Потеряться в космосе

Мои размышления не оказались слишком долгими, и в итоге я поднялся на ноги. Очевидно, что в этом доме никто не будет делать всё за меня, и, значит, если я сам куда-нибудь не пойду, меня попросту заморят голодом. А есть действительно хотелось — сегодня утром у Америки поесть особенно не получилось, кусок в горло не лез. Не уверен, что сейчас у меня тоже будет зверский аппетит, но скорее всего много мне и не дадут. Действительно, если уж воду горячую пожалел… Уверенной поступью я подошёл к двери и повернул ручку, однако, стоило двери характерно скрипнуть, как я тут же стушевался. Я же здесь совсем не обычный гость. Я, если можно так выразиться, здесь в плену. И страх перед пленителем у меня был явный. Но всё же я толкнул дверь и вышел. Рано или поздно встреча с ним наступит снова, как бы долго я не сидел на одном месте. Так почему же я должен не пользоваться возможностью что-то сделать, прежде чем это произойдёт? Перед комнатой ГИ был небольшой, но широкий коридор, отделяемый стеной справа и лестницей вверх слева. Я сделал несколько шагов до развилки и оглянулся, как будто перехожу дорогу. Итак, теперь нужно понять, куда идти. Впереди виднелась лестница вниз. Справа я уже был, там комната Рейха и ещё одна какая-то неизвестная. Вряд ли мне действительно хочется встретить немецкого отпрыска, а комната вряд ли столовая. Для себя я решил не ходить в эту часть здания от греха подальше. Откуда я знаю, что на уме у этого Рейха? Да, мне, конечно, в связи с последними событиями стало немного его жаль, но никто не говорил, что он не затянет меня за руку в свою комнату. Потому, поправив длинную как платье рубашку, я пошёл налево, так как вариант с подвалом тоже очевидно провальный, а идти наверх я тоже не решился — сначала первый этаж. Когда я сделал всего несколько шагов, справа я увидел входную дверь, через которую я сюда попал. Впереди виднелось что-то вроде гардероба, а слева двухстворчатые двери. Боже, у меня скоро будет боязнь всех этих дверей. Двери, двери, двери, кругом просто. Ладно. Вариантов мало, поэтому я приоткрыл одну из дверей и заглянул внутрь. То, что я увидел, не было похоже на скромную кухоньку Штатов — что там уж говорить о моей. Никакой плиты здесь, однако, не наблюдалось, но я уверенно могу сказать, что это столовая — а для чего ещё огромный стол на десять человек? Скорее всего, потому это и столовая, что кухня за той дверью, — опять двери, — что я приметил справа. Вот же богатые, всё им отдельно нужно. Не удивлюсь, если у Германии дома есть его кабинет. Кстати, где он? Наверное, и сидит в этом своём кабинете, как же иначе. — Мне не очень интересно наблюдать за твоей задницей. Ты долго стоять будешь? От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Почему, если хочешь избежать кроме ГИ хотя бы кого-то, то обязательно, чёрт возьми, встретишься с ним? Кого же я увидел? Верно, чёртового Третьего Рейха. Он стоял, скрестив руки на груди. Ну, попадать в тупики — это уже моё второе имя. И что он там про задницу? Врёт же, всё прикрыто. — Ты говорить разучился? А может, ходить? В нашу прошлую встречу ты всё это умел, — кажется, или в его голосе неприязнь? Я совсем запутался. — Иди куда-нибудь уже, подстилка. Я поспешно отступил внутрь столовой, но поздно осознал, что мог бы пойти и обратно, а теперь точно загнал себя в тупик. Но Третий, засунув руки в карманы, как ни в чём ни бывало прошёл мимо, лишь бросив странным тоном будто своим мыслям: — Противно… — и скрылся за той самой дверью справа. Что конкретно противно я не понял. Посвящать меня тоже не будут, остаётся