***
Спать на полу оказалось максимально неудобно. Ведь когда Феликс проснулся от стука в дверь, он понял, что онемело все тело. А в купе с переутомлением, недоеданием и истощением все складывается не в самую радужную картину. идти открывать дверь совсем не хочется, но в нее так настойчиво стучат, что хочешь не хочешь, а нужно. Но стоило Ли посмотреть в глазок, как все тело сковал страх. За дверью находился Чанбин не в самом трезвом состоянии. В таком состоянии он может натворить такого, что даже представить страшно. Поэтому Ли принял решение, что оставлять там его нельзя, но и впускать в квартиру опасно. В таком состоянии Чанбин может сделать абсолютно все. От изнасилования до убийства. На ватных ногах, стараясь идти очень тихо, Ликс дошел до своей комнаты, где взял с тумбы почти севший телефон, про который хозяин совсем забыл. Пальцы не слушаются, трясутся, как у алкоголика, но набрать номер полиции нужно. И раза с 10 у Феликса это получается. Через 2 минуты ему отвечает девушка. Через 5 минут сообщают, что полицейские высланы. Через 15 минут за дверью слышатся громкие крики. А через 20 минут все стихает. Ли будто оказывается в вакууме, где нет ничего кроме него и его страхов.***
Способов суицида на планете очень много. От самого простого — порезать вены, лежа в ванной, до экзотических по типу самосожжения. Но все они приводят к одному, все они помогают одному избавиться от проблем, а остальным обрести душевные страдания. Иногда суицид порождает целые цепочки смертей. Но в случае Феликса такого не будет. Ведь он один. Да, у него есть мать. Но вы ведь помните, что ей нет никакого дела до сына, он нужен лишь как наследник. Так что Ли не принесет никому боли своей смертью. Так он думает. Спустя 20 с лишним попыток и туториалов у Феликса все-таки получается завязать качественную петлю. Повесить ее оказалось не сложно, ведь повеситься человек может почти на всем, даже на раковине. Петля висит в самом центре гостиной, на месте люстры. А Феликс стоит на табуретке и дрожащими руками надевает ее себе на шею. Это все невероятно страшно. Страшно делать первый шаг, страшно что ты будешь задыхаться, а не отключишься сразу из-за перелома. Но Ли уже все решил. Вдох Выдох Шаг вперед Но сделать шаг не получается. Феликс падает в объятия. Крепкие. Родные. И такие теплые. — Ну я же просил подождать меня! — у Джисона истерика, он одной рукой прижимает к себе Феликса, а другой рвет к чертям веревку, что уже оставила красный обод на шее его драгоценного мальчика. Стоило веревке порваться, как оба парня падают на пол. Вот только весь удар берет на себя Хан. Феликс и так настрадался. Ему хватит. Хватит боли в жизни. Джисон обещал защищать его от боли, вот только не справился, но сам сделал только хуже. Джисон винит себя и крепче прижимает парня к себя, а Феликс не сопротивляется. Он уткнулся лицом в шею Хана, а в руках сжал белую рубашку. Слезы сами собой полились из глаз, падая на белую ткань и пропитывая ее. — Ты оставил меня, — тихо говорит Ликс, слабо ударяя Сона в плечо. — Бросил одного, — еще один удар, но чуть сильнее. — Ты мне обещал! — последний удар был достаточно весомым, что означало, Феликс более менее пришел в себя. Уровень адреналина в крови стал подниматься, пусть и из-за злости. — Знаю, все это знаю, — Хан грустно усмехается, и Феликса по голове гладит. — И виню себя больше, чем ты только представить можешь, — Сон еще раз проводит по волосам Ликса и поднимает его на руки, подмечая, что за эти дни он слишком исхудал. — Куда ты меня несешь? — Феликс хватается за рубашку на груди Хана, он боится, что если отпустить его, то Джисон снова исчезнет. — Кормить буду, — на лице Джисона добрая улыбка, которой Феликс безоговорочно верит. Подходя к стульям на кухне, Джисон чувствует, как хватка на рубашке усиляется, а сам Феликс сжимается. Это совсем не нравится Джисону. «Все это длилось слишком долго! Из-за них! Из-за них Феликс в таком состоянии!» — Джисон мысленно делает себе пометку настучать по голове Чану, чтобы тот отругал таки своего парня, который никак не хотел отпускать Джисона обратно, заставляя подождать ещё "немного", чтобы все утихло. — Хээй, Ликси, — Хан пытается звучать максимально убедительно, ведь сейчас нельзя давать слабину, нужно быть твердым, чтобы Ликс мог положиться и опереться хоть на кого-то. — Я никуда не денусь. Давай, садись. Ли еще пару минут сопротивлялся, не желая отпускать рубашку, но потом все же сдался и сел на стул, поджимая под себя ноги. И только сейчас он смог разглядеть Хана. Его друг был весь в белом, даже волосы были белого цвета. Такой вид Сона непривычен для Феликса, ведь обычно эта белка ходит в синих джинсах и толстовках. Кстати о толстовках… — Джисон, — тихо протянул Ликс, пока названный копался в холодильнике и доставал продукты. — Я купил тебе подарок. — Я заметил, — Ли удивленно распахнул глаза, а потом посмотрел на себя. Уже второй день подряд он ходит в этом самом подарке совершенно не снимая. — Но тебе она идет больше. Такой привычный и домашний Джисон выбил из легких Феликса легкий смешок. Парень начал потихоньку расслабляться, ведь сейчас все так, как должно быть. Вот только… — Джисон, почему тебя так долго не было и, — Ли немного замялся, но потом быстро продолжил свою фразу, — и почему ты весь в белом? — Ли Феликс, прошу, обещай, что ты мне поверишь, — Хан отложил все, чем раньше занимался и подошел к столу, за которым сидел Ликс. И получив неуверенный, но утвердительный кивок, Джисон тяжело вздохнул. Пришло время раскрыться.***
