Всадник

VIII

      Главный фельдфебель Франц Шнайдер разбудил их ни свет ни заря. Еще не поднялся рассвет, как Гэн Каен в числе остальных десятников, сотников и тысячников держали совет в шатре герра Шнайдера. Им предстояло осаждать город.       — Зайдем сбоку, здесь вроде есть брешь в обороне, — тысячник Маркус Фрай водил длинным желтым пальцем по карте. — Другая тысяча зайдет справа…       — Может, будет лучше построение клином и ударить поворотам?       — А может зайдем с северо-запада?       — Нет, вы что! Придется потратить лишнее время на обход!       — Нет, стоит определенно…       Эти вопли и бормотание Гэн Каен слышал отовсюду. Они изрядно раздражали Всадника и дурили ему голову. Ни одного дельного предложения он не услышал. Шатер гудел, как пчелиный улей. Чириканье и болтовня были совершенно бестолковыми, идеи, которые витали вокруг, казались ему абсолютно бредовыми.       — Пусть лучше здесь будет кавалерия!       — Нет, пехота!       — Хватит! — рявкнул Всадник, подойдя к склонившимся вокруг карты военачальникам и треснув кулаком по столу. — Надо взять этот город по-тихому. Силой мы их не возьмем — в городе больше жителей, чем все наше войско. Здесь стоят часовые, — он ткнул белым пальцем в угол крепости на карте. — Здесь набатная башня. Поэтому первыми пойдут арбалетчики, потому что выстрелы ружей и револьверов гремят — они убьют часовых по всем углам, — он стал водить пальцем по карте. — Двигаться надо тихо, как мыши. Ворот двое — на вход и выход. Если мы будем эти ворота таранить, мы и мертвых поднимем. Посыплется со стен град стрел, и мы все умрем, — Всадник на миг поднял голову и сурово оглядел сапфировыми глазами всех собравшихся. — Поэтому мы возьмем канаты, веревочные лестницы и поднимемся на стену. Со стен сойдем, откроем изнутри ворота, по-тихому уложив еще одних часовых. Будет не лишним переодеться в простых граждан — просто накиньте какое-нибудь тряпье поверх мундиров и оружия и подоткните, чтобы не звенело. Это на случай, если стража не спит. Перережьте их, откроете ворота — а там уже пехотинцы и конница, причем кавалерия должна войти первой. Только так мы их разобьем.       Все притихли на какой-то момент, а потом снова начался шум и гул, как на базаре.       — Ты чего раскомандовался тут, мальчишка! –один из вояк, одноглазый Хорст Штибер, штабс-ефрейтор, — толкнул Всадника рукой и тот отшатнулся, зло сверкнув глазами.       — Я десятник! — сказал Каен. — И вы должны учитывать мое мнение.       — Десятник! И есть-то обервахтмейстер! А туда же!       — Глазастый дело говорит, — вступился Андреас Адлер — высокий, рыжий офицер. Именно он окончательно запретил измывательства над Каеном, которые переходили всяческие границы.       — Он дрянной мальчишка, ни к чему его слушать!       — Он правильные вещи говорит! Превосходная стратегия!       — Да ну его к черту! Отойди! Пошел прочь! — возмутился какой-то сотник.       — Может, он прав!       — Он просто дерзкий засранец!       — Кого вы слушаете, — зашипел сзади знакомый голос. Все вокруг обернулись.       Вальц.       Всадник сжал кулаки.       — Маленький зарвавшийся паршивец, вообразивший себя командиром, — заложив руки за спину, бывший вахтмейстер, а теперь уже обермейстер, прогуливался по шатру и обзывал Каена, смакуя каждое слово. — Кто ты такой, а? — он повернулся к Гэну. — Катись отсюда, пока тебе не ввалили. — И Вальц подошел ко Всаднику и толкнул его рукой. Остальные командиры подняли шум и стали орать, причем Каен не разбирал по большей части, чего они кричат.       — Ладно же, — мстительно прошипел он, злобно прищурившись. Согнувшись, он выскользнул из палатки и решительным шагом направился по лагерю — будить свою десятину.       — Вставайте, вставайте! — Всадник расталкивал воинов. — Одевайтесь, живее!       — В чем дело, обервахтмейстер?       — Мы выступаем! Сейчас же! — рявкнул Каен, вешая на себя ножны с оружием. Снаряжаясь, он кратко ввел воинов в курс дела.       — А как же остальные?       — Плевать! — Всадник мотнул патлатой головой. Он схватил поводья для лошади и, выходя из шатра, отрывисто, коротко сказал: — Жду вас в лесочке неподалеку от лагеря. Живее!       Он торопился, потому что боялся, что остальное войско выступит раньше, разбудит дремлющий город, и взять врасплох его не получится.       Гэн Каен уже сидел верхом на Сорвиголове, который переминался с ноги на ногу, стоя на полянке в леске, когда один за одним среди деревьев начали сновать воины из его десятины. Они высыпали на опушку и остановились возле Всадника, безмолвно взирая на него. Он повторил им свой план, рассказал, кто где должен стоять, и они выдвинулись. Прежде, чем Всадник выехал с места встречи, другой наездник из конницы на миг остановил его:       — Обервахтмейстер, еще будут какие-то приказания?       — Да, — кивнул Гэн, нахмурившись. — Скажи арбалетчикам, пусть поднимут красный или белый флаг, когда убьют стражу — это будет сигналом для готовности.       — А еще?       Всадник помедлил на какую-то минуту и после недолгой паузы сказал. — Пленных не брать.       Десятина выдвинулась к стенам города. Впереди всех ехал Всадник. Ветер трепал его черные волосы, глаза цвета сапфиров горели неистовым огнем.       Он предвкушал битву.       