лишь догадаться — видимо, ему противен я. Но почему тогда, на улице, его поведение было ровно обратно пропорционально тому, что я вижу сейчас? Загадка остаётся загадкой. Но я пришёл сюда поесть. Но что тут есть? Стол был девственно пуст, а больше-то здесь ничего и не было, кроме огромного окна и пары высоких ваз с цветами. А на кухне Рейх. Стоит ли рискнуть спросить его? Страшно, но что сделаешь, если хочешь есть? Я подошёл к двери в кухню и некоторое время глупо на неё смотрел. Наверное, так бы и смотрел, а потом ушёл, не решившись, если бы оттуда не выглянул Третий. — Ты долго стоять будешь? — повторил он ту же самую фразу, что минуту назад. — Ты же хочешь есть? — я поспешно закивал. Парень огляделся с опаской и за руку затащил меня внутрь. Испугаться я не успел, потому что он поспешно отдёрнул руку, дверь закрылась. — Не считай, что я делаю тебе услугу, понял? — прежним тоном предупредил он, и я снова кивнул. — Просто ты жалкий. Рейх прошёл глубже в кухню, и тут-то я увидел все те самые кухонные удобства вроде плиты, ножей, рабочего стола и шкафчиков тут и там. Но здесь не было окна, весь свет давала лампочка, — лампочка, в отличии от люстры снаружи. Младший немец порылся в одной из полок и достал оттуда бумажный пакет, потом сунул его мне в руки. — Отец, — он подчеркнул это слово. — не велел мне тебя кормить буквально пять минут назад. Но… В общем, не спрашивай, понял? — снова пригрозил он. — Можешь сесть, — Рейх указал на единственный стул. — Он всё равно сюда не зайдёт. Но это не услуга! И парень будто забыл о моём существовании, начиная заниматься чем-то своим. Не велел кормить? Но ведь он сам сказал идти сюда, если захочу есть. Неужели решил издеваться? Я глупо уселся на указанный стул и посмотрел на пакет в руках. Опасливо посмотрев на Рейха, который рылся в других полках, я развернул бумагу. Ничего особенного я и не ожидал, это было простое печенье. Но и то вполне было едой, за это уже можно сказать спасибо. Вздохнув, я взял одно печенье в руку и откусил. Оказалось очень даже неплохо. Я смотрел в пол, пока ел, но всё же посматривал на сына ГИ. И я не задумывался о том, что он делает, пока он не стал набирать воду в кастрюлю. Он… Он собирается готовить? — Вкусно? — сухо осведомился он, ставя кастрюлю на огонь. — Да. — Я рад, наверное, — без энтузиазма сообщил он и стал чистить картошку. — Вероятно, тебя поражает то, что я делаю, не так ли? — Немного. — Если я этого не сделаю, меня ждёт новая порция синяков, — Третий взял левой рукой какую-то небольшую книжечку и протянул мне, полуобернувшись. Ничего не понимая, я принял её. — Как же я надеюсь, что это всё скоро будешь делать ты. Я уже устал, — прозвучало как-то жестоко. В замешательстве я открыл книжечку и впал в ступор. Внутри от руки было написано меню на каждый день. Я тут же узнал этот почерк. Именно его я увидел в тот роковой день, когда Германия сунул мне объявление войны. Что же это значит? Империя использует собственного сына как прислугу? Что, чёрт возьми, происходит в этом доме? Но больше ничего объяснять мне не собирались, и я остался при своих мыслях. Скоро кухня стала наполняться аппетитными запахами. Мой желудок, накормленный лишь печеньем, заинтересованно сжался. Если верить книжечке у меня в руках, сегодня он должен готовить жаркое, салат, сок, и ещё некоторые мелочи. У меня поползли глаза на лоб. Неужели он правда всё это умеет готовить? Но судя по запаху, да. Доев печенье, я отложил пакет и книжечку на один из столов, а потом залпом выпил стакан воды, который при этих действиях буквально сунул мне Рейх. Время