III
Вечер того дня, когда Гэн постучался в дверь приемной, он провел в снятой им комнате на постоялом дворе. Там он вымылся, очищая с лица сажу, грязь и кровь — он ведь не купался с того дня, когда Эйлин умерла. А на следующее утро ему предстояло получать свидетельство о принятии на службу в армию — насмерть перепуганный приемщик Кох его все-таки вписал в свой журнал. В отличие от своих современников, Каен купаться и мыться очень даже любил — он не верил в предрассудки, говорящие о том, что тогда с тела смоется святая вода, в которой крестили, не верил в то, что грязь дарует духовное очищение. Более того, ему не нравилось вонять. Даже духи, получившие огромное распространение из-за того, что люди не мылись вообще, не могли для него заглушить смрад тела человека. Скорее всего, дело было в том, что органы чувств Гэна были более обостренными, чем у других. Поэтому многим было бы дико, если бы узнали, что он не просто моется раз в неделю, а моется вообще! Но о пристрастиях и привычках Всадника мало кому было известно, да и никому не было дела до того, что вытворяет странный человечек со странным именем. А он, усталый и измученный, повалился в мятую постель в выделенной ему комнате. Переживания утомили его куда больше, чем дорога, поэтому он был рад завалиться в постель и забыться сном — завтра ему предстоял тяжелый день. Но ему не удалось спокойно поспать — во сне ему опять явилась Эйлин. А как только она появлялась, неся свою отрубленную голову на вытянутых руках, которые держали меч, и на лезвии этого меча, того самого Отсекателя, стояла ее голова, Гэн начинал кричать. Плакать и кричать, кричать и плакать. — Привет, Гэн, — прошелестела отрубленная голова рас-трескавшимися окровавленными губами. — Что тебе от меня нужно? — дрожащим голосом спросил он. — Отомсти за меня, Гэн. — Я уже встал на этот путь. Что ты еще хочешь от меня? Я отомщу за тебя, я поклялся тебе, — Гэна трясло, он начал беззвучно плакать. — Я просто хочу, чтобы ты никогда не забывал, кто ты такой, — сказала вдруг Эйлин голосом Джэда и исчезла. А Каен проснулся в слезах и в холодном поту в своей по-стели. Он поднялся, зажег свечу и направил ее на висевшие на стене часы — три часа ночи. Еще очень рано. Эйлин разбудила его слишком рано. И почему ей не вздумалось привидеться ему на пару часов позже? Подумав об этом, Гэн нервно хмыкнул. Ну, и что ему эти два часа теперь делать? Он не знал, чем ему стоит заняться — почитать книгу или попробовать уснуть снова? Каен боялся, что, если он все-таки сможет уснуть, Эйлин опять явится к нему и будет его доставать, сводя с ума. А если он воткнется в этот роман о наезднике, то совершенно не выспится и на вручении свидетельства о принятии в армию будет стоять и клевать носом. Хорош воин! Да его сразу вышвырнут пинками под зад. Но если Эйлин к нему снова придет, он тоже не выспится — он будет плакать и просыпаться, а зачем ему это надо? Боль и тоска по ней и без того регулярно душили его, так чего ему и дальше растравливать ее. Поэтому выбор Гэна пал в сторону книжки. Он зажег свечу и устроился с историей кавалериста. Долго ему все равно не удалось прочитать — сон брал свое, глаза у Каена слипались, и ему ничего не оставалось, кроме как погасить свечу и забыться. В этот раз Эйлин не приходила к нему, но зато он увидел самого себя. Он увидел, как он несется вперед на Сорвиголове, скалится и кричит, и люди бегут от него с визгом и проклятиями, а он настигает их, размахивая мечом, и хохочет, смеется жестоким, ледяным, беспощадным хохотом. Проснулся Всадник в хорошем настроении. В просто отличном настроении. Он прекрасно себя чувствовал и бодрячком вскочил с кровати. Быстро натянул одежду, набросил покрывало на постель, не заправив ее, побросал вещи в сумку и набросил ее на плечо, схватил меч и прочие манатки. Сбежал по ступенькам вниз, громко топая и не давая выспаться тем постояльцам, кто еще почивал. Заглотил кофе и скудный завтрак внизу в обеденном зале. После этого выбежал на улицу, вывел и оседлал лошадь и отправился за своим свидетельством. Всех новобранцев собрали на полигоне, и Гэн был среди них. Они выстроились и в нерешительности мялись, явно нервничая: кто-то шаркал ногой, опустив голову и спрятав руки за спиной, кто-то сминал в руках край камзола, кто-то теребил парик, снимая и опуская его. Только Всадник стоял спокойно, смирно, с гордо поднятой головой, одаривая всех презрительным, холодным и злым взглядом. Вдоль строя новобранцев ходил офицер, старший по званию, очевидно, мейстер. — Александр Штейн! — мейстер ходил со списком и вычитывал фамилии. Названный новобранец делал шаг вперед, и офицер склонялся над ним и спрашивал: — Во