Быть человеком

Холод пробирал до костей. – Мы зафиксировали остановку сердца. Тупая ноющая боль врезалась в ребра, огнем выжигая грудь. Я попыталась пошевелиться, но у меня этого не вышло – ни одна часть тела меня не слушалась. Продолжительный громкий писк оглушал перепонки. Долгие секунды, ощущаемые мной часами, ничего не происходило. – Не выключать! Голос казался знакомым, но в данный момент это не играло никакой роли. Веки были плотно закрыты, но даже так я почувствовала, как яркий свет резко опалил сетчатку глаз. Холодный металл коснулся горячей руки, отчего тысячи мурашек прошлись по незащищенной коже. – Очередной провал, мисс Донован. Едкий мужской баритон раздался где-то совсем рядом. Писк неожиданно прекратился, сменяясь тихим и размеренным пиликаньем, а боль быстротечно отступила на второй план, оставляя после себя эфемерное чувство облегчения. Неимоверно захотелось вдохнуть полной грудью, но трубка во рту мешала это сделать, царапая горло резиновыми краями. Мою руку опять укололо что-то металлическое, на этот раз глубоко уходя острым концом под кожу. – Не сегодня. Безмолвная мгла вновь встречала меня как доброго друга. Цветные картинки яркой вспышкой пронеслись перед глазами: робкие, но твердые объятия; теплый осенний ветер на кончиках пальцев; затхлый воздух метрополитена, оседающий в легких тяжелой пылью. Мозг жадно поглощал воспоминания, и казалось, будто мою голову засунули в стиральную машинку и грубо прокрутили пару раз. Тысячи голосов говорили что-то быстро и абсолютно непонятно, какие-то фразы казались ужасно знакомыми, но разобрать их значения я не могла. Я пыталась ухватиться за что-нибудь, но любая мысль ускользала, будто вода сквозь пальцы. Вода. Позитивные эмоции сменились остывшим чувством потерянности и болью утраты. Неподъемная тоска обуяла сознание – она заставила прийти в себя. Окружающая обстановка резко прекратила мельтешить и остановилась, выключая свою светомузыку. Руки активно задвигались, в невесомости я пнула что-то твердое, и мое тело по инерции быстро переместилось вверх. Потоки воды мягко окутывали дрожащие конечности, но ощущение свободного полета было обманчивым – чувство самосохранения кричало, чтобы я выбиралась из этого липкого сна как можно быстрее. Я с усилием махнула руками в новой попытке освободиться, и на этот раз у меня это получилось. Прежде, чем воздух попал в легкие, я выплюнула по меньшей мере литр жидкости. Хриплый кашель разорвал гортань. Мне казалось, еще секунда – и мои органы, вместе с водой, полезут наружу. Я не видела, куда плыву, но через пару секунд ноги ощутили дно реки, и я медленно двинулась вперед, постепенно оседая телом на влажном песке. Сил абсолютно не было, меня будто выжали, как лимон, и оставили догнивать на помойке. Спину нещадно ломило и саднило, а движения правым плечом отзывались режущей болью по всему телу. Во рту горчил привкус тины и крови. Мутный туман постепенно покидал голову, но соображать все еще было туго. Я попыталась выровнять дыхание, чтобы прекратить кашель, и мне удалось это с огромным трудом. Не описать, как ужасно у меня раздирало горло! По сравнению с этим, удушающая рука Рафаэля кажется просто нежнейшим объятием. Рафаэль. Я зажмурила глаза от ослепляющих лучей солнца и поморщилась, когда река в очередной раз окатила лицо водой. Ртом вдохнув свежий прохладный воздух, я перевернулась на живот и попыталась подняться на локтях. У меня болела каждая чертова мышца. Дежавю. – Да она живая! Звонкий мальчишечий голос заставил вздрогнуть от неожиданности. Я вымученно застонала и повернула голову в сторону шума – солнце гребанным фонарем слепило глаза и мешало рассмотреть нарушителей шаткого спокойствия. Я только начала приходить в себя, уйдите к богоматери! – Бабушка говорила, что в таких случаях надо звонить 911. Да перестань ты снимать! Завязался активный спор, который колоколом бил по моему воспаленному мозгу. Даже чайки не кричали так громко, как эти трое ребят, решившие в будний день покидать в воду камешки и случайно обнаружившие