* * *
Сегодня был первый день после освобождения из подвального заточения. Так как Рейх уже некоторое время не ходил в институт — Германия расщедрился, — первым делом мы вместе отправились на кухню. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался немец, когда я абсолютно молча и отстранённо нарезал овощи. — Глупый вопрос, — вздохнул я. — Слышал что-нибудь ночью? — Нет… А что я должен был слышать? — Ты бы понял. Не слышал — значит, у меня ломка. — А-а… Фу. — Не я виноват, ты же знаешь. — Да, понимаю. Просто я до сих пор не могу смириться, что отец делает такие отвратительные вещи. — Ага, ещё и не скрывает ни от кого. Стыда никакого. От тебя не скрывает, к США вот заваливался, меня искал прям как фанатик. Злой был ух, и даже нарушил парочку законов. Ну, я-то… — вдруг ойкнув, я закрыл рот ладонью. Проговорился, кажется. — Ты был у США? — резко спросил Третий. Вот кто тянул меня за язык! Я всё ещё не до конца доверяю наследнику. Но все эти разговоры так и пробивают на откровенность, и я этого даже не замечаю. Я отрицательно и слишком энергично замотал головой. Младший немец убрал мою руку, которой я закрывал рот, будто боялся ляпнуть ещё чего-то лишнего. Я не мог не заметить, что он, хоть и считает себя слабым, был сильнее меня, ведь, чёрт возьми, я сопротивлялся. Тогда кто я? Хлюпик, что ли, если он слабак? Может, вообще размазня? Кто я? — Чего ты боишься? — удивлённо спросил парень, крепко держа обе мои руки. Вторую он всяко схватил лишь на всякий случай, ведь я держал нож. — Я же никому не скажу. Что у тебя с ним? — Ничего. С-совсем ничего. — Неужели укрывал тебя? Но… Какой в этом смысл? — Я не знаю. Это не твоё дело. Отпусти меня! Больно! Чуть нахмурившись, Рейх отпустил меня. Я тут же положил нож и стал растирать запястья. Ну и хватка! — Я думал… Думал, ты тоже одинок, — пролепетал он. — США никому не помогает. Мне так отец сказал: бесполезный подонок, только подлизывается, и актёр из него тот ещё. А тебе помог?.. — Кто тебе сказал, что помог?! — Ты. Просто мне казалось, ты изгой, как я. Думал, ты понимаешь меня, но выходит — лишь пользуешься моей помощью? — Господи, да с чего ты всё это взял? Да, да! Я буквально несколько несчастных дней пересидел у Штатов! Но сейчас — сейчас! — он ничем мне не помогает. Он сидит где-то там снаружи, и, скорее всего, даже забыл обо мне! — я схватился за ключ и крепко сжал до боли. — Он вообще хотел меня сразу сдать Германии, как только увидел на пороге! Я тоже понимаю, что такое быть простой тряпкой в глазах всех вокруг. Мне всего лишь повезло попасть под милую руку, которая потом решила зачем-то позаботиться обо мне. Но это не делает из меня последнюю тварь, которая будет пользоваться чужим расположением только для себя!Но я же не забыл о тебе.
Что? Я нервно и растерянно оглянулся, потом глянул на ключ в руке. — Ладно, ладно, — выдохнул Рейх, проследив за моим взглядом. Видимо, ему подумалось, что я сейчас вспоминаю о жизни на свободе, и что глупо меня обвинять, в моём-то нынешнем положении, потому что он сразу успокоился. — Глупости говорю. Просто на миг мне показалось, что ты используешь наш союз только временно, чтобы потом предать меня, как только освободишься, и побежать к Штатам. Вот чёрт. Неужели он прав? Думал ли я о том, что в будущем не хочу продолжать с ним дружить? Вероятно, думал — зачем мне впутываться в что-то, что замышляет Рейх? Ведь это что-то очень смахивает на какую-то новую ветвь шовинизма. А оно мне надо? — Рейх. Никто не может загадывать наверняка. Всё меняется. Мы меняемся. И ничего не можем с этим поделать. Поэтому я не могу тебе обещать вечную дружбу, но и не хочу сказать, что в данный момент желаю тебя предать. Поживём — увидим. А ещё сейчас меня очень сильно волновал голос США, буквально несколько секунд назад сказавший, что не забыл меня. И я… Я чувствую связь. Но я помню, что передаются только слова, сказанные вслух. Я не мог ничего сказать — здесь стоит Рейх. — Хорошо, — наследник смирился, а я, хоть и не мог отвлечься от мыслей о Штатах, продолжил готовку. — Пусть будет так.Чёрт, Польша, ты же слышишь меня? Я чувствую себя придурком.
