Несвятой

Каким бы тяжёлым ни выдался год, есть нерушимые истины. Грандмастер дома Индорил не имеет права на несовершенство, особенно на фронте. Ходит прямо, реагирует быстро, встает раньше всех, ложится - позже, показывает личный пример. Энергия его неиссякаема, сила несомненна, ум точен, а решения, хоть и спорны - но эффективны. Грандмастер - это символ, и в него верят потому, что видят: трудности преодолимы, и командир не просит того, что не может преодолеть сам. Солдаты знают, что он рядом, что выкладывается, как каждый из них, от рядового до тысячника, и принимают его с любовью и трепетом. Чем оправдаешься перед тем, кто в первую очередь не даёт спуску себе самому? Утро. Холодная вода. Тренировка перед рассветом, по росе, налегке; Холгунн - ловкий и быстрый, обычным партнером, с приказом не щадить. Доспех. На еду десять минут, пока ординарец читает донесения. Затем в седло. Времени нет никогда и ни на что, но его должно хватить: пусть какие-нибудь там псиджики и колдуны играют с ним, как дураки с никс-волом подростком, когда тот только учится плевать ядом. Грандмастер не имеет права не успеть, и справиться должен сам. Божественная поддержка - хороша, когда боги решат её дать, но перед тем, как молить сильных о чуде, как о последней и постыдной помощи, спроси себя, взял ли ты всё от собственной силы - и если да, то, может быть, мог использовать и иные ресурсы? Боги были смертны. Смертные не всемогущи, но упорство у них от одной крови. Когда Танвал Индорил чувствует, что справиться не может, когда усталость наваливается так, что в глазах чернеет, а голоса вокруг сливаются в серый гул, он тянет себя за серьгу в левом ухе, только что зарощенном и проколотом заново, самой запростецкой костяной иглой. Или за круглую серьгу с зачарованием в правом. Холгунн видит, что очерёдность меняется: заживает на Танвале как на собаке. К середине кампании у него проколот еще и подбородок. Якобы в честь выигранной битвы под Рогами Вивека, а в личном штате заводится лишний алхимик, жалованье которому Танвал платит из своего кармана. Зачаровывает мелкие побрякушки. Делает зелья. Холгунн их пробует, нагрянув с инспекцией, когда грандмастер несколько часов торчит на дальнем рубеже: дрянь редкостная, зато спать не хочется сутки. Танвал пьёт их, кажется, вместо воды. Ходит прямо, реагирует быстро, держится со всеми ровно, решения его неожиданны и спорны, но - эффективны. - Прекрати, - коротко бросает Холгунн, ловя его вечером за забранное кольчугой плечо: грандмастер никогда не ложится, не обсудив завтрашних позиций, и часовой совет ждёт его в шатре из нетчевых шкур, раскинутом на скорую руку. Танвал оборачивается, смотрит с минуту молча ничего не выражающими глазами. Трет новый прокол в ухе. Левом. Серёг теперь там три. Продолжает обход - и скрывается за пологом шатра. - Лучше б ты надирался. Да хоть гуаров трахал, - в сердцах ворчит Холгунн. Ему до смерти хочется подменить зелье в графине на другое, с обратным эффектом. Уж что-что, а снотворное он и сам может сварить. Нельзя. Танвал такого не прощает. Многое может простить, но не… это. Холгунн ждёт еще два дня. А потом велит конфисковать всё сырье у "личного" алхимика на нужды медкорпуса. Раненых много, и медикам как раз стоит поработать сверхурочно. К вечеру грандмастер вызывает его к себе в палатку. Выглядит он серым и злым, глаза запали, словно у мумии предка, а на синем шарфе у шеи видно небольшое темное пятно. Молчит и смотрит волком; дёргает рукой, подзывая. Холгунн помогает ему снять доспех. Потом, спустя минуту, уходит. Врёт, что грандмастер воспользовался экстренным порталом и сутки будет в другой ставке, дескать, так духи велели, а командование временно на нём, Холгунне, по личному распоряжению. Ему, конечно же, верят. Холгунн не может вытравить изо рта привкус меди, но он знает: грандмастер дома Индорил не имеет вредных привычек. И ошибок не делает. Символ непогрешим, и пока его существование необходимо, должен таким оставаться.