почти-что-труп. Сколько времени? Где я вообще? Я, наконец, смогла разлепить глаза и поднять голову, отчего молодые люди тут же замолчали, вытаращив на меня свои зенки. Выглядела я, наверное, как Терминатор, решивший после титров выползти из чана с расплавленным металлом. Ощущала я себя примерно так же. – Мисс, у вас все в порядке? – А сам как думаешь? Неуместная грубость вырвалась непроизвольно, и я прикусила язык – все-таки это дети, и, наверное, они хотят помочь. Мне бы поспать пару суток… – Может, вам в больницу надо? Их было трое, на вид чуть больше тринадцати лет. Один из них был высоким и выглядел старше своего возраста, но по писклявому голосу ничем не уступал друзьям. Они были одеты в тонкие осенние ветровки, и я в кои-то веки догадалась, почему мне так холодно – чай не май месяц. Мальчишки молчали, не решаясь подойти ближе. Не удивлюсь, если в данный момент они считали меня ожившим мертвецом из их любимых комиксов, и все ждали, когда я очухаюсь и побегу жевать неокрепшие умы. – Где я? – Устье Гарлем, мисс. Тут еще Фордэмский университет рядом. Вы оттуда? Какая милая детская непосредственность. Да, решила вот искупаться посреди сентября, но случайно заплыла за шальной буйок! Я убрала с лица мокрые волосы, лезущие в глаза, и осторожно попыталась подняться. Ноги слушались очень плохо – меня качнуло влево, и я ощутимо приложилась коленом о камень, замычав сквозь зубы и так и оставаясь стоять не четвереньках. – У вас кровь! Самый мелкий из мальчишек в ужасе тыкал мне в живот, прикрывая ладошкой рот. Я наклонила голову и разочарованно вздохнула: от самого пупка и до реберной дуги багровела полоса, вокруг которой синевой разливалась гематома. Ах, да, меня же припечатало трубой. А где часть майки? Мне ее еще Кейси отдавать. Хотя… Не думаю, что она еще ему будет нужна. – У нее шок, это бесполезно, я по Дискавери видел. – А, может, она агент ФБР на задании? – Да не, хилая какая-то. Я хмыкнула – и детский спор быстро прекратился, на меня вновь заинтересованно уставились три пары юношеских глаз. Даже не представляю, какой они меня сейчас видели: побитая и синюшная, еле живая, в разорванных в клочья шмотках, пахнущая застоялой водой и кровью. С усилием опираясь о трухлявое бревно, я смогла подняться вертикально, хоть ноги упрямо меня не слушались. Выпрямившись, я огляделась – спуск к захламленному речному берегу был огорожен решетчатым металлическим забором с десятками предупреждающих знаков о слишком быстром течении. – А вы что тут забыли? – спустя пару минут осведомилась я, опять прерывая уже тихую мальчишечью потасовку. Совсем как Раф и Майки. Что с мутантами? – Мы гуляли, – уверенно ответил мне высокий, нахохлившись, словно птенчик. – Здесь нельзя гулять. А если узнают ваши родители? Ребята замолчали и испуганно уставились на меня в немой просьбе держать язык за зубами. Я усмехнулась и тут же схватилась за живот – рана не спеша затягивалась, принося далеко не радужные ощущения при любом непроизвольном движении. Рука невольно раскрошила тугую ветку бревна, за которую я ухватилась, и под ногти забилась древесина. Капли воды смешивались с кровью и грязными коричневыми ручейками медленно стекали с кожи. Отвратительное зрелище. – Далеко отсюда Чамберс 95? – с мальчишками было очень весело, но я испытала на своей шкуре все прелести Гарлем не просто так. Высокий мальчишка, все это время державший телефон, спохватился и быстро стал что-то набирать на экране, пару секунд спустя показал мне отметку на карте. Я нахмурилась – было грустно осознавать, что в ней я все еще ни черта не понимаю. Какая-то серая картинка с красной линией и стрелочкой посередине – минимализм, достойный Френка Стеллы. – Отсюда часа два идти, – ответил парень, заметив мой недоуменный взгляд. – Вверх по Гарлем. – Ох, спасибо, – я улыбнулась. – Вы меня здесь не видели, и я вас тоже. Стоять на своих двоих было сложно, а уж идти – тем более. Я подняла голову и тяжело выдохнула, не увидев никакой лестницы или цивилизованного пандуса, чтобы подняться вверх по песчаному