***
Чуя искренне знал и верил, что у него самая прекрасная, благополучная семья. Ему было четыре года. Рядом всегда была мама, она тепло улыбалась и рассказывала о море. Отца Чуя на тот момент почти не помнил, так как видел всего два раза. Но, по словам матери, он был самым лучшим папой в мире. — Мы познакомились на причале. Ветер унес мою шляпку, а он помог мне ее вернуть, — женщина поправила на плечах зеленую шаль. Чуя сонно зевнул, улыбаясь. — А когда папочка вернется? — спросил он. В голубых глазах отражался детский восторг, и мальчишка никак не хотел угомониться. Мать в ответ расслабленно улыбнулась и провела мягкой рукой по рыжим волосам. — Ему сейчас не до нас. Потерпи, солнышко, скоро мы будем жить по-другому. Обещаю. Чуя тогда не понимал, что в хорошей семье мать не воспитывает ребенка в одиночестве, не кутается в шаль, скрывая заплатки на своем старом выцветшем платье. Они ютились в маленькой квартирке, где была одна единственная комната, служащая и спальней, и кухней. Чуя считал это нормальным, он думал, что это и есть счастливая жизнь. Мама никогда не позволяла своему ребенку плакать. И она была очень красивой. Очертания в памяти были смутными, но он помнил ее синие глаза, всегда добрую улыбку и недлинные темно-русые волосы. — Есть хочется, — шептал Чуя, натягивая одеяло на голову. Дома было холодно. Неудивительно, на улице зима. И невдомек было маленькому мальчику, что их жилище не топят уже больше месяца. Кончик носа замёрз и заметно покраснел, из-за чего пришлось прятать в складках ткани. Мама, казалось, уснула на футоне, укрывшись другим одеялом. Услышав слева звонкий голосок, она села, согнув спину, и посмотрела на своего сына мутным взглядом. — Потерпи, милый. Сегодня вечером мне станет лучше, и я что-нибудь придумаю, — произнесла она хриплым голосом. Мама болела уже вторую неделю. У них не было возможности, да и средств, чтобы найти врача. Чуя мог только с беспокойством слушать чужой кашель, что одолевал женщину долгими и тяжелыми приступами. Был бы мальчик немного выше, достал бы до плиты. Но мама строго запрещала приближаться к ней. Желудок скрутило от сильного голода. Мальчишка поморщился, обхватывая живот тонкими ручками, и едва всхлипнул от боли. — Мамочка… — произнес он нерешительно. Ответом послужило молчание. Чуя переполз поближе, положил ладошку на плечо матери и слегка потряс ее. Женщина тяжело выдохнула, и мальчик понял, что нужна помощь. На едва гнущихся ногах он поднялся, скидывая с себя плед и укрывая им мать. Затем кинулся к двери, с трудом повернул ключ и выбежал в холодный коридор. Дул северный ветер, и мальчишка почти сразу ощутил, как замерзает. Он подошел к первой двери, негромко постучав в нее. — Тут есть кто-нибудь? — Чуя стоял около минуты, прежде чем снова постучать. Но ему никто не открыл. Тогда он побежал к лестнице, в надежде найти людей на нижнем этаже. — Откройте! — в этот раз Чуя замолотил кулачками по двери, отчаянно выкрикивая: — Пожалуйста! Мамочка!.. Откройте, прошу вас! Ему повезло. На крики вышла пожилая соседка. Увидев маленького ребенка на улице в зимний день, она сразу загнала его к себе. Чуя мелко дрожал, обхватывая себя руками за плечи. Строгий вид женщины не внушал доверия. — Что ты делаешь один на улице в такой холод? — спросила она, сдвинув брови. — Как тебя зовут, мальчик, и где твои родители? Заикаясь, Чуя начал отвечать: — Я Чуя. И моей маме нужна помощь. Женщина тут же смягчилась. — Что с твоей мамой? — Ей… Ей очень плохо. Я не знаю, что с ней. Она меня не слышит… — прерывисто вздохнув, Чуя начал задыхаться от подступающих слез. Говорить