— Да, — тихонько сказал я, будто соглашаясь с Третьим в ответ. — слышу, — ещё тише.Ого, правда работает? Чудеса. Гхм. Я знаю, что ты сейчас не можешь говорить, поэтому скажу всё сам, а ты слушай внимательно, хмыкни что-нибудь, если не поймёшь, хотя я буду выражаться предельно ясно. С того момента, когда мой отец помог мне по твоему предупреждению, я много думал о том, что за связь возникла между нами. Ведь я сам нередко слышу, что ты говоришь, или чувствую то, что ты чувствуешь. Я догадался, что тогда твои эмоции достаточно сильные. Честно, не самое приятное ты порой терпишь, брр, но не об этом. Мне кажется, что я как-то умудрился случайно встать в твоём сознании вместо твоей независимости. Знаю, бред, но это единственное, что я придумал. Теперь я, сам будучи независимым, дополняю эту твою потерю собой. Самое противное в том, что я не мог с тобой связаться. Я пробовал в разные моменты. Больше всего старался тогда, когда чувствовал тебя, но нет. А сейчас получилось. Ты говорил обо мне. Кажется, нужно одновременно подумать об этой связи, но я не уверен. А теперь самое главное, ведь я не знаю, сколько я могу говорить. Ты и Рейх, ни в коем случае не затевайте революцию! Я понимаю, что вы оба ненавидите ГИ, но сейчас напряжение на международной арене прямо кожей чувствуется. Все уже вполне готовы к войне, но в то же время ждут подходящего повода либо с одной, либо с другой стороны. Кто-то думает, долго ждать не придётся, но я чувствую — это напряжение останется надолго, все будут упрямо ждать, когда у кого-то сдадут нервы. Если вы убьёте Германию, нам всем несдобровать! Австро-Венгрия в таком положении в мире не допустит Рейха к правительству, и попросту упрячет вас обоих, если не убьёт, и захватит власть сам, тут же начиная войну, обвинив какую угодно страну, хоть меня, в том, что я как-то повлиял на убийство Германии, внушив это в ваши головы. Да, я говорил, что ты должен исподтишка солить Германии, но сейчас уже не тот случай! Не провоцируй его союзников серьёзными действиями. Пакости ему по мелочам. И не позволяй Рейху воплощать его планы, какие бы они ни были, по крайней мере сейчас и вплоть до окончания военного конфликта. Если повезёт, то до того момента, когда напряжение просто разрешится, но, по-моему, войны не избежать. Будь осторожен. И не доверяй никому. Не знаю, когда мы сможем ещё связаться, потому что за мной следят, и за тобой тоже. Но ты держись! Ты сильный, Польша. Слышишь же? И, пожалуйста, хахах, не позволяй себе впадать в этот транс. Серьёзно, мне очень-очень это неудобно и, честно, стыдно. Остальное ещё ладно, но это старайся не допускать. Хотя я понимаю, что это очень сложно… Прости. Пожалуй, мне пора. До связи. Я с тобой.
