Ever since we met

      Масару валяется на песчаном берегу, лапки кверху задрав, и ворчит что-то довольно, пока Саша чешет ее пузико. Это ее первая прогулка куда-то настолько далеко от дома, где живет весь ковен Этери Георгиевны, и все для нее новое — первые полчаса она носилась, не переставая, обнюхивая все вокруг, даже в воду сунулась, но каждый раз, как Алина ее звала, возвращалась обратно. А сейчас, вот, лежит, наслаждается, пузо подставляет — мол, чеши, а вот тут еще, а вот так лучше. Вот Саша, на покрывале развалившись, спину подставляя солнцу, и чешет. Ну а почему бы и нет? Лиза рядом сидит, в широкополой шляпе, на воду смотрит задумчиво — идти или не идти?       — Иди купайся, — говорит ей Саша, улыбается ободряюще. — Хочешь, я с тобой?       — Да я не боюсь, — Лиза плечами пожимает, мол, с чего бы вдруг мне бояться вообще? — Просто думаю, есть ли способ проверить, насколько вода теплая, прежде чем в нее лезть?       — Нет такого способа, — влезает Гриша. — Надо просто залезть, тогда и узнаешь. Иначе никак.       Настя рядом с ним хмыкает, что-то под нос бормочет, вроде «а жаль». Саше кажется, что эти два месяца с дня рождения Алинки они и не расставались, кроме разве что ради учебы. Она им даже завидует в какой-то степени.       Что хорошо в сегодняшнем жарком июльском полудне, так это то, что Вани тут нет, и не приходят в голову опять совершенно лишние мысли о том, что он опять на нее не смотрит, опять ведет себя непонятно, и вообще. Без этих мыслей легче.       Без него — не факт.       — Тебя Мася, наверное, достала уже, — Алина с другой стороны на локте приподнимается, на бок повернувшись. Ей в черном купальнике и солнечных очках на обложку бы сниматься, а не валяться на берегу подмосковной речки, каким-то чудом — а точнее, усилиями ведьм — остающейся чистой. — Гони ее сюда.       — Мась, ты хочешь, чтобы я тебя гнала куда-нибудь? — спрашивает Саша вместо ответа. Масару вместо ответа пытается ее пальцы лизнуть. Хитрюга. — Не, не хочет, видишь? Пусть тут валяется.       — Ты всегда такая добрая, или у тебя сегодня просто хорошее настроение?       Дэвид, сын тети Эли, ухмыляется хитрее, чем когда-либо умудрялся Игорь, оторвавшись от своего блокнота. Что-то он там в последние минут десять черкает, а что, Саша не знает — не смотрела и не спрашивала. Тетя Эля у них дома сейчас, вместе с тетей Светой, и с другими старшими ведьмами, а еще с ними мама, приехавшая вчера вечером. Мужчины сейчас, прикидывает она, наверняка спят после рыбалки, на которую пошли еще засветло, почти не спав ночью, но когда они проснутся, разбираться с пойманной рыбой придется им самим. При одной только мысли о фирменной ухе дяди Андрея ей кажется, что она уже проголодалась.       — Пока ты никого не обижаешь, она хорошая, — отзывается Игорь откуда-то сбоку. Они с Соней о чем-то там перешептывались все это время, их и оставили в покое. Ну а какой смысл их дергать? — Соня один раз на меня обиделась, так меня Сашка чуть не разобрала на наглядные пособия для кафедры анатомии. С нее бы сталось.       — Почему я об этом не знала? — возмущается Алинка, Нейта пихает в бок. Саша смеется.       — А тебе было принципиально? Твоего красавца и без меня прикопают, если он тебе что-то сделает.       — Никто его не прикопает, ты что, думаешь, у меня в ковене одни злюки?       — А ты сама за своих никого не прикопаешь? Я вот запросто. Или ты хочешь сказать, что я злюка?       Вопрос Лизы заставляет Сашу фыркнуть. Совсем недавно, кажется, еще полгода назад эта малявочка искренне переживала о том, что может кому-то навредить. Больше не переживает? Или расставила приоритеты? Как бы то ни было, Саша за нее рада. Не так уж и просто решить, что для тебя важнее, не так уж и просто перешагнуть воспитание — а воспитывали Лизу с детства явно как тихую девочку, которая должна держаться подальше от любых неприятностей. Но вот она, эта тихоня, сидит, сверкает глазищами на Алинку, улыбается так, что становится понятно, что ни себя, ни дорогих ей людей она в обиду не даст, и что свою силу, которой она боялась, она применит в любой момент, когда ей понадобится.       