Тень, сокрытая в сумерках

Эдвард

Слова Беллы неожиданно ранили меня сильнее, чем я представлял себе. Это было словно еще одно подтверждение тому, что я не достоин любви. Что я чудовище, недостойное даже жизни. Она, возможно, была права в том, что убийство — это зло. Но как она могла с такой уверенностью утверждать, что убийство не может быть ничем не оправданно. Как может утверждать, что убийца не может раскаяться? Я убивал. И не один раз. Все из нас убивали. Так или иначе, но убивали. Даже Карлайл, обращая нас в вампиров, убивал нас своим ядом. И пусть это было убийство во спасение, это все равно оставалось убийством. Я убивал. Одно время, когда я не жил вместе с Карлайлом, я искал маньяков и убийц и убивал их, считая, что тем самым очищаю мир, спасая людей, которые могли бы стать жертвами. Уже намного позже я осознал, что ошибался. Но я по-прежнему считаю, что не за всякое убийство нужно судить человека… И убийца может раскаяться. Я знаю это. Я убивал и мне мучительно стыдно за то, что я когда-то совершил. Знать, что ты чудовище, которое никогда никто не полюбит — это одно. А слышать о том, что ты бездушная тварь, не имеющая право не то что на любовь, на существование — это совершенно другое. Не передать словами, насколько сильно я пожалел, что привел в дом Беллу. Мог ли я подумать, что все обернется именно таким образом? — Твой отец никогда не убивал? — неожиданно спросил Гарри каким-то пустым, холодным голосом. — Нет, не убивал, — гордо заявила Белла. — Но ведь однажды может такое случиться, что ему придется убить. Ты и его станешь считать бездушным? Не имеющим право на жизнь? — Такое никогда не произойдет. — А если произойдет? Что тогда? Ладно! — было видно, что Гарри едва ли не в бешенстве. — Хорошо, допустим, твоему отцу повезет. Хорошо. Но давай представим, хотя бы на секунду представим, что на твоего ребенка нападет убийца? Маньяк? Ты будешь просто стоять и смотреть? — Да что за чушь! Конечно, я не буду стоять на месте. Но и убивать я не стану. Да и что за бред? Приведи мне хотя бы один пример, когда маньяк нападал на семью, чтобы убить ребенка? — Пример? — с какой-то горечью произнес парень, — Хорошо. Пример сейчас сидит перед тобой. Я никому не говорил, как именно погибли мои родители… Знаешь, как? Их убили. За мной и моей семьей охотился один психопат. Мы долго скрывались, но все же он нашел нас. Сначала погиб мой отец, потом, на моих глазах убили мою мать. Мне до сих пор снятся ее крики. Я сам выжил лишь чудом… Шок, неверие и боль — вот что чувствовала моя семья сейчас. Я слышал их мысли, я буквально видел, как Роуз и Эсми захлебываются в рыданиях, как больно слышать такие откровения нам всем. Да я и сам… я и сам бы с радостью схватил Гарри и сбежал бы с ним, спрятал бы его так хорошо, чтобы его больше никто не нашел. Укрыл бы его в объятьях, чтобы ни одна напасть больше не принесла ему боль. — Знаешь, что было потом? Когда мне исполнилось одиннадцать, этот психопат появился в моей жизни вновь. В одиннадцать произошло первое покушение на меня, если не брать в расчет ту попытку убить меня, что произошла в детстве. В одиннадцать он подослал ко мне своего человека. В двенадцать была попытка убить меня с помощью змеи. В четырнадцать меня похитили и доставили прямо к нему, — глаза Гарри блестели, он все говорил и говорил, а его пальцы судорожно сжимали стол, — но мне вновь повезло. Отчасти. Я смог сбежать. Вот только мой друг умер там. Из-за меня. И он тоже до сих пор мне снится. В пятнадцать… В пятнадцать лет меня обвинили в том, что все, что я говорил — ложь. Что не было никакого похищения. Что это я убил…убил своего друга. Один из немногих, кто поддержал меня тогда, был мой крестный. Его убили, когда мне было пятнадцать. На моих глазах убили. Убила кузина моего крестного, моя тетка, которая безумно любила того самого психопата… Знаешь, в тот момент я был