склону. – Может, вам все-таки помочь? – эти мальчишки становились надоедливыми, но, видимо, питали какой-то свой интерес в тырканье моего больного тела. Самый младший из них, с кучерявой блондинистой шевелюрой, резко схватил меня за руку и рывком потянул вверх, абсолютно не рассчитывая, что я, вообще-то, немного истекаю кровью. Двумя широкими шагами дотянув меня до забора, он отпустил ладонь и встал рядом, мол, «не благодари». Я натянуто улыбнулась ему в ответ, сдерживая матерные проклятья – помочь он помог, но как же больно, мать его... Отодвинув небольшой участок забора, мальчишка пролез через него и придержал для меня кусок тугой проволоки. За мной следом вылезли и двое остальных ребят. – Вот, вам лучше прикрыться… сзади, – выпотрошив содержимое небольшого рюкзака, самый высокий протянул тонкую серую кофту с капюшоном, неловко кивая мне за спину. Этим ребятам что-то от меня надо? Они подозрительно дружелюбны для молодежи двадцать первого века. Хотя мне, в последнее время, очень везет на филантропов. Благодарно приняв вещь, я быстро стянула с себя разодранную в клочья сырую майку и натянула кофту, с блаженством чувствуя сухость и мягкость ткани. Застегнув молнию до упора и накинув на мокрые волосы капюшон, я благодарно улыбнулась мальчишкам, но заметила лишь открытые рты и удивленные глаза. – Я только что видел сиськи, пацаны, я не сплю?! – средний русый парнишка похлопал себя по пухлым щекам. Ой. А я и забыла, что в современном мире такое считается неприличным. Надеюсь, их родители меня не засудят. Неловко хихикнув и коротко попрощавшись, я быстро зашагала, насколько мне это позволяло самочувствие. – Вы не в ту сторону идете. Просто прекрасно. *** Майки рассказывал, что Нью-Йорк – город мечты. Мегаполис с тысячью лиц завораживал и пугал. Шумная людская суматоха подхватывала тебя, словно пушинку, и уносила с собой, не интересуясь желаниями и мечтами. Город не утихал ни днем, ни ночью; он жил своей отдельной праздной жизнью и питался человеческими чувствами, переполнявшими его до краев. Мимо меня в слезах пробежала девушка, случайно задев плечом больную руку. Я сжала зубы, но продолжила идти вперед – до назначенной цели оставалась всего пара сотен метров, а значит надо быть осмотрительней. Как бы мне ни была интересна простая людская жизнь, в приоритете сейчас были абсолютно другие вещи. Что случилось на мосту, после моего падения? Что с Рафом, Донни, Лео? Как себя чувствует Майки? Наверное, они меня уже не ищут – я бы сама не стала себя искать. Как это странно: я не знала ни имени, ни жизни той рыжей женщины, но неуместная скорбь заполняла разум наравне с переживаниями о мутантах. Даже перед своей смертью она задала мне последнюю «программу», суть которой я опять не понимала, но ноги и мозги вели сами. Были ли ее слова реальным сожалением о своих поступках или же она просто давила на жалость, пытаясь спасти себя – я не знаю. Как не знаю и то, куда приведут меня вложенные в подкорку знания. Я шла не меньше пяти часов, шлепая мокрыми кедами по оживленным улицам мегаполиса. Пришлось трижды спросить дорогу до нужного адреса, и, чувствуется, последняя бабушка неверно указала мне маршрут – я кружилась по одному и тому же перекрестку не менее получаса, петляя между серыми невзрачными многоэтажками. Необходимый указатель едва попался на глаза. Улица Чамберс была не такой яркой и цветастой, как центр Нью-Йорка, но утопала в зелени клумб и кустарников. Девяносто пятый дом представлял из себя красную квадратную пятиэтажку, плотно стоящую к двум другим таким же домам. Фасад здания был унылым, с узкой лестницей у входа и маленькими квадратными окнами. На торце, рядом с мусорными баками и пожарной лестницей, пестрила яркой краской нецензурная надпись. Живописно. Я осторожно подошла ко входу и огляделась – ничего ранее для меня знакомого или подозрительного не наблюдалось. Рядом с железной дверью был небольшой щиток с кнопками и номерами, видимо, система безопасности для защиты от нежелательных гостей. И куда мне дальше? Как же не