шло, на кухню действительно никто больше не заходил. Я продолжал сидеть на стуле и наблюдать за уверенной готовкой немца, который будто забыл обо мне. Меня не покидало ощущение, будто в этом доме не мне одному плохо. Точнее, ко мне худшее ещё не пришло, а вот он… Как долго уже готовит для своего отца? И не только готовит, но и терпит избиения? И, скорее всего, я знаю совсем не всё о нём. Вскоре Третий закончил и выдохнул, вытирая пот со лба кухонным полотенцем. По ощущениям, прошло часа два. Парень обернулся и посмотрел на меня, а потом на наручные часы. Я встрепенулся, вспомнив, — а как можно было забыть? — что у меня часы тоже есть. Однако, когда я мельком на них глянул, понял — остановились. Я нахмурился и постучал по ним пальцем, но они были неумолимы. — Не работают? — Да. — Сейчас полшестого вечера. Если не хочешь через пятнадцать минут встретить в столовой моего, гхм, отца, — снова подчеркнул с некоторой неприязнью. — Лучше уходи. Больше советов от меня не жди. Мне влетит, если он узнает. Абсолютно недоумённый окружившими меня загадками, я поднялся. В другом случае я бы сказал спасибо, если бы мне так помогли, но я не смог решиться сказать слова благодарности Рейху, который стоял, недружелюбно указывая большим пальцем на дверь. Я вздохнул и поплёлся к выходу. Когда я уже поворачивал ручку, немец вдруг бросил: — Я всё равно тебя ненавижу. Мы не похожи, понял? — он сам вытолкал меня из кухни. — Даже не смей думать, что это не так! — и дверь с громким хлопком закрылась прямо перед моим носом. Несколько мгновений я глупо хлопал глазами. Как понимать его поведение? Он очень противоречив. С самого начала он выглядел как избалованный идиот, потом вдруг всё оказалось совсем наоборот. Сначала он помогает мне, а потом говорит, что ненавидит. За что Рейх меня ненавидит? Что я ему сделал? И почему он отрицает то, что мы в чём-то похожи? Ведь, по сути, мы оба страдаем из-за одного человека. Я ничего не понимаю. Подумать можно и в другом месте. А сейчас нужно сматываться отсюда. Я пошёл к выходу со столовой, чувствуя, что на душе у меня появился лишний камень с подписью «Третий Рейх».

* * *

Сейчас я отсиживался на втором этаже. Настроения рассмотреть здесь всё поподробнее совсем не было, да и что-то подсказывало мне, что времени на это будет ещё очень много. Я просто поднялся по лестнице, куда-то прошёл и увидел что-то вроде небольшой библиотеки без двери и одной стены, поэтому она была совмещена с коридором. Однако это было мне не интересно, куда интереснее мне показалось кресло, которое стояло перед большим окном. Я забрался на него коленями, облокотился руками о мягкую спинку и стал смотреть на то, что творилось снаружи. А там, за забором территории ГИ, гуляла группа студентов. Хотя, как, гуляла? Присмотревшись, я понял, что они смотрят на дом и что-то горячо обсуждают. Что же, интересно? Надеюсь, то, какой Германия ублюдок и мужеложец. Мне было бы действительно чуть легче, если бы о нём гуляли правдивые слухи. Вдруг один из парней в компании указал в направлении окна, из которого я смотрел. У меня ёкнуло сердце, а по губам я прочитал: «А это кто?». Я покраснел до кончиков ушей и хотел было уже спрятаться, как одна девушка оттолкнула тычущего пальцем парня и преувеличенно дружелюбно замахала мне рукой. Её друзья настойчиво пытались её остановить, но она лишь отталкивала их свободной рукой и продолжала настойчиво махать. Я не придумал ничего глупее, чем помахать в ответ. Девушка захихикала. Ситуация показалась мне до жути неестественной в том положении, в котором я сейчас находился. Они издеваются? О