, ээ… Утро, да, мм… Германия засмеялся, я совсем растерялся. Мама, куда деваться? Мама, я тебя не помню, но помоги. — Утро, значит. Я и не заметил, — он подошёл ко мне, я привычно отступил назад на несколько шагов и в итоге упёрся спиной в перила перед лестницей вниз. Ох, я уже говорил, что мастер попадать в тупики? — Правильно, тебе именно сюда, — немец схватил меня за руку, одним резким движением развернул спиной к себе. — Как хорошо ты сделал, что сам пришёл. Я уж думал оставить тебя на весь день в доме одного, а вечером уж найти и наказать получше, но тебе повезло, — Германия подвёл меня прямо к лестнице, ведущей вниз, поставил перед ней, а потом… толкнул вниз. Я, не успев ничего сообразить, неуклюже прошлёпал по первым нескольким ступеням, но потом упал и до конца проехал кубарем, больно считая рёбрами каждую ступеньку. Внизу я рухнул как груда мусора, запутавшись в рубашке. — Хах, ты же не думал, что я буду терпеть твои истерики? — послышался мягкий низкий голос откуда-то сверху. Потом я услышал и шаги. Он спускался по лестнице ко мне. Справившись с рубашкой, — просто пока падал, я окунулся в неё с головой, такой большой она мне была, — я быстро поднялся и сдержал стон боли. Интересно, не сломал ли я ребро? Нет, сломал бы, наверное было бы ещё больнее. Германия спустился и без слов схватил меня за шиворот, подтаскивая глубже в подвал. Здесь было почти также темно, как в кладовке. Только лившийся сверху свет как-то помогал видеть что-либо. Здесь было слишком хорошо для подвала, но это не слишком утешало. Немец швырнул меня к стенке, я врезался в неё, потом обернулся. ГИ уже откуда-то взял верёвку… Верёвку? — Повторю, сегодня тебе повезло. У меня нет времени разбираться с тобой, поэтому… — сильной рукой он опустил меня в рядом стоящий стул, а потом стал как-то слишком уж умело привязывать меня к нему. А ещё — слишком туго. Я даже пискнул, ведь по ощущениям мне стянули все внутренности. — Что, туго? — он затянул ещё. Да куда?! — Хватит, хватит! — Ну-ну. Хватит ему, — передразнил ГИ и наконец закончил. В итоге я почти не мог дышать. — Я же…помру… — Не помрёшь, сладкий, — приторно протянул он и легко придвинул меня вместе со стулом к стене, да так, чтобы я точно видел лестницу, ведущую к выходу. Ах он… — Отлично, — Германия показательно отряхнул руки и, не сочтя нужным сказать что-то ещё, стал уходить. — Тварь! Ненавижу тебя! Сука! Чтоб тебя там по пути собаки разодрали, изверг, сукин сын! — хрипло закричал я ему вдогонку во всю возможную в данном случае силу лёгких. — Не сквернословь. И не дёргайся сильно, упадёшь — будешь весь день так лежать, — с усмешкой в голосе подметил он. Через пару секунд его ноги уже не было видно на лестнице. Он ушёл. Ушёл! И оставил меня вот так на весь день. Ни еды, ни воды, отлично! И, блять, отлить даже некуда и некак! О чём я думал вообще?! Надо было сначала найти хренов туалет, тупица! Вот надую ему тут прямо, пусть сам разбирается. Хотя, сейчас я, конечно, не так хочу, — вчера перед выходом из его комнаты сходил, не дурак, не буду же я это рассказывать, — да и вчера в этом доме я лишь один стакан воды выпил, и всё… Но это, блять, физиология, вдруг захочу?! Мда, видимо, это единственная моя насущная проблема на данный момент. Остальное не так важно. Да, действительно. Подумаешь, весь день сидеть, привязанным к стулу так, что дышать можно лишь через раз. Подумаешь! Когда я услышал, как закрылась дверь в дом, слепая злость наконец отпустила меня и я обмяк, насколько это возможно, под тугими верёвками. Звук закрываемой двери точно означал, что я остался совершенно один. Его сын точно сейчас в институте… Или университете? Где он учится? Не важно. Так или иначе, такая пустота дома меня напрягала, в отличии от тех случаев, когда я был у США и тот уходил на работу. Конечно, я же тогда не был привязан к стулу. Если бы не это, может, мне было бы и хорошо, что все ушли и я наконец один. Но моё положение сейчас вряд ли можно назвать приятным, это точно. Почему бы сейчас не вспомнить, как я решил свои проблемы в прошлый раз? Нет, правда, почему бы сейчас не уснуть, как я это сделал в чулане? Но теперь, как назло, сна не было ни в одном глазу. И что я тогда буду делать здесь весь день? Смотреть на чёртову лестницу, такую близкую, но недосягаемую? О да, всегда мечтал. Да… Раз уж судьба повернулась так, что я наказан и вынужден сутки сидеть неподвижно, в этом нужно найти плюсы, иначе можно и с ума сойти — хотя, я это и так уже исправно делаю. Ну, если серьёзно, у меня наконец появилось время всё как следует обмозговать. За бесконечной чередой каких-либо событий некогда думать, в голове каша. Но теперь, так сказать, думай не хочу. Итак, что я бы хотел первым делом поставить на свою полку? Для начала я чуть поёрзал, тщетно надеясь, что смогу хоть немного ослабить верёвку. Ишь какая неподатливая! Ну ладно… Первым делом я хотел бы подумать о странном голосе у меня в голове, и точно ли это мысли ГИ. Конечно, я уже говорил, что не могу этого отрицать, но всё же это более, чем странно. Допустим, это не могло быть голосом зависимости, — тоже звучит странно, не так ли? — как я подумал изначально. Я вспомнил тот взгляд, который на меня бросил немец, когда я ответил на голос. Тогда я снимал кофту, и с закрытыми глазами я действительно подумал, что голос его. Империя явно что-то заподозрил в тот момент. Значит ли это, что он даже не сознаёт, какое оружие