продуманы эти «программы»… Хоть подсказку бы какую дали. Щиток пиликнул – и в следующую секунду дверь открылась, выпуская на улицу девчушку с цветастом платье. Недоверчиво зыркнув на меня, она все же придержала мне открытый вход, после резво поскакала вниз с лестницы. Юркнув в подъезд, я облегченно выдохнула – одной проблемой меньше. Холл был устелен старым грязным ковролином, а серые стены давно не видели косметического ремонта. Я прошла дальше по темному коридору и уперлась прямо в металлические ящики со странными номерами, шедшими по порядку. В воздухе витал навязчивый запах подвала и сырости, и я с отвращением поморщила нос – хватит на меня сегодня всего мокрого. Лифт был огорожен желтой предупредительной лентой, намекавшей, что работать подъемник будет явно не в этой жизни. В какую дыру меня опять занесло? Почему рыжая не могла сделать программу, которая привела бы меня в президентский люкс в центре Нью-Йорка? Глянув опять на номера ящиков, я приложила палец к губам и призадумалась. Загадки я понимаю не лучше Рафа – куда дальше идти? Увы, цифры мне ничего не говорили, так же уныло взирая на меня в ответ. Еще раз проговорив их в уме, я плюнула на это дело и зашагала в сторону лестницы – может, этажи дадут мне намеки или подсказки. Второй ярус был намного привлекательнее первого: освещение поярче, ковролин почище, на сером облупленном подоконнике стоял одинокий колючий кактус. Коридор был недлинным, и я насчитала девять пронумерованных дверей. Как я раньше не догадалась! Здесь, скорее всего, живут люди, и для удобства использования каждый дал своему жилью определенный номер. Я аж засияла от своей гениальности, но тут же потухла – устройство быта людей стало яснее, а моя конечная цель – нет. Поднявшись на следующий этаж, глаза невольно зацепились за небольшую цифру «2» над лифтом. Приятное чувство дежавю защекотало разум – наконец-то, я на правильном пути, надоели мне эти квесты! Быстро пройдя коридор, я остановилась аккурат напротив двери с незамысловатым номером «27». Тяжело выдохнула и нетерпеливо постучала по дереву, выкрашенному в яркий красный. И ничего в ответ не услышала. Пнув злосчастную дверь от досады, я скрестила руки на груди и прислонилась к ней спиной, медленно съезжая на мягкий пол. Оставался еще вариант найти что-нибудь знакомое на других этажах, но эта затея казалась мне удручающей. Я слишком устала, чтобы в конце найти закрытую дверь! Может забраться через балкон? - Молодой человек, вы к кому? – противный старческий голос окликнул меня с лестницы, и я резво повернула голову. На меня с напускной строгостью смотрела бледная старая женщина в желтом халате, в морщинистых руках, на манер биты, сжимая трость. Я быстро подскочила на месте, поправляя съехавший с лица капюшон. – Оу, простите, – я первым делом извинилась, не силясь придумать, каким рожном я сюда приперлась. – Мне сказали сюда прийти… – Кто сказал? – еще строже спросила мадам и двинулась на меня, как бульдозер. Не собирается же эта милая тоненькая старушка меня бить своей палкой? Боюсь, я рефлекторно могу сломать ее пополам… Но нет, женщина подошла ко мне ближе и, насколько могла, сощурила и без того маленькие глаза. – А, так ты девка, – тут же осадила она. – Капюшон в помещении снимают, балда! Я онемела от такого тона, но послушно стянула с грязных волос одежду. Не думаю, что река оставила мне возможность ходить с хорошей прической вместо вороньего гнезда, но женщина одобрительно покачала головой. Бабушка, насколько плохое у вас зрение? – Ты дочка Мишель, что ли? – недовольно продолжила она, тыкая в меня сморщенным старческим пальцем. – Глаза у вас одинаковые – такие же наглые! Она говорила, что ты приедешь. Напомни своей рыжухе, что оплату за квартиру я жду не позже второго числа! Я подавилась воздухом и смогла только кивнуть в ответ. Удовлетворенно хмыкнув, старушка перехватила трость поудобнее и двинулась обратно к лестнице, но на полпути обернулась, громко и зло айкнув. – Ты чего мне не напомнила, балда! – вновь запричитала женщина. Похлопав себя