каком смехе речь? Все разом зашушукались, кидая взгляды в мою сторону, но я так и не решился спрятаться. Было довольно интересно наблюдать за обычными людьми. Пусть даже они обсуждают меня, пусть порой хихикают. Вот у них нет почти никаких забот. Вот кому хорошо. Они даже не знают, кто я и что делаю в этом доме. Так беспечно это обсуждают. Идиоты вы, люди. — И что они здесь делают? — послышался презрительный голос младшего немца совсем рядом, и я чуть не вскрикнул от неожиданности. Да почему у меня такая плохая бдительность? — Я не знаю… — пролепетал я. Студенты снова заинтересовались окном, ведь в нём появился Рейх. Некоторые из них тут же показали ему неприличный жест, а Третий неприязненно скривился и махом задвинул занавески. — Мои однокурсники, — коротко пояснил он и стал уходить. Потом резко одумался, развернулся, поискал что-то на полках, достал увесистую книгу «Военное дело» и с невозмутимым видом опять зашагал прочь. — Не имей с ними дела, они те ещё…твари… — Почему твари? — спросил я вдогонку. — Не спрашивай меня ни о чём! — послышалось уже из коридора, и я вновь остался в непонятках. Очередная встреча с ним оказалась настолько быстрой и короткой, что я не успел ничего понять. Чем эти простодушные на вид люди ему насолили? Я слез с кресла и встал посреди небольшой библиотеки, думая, как мне поступить дальше. Если Рейх уже здесь, значит ли это, что ужин кончился? А если кончился, что это значит для меня? ГИ ни слова не говорил о том, что я должен вернуться к нему. Он сказал, я могу гулять, вот я и гуляю, так? Как бы хорошо сознание не втолковывало мне сейчас, что лучше пока нарочно не искать встречи с Германией, подсознание подначивало на обратное. Я действительно уже достаточно долго не виделся с ним, действительно достаточно, чтобы в груди было неприятное давящее ощущение. Я замечал его и ранее, ещё с того момента, как залез на кресло, но упрямо игнорировал его до сих пор. Сейчас, когда я остался совсем без занятия, скрежет внутри радостно разыгрался. Ладно, выхода всё равно нет, не так ли? Если я продолжу избегать Германию, он может сказать, что я нарушаю какое-то из его правил, — например, прячусь, — и применит то самое неизвестное наказание. Пока что я не очень хотел раскрывать эту загадку. А если я пойду к нему — при этой мысли даже в груди стало легче, — то может произойти вообще что угодно. Но что точно, так это то, что я снова буду обманут сам собой. Что ж, кто говорил, что жить здесь будет просто? И вот через несколько секунд я уже спускался на первый этаж, абсолютно уверенный в местонахождении Германии. Я заметил одну довольно интересную особенность: если некоторое время я был не рядом с немцем и испытываю что-то вроде ломки, то я чётко чувствую, где он находится. Стучаться в дверь его комнаты я не счёл нужным и зашёл без стука. ГИ лежал на кровати, вытянув свои ноги и заложив руки за голову. Когда я показался в дверном проёме, он лишь глянул на меня краем глаза и улыбнулся. Вот бы стереть эту ухмылочку с его лица. Жаль только, что я не могу, как бы не хотел — от его улыбки сердце радостно забилось и мне перехватило дыхание. Тошнит уже от собственных противоречий. А я ещё думаю, что Рейх противоречивый. Хотя, в чём-то это сходство, ведь так? Но младший немец сказал так не думать. Почему, если столько всего говорит об обратном? Тем временем, пока я неподвижно стоял, старший немец приглашающим жестом похлопал по своим бёдрам. Это ещё что значит?! — Не сяду, — вырвалось у меня, и в груди неодобрительно кольнуло.

Как же я устал от его упрямости. Надеюсь, это скоро пройдёт.