Ого, наговорил… Теперь точно не подумаю, что мне это почудилось. Или же это какая-то очень-очень навязчивая галлюцинация. Я глянул через плечо на Рейха. Он внимательно следил за моими действиями, но всё это время не придирался. Можно ли считать, что я стал лучше готовить? Может быть. Но слова Штатов оставили на моих мыслях большой отпечаток. Больше всего меня, конечно, поразило то, что он порой слышит, что я говорю, и чувствует, что чувствую я. И за последнее мне было особенно стыдно. Мысленно я перебрал свои самые эмоциональные моменты и почувствовал, как горит лицо. Как неудобно перед США! Представляю себе, как действительно плохо обладать такой эмпатией именно со мной. Но неужели у самого Америки не было более таких значительных событий после того случая? Или же я так сильно увлёкся собственными переживаниями, что забыл о Штатах, потому и не улавливал его состояние? Вполне возможно. Но мне всё ещё казалось чертовски нереальным сам факт этой связи. И моё предположение о том, что он сам не знал, что связывает нас, оправдалось. На самом деле, это может оказаться серьёзным оружием в наших руках, но очень важно научиться этим пользоваться. Ведь я помню, как я думал о том, что мой навык чтения мыслей ГИ бесполезен, если я не имею связи с внешним миром. Уф, чёрт, как всё это утомительно. Интересно, почему именно я ввязался во всю эту историю? И когда она наконец кончится? Но, видимо, это лишь начало.* * *
Я не мог прекратить думать о словах США и за завтраком. Меня, честно, тревожила мысль о том, что Рейх мог замышлять убийство отца. Если это так, понимал ли он, что Австро-Венгрия не допустит его к власти? Я сам ранее не задумывался ни о чём подобном. Но спросить самого Рейха момент не находился. И вдруг, когда мы закончили трапезу и убирали со стола, раздался уверенный звонок и стук в дверь. Мы с Третьим тут же переглянулись. — Кто это? — первым спросил я. — Понятия не имею. Все знают, что отец на работе, — парень встревоженно пошёл к двери, я за ним. — Если так, то кому понадобились мы? Меня странно согрело, что он сказал «мы». Будто действительно команда. Немец подошёл к двери и громко спросил: — Кто там? — Гувернёр, — отозвался бодрый женский голос. — Меня прислал ваш отец. Откройте, и мы сможем познакомиться получше. — Хм… Знаешь, Рейх, меня учили незнакомцам не открывать, — неуверенно протянул я. — Вот приходите с отцом, тогда и войдёте! — резко ответил Третий женщине за дверью. — Я ваш голос не узнаю. — Какая грубость. Я, мой милый, личный учитель. Вы не могли прежде меня видеть. И ваш отец уже предупреждал, что такое может быть, поэтому, если надо, я открою сама. У меня есть ключ. — Вот настойчивая… — раздражённо буркнул Рейх и стал отпирать дверь. Снаружи стояла мягко улыбающаяся молоденькая женщина. Чтобы взглянуть прямо в глаза Третьему, она чуть приподняла голову, потому что ростом была примерно с меня. Её внешность не оставляла сомнений в том, что эта женщина богата — богато украшенная шляпка, из-под неё видно аккуратно уложенные волосы, великолепный крой тёплого пиджака и, что больше всего бросалось в глаза, богатые меха. У меня аж закружилась голова, и, стоя хоть и за спиной Рейха, рядом с ней я почувствовал себя совсем-совсем голым. Боже, какой стыд. И только в последнюю очередь в глаза мне бросился её внушительный багаж. — Можно я войду? — тактично спросила женщина, пока Рейх некультурно пялился на неё с раскрытым ртом. — Э… Ну, входите… — наследник явно растерялся, но отошёл в сторону. Всё ещё не представившая себя женщина стройной походкой прошла внутрь, уволакивая за собой и свой чемодан. Она мне казалась абсолютно неуместной. Обычная женщина. Человек. Причём такая напыщенная… Я и все мои проблемы стали мне казаться какими-то глупыми. Рейх закрыл дверь. — У вас тепло, — заметила она, снимая пиджак и шляпу, под которой скрывались светло-русые кудряшки. — Вы обещали представиться, мне казалось, — пришёл в себя немец. — Ах, да, — женщина по-хозяйски разместила свою одежду в