вложил мне в руки? Хотя, сложно назвать это оружием… Ведь что мне это даст? Даже если я через его мысли узнаю, что он в очередной раз собирается делать со мной, сопротивляться и прятаться я не имею права. А связи с внешним миром у меня ровно никакой. Даже если я узнаю его коварный план по подчинению всего мира, я буду так же полезен, как потерянный носок. Тогда, выходит, нет никакого толка в этой способности. Но волнует меня вот что ещё. Если я слышу его мысли, слышит ли он мои? Это очень занятный вопрос, и нужно будет как-то проверить это. Например, я мог бы чётко подумать при нём про то, что… Хм, на войне все средства хороши, так? Значит, я мог бы подумать о том, что чертовски хочу его прямо сейчас. То есть тогда, когда я об этом подумаю. А что? Да, глупо, но сомневаюсь, что такая моя мысль не заинтересует его настолько, чтобы он хоть как-то показал, что услышал. Меня передёрнуло, я вновь почувствовал верёвки. Фу, как противно, что я действительно хочу именно таким способом проверять. Если он правда тоже слышит, то тогда я сам себя заведу в ловушку. И тогда прости меня, задница! Хотя… Он ведь не стал этого делать, даже когда я по дикой глупости сам напрашивался, — боже, какой стыд! — и не сделал это якобы потому, что Рейх дома. Что-то я сомневаюсь, что он очень уж заботится о невинности ушей своего сына… Возможно, он просто поддразнил, видя моё состояние. Конечно, чего бы не дразнить, когда я полностью в его руках и никуда не денусь? Когда он может, в принципе, взять меня в любой угодный ему момент? Разве что прямо при Рейхе он не приподнимет мою рубашку. Хотя, кто сказал, что, если он не заботится о его ушах, то заботится о глазах? Нет, ну ГИ же не настолько дикий… Иначе он бы, верно, выебал меня — простите за выражение, — прям где-нибудь в коридоре Центра. Ох, сложно понять логику, с которой он действует. Тут уж как повезёт. Может, он и не слышит ничего. А если слышит, и решит сделать грязное дело… То всё равно мне этого не избежать, рано или поздно произойдёт. Что-что, а с судьбой нужно мириться, а не отрицать её. Так будет проще принять… Господи, я что, валерьянки наелся? Или весь мой запас эмоций на сегодняшний день я исчерпал, когда плевал в Германию ругательства? Ладно, с этим решили. Если я узнаю, читает ли он мои мысли, разгадаю хоть что-то и станет полегче. А может, буду думать потише, если что. Осведомлён значит вооружён. И всё равно, что пословица звучит не так. Я же сам осведомлюсь, а не меня предупредят! А было бы неплохо, если бы какой-нибудь добрый дух принёс на хвостике что-то вроде: «Эй ты, Германия читает твои мысли». Всё сам, всё сам! Так, я ведь сказал, что решил с этим вопросом. Значит, насчёт Рейха. Хоть это вовсе не моё дело, его загадка занимает меня порой даже сильнее, чем собственная судьба. И, кстати, мне не кажется, что это плохо — есть на что отвлечься. Свихнуться можно на жалости к самому себе, если постоянно думать, какой я бедненький, и думать, что же мне горемычному делать. Нет, это, конечно, важно… Но должно же у меня быть хобби? Итак, начинаем сначала. Когда я впервые увидел младшего немца, что я о нём знал? Я знал лишь, что он сын Германии и учится в специализированном учреждении. Только каком именно я так и не понял. Ну, на медика он не похож, хоть движения довольно лёгкие и чёткие — это я увидел на кухне. А если и в медицинском, к такому врачу я вряд ли пошёл бы — слишком агрессивный. И под литературу характер немецкой семейки явно не подходит. Наука? Политика? Образование? Религия? Если честно, я не могу сообразить, чему конкретно учится Рейх. Лёгкие, небрежные движения, худое для его роста телосложение, противоречивость характера… Отложим вопрос о его будущей специальности, хоть у меня что-то очевидно крутится на языке. О чём-то я забыл… Время подумать о его характере. Когда я впервые его увидел, он вёл себя преувеличенно легко и нагло. Но когда я увидел его в доме, резко узнал другого Рейха — потерянного, раздражённого. Он помогает мне, но тут же заявляет о ненависти, когда при первой встрече вёл себя вызывающе, будто сам не против повторить «подвиг» отца. Но сейчас он, кажется, совсем не доволен тем, что из меня сотворил ГИ. Точнее, он хотел бы, чтобы на меня переложили его обязанности, но он называет меня подстилкой и говорит, что ему противно. «Мне не очень интересно наблюдать за твоей задницей» — вспомнил я его фразу. Есть ли в ней скрытый смысл? Имел ли он в виду, что его, в отличии от отца, вообще ничего подобного не интересует? Если так, это был своеобразный аналог слов «я на твоей стороне». Но если бы было так просто! Дело осложнено многими обстоятельствами, например такими как «я ненавижу тебя» и «мы не похожи». Но меня интересует не только отношение ко мне, но и его отношения со своим отцом. Что-то здесь тоже явно нечисто. Я бы сказал, очень грязно. Германия относится к нему, как к тряпке — между прочим, почти так же, как ко мне. Может и заслуженно, но он его бьёт. Это в принципе не нормально, да и мне думалось, что ГИ холит и лелеет своего единственного сыночка! Особенно мне так показалось при той самой первой встрече. Ох уж избалованным он казался! Но его не балуют, как я вижу, совсем… Даже однокурсники и то, при виде его в окне, тут же стали показывать неприличные жесты. А ведь Рейх, признаю, довольно симпатичный, и, казалось бы, его должны обожать как наследника и к тому же красавца. Всё так сложно и запутанно!