Тем более что сила ее, как оказалось, не только в боли.       — Чем выяснять отношения, лучше давайте искупаемся, — предлагает Нейт, на локтях приподнимаясь. — Вода должна быть хотя бы не холодной.       — Щас узнаем, — хмыкает Дэвид, блокнот откладывает и на ноги поднимается легко. — Кто со мной? Дважды спрашивать не буду.       — Ты не так давно в нашей компании, чтобы выебываться, чувак, — фыркает Гриша, но беззлобно, смешливо, скорее. Может, кто-нибудь и решил бы, что он наезжает, но для этого надо было бы его не видеть. Да и не слышать, собственно, тоже — не наезжают таким тоном, как ни крути. — Давай кто быстрее до того берега доплывет?       — Я вам! — возмущается Саша, подзатыльники обоим отвешивает — встать ради того, чтобы дотянуться, не лень, разве что жаль, что приходится оторваться от Маси. — Там течение дикое посередине, ты хочешь, чтобы вас унесло невесть куда?       — Не знаю как Дэвид, а я хорошо плаваю, — пытается Гриша оправдаться. Саша его награждает скептическим тяжелым взглядом, заставляя заткнуться.       — Увижу тебя хотя бы близко к течению — купаться будешь в ванне месяц, потому что тебе от проточной воды плохо будет. Я предупредила.       — Ты бы ее лучше слушал, — влезает Соня. — Она младше Лизки была, когда выбесившему ее пацану сломала руку и нос. Теть Ира рассказывала, а теть Ира врать не будет.       О том, что вышло это совершенно случайно, Соня молчит, а Саша добавлять не собирается. Да и зачем? Гриша рот, открытый было, чтобы что-то сказать, закрывает, и только смотрит на нее с возросшим уважением.       — Суровые московские ведьмы, — заявляет он. — Так и быть, как скажешь, соваться далеко в воду не буду. Только не проклинай.       — Не буду, если будешь себя хорошо вести, — она смеется. — Только я не совсем московская, я питерская так-то. Только Соня тут у нас московская. Алинка из Ижевска, Лизка из Аланьи, Настя твоя из Одессы вообще. Ковен у нас московский, это да.       — Не его я еще, — вставляет и Настя свои пять копеек, улыбается хитро. — Пока еще. Венков еще нет.       — В чем прикол венков-то? — Игорь на них глядит щенячьими глазками, ну смешно, в самом-то деле. Соня фыркает, но ее фырканье какое-то натянутое, будто наигранное. Волнуется о том, что он скажет, когда узнает?       — Магический брак, — говорит она, будто обрубает. — Когда ведьма обменивается с кем-то собственноручно сплетенными венками, магия их связывает крепче, чем какие-нибудь законы людей. С этого момента их судьбы связаны, а их чувства друг к другу усиливаются.       — Звучит не совсем по-брачному, — бормочет Гриша рядом. Он, в принципе, прав, привязать к себе так человека можно с любыми намерениями, вот только зачем еще?       — А ты еще самую прекрасную часть не слышал, — смеется Соня. — Тебе про ритуал говорили? Единственный, для участия в котором ведьма нуждается в присутствии мужчины? Лизонька, закрой ушки.       — Теть Лена мне про него рассказывала, — отзывается Лиза, косится на нее, мол, ты серьезно? — Только один такой есть, так что точно про него.       — Ну и ладно, — Соня плечами пожимает, мол, мне-то что? — Короче, теть Ира говорила, что если венками обменяться, а потом с этим человеком провести ритуал, магия воспримет это как окончательное заключение брака. То есть если ведьма с этим человеком расстанется и у него будет кто-то еще, то магия будет наказывать за близость с этим кем-то, как за измену. Чтобы человеку плохо не было, его должна искренне захотеть вылечить та ведьма, с которой он менялся венками.       Саша обратно на покрывало не садится — оседает, поправляет широкополую шляпу, чтобы хоть как-то скрыть шок, наверняка высвечивающийся на лице. Больше полугода прошло, а она помнит до сих пор, как плохо было Ване тогда, в один из первых январских дней, когда он вернулся домой под утро, когда одного прикосновения к его вискам хватило, чтобы понять, насколько ему больно. Подумать только, она не могла обнаружить причину его боли, хотя причина была в ней самой.       — Саш, а ты бы на кого хотела венок надеть? — окликает ее Настя. Смеется — или насмехается? Знает ведь прекрасно, на кого. Не знает только что надела уже, давным-давно. Саша улыбку натягивает почти искреннюю. Почти настоящую.       — А вам все возьми да расскажи. Лучше правда купаться пойдемте.       Тему она переводить, конечно, не умеет, но ей это прощают. Алина в воду забегает первая, Лиза за ней, следом Дэвид, Игорь им с берега закидывает мяч, прежде чем вместе с Соней присоединиться. Расслабиться можно, в конце концов, все экзамены и зачеты сданы, и можно позволить себе развлечься. Ровно до того момента, конечно, как рядом с ней кто-то врезается в воду нырком, заставляя отскочить с визгом и ее, и Лизу, рядом плававшую.       — Вань, блин, зачем так пугать! — Лиза отфыркивается сердито, волосы намокшие убирает с лица. Ваня, перед ними вынырнувший, тоже отфыркивается, головой трясет, заставляя брызги с волос разлетаться в стороны, ну чисто Теона, овчарка, которую ему подарила недавно бабушка. Вот уж правду говорят, что животные похожи на своих хозяев.       — Да зачем мне тебя пугать, — возмущается Ваня, но как-то вполсилы. — Я просто нырнул, вот и все. А что я должен был, кричать чтобы вы отошли, если место еще есть?       — Не оправдывайся ты, она тебя уже виноватым назначила, — хмыкает Саша. — Ты как будто Лизку не знаешь.       Лизка ей под мышку подлезает, выглядит так, будто щас язык покажет. Ваня, впрочем, смотрит не на них, а через ее плечо — Саша брови приподнимает, мол, что ты там такого интересного заметил?       — Вы все друг другу венки плели, или только Настя с Гришей? — спрашивает он в ответ на ее вопросительный взгляд. — Я когда подошел, они их друг другу надевали. Как мы с тобой, помнишь?       Тишина вокруг воцаряется просто-таки мертвая, даже Нейт заинтересованно смотрит, отрываясь от книги. Еще пару минут назад казавшаяся теплой вода теперь ощущается холодной, холодок пробегается по позвоночнику.       — Вы венками менялись? — уточняет Соня из-за ее спины, голос ее не предвещает ничего хорошего. Ваня плечами пожимает.       — Ну да, когда Сашка только приехала, где-то через месяца два, а то и меньше. Мы из школы вместе шли, сплели венки, ну и обменялись. Мы тогда уже конкретно сдружились, помнишь, Саш?       Помнит она другое, как влюбилась в него по уши почти сразу. Винить в том, что это до сих пор осталось, легче всего именно венки, а не собственный мозг. Девчонки, когда она отворачивается от Вани, чтобы он не видел, как ее лицо искажается, смотрят на нее с сочувствием и чем-то еще, нечитаемым.       — Помню, — отзывается она, кашлянув, чтобы голос выправить, улыбку натягивает на лицо. — Только это раньше было. Я в свой день рождения приехала, а это было сразу после твоего. Я только ведьмой стала, ничего не знала еще.       Объяснение это больше для других, чем для него. Нуждаются ли они в этом?       Взгляд ее падает на все еще сидящих на берегу Настю с Гришей, и из всех эмоций остается только желание пробить лоб ладонью. В венках. После двух месяцев знакомства. Учитывая то, что они знают, что из этого может выйти. Либо они сумасшедшие, думает хмуро Саша, либо они и правда искренне это все. Одно другого, впрочем, не отменяет.       Купаться резко перестает хотеться. Саша на берег выходит, полотенце накидывает себе на плечи.       — Головы я вам потом откручу, — говорит тихо, почти сквозь зубы, Насте и Грише. — Пока подумайте, как вы это будете объяснять. Не мне, а своим родителям. И ковену, Насть.       — Если кого-то и винить, то меня, — влезает Гриша. — Я сам предложил.       — А у нее голова своя есть, так что оба вы хороши. Закрыли тему.       Остальные на берег тоже потихоньку подтягиваются, до странного притихшие. Лиза снова под мышку подлезает, жмется, не то греется, не то поддерживает, и не поймешь. Саша ее обнимает коротко, прежде чем сесть на свое покрывало обратно.       — Ну и чего мы все затихли так, будто тут небо на землю рухнуло? — разрывает тишину, наконец, Алина. — Ребята, кто-то собирался огонь разводить и шашлыки жарить, вот я вам говорю на правах местной провидицы, что лучше момента, чем сейчас, сегодня не будет. Вперед.       