Всадник

XI

      Один из последующих дней обернулся для молодого Каена полной неожиданностью. По устоявшейся традиции, они с семьей проводили вечер, слушая скрипку Гэна. Эйлин и Вольфганг сидели на скамейке, прижавшись к друг другу, а Гэн кружил перед ними, изливая медленную и прекрасную мелодию. Служанка Мари, которая сидела с Эйлин, когда Вольфганг уехал на войну, вошла в комнату с кружкой воды, да так и замерла на пороге, открыв рот. Она стояла и слушала мелодию, и только когда молодой Каен закончил исполнять, решилась выдохнуть:       — О, Боже! Это прекрасно! Он великолепен, Циммерман!       — Спасибо, — смущенно улыбнулся Гэн и опустил голову.       — Он выступает где-нибудь у вас? Молодой хозяин выступает где-то?       — Нет, молодой хозяин не выступает, — признался Гэн. — Молодой хозяин не хочет никого раздражать и пугать.       — Глупости! — сказала служанка.       — Гэн, ты великолепен, — поддержал ее Вольфганг.       — Нам всем очень нравится, как ты играешь, — кивнула Эйлин.       — Но выступать я не буду.       — Почему же, Гэн?       — Люди боятся и не любят меня, — юноша нахмурился.       — Но мы ведь тебя любим, — возразила Эйлин.       — Пожалуйста, Гэн…       — Да, молодой хозяин…       — Я подумаю, — сказал юноша и вышел. Он оставил скрипку и забрался на крышу — посмотреть на звезды, поразмышлять. Гэн погрузился в облако грез, думая, гадая, мечтая. Потом он посмотрел с крыши вниз — во дворе бегал его жеребенок, которого любимая с отцом ему подарили. Рядом паслись две другие лошади — буланый жеребец Вольфганга и белая кобыла Эйлин. Жеребчик носился, задрав хвост и периодически выбрасывая задние ноги, и приставал ко взрослым лошадям: подбегал к ним, кусал и удирал. Кобыла на выходки жеребчика не реагировала, а вот конь огрызался в ответ. Жеребчику только того и надо было. От реакции взрослого коня он расходился еще больше.       — Вот дьяволенок, — рассмеялся рядом с Гэном знакомый голос. Он обернулся и увидел приемного отца.       — Что ты… — начал было Гэн, но умолк и только с какой-то укоризной посмотрел на Вольфганга, мол, я хотел побыть один, а ты пришел.       — Я хочу просто посидеть с тобой, Гэн, — Циммерман вытянул ноги и протянул молодому Каену кружку грога. — Будешь?       — Немного, — согласился Гэн. Он отхлебнул горячего напитка, сильно разбавленного водой, и почувствовал вкус пряностей. Вольфганг крайне редко наливал ему — в основном пиво или глинтвейн. Гэн не страдал пьянством, но иногда он ощущал необходимость выпить чего-нибудь крепкого. Если приемный отец отказывал ему, молодой Каен не настаивал.       — Чего ты ерепенишься, сын?       — Я не хочу никого пугать, — ответил молодой Каен, снова сделав глоток. — Люди меня боятся и ненавидят. Они боятся моего взгляда, боятся того, что я знаю и замечаю больше, чем они. — Он снова глотнул. — Единственный выход, который я вижу — просто избегать на них смотреть.       Приемный отец негромко рассмеялся.       — Да, действительно, дьяволенок, — сказал он, указывая на жеребчика.       — Сорвиголова, — с видимым удовольствием на лице отозвался Каен, отхлебывая грог.       — Кстати, ты так и не дал ему кличку, а, Гэн?       — Пока нет, но кажется, я уже знаю, как его назвать, — юноша рассмеялся.       — И как же? — хитро прищурился Вольфганг.       — Сказал уже, — молодой Каен усмехнулся. — Сорвиголова.       — Да ну? Ты уверен?       — Да, — Гэн кивнул и снова сделал глоток. Вольфганг тоже отхлебнул и снова заговорил:       — Нет, дело твое, конечно, но как корабль назовешь, так он и поплывет.       — Сорвиголова идеально подходит, — Гэн как-то зловеще улыбнулся, мистера Циммермана аж передернуло.       — Как хочешь. Я не в праве тебе запрещать, — Вольфганг поднялся. — Это твой подарок, и ты решаешь, как его назвать.       — Спасибо, что позволил мне выбрать и не стал отговаривать, — молодой Каен улыбнулся.       — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. И также надеюсь, что ты будешь знать, что делаешь и впредь.       Гэн кивнул. Вольфганг спустился с крыши, оставив его одного. Каен допил грог в одиночестве, отставил кружку, полюбовался на ночное небо, и вдруг расхохотался. Смеялся он долго, и сам не зная отчего — скорее всего, дело было в том, что ему страшно понравилась кличка животного, которую он выдумал.       Начиная с утра следующего дня молодой Каен принялся дрессировать, воспитывать и обучать жеребчика. Эйлин с отцом только диву давались, как легко и быстро шло у него обучение. С лошадьми Гэн довольно быстро находил общий язык, и вскоре маленький Сорвиголова мог уже выделывать под руководством хозяина некоторые штуки. Занятия с маленькой лошадью по вечерам стало одним из излюбленных им занятий. Большую часть времени юноша все же посвящал Эйлин и скрипке, иногда, как мы уже знаем, совмещая оба эти занятия. Эйлин и Вольфганг все ждали, когда настанет момент преодоления Гэном своего стеснения или каких-то других причин, мешавших Каену выступать, и они услышат его на сцене.       Такой момент все же настал, причем тогда, когда приемная семья уже отчаялась увидеть молодого Каена в оркестре. Однажды вечером он вернулся домой после занятий в оркестре и объявил:       — Я скоро буду выступать с ансамблем на площади, — сказал Гэн после долгой паузы. Голос его звучал тихо и неуверенно. — И я подумал, может вы… хотели бы посмотреть… пойти со мной… Я взял вам пригласительные, — и Гэн протянул два билета приемному отцу и любимой. Вольфганг и Эйлин, принимавшие пищу в это время, молча уставились на него. Мистер Циммерман продолжал есть суп, откусывая хлеб. Эйлин тоже молча жевала.       — Я… — заговорил было Гэн, но Вольфганг прервал его, махнув кусочком хлеба в сторону лавки, которая стояла возле обеденного стола.       — Сядь, сын, — велел Циммерман. Сняв куртку и положив чехол со скрипкой у двери, молодой Каен прошествовал на кухню и уселся за стол.       — Понимаете, отец, вы так хотели, чтобы я выступил, — сбивчиво заговорил Гэн, заламывая руки. — И меня наконец пригласили на площадь… вернее, я согласился… это не первый раз, когда меня пригласили… ведущая скрипка в оркестре.       — Ты будешь играть соло, да? — хрипло спросил отчим.       — Да, — кивнул молодой Каен, слегка сбитый с толку. — Вы… Вы придете?       — Я так горжусь тобой, Гэн! — Эйлин встала из-за стола и обняла его. — Ты будешь самым лучшим!       Он ответно обнял ее и прижал к себе. На душе у него стало легче.       — Я рада, что ты поборол в себе свой страх, — сказала она.       — Ради тебя, — он зарылся лицом в ее волосы. — И ради отца.       — Ну, Гэн, — ухмыльнулся Вольфганг, поднимаясь из-за стола. — Надеюсь, ты оправдаешь наши ожидания… Да что я говорю? Мы ведь регулярно слышим твою игру!       — Концерт послезавтра, отец, — сказал Гэн, усевшись на скамейку в обнимку с Эйлин. — Вы возьмете пригласительные?       Вольфганг молча кивнул.