по множеству карманов в растянутом халате, она достала огромную круглую связку ключей и тут же стала ее перебирать, ловко для своего возраста отсчитывая плоские железные жетоны. – Вот, она просила передать, если ее не будет. По своим конференциям разъезжает, знаю я, что за конференции у нее! Не повезло тебе с мамашей… Я проглотила язвительный комментарий и приняла из старых трясущихся рук ключ. Еще раз недовольно оглядев меня, старушка бодро зашагала по коридору к лестнице, тут же вновь открывая рот для следующих прелестных слов – на этаже ниже послышались голоса. Что только что произошло? Пожав плечами для самой себя, я обернулась и подошла к нужной двери. Неопознанный страх охватил лёгкие, и я рвано выдохнула – значит, рыжая здесь жила и она знала, что я могу сюда прийти. Одна. Не ловушка ли это? Но, прислушавшись к звукам за дверью, поняла, что нет – квартира была абсолютно пуста. Петли неприветливо скрипнули, впуская внутрь. За окном начинало темнеть, и я отыскала на стене выключатель – апартаменты тут же озарила неяркая лампочка, без люстры висевшая на голом выцветшем потолке. Обои были не в тему жизнерадостными, с переливающимися желтыми, под цвет халата домовладелицы, тюльпанами. Из коридора комната казалась маленькой и неуютной – по сравнению с захламленной квартиркой Кейси и просторным убежищем черепах, апартаменты навевали чувство отчуждения и желание покинуть это место. Посередине стояла широкая двуспальная кровать с застеленным коричневым покрывалом, возле наглухо зашторенного окна располагались небольшие комод и шкаф. Я прошла дальше – в углу маленькой кухни с отвратительным желтым гарнитуром был квадратный деревянный стол с ноутбуком. Я открыла единственную закрытую комнату и не прогадала – старенькие туалет и душ. Я еще раз обошла апартаменты и задумчиво уселась на кровать. Неужели здесь жила рыжая? Это, без шуток говоря, дыра Нью-Йорка. Для экстравагантной ученой, вроде нее, было как-то скудо-бедно. Взгляд зацепился за блеклую фоторамку на единственной тумбочке. Я протянула руку и взяла ее: с потертой фотографии на меня смотрела улыбающаяся рыжая в длинном голубом платье, обнимая смеющуюся темноволосую девочку. Я перевернула рамку и вытащила из-под зажима смятый листок с корявым размашистым почерком: М-21, Здесь безопасно. Если меня нет – дождись. Если меня не станет – вся информация в ноутбуке. <3 Сердце заныло от осознания – рыжей здесь больше никогда не будет, и она об этом, почему-то, догадывалась. Смяв записку в кулаке, я опять перевернула рамку и уставилась на счастливое лицо молодой женщины. Внизу фотографии было аккуратно выведено: Аврора и Мишель, 2003. Что за?.. Глаза непроизвольно очертили круглое личико темноволосого ребенка. Я нахмурилась, не сразу соображая, что к чему, но через пару секунд подорвалась с кровати в поисках чего-либо отражающего. Маленькое зеркало нашлось в ванной над раковиной, и я приложила фотографию к пыльной поверхности. Серо-голубые глаза, большие ребяческие, и мои, уставшие. Небольшой вздернутый нос, раскосые брови, схожая форма лица. Детская припухлость не давала уверенности в моей догадке, но даже если все верно, то… Это я?.. Но как такое возможно? Рыжая… То есть, Мишель соврала мне? Фото с тихим шелестом приземлилось в раковину. Я плотно сжала губы и прикрыла тяжелые веки – только не рыдать! Вязкое чувство отчаяния поселилось где-то в груди, и я не могла сказать, почему. Правда была намного печальнее, и я не была к ней готова. Убрав мешающийся снимок из слива, я открыла кран и наскоро умыла лицо холодной водой. Из зеркала на меня по-прежнему смотрела уставшая осунувшаяся девушка, в короткой мальчишеской кофте и с копной серых, под стать ванной, волос. Немного подумав, я скинула с себя всю одежду – на животе уже желтела большая гематома с широкой полосой розового шрама. Обернулась: на лопатке и чуть левее позвоночника разливались синевой отметины и рубцы. Кожа все еще отливала нездоровым голубым оттенком. Сколько часов потребуется моему организму, чтобы он восстановился? Грешно