oh my my

Сехун осознаёт, что думает о Бэкхёне 24/7 примерно через пару недель. Он и раньше догадывался, что что-то тут не чисто: когда стал забывать о назначенных репетициях, когда неосознанно пытался вплести нечто церковное в групповую музыку или же когда начал ловить себя на досадной мысли: "Бэкхён бы спел это лучше. Прости, хён". Абсолютно всё в его мирке закрутилось вокруг невысокого парня с внеземным голосом и глазами. Отвлечь себя не получается. Всю неделю парень не живёт, а скорее пребывает в какой-то прострации. Окружающие не замечают особой разницы, потому что он и раньше не был чересчур разговорчив. А вот брюнет не может не отметить в себе перемен. Приоритеты поменялись настолько, что крутануло явно на все 180 градусов. — Мелкий, го завалимся к Чондэ в пятницу с ночёвкой? Сразу после пар поедем. Выпьем, отдохнём. Может, даже песню получится написать в этот раз, — слышит он, пока пальцы пробегаются по холодным струнам, помогая родиться мелодии. Ему предлагают скорее для приличия: все и так в курсе, что он точно согласится. — Да, конеч... — начинает было Сехун, а потом внезапно вспоминает одну очень важную деталь, — а, нет. Я пас в этот раз, парни, — заканчивает гитарист, отстраненно настраивая свою девочку, — занят. — И чем же это ты таким занят? — усмехается его лучший друг, Чонин, думая, что это просто очередные неудачные шутки О. Разве О Сехун пропускает такие посиделки? Да никогда. Ему же больше заняться нечем. В его бренном существовании нет ничего, кроме сна на парах, рока и встреч с их небольшой компанией. Сехун проживает жизнь пассивно. Он не стремится к чему-то большему. Просто потому что ему комфортно и при нынешних обстоятельствах. Так откуда взяться "делам"? Ответ: он просто выпенд... — Утром иду в церковь. Диски от барабана выпадают из рук замершего на месте Чанёля, со звонкой трелью соприкасаясь с полом. Спустя пару секунд, после осознания, что, чёрт возьми, произнёс их немногословный гитарист, Чонин застывает с скептичной улыбкой на лице, а его нижняя челюсть почти отправляется вслед за дисками. Ну, что можно сказать? Бадумс. *** Субботнее утро начинается с того, что его никто не разбудил: мать решила сегодня подольше поспать и пропустить одну службу. "В конце-концов, иногда можно и отдохнуть." — сказала эти страшные слова она. Сехуну, признаться, в тот момент стало немного стыдно за неё: да как она может? И это она-то заливала про бесконечную преданность Создателю, благодарила его за всё со слезами на глазах, а теперь решила променять Его на сон? Ужасно-ужасно и ещё раз: ужасно. Если она и после такого будет промывать ему мозги, нести, что все их походы — это чрезвычайно важно, что боженька помогает только тем, кто отдаёт ему дань уважения, и прочую воду, парень обязательно будет каждый раз припоминать ей эту оплошность. Плевать, что и сам парень в церковь не из-за сильной веры ходит. — Куда это ты? — удивляется женщина, сонно наблюдая за тем, как сын шнурует кеды у входа. На часах девять с лишним, а Сехун уже куда-то намылился. По правде говоря, в обычный выходной день он всегда спит до полудня, так что его ранний подъем без посторонней помощи приводит её в замешательство. Ничего же не случилось? — На репетицию, — ни секунды не думая, отзывается он. Если мама спрашивает "куда", язык всегда отвечает "на репетицию". И рокер очень благодарен себе за такую привычку: кто знает, через сколько времени он бы придумал оправдания. — Так рано? О лишь равнодушно пожимает плечами в ответ. Когда на ногах красуются идеально завязанные банты, он нервно бросает взгляд на часы и выпрямляется. По сути, он уже опоздал. Сильно опоздал. Нет никакой, никакой гарантии, что Бэкхён не уходит после первой литургии. Однако он не может усмирить зов сердца и просто лечь спать. Удовлетворённо кивнув, Сехун набрасывает куртку и уже заносит ногу над порогом, как... — Сынок, ты забыл свой адский механизм. Он останавливается. И с еле слышным вздохом начинает разуваться, чтобы вернуться в комнату за своей любимицей. Его мама слишком внимательная для человека, который ещё толком даже не проснулся. — Прости, Алиса, сегодня тебе придётся пройти испытание огнем святой водой и отвратительной музыкой. Но там есть плюс, правда, — тихо успокаивает её он, поднимая с кровати черный чехол с яркой вышивкой, — это важно для меня. Сехун уверен, что