Всадник

XVI

      С того дня их словно начали преследовать несчастья. На мелкие бытовые неурядицы они не обращали внимания — терпели капризы судьбы. Двумя самыми крупными неприятностями для них было то, что лошадь Вольфганга сломала ногу и Каена выгнали со сцены. Его прокляли за его талант.       Это случилось исключительно потому, что Гэн нарушил собственное главное правило.       Да, да, именно это.       «Не смотри людям в глаза. Вообще не смотри на людей».       Двадцатичетырехлетний Каен выступал на площади. Один, без оркестра. Он вышел на сцену, сыграл несколько нот, выдержал паузу, сыграл еще несколько нот, снова пауза. После этих недолгих пауз он принялся изливать быструю, точную, приятную мелодию, и с первых нот толпа, собравшаяся у небольшого помоста, на котором он играл, начала радостно свистеть и улюлюкать. Гэн пустился в какой-то непонятный танец, который каждый раз сопровождал его игру на скрипке, причем каждый раз по-разному. Он снова погрузил всех в какой-то восторженный транс.       — Он великолепен! Потрясающе! — визжали женщины, подпрыгивали и хлопали. Но Гэн не смотрел на них — помнил правило. Он кружился по сцене, исполняя мелодии, а люди, как и всегда, млели от него и его игры.       Но правило он все же нарушил. Словно дьявол заставил его в ответ на один вопль поднять голову и взглянуть на кричавшего. Пальцы Каена все еще летали по грифу, извлекая ноты, но глаза… Его взгляд встретился прямо со взглядом кого-то из зрителей. Тот вздрогнул и отшатнулся, и лицо его перекосило от ужаса.       — Ты! Ты демон! — заорал вдруг он, указывая пальцем на Каена. Гэн замер, выпучив глаза. Только его пальцы продолжали играть музыку, а грудь вздымалась и опускалась от глубоких вдохов и выдохов.       — Демон! — крикнул еще кто-то в толпе, переставшей радостно голосить. Гэн поспешно отвел глаза, но было уже поздно.       — За свой талант ты продал душу дьяволу, Каен!       — Каен, ты мерзавец!       — Ты чудовище!       Гэн прекратил играть, опустил руку с зажатой в ней скрипкой и смычком и затравленно посмотрел на внезапно озлобившуюся на него толпу. Лица тех, кто минуту назад смотрел на него с благоговением, теперь были искажены гримасами страха и ненависти.       — Чудовище!       — Мерзавец! — кричали люди, потрясая кулаками.       — Какой он отвратительный!       Гэн в ужасе помотал головой и отступил на шаг назад. Кто-то подобрал с земли камень и швырнул в него. Его поразило, как быстро изменилось настроение толпы. А ведь он не сделал ничего плохого! Единственная ошибка, которую он совершил — нарушил правило. Нельзя было поднимать головы и смотреть на людей, нельзя! Именно из-за этого в него теперь летели камни и палки, от которых он безуспешно пытался закрыться рукой.       — Прочь! Уходи! Уходи, скрипач дьявола! — эти вопли он слышал ото всюду. Гэн решил отступить. Он боялся, что если он развернется и побежит, то толпа бросится на него и разорвет на куски. Он видел их неприязнь, их ненависть, так быстро выросшие из любви и обожания, в которые погружала их его музыка. Но стоило ему посмотреть своими неестественными, застывшими глазами на человека — все уважение и почитание, вся любовь и слава тут же ушли. Эта стена рухнула, и в Гэна вместо воздушных поцелуев и восхищенных возгласов в него летели теперь камни, осколки бутылок, палки и всякий мусор, который люди подбирали на земле и швыряли в него.       — Нет, нет, нет! — потрясенно прошептал Гэн. Один из летевших в его сторону камней попал ему в лицо и оцарапал щеку, другой угодил прямо в ребра! Каен не выдержал и бросился прочь. Схватив в правую руку чехол, Гэн побежал домой, прочь от всех.       — У, ирод!       — Будь ты проклят! Чтоб никогда белый свет твоих выродков не видел!       — Скрипач дьявола! — доносилось ему вслед. Он бежал, прижимая к груди скрипку со смычком, бежал, как затравленный зверь, которого гнали со сворой собак, свистом и флажками.       Вернувшись домой, Каен убрал скрипку в чехол, отложил в сторону, сбросил пальто, и побежал на второй этаж.       — Элли! — позвал он. — Элли!       — Гэн, я здесь, — его любимая вышла из маленького закутка, где располагалась у них печь и всякая утварь для готовки. — Что случилось, душа моя?       — Ах, Элли, — Каен сбежал с лестницы и бросился в ее объятия.       — Что такое, что? — она гладила его одной рукой по спине, а другой проводила по его взъерошенным черным волосам. Гэн сполз на колени и уткнулся лицом в ее грудь. Ему хотелось разрыдаться, как мальчишке, но он уже вырос из того возраста, когда мальчикам разрешалось плакать. Ему было ужасно обидно и больно.       — Элли, Элли! — простонал он, вцепившись в ее плечи и талию.       — Гэн, милый, — она сделала попытку прервать поток его стенаний.       — Случилось то, чего я боялся, — Гэн не дал ей сказать. — То, чего мы все боялись.       — Гэн, ну что же ты, любовь моя? — Эйлин опустилась на колени рядом с ним. — Они… я посмотрел людям в глаза, — прошептал юноша, прижимая к своей груди любимую. Он не вы-держал — в глазах у него защипало, и слезы полились по его точеному носу. — Они кричали, что я продал душу дьяволу за свой талант! Они прокляли меня, Элли!       — Гэн, милый, все хорошо! Неважно, что говорят люди! Главное, что у тебя есть я, а я всегда буду с тобой. Я всегда буду рядом и всегда буду поддерживать тебя!       — Спасибо, родная, — он с благодарностью чмокнул ее в макушку и зарылся носом в черные кудри. — Я так люблю тебя! Не представляю, как бы я жил без тебя!       — Скажи честно, Гэн, ты собираешься жениться на мне?       — Конечно, Элли! — с горячностью сказал он, взяв ее за лицо. Она посмотрела на него своими ясными синими глазами, и мысли Каена вдруг перенеслись к кольцу, которое, хоть и было уже готово, лежало у него в ящике стола. Кольцо представляло собой две крохотные ручки — одна крупнее, изображающая мужскую, а другая — тонкая, символизировала женскую. Руки были соединены между собой кончиками пальцев. Поделка была простой, но тонкой и изящной.       Но Гэн, хоть и очень гордился ею, вручить возлюбленной с предложением руки и сердца не решался. И только теперь он осознал, почему.       Он боялся осуждения со стороны людей. Ведь все думали, что они брат и сестра. Они были очень похожи — оба синеглазые и черноволосые, и никому и дела не было, что Гэн Джэд Каен — ПРИЕМНЫЙ сын Вольфганга. Гэн боялся, что их или просто не обвенчают, или сожгут заживо за кровосмешение, которого на самом-то деле и вовсе не было.       Он не хотел лишних неприятностей, особенно, если они грозили и Эйлин. Ему хватало и того, что его талант обернулся для него грехом. Эйлин, казалось, словно прочувствовала его настроение, и не стала донимать.       — Все хорошо, душа моя, — сказала она ему. — Мы справимся. Я всегда буду рядом.       Ни Эйлин, ни Гэн не могли видеть и слышать, как смеялась в своей грязной и полузаброшенной лачуге ведьма Невада.       — Кровавая луна уже все решила, — прошептала колдунья, поглаживая в руках гладкий багровый шар из плотного стекла.