гардеробе, а потом повернулась к нам. Кажется, она до этого рассматривала лишь Рейха, потому что взглянула на меня так, будто до этого не видела. Хотя, я понимаю её изумление. Чёртов стыд. Я оттянул рубашку ниже. — Меня зовут Барбара. Если нужно, я могу дать вам удостоверение личности, — всё, теперь она точно кажется абсолютно неуместной. Барбара выудила из кармана платья маленькую книжечку и сунула наследнику в здоровую руку. Он подозрительно её открыл. — Ты, наверное, старшенький, да? — всё ещё обращалась к Рейху. — То есть — старшенький? — Третий смотрел на книжечку с приподнятой бровью. — Вы что, не немка?.. — Верно, — она как-то противно улыбнулась. — Полька. Чего-чего? Меня уши обманывают? Полька? Я заглянул в документ и понял, что это правда, а ещё ей, оказывается, двадцать шесть лет. Рейх был примерно в том же удивлённом настроении. — Теперь ваша очередь представиться. Ты, верно, Третий Рейх, наследник, будущая страна. А это твой маленький братец? — Да, я Рейх, но… Чёрт возьми, почему вы не немка? Как вы вообще здесь оказались? — О, это история длинная, мой мальчик. В Польше такой беспорядок… Жить сейчас на Польском районе вообще невозможно, вы понимаете. Но меня, как талантливого преподавателя, всё же выпустили оттуда на Немецкий, и я очень рада, что оказалась здесь благодаря вашему отцу. Он предложил мне работу, и грех был отказаться. Ваш отец такой порядочный, сдержанный, опрятный, прекрасное воплощение страны. Меня чуть не стошнило. Серьёзно? Вот такие люди живут у меня? Боже, она даже не узнаёт, кто я. — Я смотрю, вы патриот, — презрительно бросил я. — Не я же виновата, что Польша так всё запустил, так ещё и исчез, по слухам. Теперь там никому не гарантирована безопасность. И всё же, как тебя зовут? — Наденьте очки, — посоветовал я и, фыркнув, быстро ушёл на кухню мыть посуду. Боже, это какая-то чушь! Германия нарочно это делает? Прислал тут учительствовать какую-то непонятную, которая даже родную страну в лицо не признаёт. Причём она старше меня всего на три года! Неужели, живя здесь, она так никогда меня и не видела? Я, конечно, понимаю, что я не выгляжу, как страна, но чтобы настолько!.. Всё запустил, исчез, беспорядок, невозможно жить… Всё нормально было, пока её любименький Германия не объявил мне войну! Она что, вообще тупая? Нервно сдув со лба прядь волос, я занимался уборкой на кухне. Я был зол. Зол и на ГИ, и на эту женщину. Ещё смеет говорить, что она полька. Аж руки трясутся! И она что, собирается жить здесь? Через пару минут мне стало стыдно за то, что я оставил Рейха одного на растерзание этой Барбаре. Но пусть и он поймёт меня. Из-за неё я и думать забыл о том, что думал до её прихода. Но сейчас понял, что Америка не мог не почувствовать моей злости. Да простит меня он. Когда я остыл, я нашёл Рейха в его комнате. Он, кажется, устал. — Ох, наконец-то ты. Заходи и запри дверь, а то опять привяжется. Я так и поступил. — Прости, что убежал. Надеюсь, ты понимаешь, что терпеть это было невозможно. — Представляю, поэтому не виню. Ну и тётка, я тебе скажу. Не женщина, а испытание. Мучила меня тут учёбой, оценила мои знания на двоечку. Интересно, она вообще представляет, что не на литературоведа пришла учить? — И надолго она здесь?.. — Я так понял, только до того времени, как у меня снимут гипс и я спокойно смогу дальше ходить в институт. Я бы вообще и так ходил в институт, но отец не пускал. Чувствовал я подвох! Нужно будет потребовать у него объяснений, — наследник сложил руки на груди, что выглядело неуместно забавно, учитывая гипс. — Может, это слежка за нами? — Она даже не знает, что мы не братья, — возразил Третий. — Хотя, может, отец её вообще с подворотни подобрал, и ничего ей ещё не объяснил. «Талантливый преподаватель»! Тоже мне. У тебя, надеюсь, не все люди такие. — Честно, не знаю. Но я сам был удивлён. А как она меня назвала? Твой «маленький братец»? Кажется, она не подозревает, что мы с ней почти ровесники, и что я старше тебя. Кстати, где она сейчас? — Обустраивается