она на него не в обиде. Его старая подруга всё понимает и готова вытерпеть и не такое ради счастья своего хозяина. За одно и познакомится с тем, кто так сильно волнует Сехуна. *** На службу брюнет, безусловно, опаздывает. Опаздывает настолько, что когда приходит, церковь уже почти пуста: от силы два-три человека, расставляющие свечи. В помещении так тихо. Сначала это немного смущает: отлично, нет того воя, но каждый его шаг по блестящей поверхности отдаётся гулким эхом. А это привлекает совершенно ненужное внимание. Он поправляет ремень от чехла, чуть подбрасывая "Алису". Гитара печально покачивается на плечах. Не судьба, милая. Не судьба. — Служба уже закончилась, — раздаётся за спиной. — О, — Сехун кивает, словно в замедленном режиме, и сглатывает, — вот как. Чёртчёртчёртчёрт. Этот голос. Он его узнает из тысячи, а если понадобится, то и из миллиона. Тело больше на автомате поворачивается к говорящему, наконец видя своего кумира. Сегодня этот парень сияет ещё ярче, потому что брюнету приходится немного прищуриться: его глаза в серьёзной опасности. Но пофиг. — Ты ведь тот самый актёр? — широко улыбается это Дитя Божье, а Сехун чувствует себя невозможно тупым, потому что вот он, Бэкхён, стоит перед ним, а О и слова нормального выдавить не может, — сидишь обычно вон там в углу? — Да, — чуть хрипит от волнения он, отбрасывая все мысли на задний план. Пусть считает его хоть парнем по вызову, если ему так угодно. — Значит, я не ошибся, — Бэкхён довольно соединяет ладони со звонким хлопком, пока солнечная улыбка вновь не расцветает на персиково-розовых губах, — среди хора про тебя столько слухов ходит: то ты преступник, выбирающий жертву, то ты вор, замышляющий кражу икон, — он тихо смеется. Слухи? Преступник? Вор? Каким образом он умудрился привлечь внимание? Подумаешь, проколотые уши и язык. В остальном лицо обычное. Кирпичом, но обычное. — Так и прожигаешь взглядом, — добавляет русый, указывая пальцем на собственные глаза. И этот жест настолько милый, что гитаристу приходится взять себя в руки, чтобы не растечься по полу. — Просто внимательно слушаю, — очень смешно, Сехун. Внимательно слушает он только когда Бэкхён открывает рот. Прямо как сейчас. — Тебе нравятся песнопения? — без задней мысли интересуется Бэкхён. Вот только О всё понимает иначе: с досадой признает, что даже Бэкхён, ребенок Света, не верит ему. Ладно, он бы и сам не поверил. — Нет, — согласиться с таким утверждением Сехун просто не может, иначе предаст всю свою суть, — мне просто нравишься ты. Чего? "Алиса" на спине тревожно пошатывается, когда он неосознанно делает небольшой шаг назад. Вот же. Гадство. Он же не мог сказать это на самом деле? — Ну, в смысле…у тебя красивый голос, — ситуацию это не спасает: он всё ещё признался своему Ангелу, который почему-то слишком спокойно воспринял это. — Ты приходишь каждую утро в субботу, чтобы просто послушать меня? — по чужому голосу невозможно сказать ничего. Сехун молчит, взволнованно поджимая губы. К чёрту всё, надо собирать вещи и ехать на необитаемый остров. Там нет ни церкви, ни охренительно прекрасных Бэкхёнов, ни его голоса, заставляющего трепетать всю сущность рокера. Чондэ-хён говорил, что у него есть домик в деревне недалеко от Пусана, доставшийся от дедушки, так почему бы не свалить туда и остаться там навсегда? По крайней мере, это поможет избежать сложившейся ситуации. — Нет. В голове Сехуна бешено содрогается в прыжках страшная игрушечная обезьяна, агрессивно бьющая тарелки друг о друга. — То есть, да. Это. Мать его. Феерический провал. Бэкхён рассматривает его лицо на наличие чего-то, и, если честно, брюнету под таким взглядом очень неловко. Боже, чёрт, боже, пожалуйста, пусть он не подумает, что Сехун идиот. Слишком рано для таких сюрпризов. Будет лучше, если он узнает об этом попозже. Например, никогда. Вот только, кажется, что Бэкхён тоже не слишком умный, потому что он начинает смущённо смеяться, прикрывая рот ладошкой. — Мне приятно, что ценитель моего голоса будущий известный актёр, — его, видимо, не смущает гитара за спиной Сехуна. И он всё ещё считает, что тот большой фанат актёрского искусства. Сошлись два одиночества. Один тупой, другой — тоже не блещет мозгами и, к тому же, наивен, как первоклассница. ...Точно. Определенно, провал. Плюс один в копилку. Такими темпами, скоро придётся покупать новую.