* * *

За размышлениями я не замечал, сколько времени проходило. Наверное, много — всё тело затекло жуть как, а ещё замёрзли ноги. В добавок к этому верёвка сидела так же прочно, как и раньше, что явно оставит мне синяки. Хорошо хоть, он не додумался привязать ноги к ножкам стула — иначе ампутирования, право, было бы не избежать. А грудь — ерунда. Подумаешь. Дамы же ходят в корсетах, в самом деле! Только я не дама… Слушайте! А может, Германия правда даже не подозревает, что я парень, а? Хотя нет, бредовая мысль… Всё он знает. Каких девушек он с членом видел? Ладно, ладно, правда бред. Ну он и грешник, в самом деле! Осознанно домогаться до парня, это нездорово. Чего я в этой жизни не понимаю? Да и вообще, кто сказал, что у Германии всё хорошо с головой? Я вздохнул — верёвка неодобрительно впилась в кожу — и сдул со лба волосы. Эх, попить бы… Интересно, сколько времени? Только я собирался подумать, что, вероятно, мне ещё очень долго сидеть, я услышал характерный звук на первом этаже. Входная дверь открылась и затем закрылась. Кто?.. Сейчас явно не вечер, не мог же Германия снова наплевать на рабочий день! Постойте, а какое расписание у Рейха? Послышались аккуратные, почти невесомые шаги. Точно, так Империя не ходит. Так ходит Третий — ух ты, вот это дедукция! Стоит ли мне как-то обозначить своё присутствие здесь? Он уже проходит мимо лестницы, надо решать быстро! К сожалению или к счастью, обстоятельства решили за меня. Неожиданно — честно, абсолютно внезапно и непредсказуемо! — я чихнул. Шаги остановились, а я покраснел. Прекрасно обозначил себя! Небольшое замешательство сверху — и шаги по лестнице. Сердце забилось учащённо, очень некстати, ведь верёвка всё давит. И вообще, чего я переживаю и на что надеюсь? — Ты, что ли? — наконец виду предстал наследничек. Он был в форме, точно с института. А ещё он был чертовски усталым. И…не ошибусь, если скажу, что он дрался. Точнее, его били. Разбитый лоб, будто его били головой об землю, взявшись за волосы, которые сейчас были растрёпаны. Одежда в пыли. Его били лежачим?.. — Что вылупился? — раздражённо фыркнул он. — Ну ты и неудачник. Нарвался на наказание? Что сотворил? — Я… Спрятался от него ночью… — прохрипел я непослушным от долгого молчания голосом. — Ясно, — коротко сказал он и горько усмехнулся. Потом, к моему удивлению, подошёл ко мне ближе и встал напротив меня. Я прокашлялся. Его эта фраза… «Нарвался на наказание?». Его это будто совсем не удивило. Неужели… — Тебя тоже так, ну… Наказывали? — осторожно спросил я, не глядя на младшего немца. Мне было чертовски неловко. — Ещё бы. Считай, моё «любимое» наказание по выходным и праздникам. Почему он так разговорчив? Мне стало ещё более неуютно. — За что он так с тобой? — я говорил так тихо, что почти не слышал сам себя. — Просто я ему неугоден. Не такой, каким он хотел меня видеть. Ненавижу! — размеренный и печальный тон вдруг прервался чем-то вроде рыка. Он крепко сжал кулаки. — Не задавай вопросы! Заткнись, понял?! Ты — никто! Я был обескуражен настолько, что даже посмотрел на него. Опять. Опять слишком резкая перемена. Да что с ним? — Зачем тогда ты пришёл? Разве не чтобы я задал вопросы?.. — жалко вопросил я. — Я пришёл, чтобы посмотреть, какой ты жалкий неудачник, — Рейх потрогал свой лоб, будто только вспомнил о своём внешнем виде, и резко отвернулся, снова рыкнув. Я не умею читать его мысли. Но, похоже, сказав, что я «жалкий неудачник» он подумал и о себе, раз вдруг спрятал свои побои с моих глаз. — Всех ненавижу. Каждого! — сквозь зубы процедил он, я же совсем не понимал, зачем говорить это при мне. — Зачем мне это знать? — Да я… Я!.. Я не собирался тебе помогать, понял?! Что? Я и не думал… — Если ты подумал, что я пришёл любезно составить тебе компанию, ты ошибаешься! Да не думал я. Что-то странно… Третий обернулся, уничтожающим взглядом осмотрел меня с головы до ног, на ногах задержался. Я их поджал. Да, холодно, а ты что думал? Лицо отразило озабоченность, но лишь на мгновение — он будто встряхнул головой и снова принял суровый вид. — Худой, как щепка, — жёстко заключил Рейх и пошёл обратно к лестнице. В чём смысл визита? — Но не думай, что вызывать жалость — это здорово. Жалость испытывают только к…ничтожествам, — задрав нос, он уходил вверх по лестнице, и скоро даже его ноги пропали из вида. Ну и как это всё понимать? Зашёл, можно сказать, ни для чего… Но всё же несколько предпоследних фраз меня слегка смущало. Такое ощущение, что он отрицает то, о чём сам думает. Интересно и странно… Боже, Рейх, ну ты и загадочный. Разгадаю ли я тебя вообще? Я встряхнул головой, но мысли о Третьем ещё довольно долго не покидали меня.