далеко от морали и от идей всепрощения. В тот момент я был готов убить ее. И ее, и этого психопата. Я жаждал их смерти больше года… Он умер, когда мне было семнадцать. Перед этим он знатно потрепал меня. Я практически умер в тот день, но я вернулся с того света, чтобы убить его. Понимаешь? Нет, ты не понимаешь! Он убил стольких людей… Я был готов взять такой грех. Я был готов убить его, лишь бы все это прекратилось. Я был готов умереть ради этого. Но я не успел… Забавно, он умер от случайного стечения обстоятельств. Я не успел, но, если подумать, то я являюсь причиной его смерти. Это вообще считается? — спросил Гарри, пройдясь странным взглядом по всем нам. — Думаю, все же считается. Думаю, меня даже можно назвать убийцей, потому что, если бы не я, не погибло бы так много близких мне людей. Я убийца, Белла. Так скажи мне, бездушен ли я? Монстр ли? Чудовище, не имеющее право жить? Белла ошарашено глядела на Эванса, не в силах вымолвить ни слова. Более того, даже я, повидавший многое на своем веку, не мог издать ни звука. А Гарри, тем временем, окончательно успокоившись, устало вздохнул и тихо, практически шепотом, произнес: — Не стоит думать так… ограниченно. Мир не делится на черное и белое. Не берись судить о том, чего ты не понимаешь. О чем ты даже не имеешь представления! — под конец монолога было видно, что ему хотелось кричать. Пусть я и не мог читать его мысли, я видел, насколько речь Беллы его задела. Забавно, что именно он отреагировал так болезненно, а не кто-то из нас. Именно это заставляло чувствовать его таким близким… Подумалось вдруг, что он поймет. Поймет меня, Эдварда, вампира. Поймет и, возможно… примет? Примет таким, какой я есть на самом деле. Со всеми недостатками и страхами. И перед ним, перед Гарри, не нужно будет притворяться. Не нужно будет играть, что-то строить из себя. — Извините за все это. Просто я… извините. Кажется, мне нужно успокоиться, нужен свежий воздух. Прошу прощения, — забормотал Гарри и его щеки окрасились в нежный румянец. Все это бормотание так отличалось от того уверенного голоса, что буквально пару мгновений назад уверенно говорил, что просто удивительно. Как можно быть таким разным? Одно мгновение — и воробушек превращается в опасного зверя. Еще одно мгновение — и вот он опять, растрепанный и немного неуверенный мальчишка, в котором и не увидишь никакой угрозы. Гарри, развернувшись, выскочил из столовой, оставив всех в растрепанных чувствах. Роуз выглядела подавленной, при этом чуть ли не прожигая в Белле дыру злым, полным ярости взглядом. Вот теперь Белле действительно стоит опасаться ее — ведь «Свон посмела причинить такую боль Гарри!!!» Джаспер тоже выглядел расстроенным, но к его чувствам примешивалось что-то еще. Он думал о том, что, наверное, Гарри лучше бы понял его, чем кто-либо из нас. Забавно, что я думал именно о том же. — Я пойду к нему, — сказала Эсми и, не обращая ни на кого внимания, выскользнула из столовой. Эммет задумчиво крутил в руках бокал вина. Было сложно понять, что он чувствует и, если бы я не умел читать мысли, то вряд ли бы узнал, что сейчас он переживает за Гарри. Что он не ожидал, что история этого парня окажется такой тяжелой. А еще Эммет действительно не понимал Беллу — как она может так узко мыслить? Как можно вообще так думать, как думает она? Она что, действительно считает, что убийство — зло в чистом виде? Не видит разницы между убийством и защитой? Элис же грустила. Ей было обиднее, печальнее всего — ведь именно сейчас она осознала, что за образами из ее видений она совсем не видела настоящую Беллу. Ей было тоскливо оттого, что она потеряла образ подруги, так и не успев обрести его в жизни. А еще она, как бы не пыталась просмотреть сейчас будущее Свон, она не видела, чтобы Белла стала членом нашей семьи. И это меня не расстроило, хотя, наверное, должно было бы. То есть еще неделю назад