Немного о жизни

Петербург, не отрывая глаз от рабочего ноутбука, поднёс ко рту высокий стакан. Не с первого раза вслепую поймав губами трубочку, он глотнул холодного кофе со сливками, пощёлкал одной рукой по клавиатуре, задавая очередную формулу в таблице, и осторожно вернул стакан на бортик раковины. По воде от его движений прошла едва заметная рябь. Пётр бездумно окинул взглядом ванную и вновь сосредоточился на экране ноутбука, торжественно стоящего посреди широкой столешницы от его старого кухонного стола. Вообще-то, столешницу, как и прочие детали разобранного старичка, уже три месяца как следовало перевезти к Косте в гараж, доживать свой век в качестве рабочей поверхности. Но у него никак не доходили руки, да и Кронштадт был занят на службе… Не иначе как само провидение устроило эту проволочку. Жара, накрывшая город, кружила голову тропической марью, спирала дыхание, стремилась расплавить камни и асфальт. Петербург казался себе лихорадочно горячим, почти больным. Из-за духоты невозможно было спать и есть. Кондиционер в администрации не спасал, кондиционер дома закашлял и заглох ещё вчера. Взвесив все за и против, Пётр облачился в плавки, набрал холодную ванну и, прихватив столешницу, ноутбук, кофе и телефон, устроил home office. При погружении кожу неприятно обожгло холодом, но стоило привыкнуть, тело охватило сладостное облегчение. За несколько часов он сделал больше, чем за предыдущие несколько дней, и не намерен был останавливаться на достигнутом. Успехи распаляли в нём какой-то удивительный, практически столичный деловой задор. Будто он разобрал все бумаги, принял посетителей, отдал распоряжения насчёт ужина, нанёс три визита, и всё до обеда, и всё полон сил. К полудню, правда, возникло нехорошее ощущение, что вода в ванне нагревается вслед за Невским и другими улицами, но Пётр отогнал его как нервное самовнушение. Строчки в таблице квартального отчёта размеренно стремились к четырёхзначным по счёту строчкам. Петербург начал задумываться над формулировками пояснительной записки. Отвлекая от дилеммы, «исходя из имеющихся данных» или «принимая во внимание имеющиеся данные», тренькнул уведомлением телефон. Пётр, разблокировав экран, просмотрел сообщение. Писал Москва. Фотография термометра с +35 и лаконичное: «Умираю». Питер, переведя камеру во фронтальный режим, поднял руку повыше и запечатлел себя в ответ. Новое сообщением Миши не заставило себя долго ждать: «Ты решил меня своим неглиже добить, чтоб не мучался? Или это такая попытка замотивировать к жизни?» Пётр, усмехнувшись, позвонил. — Это лайфхак, — сообщил он. — Ну или, если хочешь, приглашение. Михаил на том конце линии негромко хихикнул. — Мы не поместимся в твоей ванне вдвоём. — Ну вот, — посетовал Петербург. — Надо было послушаться брата и брать джакузи. — М-м-м, — протянул Москва. — Мне нравится ход твоих мыслей. Они оба на несколько секунд затихли. — Пока никто не видит, я сижу в кабинете босиком, — доверительно сообщил Миша. Пётр приподнял уголки губ. — Как коварно. Чиновники, значит, в туфлях ноги парят… Михаил довольно фыркнул. Петербург не стал продолжать. Новая пауза была длиннее и интимнее. — У меня в субботу грозу обещают, — заметил Москва. — Завидую, — искренне ответил Питер. — Поскорей бы уже, — вздохнул Миша. — Ага. Что «ага», когда у него самого не то что грозы, даже захудалого дождика не предвидится, Пётр не задумывался. Желание поддержать Москву в невинном мечтании проскользнуло где-то на задворках сознания, толком не отметившись в мыслях. — Ладно, я, пожалуй, пойду пообедаю, — проговорил Михаил и решительно припечатал: — Мороженым. «Ну хотя бы мороженым», — подумал Петербург. Вслух ответил: — Приятного аппетита. — Спасибо, — усмехнулся Миша. — Ты там тоже выберись на кухню. Заодно проветришься, чтоб жабры не выросли. — У Кости за столько лет в море не выросли, а у меня вырастут? — возразил Пётр. Но заверил: — Выберусь минут через пятнадцать-двадцать, как раздел закончу. — Тогда и тебе приятного аппетита, — судя по едва слышному пыхтению, Москва обувался, прижав телефон к уху плечом. — Авансом.