становилось труднее. — Я ее… — вздох, — позвал… Но… — вздох. — Она мне не от-ответила… — вздох. — Я лишь сказал, что… — остаток фразы потонул захлебывающемся всхлипе. — Пожалуйста… — Чуя на время замолк, пытаясь привести дыхание в норму. — Помогите. Она там… — он указал пальцем вверх. — Пожалуйста, — повторил Чуя. Женщина слушала с широко распахнутыми глазами. Она уже надевала на плечи махровый халат и вызывала по телефону скорую помощь. Чуя сжимал пальцами собственное запястье, напряженно ожидая хоть чего-нибудь. Соседка заботливо усадила мальчика на свой футон, что-то говоря в телефон. Чуя рвано всхлипывал, вытирая ладошкой слезы. — Не три глаза, — женщина отняла тонкие запястья от лица. — Скоро все будет хорошо. Нужно только подождать. И Чуя ждал. Ждал долго. Он не помнил момента, как оказался в больнице, где отвратительно пахло медикаментами и безысходностью. В коридоре плакали дети, а он отчаянно впивался пальчиками в твердую железную скамейку. От нее так и веяло холодом. Чуя практически не дышал, не шевелился, боясь неизвестности, и невидящим взглядом смотрел в пол. Пока в том самом месте, где он грозится просверлить глазами дыру, не остановились чьи-то грязные черные ботинки. Когда-то были лаковыми, но кожа на них потрескалась, местами слезла из-за недолжного обращения. Чуя, вздрогнув, поднял голову. Перед ним стоял мужчина в черной кожаной куртке. Мальчик ощутил стойкий запах спирта, и даже аромат морозной улицы не мог его перебить. У него были рыжие волосы и угрюмое лицо. Бледные губы едва подрагивали, а зрачки в карих глазах были расширены. Чуе стало жутко. Он поежился, вновь опуская взгляд. Находиться рядом с этим человеком ему было неуютно. Почти сразу раздался торопливый топот маленьких каблучков медсестры. Эта невысокая молодая девушка Чуе понравилась. Она угостила его чаем и даже попыталась защитить, когда другой строгий врач выгнал его в коридор. — Господин Накахара! — воскликнула она тонким голосом. И в этот момент внутри мальчика все перевернулось. Он посмотрел на мужчину ясными распахнутыми глазами и, приоткрыв рот, тихо прошептал: — Папа… Мама умерла через две недели. Она боролась с болезнью, как могла. Но денег не хватало, а воспаление легких оказалось слишком серьезным и быстротечным. Чуя помнил, что отец даже не вздрогнул услышав о смерти жены. Мальчик долго плакал, сидя в одиночестве под тонким одеялом. Больше не было той самой, кто мог бы согреть его теплом своих ладоней. Только сквозь сон Чуя иногда чувствовал легкие призрачные объятия, что и избавляло его от кошмаров. Но зачастую он просыпался от собственных слез и боли из-за тяжелого кома в горле. Время шло. Чуя уже давно понял, что папа никакой не капитан дальнего плавания, а деньги уходят не на еду, а на алкоголь. Чуе было уже восемь. Чуе хотелось пойти в школу. Квартира у отца была больше, но мальчик отдал бы все, лишь бы оказаться в той самой маленькой, но уютной комнатке. Тогда он хотя бы был счастлив. Нет, Накахара старший не смел поднимать руку на сына, даже будучи вдрызг пьяным, но такая жизнь мальчика не устраивала. Он хотел убежать, он был готов. И он это сделал. Ему казалось, что мир большой, что в нем есть люди, похожие на ту милую девушку из больницы. Но жизнь опять нанесла сокрушительный удар под дых. — Эй, пацан, — Чуя не сразу понял, что обращаются к нему. Пугливо оборачиваясь, он заметил странного человека в порванном плаще. На лице у него был косой шрам, рассекающий глаз и скулу. — Да-да, ты. Уже поздно. В такое время шататься по улицам одному опасно, знаешь? Чуя, сглотнув, поправил лямку своего зеленого рюкзачка и