в комнате наверху. — Так она правда жить тут собралась? — сокрушенно спросил я. — А где? Беглянка же. — Ага, но богатенькая такая! Почему бы ей не приобрести где-то здесь домик? — А мне кажется, отец её задобрил, чтобы она совсем растаяла. Наивная женщина. — Неудивительно. Ты же слышал, как она о нём отозвалась, — я фыркнул. — Опрятный, порядочный, все дела… Никак влюбилась, дурочка! — Только не говори, что ты ревнуешь, иначе меня вырвет, — скривился младший немец. — Ещё чего! Да пожалуйста, пусть с ней развлекается, я только рад буду! В общем, знакомство с этой дамой вышло не самое приятное. Мы с Рейхом ещё некоторое время обсуждали это, сидя на его кровати, но вскоре устали. Время обеда уже прошло, но Барбара вела себя подозрительно тихо. Настолько, что Третий решил, что нам стоит выйти наружу и проверить, чем она занята. И мы нашли её в столовой. — Проголодались, детки? — приторно сладким голоском спросила она. — Я как раз хотела вас звать. Я приготовила немного поесть, из чего было. — Готовка входит в ваши обязанности? — резко спросил Рейх, настолько резко, что Барбара даже вздрогнула. — Если честно, полностью обязанности мне ещё не озвучили. — Значит, скорее всего не входит. Мы всегда сами готовим. — Сами? Но как так? — удивилась она. — Я спрошу у вашего отца, а сейчас садитесь, остывает. Кстати, дорогуша, тебе не холодно так ходить? — обращение было ко мне. Как же противно она обращается! Какой же я тебе дорогуша? — Я бы ответил, да язык не поворачивается вам съязвить, — саркастично ответил я и плюхнулся на стул. — Какой воспитанный мальчик! — Барбара просеменила ко мне. — Вы такие душки! А личики красивые — все в отца! Но тебе, мне кажется, пора подстричься, — она стала трогать мои волосы, и что-то внутри меня закричало благим польским матом. — Чёлка, наверное, мешается глазкам? Я бросил взгляд с мольбой о помощи на Рейха. Тот сидел напротив и прыскал со смеху, пытаясь одновременно есть, но, поймав мой взгляд, всё же вступился за меня: — Извините, Барбара… Может, вы дадите ему поесть? Он сказал это абсолютно вовремя, потому что она уже собиралась тискать меня за щёки. — Ах, конечно. Прости меня, мой золотой, просто ты такой милашка. — Ох, Боже… — проворчал я еле слышно и начал есть. Стряпня этой Барбары оказалась не такой и плохой, хотя я знаю, что Рейх точно нашёл, к чему придраться. Я даже догадывался, к чему конкретно. Пока мы ели, она сидела во главе стола и наблюдала за нами. Когда я доел, она всё же сказала: — Милый мой русый мальчик, ты так и не ответил, как тебя зовут. Мне кажется, нам будет неудобно общаться, если я не буду знать твоего имени. Как ты думаешь? Я поднялся и, даже не удостоив её взгляда, взял свою грязную посуду и удалился мыть её. Через несколько секунд на кухню завалился Рейх с остальной посудой. — Что-то не верится, что она правда тебя не узнаёт. Я вот даже не у власти, но на улицах Немецкого меня узнают. Я лишь пожал плечами и вздохнул. — Знаешь, что? — продолжил он. — Сейчас выйдешь, и так и ответишь, что ты Польша. Какой смысл скрывать, если Германия ей это скажет? Ну, я думаю, что скажет… Так что лучше пусть она от тебя это узнает. Думаю, видеть её реакцию будет бесценно. — Ты прав. Просто меня от неё трясёт. Предательница, чтоб ей пусто было… — Ты это уже говорил. Именно поэтому и пусти ей пыль в глаза. — Ну… Ладно, сдаюсь. А ещё мне до сих пор кажется, что она будет докладывать о нашем поведении Германии. Может, при ней нам тоже лучше притворяться? — Может быть, лучше. Вряд ли же отец просто так всё это устроил. Мог бы и пнуть меня в институт. Тут действительно что-то не так. Когда я домыл посуду, я вместе с несколько хмурым Рейхом вышел в столовую. Противная Барбара, конечно, нас зачем-то ждала. И тут я почувствовал, что действительно должен стереть с её лица эту гадкую сладкую улыбку. Я решительно подошёл к ней ближе. — Что-то хочешь спросить, мой мальчик? — Да! Вы действительно хотите знать, как меня зовут, дамочка? — Конечно, хочу. Глупый