* * *

Прошло ещё некоторое время. По ощущениям, я сижу уже достаточно долго, чтобы наступил вечер. Сверху с тех самых пор, как ушёл Рейх, прозвучало всего несколько звуков, и те однотипные: сначала он ушёл к себе в комнату, а некоторое время спустя пошёл, предположительно, на кухню. Значит, ужин готовить. А это в свою очередь означает, что где-то через час вернётся Германия. Вот как ориентируюсь во времени! Эх… Нет, прошло действительно слишком много времени. Это же действительно издевательство, я не чувствую тела, это раз, а два — мне снова чертовски нужно прикосновение ГИ. Но вскоре наконец — или не наконец… — открылась входная дверь, после чего, логично, закрылась. Голоса, но слишком далёкие и неразборчивые. Кажется, сегодня обошлось без конфликта. Ещё бы — Рейх и без того разукрашен. Я уже размышлял о том, кто мог его так. Остановился на том, что это были его однокурсники. Только вот за что, это вопрос покруче. Но мне пришлось ждать ещё. И ещё. Но скоро я устал ждать. Эй, обо мне что, забыли?! Меня подначивало высвободиться из верёвок и броситься вверх по лестнице, к Империи. Но я не могу просто физически. … Всё, кажется, Германия решил, что я должен сдохнуть тут от голода, верно. Нет, правда, я хочу кушать. И пить. И, в конце концов, в туалет сходить тоже бы не отказался, знаете ли. Только я с трудом набрал воздух в лёгкие, чтобы крикнуть какое-нибудь ругательство, — пусть хоть знает, что я тут ещё живой, — как на лестнице наконец послышались шаги. Только вот снова не Германии… Вновь показался Рейх. Выглядел он ещё угрюмее, чем в прошлый раз, и это впечатление усиливал разбитый лоб. В руках у него был стакан воды и бумажный пакет. Молча он подошёл ближе, только потом сказал: — Отец наказал дать тебе еды и воды, а то не дай Боже сдохнешь, не вынесет твой детский организм. Пф, — он фыркнул и кинул пакет мне на колени. Я лишь глупо посмотрел на него. — Я не могу… — Чего? — Руки связаны. — Что?! Хочешь, чтобы я тебя кормил?! — Не хочу. Но я хочу есть. — Скажите, за что мне всё это… — пробубнил Третий. — Боже, дай сил… — парень поставил стакан с водой на ближайший стол и забрал пакет обратно, раскрыл его и достал кусок хлеба. — А ты что думал? Как на войне будут тебя кормить. Господи, он же ещё больше похудеет… — последнюю фразу он сказал еле слышно. Я даже не уверен, что он сказал именно это. — Как я тебя кормить буду? Открывай рот! — тут же резко велел Рейх и поднёс к моему рту хлеб. Нечего делать, я подчинился, а Третий почти что запихал еду мне в рот, после чего тут же отдёрнул руку. Я стал жевать, и он как-то странно за этим наблюдал. Когда он убедился, что я проглотил, он достал ещё один кусок и также запихнул его в меня. Но мыслями он явно был где-то не здесь. Интересно, о чём думает? — Слушай, — вдруг произнёс Третий, опасливо оглянувшись на лестницу. — Конечно, ты жалкий, и всё такое, но мы…могли бы…объединиться… От шока я аж подавился. — Что? — Да знаю я, заткнись!.. Точнее, отвечай! Ай… Забудь! — парень схватил стакан и приставил к моим губам, наклоняя. Мне не осталось ничего, кроме как пить. Но когда стакан был осушён, я наконец мог сказать. — О чём ты? В смысле «объединиться»? — захватившие меня эмоции даже не позволили насладиться тем, что я более менее сыт, а горло не пересушено. — Всё, всё, не думай об этом, я сказал глупость. Просто я подумал, если мы оба ненавидим моего отца… Ну, он всё равно думает, я глупый и никчёмный! Я подумал, что вместе мы могли бы… Но нет! Нет! Я не объединюсь с таким, как ты, понял? — Говоришь так, будто это я предложил… — Не важно! Ты… — он понизил тон, будто наконец встревожившись, что его может услышать отец. — Ты слишком слабый и безнадёжный. Связываться с тобой — значит опуститься до твоего уровня. А я не такой. Не такой… — Рейх отвернулся, подозрительно примолкнув. Внезапно я что-то понял, но не смог ухватиться за мысль. — Ты же знаешь, что мы похожи, — неожиданно для себя сказал я. — Нет… Я совсем не такой, как ты. Как я мог подумать, что из нас выйдет союз? Безумие. Чёрт, — я видел лишь его спину, но он всё равно зачем-то спрятал лицо в руках. — Отец прав. Прав. Почему… — Рейх резко забрал пустой стакан и пустой бумажный пакет, после чего быстро и стремительно покинул подвал. Я снова остался один, в растерянности и полной неизвестности.

