Непокорный II

POV Полковник — Он все видел. Голос духа дрожал. Более того, дрожал он слишком возбуждающе, и мне вдруг резко захотелось как-то поддержать мой Трофей. Глупо, наверное, хотеть просто взять его за руку, когда он всецело принадлежал мне несколько минут назад и принадлежит до сих пор. — Но это же не повод убивать, — резонно заметил я, убирая кольт обратно в кобуру. — Подойди. Он исподлобья глянул на меня, точно недоверчивый дикий зверек, к которому детишки суют пальцы в клетку, пытаясь погладить. — Да не бойся ты, ну, — я раскинул руки в стороны, приглашая, зная, что такой жест наверняка выкажет мое доверие и отсутствие злых намерений. Не знаю уж, как там принято у индейцев, но Духу должно быть понятно, что я не собираюсь его терзать. Некоторое время точно, пока он не отойдет от содеянного. Медленно выдохнув, Ачэк двинулся ко мне, протягивая окровавленную ладонь. Он очень напоминал умалишенного — в блеске луны кровь на нем казалась черной, словно нефть. А глаза, до этого такие мутные, сверкали двумя яркими темными янтарями. Поразительное зрелище. Убийство украсило его, преобразило до неузнаваемости. Интересно, он когда-нибудь до этого убивал людей? Первое убийство обычно выходит нелепым и очень грязным, в особенности, если учитывать тот факт, что совершено оно голыми руками. Дикарь и варвар он, мой Трофей. Но в том и прелесть его. — Ну, видел, и что с того? — я усмехнулся — Ачэк подходил ко мне медленно, и остановился, так и не дойдя. Словно боялся, что за смерть «соплеменника» придется ответить здесь и сейчас. Мне. В двойном размере. Не выдержав, я подался вперед и прижал к себе перепачканного в чужой крови индейца. — Теперь он уже никому ничего не скажет. Мертвые молчат. Что бы там ни говорили их деловитые шаманы, а мертвые хранят тайны лучше всех. Жаль, конечно, что все так закончилось. Но охота была славная. — Ты меня не убьешь? — вдруг спросил Ачэк, замерший в моих объятьях. Я наверняка испугал его своим смехом, поскольку в следующий миг индеец отпрыгнул от меня, как ошпаренный кипятком. POV Спирит — Что смешного? — нахмурился я, не переставая подозревать полковника в том, что тот что-то задумал. Уже одно то, что я вновь оказался очень близко к нему, изрядно смущало меня, в особенности учитывая то, что уже было между нами. А еще теперь эта кровь, покрывавшая толстым слоем мои пальцы, лицо и тело… Я должен смыть это все, поскольку не смогу добраться до дома в таком виде. Я осознавал все слишком ясно. Я убил бледнолицего демона. До сегодняшней ночи я никогда и никого не убивал. Я охотился, но это ради того, чтобы выжить, а вот убивать людей мне не доводилось. Может, вот оно — грандиозное начало моего истинного Пути? Может быть, мне суждено было стать защитником наших земель, уничтожая на корню ту заразу, что пробралась к нам и жаждет наших земель? Я вздохнул. Я все еще не мог поверить в то, что произошло. Я убийца. Кровь на моих руках. — Я так долго ждал встречи с тобой, чтобы оборвать тебе жизнь, думаешь? — отсмеявшись, наконец вопросил человек в шляпе. — Глупый Дух. Неужели ты думаешь, что я тебя убью за то, что ты скрыл нашу маленькую тайну? — А что тебе мешает? — огрызнулся я, сложив руки на груди. — Ты ведь любишь убивать мой народ. — Да, не без этого, — усмехнулся Полковник. — Но ты ведь не хочешь умирать, правда? Я сжал зубы почти до боли. Издевается, опять? Я уже сделал то, что он просил — пора было прощаться. И я решил сделать это прямо сейчас. — Прощай, — сказал я сквозь зубы и круто развернулся, быстро удаляясь через лес. Я ожидал, что бледнолицый демон что-то крикнет мне вослед, но не ожидал, что он поймает меня, скрутит пополам и вцепится так сильно, что я вскрикну от боли. Как собака, увидевшая долгожданный кусок сырого мяса. — Кажется, ты кое-чего не понял, Дух, — Полковник шипел мне на ухо, и я кожей чувствовал злость, что кипела в нем. Пытаясь высвободиться, я только делал себе хуже — он скрутил меня уже не руками, но веревкой, перекрывая доступ воздуха. — Если ты срезал с себя мое клеймо, непокорная скотина, то это ничего не означает. Ты думал, что избавился от меня навсегда, скинув в реку? Думал, что я больше никогда не вернусь? Подлый сукин сын! Полковник пнул меня под колено, заставляя упасть на четвереньки. — Я валялся в госпитале, тратя драгоценные месяцы своей жизни на то, чтобы исцелить раны, нанесенные тобой и твоей вшивой подружкой, — часто дыша, я слышал, как звякнула пряжка на его ремне. Мои глаза расширились. Я отлично знал, что произойдет дальше, после этого звука, прекрасно знал наклонности бледнолицего. А потому, сопротивляясь нахлынувшей слабости, я пополз вперед, пытаясь встать. Руки плохо слушались, а земля была какой-то скользкой — виновата не засохшая кровь. — Куда собрался, мразь? Я получил удар под ребра, уронивший меня. Я старался не смотреть назад, а двигаться вперед, превозмогая боль. Снова удар. Еще один. Еще. Я упал животом в сырую землю, отплевываясь, но не сдаваясь. Нет, он не сделает этого вновь! Не обесчестит меня! Не… — Выродок, — услышал я прямо у себя над ухом. Сильные руки подняли меня, вздернули вверх и припечатали к толстому, шершавому стволу дерева лицом. Штаны с меня сняли в процессе — к собственному ужасу я даже не успел понять, как это произошло. Я чувствовал, как бледнолицый дышит мне в затылок. — Ты заплатишь мне своим телом за каждый день, который я провел в одиночестве, как никчемный старик! Я не помнил, когда в последний раз кричал так сильно. Наверное, в те минуты, когда осознавал, с каким чудовищем свела меня воля духов. Я готов был умолять на коленях их, наших покровителей, хозяев наших земель и духов наших предков, о том, чтобы они даровали мне свободу от этих раздирающих нутро ощущений. Но меня не слышали. Я был никому не нужен и всеми покинут, и лишь тело мое по-прежнему кому-то принадлежало. Кому-то, но не мне. Кто-то забирал меня полностью, без остатка. Владел мною, как животным. Это…невыносимо. Горло драло и болело, а я все еще кричал, чувствуя, как меня разрывает изнутри его член, большой, твердый и толстый. — Да… — все громче говорил бледнолицый с каждым моим криком. — Давай, Дух, визжи, как сучка! Пусть лес напитается твоими криками! Я чувствовал, как рассудок мой покидает меня. Это было больно, ужасно больно! Я не мог ничего говорить — только хватал губами воздух да вгонял себе под ладони древесную кору. И плакал — неосознанно, тихо роняя слезы на грудь и землю. Он убьет меня. Он точно меня убьет, я уверен. Я… Больше не могу.