Стоило в тот день Джисону вернуться к себе, как его сразу же поймали. Их здравоохранительные органы никогда не отличались благоразумием, поэтому объяснить им что-то возможности не представлялось. Пришлось просто подчиниться и идти с ними. И даже Чан, что шел вместе с ним, не придавал ему уверенности. — Скажи, зачем ты это сделал? — в голосе Чана было столько негодования. Ему был понятен поступок Джисона. Вот только они а оба знают, чем этот добрый поступок может обернуться. А Чану совсем не хочется терять своего лучшего друга. Он не готов прощаться. — Чан, ты просто не видел его глаз, — Хан сидел на стуле, уперевшись локтями в колени и рассматривая оковы, что были надеты на свисающих вниз запястьях. — Он молил о помощи, просил его защитить. И я не… — И ты не смог удержаться, я знаю, — Чан перебил друга, ведь прекрасно знал, что тот скажет. — Но ты же понимаешь, что сейчас тебя будут судить. И… И если дело будет не в нашу пользу то, — Чан запнулся. Нет. Он не может сказать это вслух. Не может сказать, что если верховный суд будет не на их стороне, то Джисона убьют. Не может. — Я знаю, Чан. Знаю, — грустная усмешка украшает лицо парня, а глаза полны веры в чудо. — Прошу, обещай мне, что если… — Сону тяжело говорит это, но он должен, обязан. — Если они казнят меня, обещай, что присмотришь за Феликсом. Чан за секунду подлетает к другу и уже хочет схватить того за грудки белоснежной рубашки. Хочет хорошенько его встряхнуть, а потом вмазать за такие слова. Вот только не успевает. Дверь комнаты, где эти двое были, открывается, впуская внутрь высокого статного молодого человека. — Сам за ним присмотришь, — Уджин хитро улыбается и подходит к Чану, отцепляя его руки от подсудимого. — Уджин, что это значит?! — Чан негодует. Обычно его парень всегда говорит открыто, никогда ничего не умалчивает и не говорит загадками. А тут. В такой важной ситуации решил пошутить. Но Уджин ничего не отвечает. Он лишь целует Чана в губы и уводит Джисона, который в свою очередь издает: «Фу, господи всевышний, почему я должен это видеть!»***
— Ангел Хан Джисон, готовы ли вы к тому, что в случае вашего проигрыша вас могут казнить? — громкий и властный голос раздается в судебном зале как только Хана доводят до центра. — Да.***
Большой зал. Ряды, что полностью забиты, идут по кругу и вверх. А в центре этого зала сидит Джисон. Все это ему уже порядком надоело. И Хан бы уже давно начал кричать, но он смотрит в глаза Чана, что тоже находится в зале, и не может. Сон просто не может начать кричать, ведь тогда больше шансов, что дело повернет не в его пользу. И тогда Чан будет страдать. За это время, что Чан и Джисон дружат, они стали как братья. И Джисон просто не может разбить своему брату сердце. Но так же он не может бросить Феликса, чьи слезы он сейчас слышит. — Подсудимый, что вы можете сказать в свое оправдание? — голос принадлежит женщине. Хана. Она главный секретарь данного судебного дела. — Я их слышу, — тихо говорит Джисон, смотря на свои белые кроссовки. Но после просьбы повторить, ангел поднимает голову и смотрит прямо в глаза верховному архангелу. — Его слезы. Я слышу их! Вы думаете, что человеческие слезы — это что-то тихое и незаметное. Слезы текут по его щекам, а затем срываются и падают! Я слышу их все! Слышу каждую слезу! — Джисон все же не выдерживает и встает на ноги, не разрывая зрительного контакта с архангелом. — Именно по этому я делаю все то, что делаю! В зале послышались перешептывания. Никто не ожидал, что такой импульсивный и веселый Джисон, шутки и выходки которого знают все небеса, закатит такую философскую речь. Даже Чан был удивлен. А то, что Хан в наглую стал кричать, смотря главному архангелу в глаза заставило его напрячься. Но Уджин, что сидит рядом с Чаном, взял его за руку, пытаясь его так успокоить. — Я понял твои слова, — архангел встал, но зрительного контакта не прервал. — Я скажу свое решение завтра, а сейчас, — мужчина махнул рукой, — увести. Тихое «Спасибо» одновременно сорвалось с губ Джисона и Чана, но оно явно было услышано высшим, потому что он коротко кивнул головой и удалился.