вопрос. — Вот и знайте. Меня зовут Польша! Я — чистокровный поляк. В данный момент насильственным путём потерял статус страны и официально являюсь немецкой колонией! Для вас это, конечно, новость! — Мой мальчик, что за вздор ты говоришь? Зачем ты мне врёшь? Что? Вру?.. Ах ты наглая… — Я не вру, ясно вам? Вы не узнаёте родную страну в лицо, и вам должно быть стыдно. — Моя родная страна не тот, кто сейчас у власти. Моей родной страной был Речь Посполитая. Очень жаль, что не удалось сохранить эту страну, хотя в реальном мире она исчезла гораздо раньше. Но ты, — Барбара поднялась со стула, ровно смотря мне в глаза. — Не смей мне врать. — Почему вы думаете, что я вру? — Ты просто ребёнок, совсем не Польша. — Мне двадцать три года! — О нет, мой дорогой, мне так не кажется. Я знаю, как выглядят дети в возрасте пятнадцати лет. Мне казалось, вы воспитаны. Но вы даже не хотите сказать мне своё настоящее имя. — Извините, Барбара, — вмешался Рейх, понимая, что не удалось выбить эту женщину из колеи и всё пошло совсем не так, как мы хотели. — Но вы знаете, как выглядит Польша? Барбара икнула, будто её всё же поймали. — Нет. — Тогда как вы можете утверждать, что он не стоит перед вами? — Хах, если это правда он, — она мгновенно собралась и тыкнула пальцем мне в грудь. — То тогда я понимаю, почему весь этот кошмар в стране произошёл. Этот мальчик даже не сможет приказать что-то так, чтобы его хотя бы услышали! А эти ручки даже подписать документ ровно не смогут! Неуравновешенная! — Заткнитесь! — униженно прокричал я на пределе лёгких, и она замолкла, глупо раскрыв рот от вырвавшегося из меня звука. — Вы — не полька! Вы — продажная тварь! Настоящие поляки будут сражаться за независимость, пока такие как вы тянутся к привлекательным и властным, но таким же тварям! — Как ты смеешь так говорить обо мне и собственном отце? — Имею полное право назвать своего колониста так, как считаю нужным. А вы мне вообще никто. Вы — лишь предатель. И тот, кого вы предали, стоит перед вами. Извините, но больше мне вам нечего сказать. Я развернулся и твёрдым шагом ушёл. Рейх тоже предпочёл не оставаться с ней и выбежал вслед за мной. Заговорили мы только в комнате. — А она не так проста, как показалась. Я-то думал, она правда растеряется, когда ты назовёшь своё имя… — прошептал Третий. — Вся такая строит из себя милашку, но и рявкнуть может. А слепая какая… В упор не понимает и упрямо стоит на своём. Надеюсь, Германия ей объяснит, что я правда Польша. — Слушай, — аккуратно начал наследник. — Если он не сказал ей это, когда посылал сюда, то, может, он и не планирует рассказывать? — Зачем ему это нужно? — дрожащими руками я убрал волосы с вспотевшего лба. — Я не знаю. Хотя, догадываюсь. Наверное, просто хочет хорошенько тебя унизить. Он же наказал тебя за то, что ты убежал от него, да? — Ну, да! А ты что, сам бы весь прям отдался, когда на тебя лезут? — Нет, конечно. Но не нравится ему, что ты не подчиняешься. Такой уж характер. Теперь потихоньку убивает тебя изнутри. Только вот терпеть эту стерву и мне. Я только лишь вздохнул.* * *
Я ушёл из его комнаты и остальное время провёл в библиотеке. Наследником снова начала заниматься Барбара, и по тому, что я успел подслушать, я понял, что терпеть её ему действительно придётся. Такая противная, а ещё лезет, куда не просят. «Каково знать, что когда-нибудь ты станешь страной? Есть у тебя какие-нибудь планы?» — часть подслушанного. И сказано тем же приторным голосом, что и прежде. Будто вовсе не втаптывала меня в землю совсем недавно, показывая в первый же день свою вторую личность. Скоро вернулся Германия, и мне пришлось спуститься, как только я почувствовал его приближение к дому, чтобы встретить. Опытным путём я уже сообразил, что он не любит, когда я этого не делаю. — С возвращением… — без энтузиазма проворчал я. И следом из комнаты вырвался Рейх. — Отец! Скажи, это же шутка, да? — О чём ты, Рейх? — спокойно спросил ГИ, снимая верхнюю одежду. Чужой пиджак в гардеробе его не смутил. — Об