Немного о жизни

Закончив накрывать на стол, Петербург поднял глаза на окно и замер, зачарованный зрелищем. Снег на улице сыпал густо, как в перевёрнутом снежном шаре. Его монотонное, непрестанное падение под негромкую задумчивую музыку из колонки нагоняло сон. А может, сказывалась усталость с дороги. Пётр моргнул и, поправив неровно лежащую вилку, вышел из комнаты. Манящий золотистый свет с кухни мягко рассеивал коридорную тьму. Москва, окутанный этим сиянием с головы до ног, доводил до ума ужин, который они, едва приехав с вокзала, затеяли в четыре руки. Петербург оперся бёдрами о столешницу рядом с плитой и посмотрел на сковородку с гуляшом. Соус деловито, степенно пузырился. Михаил помешивал его медленными, почти вкрадчивыми движениями. Питер скользнул взглядом вверх. Узкая деревянная лопаточка, похожая на длинную ложку, Мишины пальцы, ладонь, запястье… — Я добавил немного чеснока, — сообщил Москва. Пётр переключил внимание на его лицо: — Хорошо. Миша улыбнулся и выключил под кастрюлькой с гречкой конфорку. Мелодия сменилась на чуть более энергичную джазовую. Михаил, покачав плечами в такт музыке, отложил лопаточку на тарелку и текучей, полутанцующей походкой отошёл к холодильнику за сливочным маслом. Петербург, любуясь, не глядя снял для него с крючка разделочную доску и поднял крышку кастрюльки. — Благодарю, — Москва отрезал щедрый кусок масла и бросил его в гречку. Пётр опустил крышку на столешницу. — Давно не видел тебя танцующим, — заметил он. — Я тебя тоже, — отозвался Михаил, перемешивая гречку. «Да…» — мысленно протянул Питер, попытавшись вспомнить последний раз, — «давненько». — Я иногда забываю, что умею, — с усталым смирением улыбнулся он. «Зайдёшь в бар или клуб и только пьёшь», — подумалось вдогонку. — «Потому что не с кем танцевать и нечего». Вслух он этого говорить, конечно же, не стал — с Миши станется ощутить вину за нечастые встречи. Москва в ответ на его слова укоризненно мурлыкнул: — Безобразие. Так и оставив ложку в кастрюльке, накрыл её крышкой. — Вспоминай, — развернулся к нему, — а то так недолго и разучиться. Длинные цепкие пальцы с ласковой деликатностью опустились Петру на плечи. — И с кем же я тогда буду танцевать? — Михаил приподнял брови тем особенным образом, которым давал понять, что ждёт ответа. Петербург порывисто привлёк его к себе. Ладони Москвы пришли в движение: одна вольготнее легла на плече, другая скользнула чуть дальше, касаясь несколькими пальцами основания шеи… Пётр отключил конфорку под гуляшом и, поддавшись джазовому переливу, обнял Мишу на уровне поясницы, потянул в сторону от плиты. Москва с довольным смешком позволил повести себя в танце. Шаг-другой-третий. Питер вспомнил: они танцевали последний раз летом прошлого года. Вышли, прогуливаясь по парку, к танцплощадке, где желающие, разбившись на парочки, танцевали вальс. Шаг-другой-поворот. К людям тогда не пошли, танцевали что-то импровизированное под сенью парковых деревьев. На Мише, кажется, была чёрная рубашка. Или исчерна-вишнёвая, как зрелая черешня. Он не был уверен. Одно помнил ясно — Москве безумно шло. Шаг, другой, ещё! Кухня становилась для них маловата. Улучив момент, Пётр подался вперёд, мимолётно коснулся уголка Мишиного рта губами — не столько целуя, сколько предлагая. Глуша музыку, задребезжали на конце мелодии тарелки. Михаил, увлечённо отвечая, обвил его шею руками. Петербург сжал его в объятиях, лелея отчаянно острое, щемящее чувство нежности. Ему катастрофически не хватало этого уже давно — с того самого момента, как расцепил руки в прошлый раз и достал из кармана билет. «Я скучал», — попросилось на язык. Вот так некстати, через три часа после встречи. «Я буду скучать», — ещё более некстати, как предвкушение сдавливающей рёбра потерянной грусти. — Спасибо, — выдохнул Пётр, почти соприкасаясь с Москвой носами. — Я, по-моему, начинаю вспоминать базовые движения. Миша ласково потеребил его волосы на затылке: — То-то же. После ужина ещё потренируемся. — Обязательно, — улыбнулся Петербург. Он выбрал правильные слова. Тоска отпустила, и стало совершенно, упоительно хорошо. Москва засуетился с тарелками: — Чур, мне с горкой! — А влезет? — подначил Пётр. — Не влезет — попрыгаю, — заявил Михаил и задержал случайный взгляд на окне. — Ничего себе метёт… Питер угукнул. Так же сильно мело, когда они решили не брать такси и шли, увязая в снегу и иногда ловя друг друга на наледи, от метро пешком. Было весело. Из колонки, разбавляя джаз шансоном, ни о чём не жалела Эдит Пиаф.