Знаете, я не могу больше отрицать, что слышу его чёртовы мысли. Один раз я уже мельком подумал об этом, но решил, что это бред и такого быть не может. Но сейчас я уже не мог это объяснить как-то иначе. Неужели меня настолько плотно с ним связало, что он поделил со мной свои мысли? Интересно, а слышит ли он мои? И что ещё интереснее: знает ли он вообще о том, что я теперь умею? — Сядешь, — приказным тоном прорычал он, и мне стало не по себе. — Н-нет… — Хм… Помнишь ли ты, что обязан делать? — Извини, память отшибло. Наверное, побочные эффекты зависимости, — язвительно ответил я (и всё же, я не разучился это делать. Чёртова зависимость, в этом ты меня не обманешь), но тут же пожалел, ведь Империя так сверкнул глазами, что я усомнился в его земном происхождении.

Идиот, чего он добивается?

— Польша, давай по-хорошему. Не придуривайся. Невидимый толчок в спину заставил меня подойти к кровати. — Вот так, молодец. Теперь просто сядь ко мне на колени, не сложно ведь. — Это не колени называется. Колени ниже. — Мы что, в школе? — Нет, блять, в институте. — Выбирай выражения. Я долго ждать не буду. Я фыркнул и под действием неведомой силы подчинился. Я пытался одновременно отключить мозг и держать себя в руках. Это было чертовски трудно. Меня примагнитило к жадному взгляду Империи, и я сам не мог отвести глаз. Однако я всё равно умудрялся оттягивать спереди рубашку, ведь сидя на его бёдрах она неумолимо задиралась. Руки Германии потянулись ко мне, я невольно зажмурился, а он пальцами схватился за цепочку на моей шее и лёгким движением вытащил ключик из-под рубашки наружу. — Не прячь эту штучку, — он взялся за ключ и потянул. Я не смог воспротивиться силе и нагнулся. Он только за этим и оставил мне ключ?.. Кстати о нём. Я со всех сил сосредоточился на мыслях о США, который и дал мне его. Помогало, но слабо. Я всё равно чувствовал, как моё сознание неумолимо утекает, а рука ГИ тянет меня все ниже к себе. — Как же мило ты выглядишь, когда борешься с собой. — Заткнись… — Что? — ехидно спросил он. Я был совсем близко к его лицу. Отвлечься было чертовски сложно. Меня подмывало сделать то, что я никогда бы не сделал в трезвом уме. — Я тебя ненавижу. — А я тебя нет. — Ага, ещё скажи, любишь. — Не люблю. — Отлично. Тогда почему бы не оставить меня в покое? — Секс — это не то же, что любовь. — У тебя слишком странное мнение на этот счёт. Секс — это когда оба согласны. Изнасилование — не то же, что секс. — Мне кажется, ты не слишком против. — Тебе кажется. Это не желание. Это сплошной обман. — Но признай, ты хочешь меня, — его руки по-змеиному скользнули по моей талии, переходя на ягодицы, нагло залезая под одежду. Остатки сознания уже трагично со мной прощались, и всё моё оставшееся сопротивление хватило только на эти тихие и неправдоподобные слова: — Не хочу… — и через пару мгновений, когда мою пятую точку чувствительно сжали, заставив меня тихо простонать, я сорвался. Не владея собственным телом, я подался ещё дальше вперёд и жадно прильнул к губам немца, будто всё это время только и желал это сделать. Частично это было правдой, как бы мне не было стыдно это признавать. Но ведь на самом деле я бы никогда не захотел этого. Всё это обман. Обман. Обман… Но мне уже ничего не могло помочь. Я был опьянён тем, что Германия ответил мне, тем, что я почувствовал губами, как он улыбнулся. Тем, что его руки недвусмысленно сжимали мою задницу… Хочу… Не хочешь. Хочу. Нет. В отличии от прошлого раза, когда я впал в это состояние, я отчётливо слышал, как я сам тихо поскуливал от удовольствия, которое получал от этой близости. Чем ближе, тем тебе лучше. Я чувствовал сладкое