было не воспользоваться шансом принять душ. Вода была еле теплой, и я поежилась, когда прохладные капли коснулись горячей кожи, но настраивать кран не было никакого желания. Использовав почти весь тюбик какого-то пенного геля с полки, я наконец облегченно выдохнула – грязь, кровь и въевшийся запах тины, донимающий меня весь гребанный день, уплывали в сток. Теперь я пахла ванилью, гибискусом и отчаянием. Полотенце мягко коснулось кожи, и я не без удовольствия вытерлась, ощущая летучее чувство комфорта. Дверца шкафа тяжело и со скрипом открылась, являя взору ворох разноцветного тряпья. Пиджаки, костюмы, рубашки аккуратно висели на вешалках, а на полках, чуть ли не в алфавитном порядке, были аккуратно сложены все остальные предметы гардероба. Выпотрошив содержимое, я выудила белую майку и штаны с двумя полосками по бокам. В кои-то веки одежда была мне не мала, не велика, а впору! Эта маленькая победа немного подняла настроение, но быстрый взгляд в сторону пустой рамки на кровати тут же приубавил пыл. Ноутбук надо было все-таки включить. Как бы мне не хотелось этого делать. Зажигать лампочку на кухне я не стала – окна выходили прямиком на улицу, и если в жилой комнате висели жалюзи, заглушавшие свет, то тут были только жиденькие шторки. Я осторожно нажала кнопку на компьютере – до этого пользоваться такой техникой мне не приходилось, и лишь пару раз я видела, как уверенно этим занимается Донателло. Монитор замигал, появилась полоса загрузки, я нервно застучала пальцами по столу в ожидании. Пара секунд – черный фон сменился голубым, и иконка в середине экрана настойчиво потребовала пароль. Прелестно. А дальше что? Я попробовала ввести знакомые мне комбинации цифр, но компьютер их не принял. Подумала. «bootyshacker9000» не подходит. Подумала еще раз. «Андерсон говноед» тоже не прошел. Цокнула языком и хлопнула пальцами по столу – как я должна угадать то, чего не представляю? Может быть… Пароль «Аврора» компьютер тоже отверг – слишком короткий и «должен содержать как минимум одну цифру или символ». Умная машина подсказывала мне, тупой, ответ… Пальцы неуверенно ввели «Аврора2003», и полоса загрузки замигала белым. Остановите мой гениальный гений! Экран сменился на яркую заставку зеленого леса, а на рабочем столе появились пара папок и два видеофайла. Решила начать с видео – ткнуть пару раз по красочной иконке казалось мне наиболее простой задачей. Картинка была размытой и некачественной; за этим самым столом сидела рыжая Мишель, держа в руке недокуренную сигарету и закинув одну ногу на стул. Судя по свежим кровоподтекам и местами обработанным ранам, видео женщина записала всего пару дней назад. «Хрен его знает, зачем, но пусть будет, – ее хриплый голос был тихим, и я придвинулась ближе к ноутбуку, ибо не знала, как сделать громче. – Если все полетит в жопу, это будет гайд, как из жопы вылезти». Мишель глубоко затянулась и замолчала, выдыхая дым через нос и подбирая правильные слова. Пауза длилась с десяток секунд, прежде чем ее голос вновь зазвучал из динамиков. «Я была глупа и слепа, когда не замечала реальных намерений этого эксперимента. Я думала, что смогу держать все под контролем. Но, черт возьми, она жива! Если… Программирование сработает, в чем я сомневаюсь, это очень плохо. В последние дни имплантирование структурных систем нейронов контролировал Андерсон. Он… Он уже давно темная лошадка. Я не знаю, как программирование может повлиять на сформировавшееся сознание, могут появиться депрессия, суицидальные мысли, психоз. В таком случае поможет только «обнуление», но Андерсон мог отредактировать ее код без моего ведома. Она подразумевает реконсолидацию – «стирание» долговременной памяти и перезапись информации, процесс малоприятный…» Женщина затушила бычок и достала новую сигарету, пару секунд она прикуривала. «Адрес «АИМ» в северном Бронксе неверен. Они собираются вкинуть ложные координаты, скорее всего, там будет ловушка. Они сейчас в Куинсе, скрываются под клиникой «Хайлайнс». Я успела заснять немногое, прежде чем