Ever since we met

      Дни проходят тихо и незаметно, проскальзывают между пальцами водой. Андрей сдерживает обещание — хотя не совсем это обещанием было, а все же — и вешает качели на третий день. Ветви ореха толстые, но первые пару дней Саша раскачивается осторожно, едва-едва, пока во вкус не входит. Косички приходится переплетать после этого, конечно, но Елена не укоряет ее ни словом, лишь улыбается и по голове ее гладит коротко. Когда коротко, думается ей, можно. Так нормально. Она не только на качелях проводит время, если уж на то пошло — и по дому бродит, и на кухне помогает Елене, и в какой-то момент пристает к Ване, мол, давай домик обставим, лето скоро кончится, а ты как будто и не хочешь там время проводить. Он себе что-то под нос бурчит про приставучих девчонок, но соглашается, и полдня они потом таскают туда подушки, и пледы, и пару пушистых ворсистых ковриков, и книги, и вообще все, что, им кажется, может понадобиться и быть интересным. Она попутно узнает, что при должном старании там, может быть, и зимой получится проводить время, и эта мысль ее вдохновляет настолько, что помогает ему она вдвое усерднее — как знать, вдруг сейчас они обустраивают ее любимое место в этом доме? — а потом падает на кучу из подушек и пледов, руки-ноги раскинув, и смеется, когда Ваня рядом валится. Классно.       Но наутро не лезет в домик первым делом, а снова бежит к качелям. Без Вани в домик лезть не собирается. И к тому времени, как он из дома показывается, она уже не в силах оттолкнуться от земли, чтобы взмыть повыше, потому что ноги болят. Он зато выглядит полным сил и довольным жизнью, и Саше хочется попросить кого-нибудь запретить на законодательном уровне выглядеть довольными при недовольных людях. Пусть сочтут это каким-нибудь оскорблением чьих-нибудь там еще чувств, это ведь сейчас модно, думает она, вспоминая то, о чем много говорили старшеклассники еще весной.       — Ты чего с унылым лицом еле качаешься? — он перед ней встает, заставляя поднять на него глаза. Правда не понимает или просто пытается подколоть? Скорее, правда. Саша вздыхает.       — Ноги устали, — жалуется в ответ. — Я тебя пока ждала…       — Что, правда ждала? — он улыбается хитро. — Знал бы, не спал бы так долго.       — Зато выспался, — возражает она, следя за ним глазами. Ваня ее обходит по кругу, за спину ей заходя, и не получается не ждать конкретной подставы. — Ты же выспался?       — Ага, — соглашается он, за руки ее берет и заставляет ладони сжать на веревках, на которых качели висят. — Ну-ка держись крепче.       — Зачем? — она хмурится недоуменно. Ваня на миг показывается в поле зрения, возникает сбоку, улыбаясь чеширским котом.       — Извиняться буду.       В следующую же секунду земля уходит из-под ног, и Саша взлетает так высоко, как сама не могла бы. Ваня толкает ее в спину лишь в первый раз, затем уже цепляется за доску, на которой она сидит, чтобы толкнуть посильнее. Саша визжит и смеется, жмурится, когда кажется, что вот-вот влетит в другую ветку, но в итоге обходится. Когда качели останавливаются, она вываливается с них, голова кружится, и ему приходится ее поймать, чтобы она не упала — не то чтобы кто-то из них был против.       За эти несколько дней, ей кажется, они почти стали лучшими друзьями.       — Извинения приняты, — она легонько пихает его кулачком в бок. — Я рада, что дождалась тебя. Наперегонки до бука?       — Ноги коротки меня опередить, — Ваня показывает язык, срываясь с места. Саша смеется и несется следом.       Когда они, в домик забравшись, после драки подушками валятся прямо на пол, по крыше начинает стучать летний ливень. Саша жмурится довольно, вдыхает доносящийся через окно запах мокрой листвы и прибиваемой к земле пыли, и сворачивается клубочком, как сонный котенок — хотя ни разу не сонная.       — А другие мальчишки в тринадцать лет, — говорит она, — называли меня малявкой и прогоняли, чтобы я под ногами не путалась, даже когда я просто подходила.       — Во-первых, ты и правда малявка, но ты классная малявка, — Ваня подмигивает, и выглядит это так смешно, что не хихикнуть сложно. Саша сдерживается. — А во-вторых, мне не совсем тринадцать. Вот в сентябре будет, но это совсем скоро. Я уже знаю, что мне бабушка подарит, я у нее коньки попросил. Меня родители в детстве на каток водили иногда, но мне не нравилось, а сейчас как-то начало. А у тебя когда день рождения?       — А у меня уже был в этом году, — она плечами пожимает, мол, ну был и был, что тут поделаешь. — Так что мне уже одиннадцать.       — Когда был? — продолжает Ваня допытываться, садится даже поближе к ней. Она выдыхает: ну зачем он об этом спрашивает? Зачем ему знать ее день рождения? — И что тебе подарили?       — Ничего мне не подарили, — бурчит она, цепляясь за второй вопрос и игнорируя первый. Игнорировать долго не получается — он взглядом ее буравит, ждет ответа. — Неделю назад.       