* * *

Слишком утомившись тяжёлыми размышлениями, я скоро уснул, тем более что в доме стало абсолютно темно, и от этого в подвале тоже. Хоть глаз выколи. Полная темнота действует почти как снотворное, особенно если ты абсолютно неподвижен и много думаешь. Утро наступило внезапно, я не понял, в какой именно момент моя мысль ночью оборвалась. Но я проснулся не сам, меня разбудили. А если точнее, я почувствовал желанное тепло в груди, которое могло появиться только если… Я распахнул глаза, и понял сразу три вещи. Во-первых, я не сижу. Во-вторых, меня не стягивают верёвки. В-третьих, меня несёт Германия так, что я смотрел ему за спину. Что происходит? Как я мог не почувствовать, что меня развязывают? Куда несут? — Проснулся, — заметил немец. От его голоса я будто сразу протрезвел, сон сняло как рукой. — Ты не дёргайся так, упадёшь. Я только сейчас понял, что с пробуждением действительно вздрогнул. Но потому, что всё это слишком неожиданно! — Пусти! — я стал стучать кулаками ему по спине. — Щекотно, прекрати, — держа меня одной рукой, он отворил другой дверь в свою комнату. — Я лучше там ещё посижу! — Не дури, — уже в комнате меня опустили на пол. — Будь послушным мальчиком, Польша, — ГИ указал рукой на дверь в совмещенную ванную. — Лишний раз объяснять нужно? — Нет, — почти плюнул я, отдернул рубашку и почти гордо скрылся на пошатывающихся ножках за указанной дверью, плотно её закрывая за собой. Надо же, позаботился! Не иначе, я бы лопнул скоро. Через минуту я уже вышел. — Руки помыл? — О, так ты брезгливый, я смотрю. С каких пор? — Не дерзи. Я фыркнул и брызнул водой с рук — да, я их помыл, — ему в лицо. — Польша… — он раздражённо зажмурился, но потом принял свой обычный вид. — Что? Может, я разговаривать разучился. А так — разве неясно выразился? — Мало я тебя наказал. — О, неужели ты думаешь, я правда стану твоей покорной псинкой? — Будешь послушным — буду поощрять. — Очень интересно, как. — Узнаешь, если будешь слушаться, — по лицу Германии прошла странная усмешка, а потом он достал с кармана свёрнутый лист бумаги и протянул мне. — Вернётся Рейх — дашь ему. Тебе на слово он не поверит. Я с сомнением принял бумажку. — Молодец, — он положил свою большую ладонь мне на макушку и растрепал волосы. Я растаял, даже чуть зажмурился. — И проследи, чтобы он вернулся, как положено. Не раньше трёх часов дня, — Германия улыбнулся, но в его исполнении улыбка ни что иное, как оскал. — Х…хорошо… — Вот так. ГИ убрал руку, развернулся и ушёл, не сказав больше ничего. Я выдохнул свободно и одновременно отягчённо. Ну и что он мне сунул? Я развернул бумажку и уселся на кровать. Внутри был знакомый убористый почерк. Я прочёл:

Рейх, С сегодняшнего дня ты будешь работать вместе с Польшей. Научи его всему. Учи, как считаешь нужным. Никаких запретов.

И это всё. Такая короткая записка. Я повертел её в руках в поисках ещё каких-то слов, но ничего. Что значит «работать»? Это значит готовить? Ну и ну. Перспектива обучения у Рейха меня не слишком радовала, особенно меня напрягало это «Учи, как считаешь нужным. Никаких запретов». Гадать заранее бессмысленно, но ничего хорошего это, кажется, не сулило. Вдалеке закрылась дверь. Я вновь в доме один. Но теперь хотя бы не привязан! А это самое главное и ценное.

* * *

Я провёл время почти бессмысленно, но иначе быть и не могло. Есть мне отчего-то не хотелось, точнее, я чувствовал, что в горло мне ничего не полезет. Я действительно волновался, и от этого не то что есть, даже исследовать дом опять не возникло желания. Как после вчерашнего Третий воспримет этот приказ отца? Ждать можно было чего угодно. Я часто смотрел на часы в спальне ГИ. Когда время исправно приблизилось к трём часам дня, дверь открылась, а я внутренне замер. Как поступить? Делать нечего, я вышел из комнаты и прошёл в коридор. Так я и столкнулся лицом к лицу с немецким наследником вновь. Тот, при виде меня, выразил непонятную эмоцию, похожую на стыд и неприязнь одновременно. Он попытался меня обойти, но я перекрыл путь. — Постой… — Что? Если ты о… — Держи, — прервал я его и протянул записку. — Что это? — Германия попросил передать. Рейх выхватил бумажку, странно на меня посмотрел, развернул и прочёл. Он хмурился, я почти видел, как в его голове двигаются шестерёнки, но потом его лицо разгладилось, и… озарилось улыбкой? — «Никаких запретов»! Это же значит, значит… Наконец… Я же правильно понимаю… — Третий мельком глянул на меня, ещё раз перечитал записку, будто не верил глазам. — Неужели хоть что-то… — Ты можешь объяснить, о чём ты говоришь? — хмуро поинтересовался я. Мне это совсем не нравилось. — Вот это, — он помахал запиской перед моим носом. — Означает, что скоро я стану свободен от всех дурацких обязанностей. А отсутствие запретов означает то, что я имею право… Да! Я имею право командовать тобой. Я выше тебя! Наконец! Мда. Весело. Меня это ни капли не обрадовало. — И ты не думаешь, с чего бы вдруг он так расщедрился? Рейх стушевался. — Ну… Разве это важно? — Не знаю… Меня тревожило то, что Германия сделал это затем, чтобы у Рейха не было соблазна объединиться со мной, что он и предложил вчера. Империя, скорее всего, знает, что у него есть такое искушение. А теперь он официально сообщил, что я ему вовсе не ровня, а такой же подчинённый. Не то чтобы я правда хотел объединиться с Рейхом… Но всё же, каким бы он ни был, в такой ситуации иметь союзника под боком совсем не плохо. — Не важно, почему, — кивнул он. — Главное, что отец признал, что мы не похожи. Не похожи! — И ты, конечно же, ему веришь, — скептично ввернул я. — Заткнись! Мне плевать, что ты думаешь. Через час на кухню, понял? — он явно упивался тем, что действительно имеет право говорить подобное. — Не прикажешь ли называть тебя «дорогой учитель»? — язвительно спросил я. — Нет, — Третий оттолкнул меня и, радостный, пошёл в комнату. Кажется, только что я лишился единственного шанса на какую-либо поддержку в этом доме. Но, если учесть, что я на эту поддержку и не рассчитывал, ничего не изменилось. Упавший духом, я опять ушёл в спальню. Через час, как и назначено, я пришёл на кухню. Третий уже был там, и выглядел довольно счастливым, несмотря на побитое лицо. Он бывает счастливым? — Ага, вот и ты, — он подскочил со стула. — Сегодня я покажу тебе, что и где находится. Ему явно нравилось чувствовать себя учителем. Он с таким энтузиазмом показывал мне обстановку кухни, будто уже сегодня я буду готовить ужин за него. — Вот здесь ножи. Очень острые, я уже не раз случайно пальцы резал… — тараторил он, выдвигая очередную полочку. — Стой, стой… — тяжело попросил я, опираясь рукой о стол. — В чём дело? — Рейх обернулся, мне было трудно дышать. — Сука… Это всё идиотская зависимость. — Оу… — Третий будто смягчился в сто крат, но тут же тряхнул головой. — Сейчас отпустит. Постояв так ещё недолго, стало действительно легче. Ну этот чёртов ГИ… Далеко ушёл. Слишком далеко. Далеко? Штаты. Я схватился за ключик на груди. США, он идёт к тебе. Будь осторожен.