имя чего вы даете присягу и вступаете в армию? — Во имя Гессена. После этого новобранец получал свиток, в котором значилось, что он принят на службу в армию. За офицером ходил человечек с журналом, пером и чернилами, поэтому каждый новобранец расписывался и на свитке, и в журнале, и забирал себе свиток, а журнал оставался. Каен обратил внимание на то, что ответы на извечный вопрос «Во имя чего вы идете служить?» были разными. Часто отвечали, что идут, чтобы стать наемником Гессена и получать жалование, кто-то говорил, что просто хочет заслужить офицерский чин. Но ответ Гэна был не таков. Он, как всегда, отличился. К тому времени, как список дошел до его имени, он уже успел потерять к происходящему интерес и теперь стоял и тупо изучал носки своих ботинок, заложив руки за спину. Только крик: «Гэн Каен!» заставил его поднять голову и злобно зыркнуть на мейстера, пронизывая своим взглядом насквозь. Немного помедлив, Всадник сделал шаг, тряхнул головой и снова с вызовом посмотрел на офицера. Того передернуло. Мейстер попытался это скрыть, но получилось плохо. Может, остальные новобранцы этого и не заметили, но Гэн заметил. — Ну, а ты… — прошипел офицер, склонившись над Каеном. — Всадник из Гессен-Касселя, так? Он произнес это издевательским тоном, насмехаясь над Гэном. За насмешкой прятался страх. И Всадник этот страх почувствовал. — Да, — хмуро сказал Каен. — Я — Всадник. Я пришел потому, что хочу научиться убивать. Офицер опешил. Он в изумлении и ужасе вытаращился на новобранца, у которого молоко на губах не обсохло, а он — «убивать!». — Каен… — прохрипел было мейстер, но мальчишка прервал его. — Не смейте звать меня Каеном. Я Всадник, — Гэн смотрел на офицера застывшими глазами и тот чувствовал, как у него по спине бегут мурашки. — Мне нужно, чтобы меня научили убивать. Жестоко. Безжалостно. Без раскаяний. Научите меня причинять боль. — Он помолчал немного и добавил. — Пожалуйста. Мейстера прошиб холодный пот. Он вдруг ударил Каена по щеке: — Не смей мне дерзить, мальчишка! Пока ты не дослужился до своего первого звания — ты никто! Ты — пушечное мясо, понятно? Понятно, дрянь?! — он снова ударил Каена. Офицер только на уровне подсознания чувствовал, что ему хочется снова и снова бить Гэна потому, что тот слишком странный, слишком… ненормальный, пугающе ненормальный, не похожий на остальных! — Научите меня убивать, — еле слышно повторил Всадник. — Я хочу уметь делать очень больно. Загоняя страх подальше внутрь себя, мейстер отвесил Каену два тяжелых удара — по спине и по затылку: — Распишись в свидетельстве и делай больно сколько тебе влезет, если у тебя останутся силы, поганец. И он поспешил отойти от Гэна, ощущая холодный, липкий, противный страх, пробирающий его до костей. Каен проводил его спокойным, холодным взглядом — ему не было дела до того, что испытывает офицер. Ужас и отвращение, которые чувствовал мейстер, Всадник ощутил сразу, но воспринимал это уже либо как сладкий напиток для себя — наслаждался, когда люди боялись его, либо не придавал значения. Сейчас Гэна больше занимало свидетельство. Каен развернул бумагу и прочитал:«Документ о воинских заслугах выдан гражданину Великой Германской империи графства Гессен-Касселя Г.Дж. Каену»
И ниже:«СВИДЕТЕЛЬСТВО о принятии 8 сентября 1769 года Г. Дж. Каена На службу в армию Германской империи В ряды кавалерии»
Ниже стояла печать, поверх которой Гэн поставил размашистый росчерк. Этот же росчерк он повторил в журнале. Встряхнул свиток, чтобы чернила быстрее высохли, свернул и убрал за пазуху, кидая суровые взгляды сапфировых глаз в сторону других новобранцев. Дело было сделано. Теперь Каен официально кавалерист в армии. Официально солдат. Официально убийца, пусть даже он ни на кого еще не поднял руку, но он знал, что всем им, не только ему, придется проливать кровь. Потому что они же солдаты — пешки, которые не должны бояться проливать кровь, умирать, идти напролом в огонь и бросаться на штыки. Наверное, он один в ту минуту осознавал, на что подписался. Но участь солдата — «пушечного мяса» не вызывала у него страха. У него нет другого выбора. Таков путь Всадника, и он этот путь пройдет. Ему больше нечего терять. У него одна цель — отомстить за любимую, и он этой цели достигнет. В застывших глазах цвета индиго горела холодная решимость, за стеной которой скрывалось пламя ненависти. Человек, которому нечего терять. Человек, который все потерял. Всего лишь мальчишка. Ему двадцать пять лет. Да, ему всего двадцать пять лет, а он уже отдал оторванную часть своей души чудовищу — Всаднику, и Всадник по большей части поглотил, пожрал его тело, почти не оставив Гэну Джэду Каену права на существование.