я бы жутко расстроился, узнай я, что Элис больше не видит нашего будущего. И пусть я все равно не планировал превращать Беллу в вампира, видения сестры были важны для меня. Сейчас же… Сейчас же я отчетливо вижу, что нам не быть вместе. И дело не только в том, что я вампир. Просто я бы не смог. Не смог бы быть с ней, скрывая себя. Не смог бы находиться рядом, зная, что она видит во мне чудовище. Да и не было бы ничего. Я бы не смог смолчать, а она бы, узнав правду, не смогла бы быть рядом со мной. Она бы отскочила от меня, как от прокаженного. И посмотрела бы так… Я не смог бы жить, увидев такой взгляд в глазах любимого мне человека. — Извините нас. Кажется, мы испортили ужин, — сказала Белла, делая вид, что ей стыдно. Но было в ее голосе что-то такое, что буквально кричало о том, что она не испытывает вину, искренне считая, что во всем виноват Эванс. — Ничего страшного, Белла, — покачал головой Карлайл, хотя это было ложью. Отец и до этого не особо понимал, что я нашел в Белле. Он считал, что я сам должен это понять. Либо же убедить остальных в том, что эта девушка действительно особенная. Сейчас же в его мыслях Белла предстала в образе маленькой девочки, которая так по детски наивно пытается привлечь внимание взрослых и показать, что она тоже уже большая. И это было бы даже смешно, не будь все так грустно. Меня всегда поражала способность отца видеть даже в откровенных мерзавцах что-то хорошее. Удивляла эта способность видеть свет в грязных, испачканных душах, это человеколюбие и милосердие. Я знал, что мне никогда не сравниться с ним. И все же я мечтал быть хоть немного похожим на него. Вот и сейчас, пусть ему и неприятно было видеть эту сцену, он жалел не только Гарри, но и Беллу. Жалел как неразумного ребенка, который старательно губит себя, идя наперекор родителям. Ребенка, который просто пытается привлечь внимание. Глупого ребенка… — Думаю, тебе следует извиняться не перед нами, а перед Гарри, — наконец сказал Эммет, оторвав взгляд от бокала. — Но я же не знала! — громко произнесла Белла, вскакивая с места. — Успокойся, Белла, мы понимаем. Просто это будет правильно. — Я извинюсь, конечно, но все же останусь при своем мнении. Тем более, кажется, и ему следовало бы извиниться передо мной. Он назвал меня ограниченной! А разве я не права? Вот скажите мне? Например вы, Карлайл, вы же доктор! Вы же знаете цену жизни! Разве вы не считаете, что убийство — зло? Роуз молча встала и вышла из столовой, не желая слушать, как разговор идет по второму кругу. Сестра поспешила к Гарри. Она никак не ожидала, что ужин будет испорчен именно таким образом. Я, честно говоря, тоже не думал, что все случится вот так, хотя и чувствовал, что не может все пройти спокойно и гладко. Сейчас я тоже хотел сбежать из столовой. И, стоит уж признаться хотя бы самому себе, в первую очередь не потому, что не желал слушать Беллу, а потому, что тоже волновался за Гарри. Впрочем, уйти хотел не только я, но и все остальные. Правда, все отчего-то остались на месте. Кажется, не все в нашей семье были такими же решительными, как Роуз. Но у меня, в отличие от остальных, имелось небольшое преимущество. Я мог следить за разговором через чужие мысли. И сейчас я следил за мыслями Эсми. А через несколько минут, когда Карлайл что-то пытался втолковать Белле, я неожиданно вскочил со стула, ошарашенный озарением Эсми. — Эдвард? Что произошло? — тут же подобрался Джаспер, видимо почувствовав резкое изменение моего настроения. — Мне… мне нужно выйти, — прошептал я и, не слушая ничьих возражений, буквально выбежал из дома. Мне нужно было успокоиться. Мне нужно было принять правду, свалившуюся на меня как снежный ком. Ведь догадка, озарившая Эсми, была ошеломляющей. И все тогда обретало смысл, все тогда (или почти все), становилось более понятным. Кажется, мама была права. Гарри действительно знает, что мы вампиры.