У нас с Австро-Венгрией есть показания к тому, что ты уже не на нашей стороне.

Что? Это неправда.

Почему ты почти не показываешься на работе? Ты и ещё несколько стран.

Если вы оба не знаете, я заболел. Предлагаете ходить на работу с температурой под сорок? А про остальных не знаю.

Интересно. Сегодня они все ответили также.

— Польша. Польша, твою ж! Ты только не говори, что помер. — Что? — я открыл глаза и понял, что сполз на пол. — Фу-ух… О чём ты там бормотал? — Бормотал?.. — Ну да. Вообще неразборчиво. Вряд ли нужно говорить Рейху. Но вот мне на душе стало жутко тяжело и тревожно. Эти голоса точно принадлежат Германии и США. США, что же ты задумал? — Я ничего не помню. Просто он ушёл слишком далеко, — как можно проще попытался объяснить я. Более это Третьего не заинтересовало. Он подождал, пока я поднимусь, и продолжил свои увлечённые учения.

* * *

Через пару часов он наконец отстал от меня. За это время я получил кучу полезно-бесполезной информации, а ещё научился правильно держать нож, ведь Рейх начинал готовить. Но к готовке он меня не подпустил, сказав, что на сегодня хватит, и я ушёл. Как раз в тот момент, когда я вышел со столовой и закрывал за собой дверь, за спиной открылась входная дверь — помнится, у меня уже фобия на двери. Какого было моё удивление, когда, обернувшись, я увидел не одного лишь Германию. — Кажется, из-за этого у нас будут проблемы, — спокойно и тягуче сказал Австро-Венгрия немцу. Его голос вызвал у меня мурашки. Он звучал действительно необычно, будто австриец в трансе. Так было и в прошлый раз. — Это у них будут проблемы, — отрезал Германия, разулся, потом поднял на меня взгляд. — Как продвигаются учения, Польша? — О, Польша… Привет, — поздоровался гость и тоже разулся. — Прекрасно, — ответил я немцу. — Научился держать нож. Надеюсь, пригодится, чтобы кого-то пырнуть. — Ты осторожнее со словами, — предупредил Австро-Венгрия. — Боюсь, чтобы кого-то, как ты сказал, пырнуть, нож нужно держать по-другому. Рейх знает, как, но вряд ли научит тебя, — пока Германия говорил это, австриец уже уверенно прошёл вперёд. Он здесь явно не впервые, и чувствует себя, как дома. Мне было даже как-то легче от того, что он слепой. Зрячий увидел бы, как я одет, и мне было бы совсем стыдно. Но о чём они говорили, когда зашли?.. Из-за чего будут проблемы? Неужели это связано с тем, что я слышал? Со Штатами? — Кстати, Польша, — Империя подошёл ко мне и ехидно заглянул в глаза. — Мы очень хорошо поговорили с твоим любимым США. Я еле сдержался, чтобы не крикнуть: «Что вы с ним сделали?!», но сдержался. Нет, так просто я не выдам, что он правда мой друг. — Ты переборщил, Германия, — тревожно сказал австриец. — Не надо было… — Твой дружок оказался очень неразговорчив. Но, может, ты окажешься разговорчивее? — О чём ты… — испуганно отозвался я. — Германия, не мучай мальчика. Он ничего не знает. — Он жил у него около недели. Думаешь, действительно не знает? — Я уверен. США не так глуп, чтобы выдавать все свои секреты ему, зная, что он в любом случае попадёт к тебе. — Ты прав. Но, может, не до конца. Они ведь могли устраивать собрания в доме США. — Вряд ли, — протянул Австро-Венгрия. — Какие собрания? О чём вы говорите? — не вынес я. — Видишь — мальчик не в курсе. Но Германия не слушал своего союзника, а взял меня за грудки и притянул к себе. — Ничего не приходит на ум, когда я перечисляю эти имена? Великобритания. Франция. Россия. США. Ну? — я отрицательно замотал головой. — Говори! — он встряхнул меня. — Да не знаю я ничего… — Германия, признай, что в ответ нашему Тройственному союзу эти ребята основали и свою коалицию. По их мнению, они собрались, чтобы «сдерживать нашу агрессию». — Слишком много ты знаешь что-то. — Просто рассуждаю логически. Нельзя отрицать, что мы слегка агрессивны, — австриец примирительно приподнял руки. Германия отпустил меня. — Коалиция коалицией, плевать… Меня больше интересует то, что они там запланировали. — Очевидно, сдерживать нашу агрессию, — терпеливо снова объяснил австриец. — Ты слишком распаляешься. И США зря побил… В его же доме, ай-ай-ай… Побил? Ой-ой… Я невольно схватился за ключик. — Не тебе меня распекать. Они задумывают какой-то заговор… — Ты преувеличиваешь. Да и мы сами не белые и пушистые… Но они вполне могут объявить нам войну за сегодняшнее… — его чересчур спокойный голос по сравнению с голосом немца выглядел неуместным. — Не решатся, — махнул ГИ и вообще забыл обо мне. Не в тему я подумал о том, что хотел проверить, слышит ли он мои мысли. Сейчас шанс того, что он вдруг всё же изнасилует меня, стремится к нулю. Но думать о таком слишком уж неуместно, да и на самом деле мысли заняты другим… Однако в такой ситуации его, скорее все, точно смутят такие мои мысли. Ладно. Быстренько — и дело решено. Главное подумать громко. Я вперился взглядом в Германию. Он такой сексуальный, когда злится. Хочу его… Буэ-э… Но реакции ровно ноль. Он даже не повёл ухом, продолжая спорить с Австро-Венгрией. Ладно, а если… Какой идиот. Я ведь всё знаю. Но всё равно нет реакции. Ух ты, неужели он правда меня не слышит? Очень, очень интересно. Но… Сейчас ведь не об этом. Я ещё крепче сжал ключ в ладони. Америка связан, лежит на полу, избитый до бесчувственного состояния. Эта картина ярко вспыхнула перед внутренним взором, я чуть не вскрикнул и выпустил из руки ключ. Картина исчезла. Что?.. Как, чёрт возьми? Я увидел… А до этого ведь и услышал! Я опасливо поглядел на ГИ и его союзника, но они совсем обо мне забыли и даже успели сменить тему, а теперь уходили на второй этаж. Я взял ключ в обе ладошки и посмотрел на него. Что же ты за штучка, ключик? И как мне помочь США?.. Что там сказал Империя? Франция, Великобритания, Россия… Если они союзники Штатов — они и мои союзники, да? Мне в голову пришла до безумия глупая мысль. Я поднёс ключ к губам. — США в беде, — тихо-тихо прошептал я в ладонь, чувствуя себя глупее кого угодно на планете.