От маленького отряда отделились арбалетчики — двое помчались на конях, заходя вперед и вбок — они собирались атаковать ворота на выезд. Другие двое поехали прямо — их ждали ворота на вход. Оставшееся «войско» из семи воинов, одним из которых был Каен, который возглавлял десятину, осталось стоять прямо под воротами крепости, ожидая сигнала.       — Каен! Что ты делаешь?! — к маленькому отряду летели Фрай, Адлер и Вальц.       — Жду сигнала! — рявкнул Всадник, стараясь перекричать топот копыт лошадей.       — Какого к черту сигнала? Ты что творишь?! — глаза обермейстера налились кровью.       — Встаньте в строй! — завопил Каен, срывая голос. — Не нарушайте… — он выдержал паузу, а потом сказал уже более спокойно. — Я делаю, что должен.       — Ты здесь не командир! — Вальца трясло от плохо скрываемой ярости.       — Тогда где командир? — еле слышно прошипел Всадник, чьи глаза начали медленно разгораться бешенством. Вид у него был дикий — синие огни застывших глаз горят из-под гривы черных с проседью волос. Патлы спадали прямо на бледное лицо. Вдобавок Каена трясло от плохо скрываемой ярости. — Где, черт возьми, ваш гребаный командир?!       — Он в шатре, Гэн, — тихо сказал штабс-ефрейтор, который уже оказался за спиной Всадника. Остальные подъехали, и Каену не было уже нужды кричать — его не прерывал даже шум и лязг оружия.       — Какого дьявола он делает в шатре? — снова тихо сказал Каен. Не получив ответа, он опять заорал: — КАКОГО ЧЕРТА ПРОКЛЯТУЩИЙ КОМАНДИР ДЕРЖИТ СВОЮ ЗАДНИЦУ В ШАТРЕ?!       — Успокойся, Гэн. Мы пошлем за ним, — Адлер положил свою ладонь на плечо Всадника и слегка пожал. — Фрай!       Тот, не дожидаясь особого приглашения, развернул коня и хотел было помчаться к лагерю, но Гэн остановил его:       — Не надо. Ни к чему уже. — Прищурившись, он глядел на стену. — Красный флаг.       Фрай все же уехал — гнать остальное войско, а десятина, к которой прибавились два офицера (Вальца с трудом заставили встать в строй и сражаться бок о бок с Каеном), рванула в открывшиеся ворота.       Всадник, махая мечом и бешено крича и сверкая глазами, влетел первым. Стражники, что мирно почивали у дверей некоторых заведений, всполошились, услышав бешеный рев. Двое вскинули штыки, целясь во Всадника, еще двое рванули будить народ и поднимать на бой. Каен, издав очередной яростный крик, направил коня прямо на стражника, в самый последний момент, когда грянул выстрел, вильнул в сторону. Поднял меч, размахнулся, ударил, и голова несчастного стражника слетела с плеч и покатилась. Тело рухнуло рядом, выронив бесполезный штык.       — ПЕРВАЯ КРОВЬ! — Заорал Всадник, потрясая обагренным кровью мечом. — ВОЙНА-А-А-А-А! В БОЙ!       Он помчался вперед, на миг наклонился, чтобы пронзить мечом отсеченную голову, а потом выпрямился, и, продолжая махать Отсекателем с насаженной на него головой, снова принялся кричать и рычать, и понесся вперед за уцелевшим стражником, который, в ужасе бросив штык, рванул прочь. Гэн сорвал голову, отшвырнул ее и одним ударом срубил следующую.       Стражники и солдаты высыпали ему навстречу. Каен, не переставая орать, врубился в эту толпу. Со взмахами его меча отлетали головы. Всадник орал, упиваясь своей силой, получая удовольствие от того, что его силе, его ярости и жестокости, которую взлелеяла и вскормила в нем армия со всеми ее издевательствами, наконец нашла выход. Гэн Каен рубился, кричал, срубал головы ударами своего меча. Воодушевленные его примером, остальные воины тоже клином врезались в толпу, в которой прибывало народу.       Простой люд, похватав ножи и вилы, выходил сражаться с чужеземными захватчиками.       К тому времени, как к отряду, возглавляемому Всадником, присоединилось оставшееся войско, прибывшее из лагеря, дополненная несколькими командирами десятина гнала осажденных к стенам города. Ворота на выезд были закрыты и охраняемы несколькими воинами, так что пути к отступлению были отрезаны. Вражеские солдаты вместе с простым людом вышли противостоять захватчикам. Две неравные силы должны были вот-вот столкнуться. Чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону: то осажденных прибывало, а то некоторые из них кидались прочь, в ужасе бросая оружие.       Лишь одно было неизменным — Всадник летел впереди всех, и там, где он появлялся, слышались вопли ужаса и ярости, последние — его собственные. Там летели головы, лилась кровь, гибли люди.       Во время битвы все смешалось. Кроме предсмертных агонизирующих воплей, яростного рева Каена, лязга мечей и топота копыт, были слышны только выстрелы, грохот ударов и отврати-тельных хруст костей. Все вокруг было задымлено, воняло кровью и смрадом, отчего многие задыхались, и, сгибаясь и кашляя, бежали.       Среди этого ада комфортно чувствовал себя только Всадник. Этот яростный наездник мчался, наводя ужас на врагов: именно от него и разбегались осажденные. Он являл собою в те минуты жуткое зрелище: оскаленный, рычащий, с бешено горящими глазами и налипшими на лицо передними прядями длинных волос, да еще со своим пересекавшим бровь шрамом и черной развевающейся на ветру гривой он напоминал льва.       Он несся и рубился.       А вслед за ним скакало и сражалось войско.       К вечеру город, не ожидавший с утра нападения, был взят. А ночью для захватчиков началось самое веселье.