меня оттуда выперли. Там уже растет десяток новых образцов, по старым разработкам может уйти менее пяти недель на их реализацию. Их надо уничтожить, любым способом. В папках вся доступная мне информация…» Видео резко прервалось, и комната вновь озарилась от светлой заставки рабочего стола. Я пожевала губу в раздумьях – неопределенное чувство волнения засвербело в горле, и я неуверенно нажала на иконку следующего видео. Изображение в этот раз было еще более размытым и темным, лишь спустя некоторое время мельтешения камера остановилась и стала фокусироваться на сгустке мягкого голубого света. Постаралась приглядеться – контур капсулы медленно вырисовывался на общем фоне. Я прикрыла рот рукой – на фоне утопающей во тьме комнаты с катетерами, зондом и кардиомонитором, за стеклом непробиваемой капсулы четко просвечивалось бледное девичье лицо. Картинка двинулась влево, охватывая еще большее пространство – в темном замкнутом пространстве, среди разбросанного лабораторного оборудования стояли еще несколько подобных камер. Мониторы изредка мигали, означая жизнеспособное состояние образцов. Руки дрожали, и я с трудом нажала на красный крестик, закрывая видеофайл. Глубокий вздох – но тревожное сердцебиение успокоить так и не удалось. Совсем недавно я была одной из этих девочек. Какова вероятность, что они, как и я, могут чувствовать, мыслить? Откуда уверенность в том, что они бездушны? Я была среди них… Пока что я поняла только одну единственную вещь – я не смогу их уничтожить. Я шмыгнула носом, стараясь унять плохие мысли, и нажала на папки – в первой обнаружились планы здания, команды и расположение защитных систем, имена и назначения сотрудников. Во второй оказались документы исследований и последние доработки с комментариями Мишель. Не покидало ощущение, что меня, словно речную рыбу, выбросили на берег сохнуть под палящим солнцем. Передо мной изложили все факты, поставили прямую задачу и цель, но чувство растерянности стирало грань адекватности происходящего. Было страшно и горестно. За себя и всех тех, над кем так жестоко поиздевались ученые, решившие нагнуть законы природы. Я захлопнула ноутбук, тут же вынимая из розетки блок питания. Быстрый обыск комнаты дал некоторые результаты: в шкафу был найден маленький пустой рюкзак, в который отлично поместился компьютер. Я не знаю, как именно выследили рыжую на мосту, и, хоть она и уверила меня в относительной безопасности своей квартиры, засиживаться здесь не стоило. Информация в ноутбуке могла дать некоторые подсказки… Не мне. У меня был план здания, адреса и возможность пойти на «АИМ» в одиночку. Это, несомненно, был бы максимально героический поступок в моем положении, но вместе с этим максимально тупым. Конечно, мне нет равных в идиотских поступках, но всему же есть пределы… В первом ящике комода нашлись два магнитных пропуска, несколько сотенных купюр, перевязанных резинкой, и три разных паспорта с водительскими правами. Долорес, Лидия, Микаэлла… На каждой фотографии была Мишель, и я уже стала сомневаться в том, что и вправду знала ее имя. На всякий случай все это я раскидала по карманам рюкзака. Немного подумав, к ноутбуку отправились пара нейтральных вещей из шкафа – уж мне они точно могут понадобиться (одежда моего размера – редкость). Накинув на себя ветровку под стать штанам, я собиралась покинуть квартиру, как вспомнила еще одну волнующую меня деталь: фотография с полки в ванной была сложена вдвое и убрана в карман штанов. Потушив везде свет, ключом я закрыла за собой дверь – мало ли, квартира отстоит свое, и когда-нибудь я сюда вернусь. Вера в лучшее – это единственное, что спасало меня от панических мыслей. Я не хотела вмешивать в это дело мутантов – мне казалось, считай они меня погибшей, им бы удалось избавиться от большинства своих проблем. Но какой бы способной ни считала меня Мишель, задача, которую она поставила, была непосильной. К сожалению, мне не к кому было обратиться за помощью. Придется воскреснуть, даже если после этого Лео сбросит меня с тридцатого этажа.