Что? Кто это?

— Э… — я был ошарашен. Я схожу с ума, или я с кем-то связался с помощью ключа? Я вновь оглянулся кругом. — Сначала скажи, кто ты, — сказал я в ладонь с ключом, и ответ опять прозвучал у меня в голове.

Кто говорит? Где ты?

Где я, хороший вопрос. Хм… Интересно, мой голос тоже звучит в голове этого кого-то? Мда, произойди такое со мной, я бы здорово испугался. — Я не рядом. Я Польша, — всё же выдавил я.

Польша? Но… Как?

— Некогда объяснять. Кто ты?

Великобритания. Ты говоришь, США в беде?.. Но что с ним?

Боже, я общаюсь по ключу, боже, общаюсь по ключу… — Германия и этот стрёмный тип Австро-Венгрия выпытывали у него о вашей коалиции. Сейчас он связан и без сознания у себя дома.

Какой ужас… Спасибо. Но ты разве не колония Германии?

— К сожалению, колония. Но я на вашей стороне.

Не знаю, как ты это сделал, но будь осторожнее с такой связью. Перепугал же… Ещё раз спасибо.

Я отпустил ключ, и он стукнулся о мою грудь. Ну и что это, чёрт возьми, было? Размышляя, я быстро проскользнул в спальню Германии. Всё равно он сейчас занят разговорами со своим гостем где-то наверху. Мне нужно срочно осмыслить, что произошло. Я притронулся к ключу и услышал разговор США с Германией, а в следующий раз — вовсе увидел его. А стоило мне сказать ключу, что США в беде, мне тут же откликнулся его союзник! И, замечу, это был его отец. Правда, он сам не понимал, что происходит. Что же не так с этим ключом? Почему он действует именно так? Я снова осторожно взял его в руки и осмотрел. Это обычный ключ на цепочке… Знал ли Штаты, что отдаёт мне? Когда я спросил, что это за ключ, он ответил, что вообще не помнит, откуда его взял. Я вспомнил тот момент, когда США пускал меня к себе в дом. Тогда он достал огромную связку ключей. Странно, но… Может, он их коллекционирует, и они там все по большей части были не для чего? И мой ключик был, скорее всего, оттуда, специально выбран самый маленький. Но в самом ли ключе дело? Не может же абсолютно случайно именно этот ключ каким-то образом оказаться волшебным? Боже, волшебным… Волшебства не существует! Но ведь я слышу мысли Германии, чувствую его местонахождение, я связан с ним. Может, каким-то образом я связан и с США? Внезапно меня озарило догадкой, причём так резко, что я чуть сразу не потерял мысль. Может, если колония носит вещь, данную с сильными эмоциями кем-то посторонним, то… Быть не может. Эта штучка связывает меня с Америкой и с теми, кому он доверяет… И работает, как телефон, нет, даже лучше. Невозможно, невозможно… Но мы же страны, а не люди. Может, возможно! Теперь ключ имеет гораздо большую ценность! И нужно сохранить его во что бы то ни стало! Но в то же время нельзя показывать того, что я слишком сильно им дорожу. Иначе будет подозрительно. Ох, у меня лопнет голова, так много информации! Я упал лицом вверх на большущую кровать, уставившись в потолок. Сколько ещё сюрпризов меня ждёт?

