Отрывок из дневника Гэна
19 апр, 1755 г
…Сегодня я возвратился домой необычайно поздно. И не потому, что по своему обыкновению бегал по крышам с Томасом Гертнером и Рихардом Бергманом. Бергман уже какой день учит меня длительно и мощно плеваться: я стараюсь пропускать слюни через зубы и резко цыркать, как он учил, но иногда все идет прахами, и у меня течет по подбородку. Томас пока плюется лучше всех — позавчера мы лазали на крышу ратуши и я висел, зацепившись за лепнины. Томми решил плюнуть, и попал четко прямо в высокую шляпу священника. Он нас обругал самыми хулящими словами, а мы убежали. Рихард обещал в следующий раз принести вишен или хотя бы косточков от них, чтобы было еще веселее. Но сегодня я задержался потому, что был наказан. Не за плевки, на которых меня могли поймать и налупить, а за то, что разбил в кровь носы Ясперу и Руди, этим здоровенным ведрам. Они надо мной вечно издевались — плевали в лицо, ссали на вещи, а я терпел и молился. Я знаю, что это все из-за того, что я маленек, а они — здоровые тупые лбы. Так потом они меня окончательно довели — я рисовал тушью картинку для Эйлин, а они взяли и перевернули мне на нее чернильницу. Этого было достаточно, и я уже не чувствовал, что они опять меня бьют и делают мне что-то еще. Так вот сегодня я решил им за это отомстить. Я взял их за волосенки перед уроком письма и трахнул мордами об стол. Ну, кровь и потекла. Они, конечно, выли, а меня наказали. Но мне и без того какой-то частью было стыдно и жалко их, я не ожидал, что выйдет так мощно. Я стоял на коленях в подвале, где меня закрыли, молился, но когда я начинал осознавать, что они испоганили то, что связано с моей Элли, я чувствовал опять тот охвативший меня прилив ярости и ко мне иногда закрадывалось мнение, что я поступил крайне правильно, врезав им за то, что они посмели осквернить нечто не менее священное для меня, чем писание. Прав я или нет — кто теперь знает. Может, они теперь и меня меньше станут задирать? Как я устал сегодня! Мне хочется взобраться на часовню и посидеть под колоколом, пока там никого нет, но я чувствую себя так, будто из меня кровушку выпили. Будто это меня мордой об стол, мордой об стол! И, возможно, я не смею теперь к святому месту подходить. Спрошу у папы Вольфа. А может, и не спрошу — неловко. Многие мальчики дерутся, но я не дрался, а отомстил. Я знал, что таких бычаров я не одолею, по крайней мере, пока. Они залили мне чернилами рисунок, до этого заливали вещи ссаками и слюной, и я залил их собственные прописи кровью.