кивнул. — Где твои родители? — мальчишка на такой вопрос испуганно попятился назад, собираясь броситься бежать. Мужчина издал приглушенный смешок. — Беспризорник? — Чуя замер и остановился. — Как зовут? С вызовом посмотрев на незнакомца, мальчишка ответил немного дерзко, но дрожащим голосом: — Чуя. — Значит, Чуя. Подойди-ка. Накахара мотнул головой, отступив назад. — Я вам не доверяю. Мужчина двинулся вперед, вытянув руку в сторону мальчика. Он сказал всего одно слово: — Озарение. Чуя почувствовал странную легкость в теле, а земля тотчас ушла из-под ног. — Что вы сделали? — Накахара запаниковал, слабо дернув ногами. — Я пробудил твою способность. Поздравляю, у тебя она вполне полезная, — мужчина опустил руку, и Чуя больно шлепнулся на асфальт. — Но ее нужно научиться контролировать. Я мог бы тебе помочь с этим, — человек протянул руку. — Что скажешь? Накахара слышал о людях, называющих себя эсперами. Они владели разными умениями: начиная от способности замораживать воду и заканчивая телепатией. Мальчик и не думал, что он один из них. Словно опасливый зверек, вынюхивающий угрозу для себя, Чуя долго смотрел на руку незнакомца. В конце концов, он осознавал, что выбора у него особо не было. Он мысленно отсчитывал секунды до точки невозврата, протягивая свою ладошку в ответ. Будто невидимая цепь сковала его запястье, стоило заключить устный договор и принять чужую помощь. Только потом Чуя поймет, что от этого человека нужно было бежать сразу и без оглядки.***
Очередное пробуждение. Липкая от пота рубашка противно льнет к телу. Влага скатывается по вискам, впитывается в ткань подушки. Все повторяется. Цикл внутри цикла. Будто еще одна петля в узле. Каждый раз Чуя просыпается и ненавидит утро. Он, кажется, начинает понимать Дазая, теряя свой смысл жизни. Ценности быстро рассыпались в ненужный прах. Большая петля — очередной ад, конец которому будет его смерть. Чуя ловит себя на мысли, что мечтает о том, чтобы больше не проснуться. Тогда все закончится. Тогда не нужно будет бояться. — Прости, — слышится голос слева. Чуя вздрагивает, поворачивая голову. Дазай сидит, сложив руки на коленях. — Если бы я тебя тогда не попросил… — он поднимает голову. В глазах виднеется захлебывающееся отчаяние. Он винит себя? Но, если вспомнить, это действительно была идея Дазая.***
— Довольно прочные стены. Затарились от нас, гады, — Чуя вытер капающий со скулы пот и отвернулся от треснувшей стены. Дазай наклонился, внимательно рассматривая повреждения. — Так дело не пойдёт. Боюсь, они успеют убежать, пока мы будем ломать. — И что предлагаешь? — спросил Чуя, предчувствуя что-то явно для него не хорошее. Осаму развел руками. — Скажу сразу. У тебя будет выбор, ты можешь отказаться. — Не тяни резину. — Порча. Глаза напротив округлились. — Нет. — Нет? — Ни за что, — Накахара решительно отошел от стены. — Ой-ей, и что же скажет босс… — насмешливо протянул Дазай, обрывая фразу. Чуя цыкнул, сжимая кулаки до скрипа перчаток. — Дазай. Бесишь. — Значит, сделаешь? Чуя помолчал, поочередно сжимая пальцы на каждой руке. — Это больно, — всего от двух слов в груди Дазая что-то встрепенулось. — Обещай мне, что успеешь. Иначе я не смогу тебе довериться. Осаму сглотнул, кивая и нервно усмехаясь. — Как скажешь, напарник.***
— Все, чего я касаюсь, медленно превращается в пепел. Будто проклятие, — Дазай начал внимательно разглядывать свою ладонь. — Я что-то делаю не так. Совершаю ошибки снова и снова. Я понимаю, что и сейчас совершил очередную. У меня был выбор и в то же время его не было. Словно два пути, в конце которых черная бездна. Прости, Чуя, я выбрал неправильный путь.***