* * *

Я давно не следил за часами, вернее, даже не смотрел на них. Я лишь думал, в порядке ли США. Гнусный, поганый Германия! Но вдруг дверь скрипнула и открылась. Вспомнишь кое-что, вот и оно! — Польша, чего сидишь просто так? Я сел и посмотрел на него, после чего сморщил нос. Боже… Да от него же несёт алкоголем. Только вот выглядит он абсолютно трезвым. — Ты меня не звал… — Теперь зову. Идём, — и вышел, оставив дверь открытой. Я поднялся. Что он удумал? Выглянув наружу, я пошёл за ним. Мы оказались в столовой. Там за столом уже был Австро-Венгрия, который пытался напоить пивом сидящего рядом Рейха. — Пей, глупый мальчик. Ты же уже совершеннолетний, считай. — Не буду я пить! Мне завтра в институт! И вообще, мне…всего-то двенадцать лет сейчас! — Да? — хмыкнул австриец. Судя по ещё более странному говору, он уже пьян. — А кажется, будто уже совсем взрослый. Тебе какую циферку психолог вывел? — Да отстань от меня! — По какому поводу…пьянка? — брезгливо спросил я, оглядывая накрытый стол. Первое, что я заметил, это то, что тут всё ещё есть, что покушать. Живот заурчал. — Просто за нашу дружбу с Австро-Венгрией. Мы и Италию звали, но он предпочёл поспать. — А от меня ты что хочешь? Он не ответил, лишь подтащил к столу и усадил напротив Рейха, который всё ещё пытался втолковать, что он студент и не может пить в будни. — Да я вообще никогда не пил! Отец! — взмолился Третий. — Ну скажи ты ему, что ты запрещаешь мне это! — Пей, я разрешаю, — ехидно произнёс ГИ и сел рядом со мной, напротив австрийца. Ёлки-палки, куда я ввязался? Я кинул взгляд на немецкого наследника, тот в этот же момент посмотрел на меня, ища помощи. Но я ничем не мог помочь и лишь пожал плечами. Австро-Венгрия наконец исхитрился приставить ко рту Третьего кружку и наклонил. Тот сначала подавился, но делать нечего, и стал пить. По его подбородку потекла пена, а австриец, хоть и не мог этого видеть, посмеивался. Я вспомнил и о себе, когда заговорил Германия: — Ты тоже будешь пить. — Я? Пить? — Да, — Империя подал мне кружку. Святые небеса! — Как вы можете пить? Завтра же четверг! — Завтра мы устроили себе выходной. Давай, давай, пей. — Но у меня же совсем пустой желудок… — В процессе накормим. Пей. Ты думаешь, ты нам трезвый тут нужен? Чего?.. Я сглотнул. Но делать нечего — меня также почти вежливо, как Рейха, уговаривать не будут. Мне скорее дадут подзатыльник. Я неуверенно взял кружку, посмотрел на немца, а потом залпом осушил половину. — Какой ты молодец… — Германия погладил меня по спине, когда я оторвался от кружки. Чёрт, только не это! Не гладь меня, не гладь… — После наказания, видимо, понял, каким послушным нужно быть. За это можно будет тебя и поощрить, — со спины он перевёл руку на мою талию и приобнял. О нет. Что-то мне это совсем не нравится. Свободной рукой Империя взял вилку и наколол на неё кусочек мяса, после чего поднёс к моему рту. О…офигеть! Мясо! Есть с его руки я бы не стал, не будь я настолько голодным. Он кормил и поил меня ещё. Потом притянул ещё какую-то бутылку… Я чувствовал, что уже был пьян, зрение нещадно расплывалось, но я прочёл: шнапс. — Эй, эй… Ты что, пиво со шнапсом? Совсем уже, что ли… — пробормотал я. Далее я почти ничего не помнил. Помню, как Рейх, которого напоили не меньше, чем меня, на негнущихся ногах покинул столовую, сумев прежде исхитриться выбраться из-за стола. Помню, как Германия — сам, между прочим, на вид вполне трезвый, — проводил Австро-Венгрию. Интересно, дойдёт ли он вообще до дома в таком состоянии? Но на самом деле это меня не слишком сильно занимало, потому что после этого Империя тут же потащил меня к себе в комнату. По пути он везде тушил свет. Я давно уж потерял голову. Я совсем не сопротивлялся, когда он, войдя вместе со мной в комнату, снял с меня рубашку и повалил на кровать. Боже, в тот момент мне это так чертовски нравилось… — Именно это будет твоей наградой за хорошее поведение, — будто издалека говорил Германия, одновременно целуя моё плечо. — Хитрец… — пьяно и ехидно заметил я, запрокидывая голову и издавая стон. Я изогнулся, чтобы быть ещё ближе. Я совсем не осознавал, что творю. Будто сквозь пелену до меня достигали все ощущения. Я чувствовал, как он целовал меня, обжигая кожу своим дыханием, чувствовал затем его губы на своих. Я не помню, когда он разделся, но я жался, словно котёнок, требующий ласки, к его сильному и такому желанному в тот момент телу. Я чувствовал: он улыбается. Дальше все воспоминания тонут в сладкой тьме.