тяжёлое напряжение внизу живота и не воспротивился тому, что мою мешковатую одежду приподняли. Я уже давно не прикрывался, положив руки на плечи ГИ. Но тут он резко разорвал поцелуй, однако от этого мне не стало легче: появилась жажда большего. Гнать её было бесполезно. Я был заперт внутри собственного сознания каким-то вторым «я», которое и хотело делать всякие грязные вещи моим телом. — На этот раз всё, — краем уха услышал я. — Нет, ещё… — не слыша себя почти мольбой сказал я. — Вот как запел, — в голосе Империи слышалась издёвка. — Мм… — я выпрямился, обиженно надув губы, потом чуть поёрзал по его паху. — Нет, Польша. Ты снова будешь кричать. А в доме лишние уши. — В прошлый раз тебя не слишком волновал целый десяток возможных лишних ушей… — слова вылетали сами. Настоящий я был не здесь. — Польша, — его глаза смеялись. — Ты понимаешь, что просишь? Я замер. Понимаю ли? Настоящий я угрозил самозванцу ножом, и тот наконец отошёл в сторону. Боже, это уже не лезет ни в какие рамки. Под влиянием чёртовой зависимости я прошу трахнуть меня. — Понял, да? — ГИ коротко посмеялся. Его смех походил на собачий лай. — Я… Гх… — через силу я выпутался из лап Германии и отполз от него по кровати подальше, но в то же время с опаской не спуская с него глаз. Тот всё смеялся по-собачьи. — Твоё желание будет выполнено. — Нет! Я не просил! — Не ври себе, — Империя сел, а я взялся за голову. Ужас, такими темпами… Такими темпами я сам буду на него лезть. Отвратительно. Вот именно, что я вру сам себе. Но как не обманываться? Как противиться? Даже ключ не помогает. Или я не достаточно сильно думаю о нём? — Чтоб ты сдох. — Ай-ай-ай, Польша, ругаться плохо. — Мне плевать. Ты… Просто монстр! Я тебя ненавижу! — Уже было, — скучающе сообщил он. Я захлебнулся в собственной ругани, но больше не смог сказать ничего гневного. Смог лишь почти плача выдавить: — Я не мазохист. Я знаю, что не хочу этого. Но… Ты же не знаешь, как я себя чувствую. А, значит, так и будешь издеваться, когда настоящий я умирает. Скоро от меня останется лишь оболочка, которую ты будешь успешно трахать! Прекрасно! Сдерживая слёзы, я спрыгнул с кровати и почти бегом оказался у двери. Зачем, зачем я вообще пришёл? Неужели удовлетворение этого тупого желания мне дороже, чем собственная честь? Как сказал бы Штаты? Точнее, он это уже говорил. «Неужели между простым и правильным ты выбираешь простое?». Но назовёшь ли сопротивление ему правильным поступком? Да и не я здесь выбираю! Выбирает этот лже-Польша. Как прогнать его из головы? Я выскочил из комнаты, меня никто не остановил. Взбежал вверх по лестнице… Потом быстро шёл по коридору неизвестно куда, и перед очередным поворотом завернул в какую-то крошечную комнатку. Внутри не было ни одного источника света, однако свет с открытой двери осветил очертания вещей, находящихся там — это была кладовая. То, что нужно. Я забежал в комнатку и закрыл дверь, на ощупь сунув швабру в подходящую для подобной цели ручку на двери на манер задвижки. Всё. Абсолютно темно. Под ногой громыхнуло ведро, я наклонился и перевернул его, а после сел. Холодно. Конечно, я же почти абсолютно голый, и сижу на железке! А ещё, очевидно, прячусь от Германии. Кажется, загадку о наказании скоро мне придётся невольно разгадать. Мне капут. Помогите. Никто мне не поможет. Я судорожно схватился за ключ на цепочке и сжал до боли. Даже Штаты мне сейчас не поможет. У меня такое ощущение, что он вообще не существовал в моей жизни. И сейчас ему всё равно на мою судьбу. Капли слёз громко капали по полу, а я кусал пальцы до крови, чтобы не выть от душевной боли. Не прошло даже дня, как я оказался в его доме.