этой…женщине! — Она здесь только пока ты не можешь ходить в институт. — Но я могу ходить! — Я сделал тебе услугу, Рейх. Даю тебе шанс восстановиться без других драк, в которые ты, конечно, ввяжешься даже с гипсом, если пойдёшь в институт. — Па… То есть, отец, эта женщина ужасна… Она даже не понимает, что я учусь в военном институте, и всё объясняет мне какой-то бред про писателей-людишек… Это же невыносимо! — Для общего развития тебе это будет полезно. Также она поможет тебе и с точными науками. Твои учителя мне сообщили, что в этом твои знания отвратительны. — Зачем мне это нужно?.. Отец, это же издевательство… Это что, поможет стать мне сильнее? — Всё возможно, — Германия уже забыл о сыне и устремил взгляд на меня, тут же расплываясь в противной улыбке. — Как прошёл денёк? — Ужасно, — честно ответил я. — Это хорошо. — Отец! — отвлёк ГИ Третий. — Кстати, она не пустила Польшу на кухню. Сама там хозяйничает! — Я поговорю с ней. Кажется, она чего-то не поняла. Но не волнуйтесь, скоро она вольётся, — Германия ещё более зло улыбнулся и последовал в столовую. — Здравствуйте, Барбара. — Ах, здравствуйте! — живенько откликнулся её бодрый голос. Я переглянулся с Рейхом. — Никто не запретил нам подслушивать, — тихо сказал младший немец и вместе со мной подошёл ближе к двустворчатым дверям. Мы притаились. — Барбара, мы с вами не успели оговорить все детали нашего договора, поэтому я хотел бы поговорить об этом. — Сейчас? А мне не нужно позвать детей на ужин? — Нет, нет. Вообще, дети готовят сами. У нас в семье так принято. — А-а… Правда? Хорошо, я учту, — чересчур покорно пролепетала она. — Ах, сучка, будто мы ей не говорили тоже самое, — прошипел я. — Я бы ещё хотела уточнить, — продолжила Барбара. — Младшенький мальчик… Он никак не хочет мне сообщить своё имя. Врёт, что он Польша, всё потому, что узнал, что я полька. — Конечно, врёт.Как выгодно иметь дело с людьми, которые вообще ничего не понимают о странах. Или она правда не знает, что Польша колония? Смешно.
Я ахнул, Рейх закрыл мне рот рукой. Да я сейчас был готов ворваться в столовую и сказать им ещё пару ласковых! Но наследник и это предусмотрел, умудряясь одной рукой и закрывать мне рот, и удерживать на месте. — Он родился болезненным, всегда был немного душевнобольным, — продолжил Империя. — Сразу после его рождения оказалось, что он не имеет гена страны и наследственного имени, поэтому я назвал его, как человека — Альберт. Иногда он не признаёт, что это имя его. Относитесь к нему снисходительно. Он не заслуживает сильного внимания. Его уже не исправить. Касательно него у вас нет абсолютно никаких обязательств. — Это всё объясняет, — улыбающимся голосом произнесла она. — Бедный мальчик. У меня не было желания слушать дальше. Я вывернулся из руки Рейха и ушёл в спальню, провожаемый растерянным и несколько виноватым взглядом наследника. Я был оскорблён до глубины души.* * *
Не знаю, как долго я глупо лежал на кровати. Но вскоре пришёл Империя. Я свернулся в клубочек. — Ты расстроен? — с поддельным удивлением спросил он. — Нет, абсолютно счастлив. Зачем, блять, ты всё это устроил? Я не видел немца. Где-то за спиной он шуршал одеждой, раздеваясь. Повисло молчание, а потом он лёг рядом со мной и интимно обнял. — Просто хочу показать тебе, что творится в твоей стране, с помощью неё. — Будто я не знаю. Германия мягко посмеялся мне в ухо: — Но ты не знал, какие люди у тебя живут. Они тебя даже не признают. Кажется, Польша, такими темпами твоя страна обречена на полное вымирание, как и ты сам. — У меня в стране нормальные люди. И они будут бороться, так же как и я. А эта…лишь подстилается…из-за денег и влиятельности… Она просто предатель. — Поживём — увидим, Польша, кто и как будет бороться, — так как мои ноги были согнуты, он гладил меня по ягодицам и ногам. Через минуту загадочного молчания он добавил. — Посмотрим, выживешь ли ты в итоге. Я никогда не задумывался об этом всерьёз, но вся эта история правда не просто игра. Это игра на выживание.