Ваня в голове что-то подсчитывает явно — она, кажется, слышит, как в мозгу его вращаются шестеренки — и вскидывает на нее глаза удивленно, почти шокировано. Что его заставило так удивиться, она правда не понимает.       — Ты сюда в день рождения приехала? И тебе даже родители ничего не подарили? — в его голосе удивления и возмущения столько, что нырять в него можно. — И ты так спокойно об этом говоришь?       — А что мне, плакать? — ворчит она куда-то в сторону. — Было и прошло.       — Не, ну так не пойдет! — заявляет Ваня, на ноги вскакивая. — Сиди-ка тут!       — Ты куда? — кричит она вслед, когда он исчезает в люке в полу. — Дурак, промокнешь же!       — Ну и пусть, — лохматая голова его на миг появляется снова, улыбается он так, будто собирается покорить мир. — Сиди тут и никуда не уходи!       Правда дурак, думает Саша, через окно и сквозь листву видя, как под дождем бежит Ваня к дому. Зачем — она без понятия. Рассказывать родителям пошел, что у них поселилась девчонка, которая свой день рождения не праздновала? Глупости. Она тянется за блокнотом, который притащила сюда вчера, и за карандашом, и начинает рисовать то, что в голове крутится. А крутится в ней много чего.       Ливень успевает закончиться к тому моменту, когда она дорисовывает все то, что покоя не дает, а Вани все нет. Саша перекладывает все с места на место, бродит бесцельно по домику, ложится на пол, в потолок пялясь, и правда пытается понять, почему он убежал и почему сказал ей оставаться. Но сказал, значит, есть на то причина. Не задумывает же он ей какую-нибудь глобальную пакость, на самом-то деле. Он, конечно, мальчишка, а мальчишки обычно противные, но он хороший, и он ее друг. Как-то быстро он им стал, на самом деле, но какая разница? Главное, что она наконец-то может кого-то так назвать. Главное, что друг у нее есть. Главное чтобы он не предал. Она много раз читала про то, как друзья умеют предавать, но не испытывала этого на себе, потому что и не дружила особо ни с кем. Детский сад не считается, в самом-то деле, можно ли вообще считать ту совсем уж непонятную дружбу с ссорами трижды в день? Потолок ей не отвечает, он вообще какой-то неразговорчивый и скучный. Саша зевает раз, потом другой, и засыпает.       — Надо было тебе книгу какую-нибудь поинтереснее принести, — раздается над ухом ванино бурчание, вырывая из сна. — Я не думал, что так надолго уйду, извини, Саш.       — Извинения не приняты, — бурчит она картинно-обиженно, дуя губки, но тут же улыбается, мол, да шучу я. Не может не улыбнуться, особенно когда видит его огорченное лицо. — Ладно, ладно, ты прощен. Но только потому что я вижу, что ты это искренне говоришь.       — Да конечно искренне, что я, врать тебе стал бы? — он хмурится почти обиженно, но тут же улыбается в ответ и протягивает ей руку, помогая подняться на ноги. — Пойдем в дом.       Платье ее после сна измятое, волосы во все стороны торчат еще с тех пор, как Ваня ее на качелях катал — Саша пытается себя немного в порядок привести, прежде чем следом за ним пойти, хоть и знает, что Елена ругаться не будет. Никогда ведь не ругается на ее не совсем аккуратный внешний вид — достаточно посмотреть на Ваню и сравнить их двоих, чтобы понять, почему. Он ей руку снова протягивает, стоит им спуститься на землю, и она вкладывает свою ладошку в его ладонь, даже не раздумывая. Идет за ним, даже не сомневаясь. В конце концов, ну что он сделает? Наверняка ничего плохого, это же Ваня.       Не то чтобы понимание этого помогало ей понять, куда он ее ведет, или зачем. Так что Саша охает и ладошку ко рту прижимает, когда он ее на кухню заводит, где уже стоят его родители, а между ними, на столе, торт с одиннадцатью зажженными свечками.       — Ваня сказал, что ты не праздновала свой день рождения, — подтверждает ее подозрения Елена, шагает к ней и — ничего себе! — целует в макушку. — Так что мы решили тебе его устроить чуть с опозданием.       — Пришлось съездить за ним до кондитерской, печь было бы слишком долго, — дополняет Андрей, тоже чмокает ее в макушку коротко и треплет по плечу. — Не могли же мы тебя без праздника оставить.       — С опоздавшим днем рождения, Саш, — смеется Ваня, обнимает ее, но тут же вглядывается в ее лицо обеспокоенно. — Эй, ты чего, плачешь?       Она головой мотает, правда плачет, но и улыбается, потому что чего-чего, а этого не ожидала совершенно. Похоже, взрослые правильно понимают ее — Елена слезы ей вытирает, и, за плечо взяв, подталкивает к столу.       — Загадай желание, и если задуешь все свечи сразу, оно сбудется, — говорит она, и почему-то в этот момент кажется совершенно правдивой эта глупая традиция. Саша глаза полуприкрывает и думает, чего бы она хотела больше всего? «Чтобы так было всегда», бьется в голове совсем детская, совсем наивная и нереалистичная мысль, мешая думать о чем угодно, и спустя несколько секунд она сдается. Пусть. Пусть это будет ее желанием на этот раз, тем более что она этого все равно хочет.       А потом она просто жмурится и дует на свечи со всех сил.