От кончиков пальцев до сердечного клапана, бешено качавшего кровь, растекалась боль. Ему вкололи дикую дозу адреналина, заставляя ускорить работу сердца. Чуя задыхался, пытался применить способность, хоть она и не помогла бы ему, отчаянно дергался, привязанный прочными ремнями к креслу. Три дня назад ему вживили новую способность. Теперь ее пытаются активировать. Двести тридцать три удара в минуту. Обычные люди умирают уже при ста восьмидесяти. Но Чуя не обычный человек. Двести тридцать пять. Двести тридцать шесть. Ноль. Тонкая голубая линия. Летальный исход. Глаза закатились под веко. Тело инстинктивно дергалось, но не подавало никаких признаков жизни. Один ученый проверил зрачки на реакцию. — Не реагируют, — он помотал головой и отошел. Ровно через пять секунд Чуя открыл глаза и дернулся вперед, жадно хватая ртом воздух. Удивлению врачей не было предела. Он был мертв. Его не пытались вернуть к жизни, собираясь закопать труп подальше от лишних глаз. Но, нет, сейчас мальчик дышал, хватался за возможность выжить и, вероятно, выбраться из этого проклятого места. Новая способность позволила ему вернуться с того света. Поможет ли она уничтожить эту лабораторию?***
«Тридцать восемь. Железо. Девять». Чуя снова начинал слышать чертовы голоса в своей голове. Он снова видел фальшиво улыбающихся врачей, но в ответ прожигал взглядом ненависти. Ведь именно они превратили его в монстра. Лишь в подобие человека. Арахабаки внутри клокотал бурлящей яростью, но Чуя не давал ему вырваться на свободу, потому что понимал — бесполезно. Осаму его сразу остановит одним прикосновением. Для этого он здесь. Огай все продумал. — Не трогайте меня! — Чуя кричит, вырывается, бьется в истерике и отчаянно хватается за чужую руку. Дазай тянется к нему из последних сил, но тонкие пальцы выскальзывают, оставляя за собой лишь призрачное тепло. — Осаму, пожалуйста! Дазай готов сбежать прямо сейчас, но он не бросит Чую, не здесь, не в этой реальности. Ему остается наблюдать через плотное стекло. Осаму кладет на прозрачную поверхность ладонь и смотрит. Ему невыносимо. Он сам ненавидел боль, и ему было плевать, испытывают ли ее остальные. Но осознание, что ее чувствует Чуя, почему-то не давало покоя. Скреблось под ребрами голодной кошкой. — Запись от 13 апреля 20ХХ года. Первый день эксперимента «Подавление способностей». Четвертая попытка. Предыдущие три завершились провалом, хотя последний испытуемый почти дал нам желаемый результат. Сможем ли мы, учитывая предыдущие ошибки, провести эксперимент успешно? Из груди Осаму вырвался невольный рык. Он обессиленно провел ногтями по стеклу, хоть и понимал, что ничего не может сделать. — Все испытуемые выдержали первое испытание: электрический ток. Итак, день первый, испытание первое. Начинаем. Лабораторию озарила небольшая вспышка. Тело в кресле конвульсивно дернулось, вскрикнув. Дазай с силой ударил кулаком по стеклу, но звук от удара потонул в новом крике. Он видел, как с чужих губ стекает алая струйка крови. — Способность проявила малую активность. Но нам нужно больше, чтобы извлечь ее из тела хозяина. Повторим процедуру через десять минут. С дверей сняли блокировку. Осаму, будто только этого и ждавший, влетел в лабораторию. Хватая бледное лицо ладонями, он заглянул в помутневшие глаза. — Ты меня слышишь? — спросил он. — С тобой все будет хорошо. — Осаму сам прекрасно понимал, что это неправда. Но он так же понимал, что Чуя не сможет справиться с этим в одиночку. — Только держись ладно, рыжик? Единственное, чего сейчас боится Осаму — увидеть на кардиограмме тонкую голубую линию.