Ребятам будто было нужно ее разрешение — Гриша с Ваней и Игорем принимаются за костер, остальные пока сидят на своих местах. Потом, когда будет уже пора, они достанут и мясо, и овощи, но пока рано. Пока что можно посидеть и полениться, погреться на солнышке, сбросив полотенце с плеч, и почти довольно на это самое солнышко пожмуриться. Почти, потому что Настя с Соней пересаживаются на ее покрывало, и лица у них хитрющие, а это никогда еще не предвещало чего-нибудь хорошего.       — Ну, рассказывай, — требует Соня. — Почему это ты венками с Ваней обменялась, а мы об этом ничего не знали? И почему он сам ничего не знает? Ему что, никто не рассказал, что значит обмен венками с ведьмой?       — Я ему не буду рассказывать что-то, что ему не рассказывала его мама, пока это его не касается, — Саша взгляд прячет почти невольно, и от Насти получает тычок в бок. — Ты чего?       — Тебе не приходило в голову, что это его тоже касается? — шипит Настя, как никогда похожая на какую-нибудь сказочную ведьмочку, того и гляди, проклянет. — Ты его к себе привязала, хотела ты того или нет, а сейчас делаешь вид, что ничего не произошло?       — Я и так ищу способ разорвать эту связь, так что не спеши меня осуждать, — шипит Саша в ответ. У Сони глаза круглыми становятся, такими, будто она услышала что-то совсем уж невообразимое.       — Разорвать? — переспрашивает она, уже не беспокоясь о том, чтобы голос понижать. — Ты что, собираешься просто взять и сделать вот это вот? Саш, блин, проснись! Он...       — Сонь, можешь подойти? — доносится голос Алины, перебивая ее. — Сейчас прямо.       Соня фыркает недовольно, явно не радуясь тому, что ее перебили, но начатое не заканчивает, уходит к Алине вместо этого. Саша плечами передергивает. Ну да, Сонча права — она уверена, что знает, что та хотела сказать. Он заслуживает знать. То же самое сказала ей и Настя, сидящая рядом теперь просто так, молча. Его это касается. Она ему расскажет.       Когда разорвет связь, тогда и расскажет. Ему должно стать легче без давления излишних братских чувств.       — Прости, Саш, — Соня рядом садится, непонятно, откуда появившаяся вновь — Саша ее появление совсем пропускает. — Ну, что я на тебя гнать начала. Алинка мне сказала, чтобы я тебе не мешала.       — Забей, — Саша отмахивается почти обреченно. — Я уже приняла решение, ты бы все равно вряд ли что-то изменила. Не тот случай, когда что-то можно поменять.       — Может, и не надо ничего менять, — бормочет себе под нос Настя — слышно ее, впрочем, хорошо. — Может, все идет так, как надо? Не всегда стоит вмешиваться, Сонь.       Соня краснеет, глаза опускает, но молчит. Что именно ей там сказала Алинка? Скорее всего, делиться ни одна не будет, ни другая. Ну и ладно, что уж тут поделаешь? Не пытать же их в попытках узнать, о чем они там говорили. Даже если говорили, получается, о ней.       Смех со стороны ребят привлекает их внимание. Ваня стоит там, насупившийся, искры так и летают вокруг, того и гляди, рванет — Игорь и Гриша смеются, будто не замечая этого. Что вообще происходит, Саша никак не может понять.       — Да Вань, — выдавливает Гриша, наконец, сквозь смех, — ну пошутили мы, ну чего ты сразу так реагируешь-то?       — Да пошли вы с такими шуточками, — цедит Ваня в ответ. Саша опомниться не успевает, как он уже с мостков, неподалеку стоящих, ныряет, только и успевает мелькнуть перед ней его перекошенное лицо. Может, ему и правда полезно охладиться?       — Что вы ему сказали-то? — Саша подходит к ним тихо. Судя по тому, как они дергаются, ей даже удается остаться незамеченной.       — Не пугай так, — требует Игорь, хмурится картинно. — Он о тебе говорить начал, ну я и предположил, что он тебя ревнует. К нам, к кому-то другому, пофиг же. А он рассердился, обиделся, ну и сбежал. Чего он чувствительный-то такой?       — Ване, — Саша вздыхает, — не нравится, когда его во всякой фигне подозревают, особенно если подозревают ни с чего. Ну вот серьезно, с чего это вы? Просто так же, правда? Вот в этом и дело.       — Не просто так, — начинает Игорь было, но через ее плечо смотрит и осекается. — Ай, ладно. Постараюсь так больше не делать.       — И на том спасибо, — она его хлопает по плечу. — Я все еще надеюсь, что у вас получится подружиться. Со мной же вы подружились, значит, и с Ваней сможете. Он открытее, в конце концов, и дружелюбнее. Значит, у вас получится.       — Это ты так думаешь, — бурчит Гриша. — С ним подружиться сложно. Пиздец как сложно.       — Ну у меня как-то получилось же, — бросает она уже на полпути обратно к своему месту. — Значит, и у вас получится.       Ей кажется, ребята хотят что-то возразить, судя по звукам у нее за спиной, но когда она поворачивается к ним, они молчат и даже на нее не смотрят. Зато, все еще злой, но уже не кипящий от ярости, выныривает Ваня, и от него уже взгляд отвести надо бы, но не хочется. Как не смотреть на него? Как вообще это возможно, на самом-то деле? Взгляд сам собой уходит от него, когда он на нее смотрит, и щеки обжигает так, будто она подглядывала в замочную скважину, будто не у всех на виду он вышел только что из воды, с мокрыми волосами, красивее древних статуй. Как будто она делает что-то противозаконное, глядя на него сейчас.       Как избавиться от этого ощущения, она правда не знает.       Они по домам расходятся поздно вечером, когда солнце уже заходит за горизонт, когда они уже все наболтались и насмеялись, когда у них, девчонок, волосы уже высохли, и на плечи приходится набросить рубашку или что-нибудь еще, чтобы не позволять прохладе заставлять их ежиться. До дома Букиных они добредают почти в полном составе, только Нейт с Алинкой прощаются сразу и ныряют в его машину — он ее до дома собирается довезти и потом поехать к себе. Соню Игорь сдает с рук на руки тете Ире, дядя Шура ему что-то говорит вполголоса и довольно кивает после его серьезного кивка, Гришу тетя Наташа обнимает, как родного, тетя Эля Дэвиду вручает Дашу, его сестричку пары месяцев от роду, и когда мама ее обнимает за плечи, Саша обнимает ее в ответ, прежде чем к ним двум притянуть на пару секунд Лизу. Родителей Лизы тут нет, и, похоже, и не предвидится — мама ее целует в макушку, прежде чем выпустить из объятий, прежде чем ее тетя Лена обнимает.       Мама рядом с ней садится на кровати, когда она уже собирается спать, вымотанная, уставшая после долгого дня — мама, как в детстве, подтыкает ей край одеяла, целует в лоб, и улыбается хитро-хитро. Что?       — Ваня когда узнал, что с вами еще и Дэвид, встал из-за стола, где чай пил, и вышел. Печенье недоеденное оставил. Шура сказал, он рванул к речке. Это он так за кого волнуется?       — Не знаю, мам, — Саша плечами передергивает, насколько это возможно, поворачивается набок, и голову рукой подпирает. — Он не рассказал. Я вообще думала, что он просто решил к нам присоединиться в последний момент. Может, он с Дэвидом хотел пообщаться?       Нет, понимает, еще не договорив. Он с Дэвидом общался за все это время не больше, чем с кем угодно другим. Даже не садился с ним рядом. Не в Дэвиде дело. В чем тогда? В ушах снова голос Игоря: «я и предположил, что он тебя ревнует». Саша головой встряхивает, будто пытаясь вытряхнуть оттуда эти слова. Нет, кому вообще придет в голову предположить, что дело может быть в ней? Это просто опять ребята со своими приколами.       — Может быть, дело не в Дэвиде, а в тебе? — мама будто отвечает на ее невысказанные мысли. — Сашунь, я помню, как вы к нам приехали. Он выглядел так, будто перегрызет за тебя глотку кому угодно.       — Мам, — вздыхает она, — слишком многое изменилось с тех пор. Не может быть во мне дело. Было бы во мне, мы бы не ссорились постоянно.       — Мне все же кажется, что ты просто чего-то не замечаешь, — мама улыбается мягко, целует ее в висок. — Спокойной ночи, солнышко.       — Спокойной ночи, мам, — отзывается она эхом. — До завтра.       Все она замечает, думает Саша, когда дверь за мамой закрывается. Все она видит. Не в ней дело. Не может Ваня быть в нее влюблен, не может быть дело в этом, пусть все вокруг и видят это. Не могут они быть правы. Ваня, не умеющий врать, наверняка не смог бы притворяться настолько хорошо, чтобы она верила, что ему безразлична.       И забота его, уверена Саша, уже просто вошла у него в привычку, не более.