Всадник

XIX

      Наутро кавалерист решил проехаться и прогуляться. Сидеть целыми днями одному в пустом замке, полном чертовщины — с ума сойти можно. Эта перспектива не прельщала Всадника, вдобавок, в городе у него были дела, о чем он и сообщил слуге за завтраком.       — Очень жаль, что вы покидаете Блутштайн, герр Каен, — отозвался человек в маске, убирая из-под локтей кавалериста опустошенную тарелку и ставя ему чистую.       — Мне здесь одному скучно сидеть, — воин ухмыльнулся. — Вдобавок эта мрачность и запущенность кого угодно может свести с ума.       — Тогда собирайтесь, граф, тем более, раз у вас дела. Я снаряжу вам вашу лошадь.       — Спасибо, герр. — Всадник кивнул и вытер губы салфеткой.       — Будете доедать кашу?       — Да, с удовольствием. Никогда так сытно и вкусно не ел.       — Приятного аппетита, герр Каен. Вынужден вас покинуть по объективным причинам — надо же заняться вашим… Как зовут вашу лошадь, граф?       — Сорвиголова, — отозвался Всадник и взял ложку.       — Очень хорошо. Необычное имя. Вы можете оставить все приборы и посуду на столе, я уберу, — и слуга покинул кавалериста, а тот уже набросился на овсянку. После нее настал черед сыра и колбас, а также булочек с маслом. Наевшись, Всадник аккуратно сложил посуду и приборы, после чего отправился в свою комнату — собираться в город. Он переоделся в офицерский мундир, выстиранный им накануне и высохший у камина, волосы стянул лентой в тугой хвост, отчего невольно фыркнул — он напомнил себе Адлера. После смешка он, однако, ощутил укол грусти — он уже начинал скучать по другу, хоть ему было стыдно признаться в этом. Из вещей Всадник взял с собой изрядно потяжелевший кошель и чересседельные сумки, которые полагалось одеть на лошадь. Потом немного подумал и решил взять с собой меч — пусть знают, что не стоит его злить.       Уверенный и спокойный, он вышел во двор замка. Его сапоги кавалериста с кисточками простучали каблуками по лестницам, потом по мраморному полу, хлопнула дверь — и вот он уже на улице.       Человек в маске уже ждал его, держа под уздцы нетерпеливого коня. Сорвиголова переминался с ноги на ногу, ржал, встряхивал гривой и рвался. Увидев любимого хозяина, он снова дернулся, да так сильно, что слуга едва удержал его.       — Лучше отпустите, он настолько сильный, что вытянет вам руки, — рассмеялся Всадник. Человек в маске бросил уздечку. Всхрапывая, огромный черный конь засеменил к кавалеристу. Улыбнувшись, тысячник погладил его, повесил сумки и вскочил в седло.       — До вечера! — он обернулся и махнул рукой служке на прощание, и громким «Ха!» подогнал коня. Лошадь рванулась галопом, и Всадник с наслаждением вдохнул свежий воздух, ощутил, как ветер треплет волосы и щекочет глаза. Он словно слился с конем в одно целое и полетел, минуя лес и поля, на которых трудились крестьяне. Он мчался, довольный, что наконец вырвался из мрачного замка.       Люди, которые видели, как он несется, отрывались от своих дел, поднимали головы, и, приставив ладонь козырьком, смотрели на него. Он, приподнявшись в седле, чтобы не отбить зад, и вцепившись в поводья, но не натягивая их, летел в город. Казалось, лошадь едва касается копытами земли — он скакал быстро и бесшумно, только пыль стояла столбом.       Ближе к городу он замедлил темп езды и двинулся уже шагом. Стал довольно тихо ездить по улочкам, которые были ему родными когда-то: он знал здесь все как свои пять пальцев, ему нравилось гулять здесь, особенно если Эйлин составляла ему компанию. Но теперь все тут для него чужое — от его дома остался лишь сгоревший остов (Всаднику даже захотелось посмотреть, построили ли на его месте что-то еще или нет), а люди, многих из которых он знал, теперь были для него незнакомцами. Он хмыкнул: забавно, а узнают ли они в нем того доброго и любящего Гэна Каена, который был когда-то? Он ведь уже слишком не похож на себя в прошлом. После армии и с войны он вернулся весь в шрамах, со сточенными зубами, огромными мускулами и стальным блеском в глазах.       Да, глаза остались прежними — застывшими, печальными.       Всадник ехал и взирал с высоты на снующий туда-сюда по делам народ. Он тяжело вздохнул: ощущение было, что он и не уезжал никуда, и ничего-то с ним и не происходило, вот только все разом переменились в его глазах. Может, дело было в том, что взгляд кавалериста на жизнь сильно изменился. Ему даже непривычно было видеть мирный город, который не тронула война. Без огня, без воплей, смрада и смерти. И ему не надо никого убивать, ничего жечь и рушить.       Хотя нет.       Убить надо было.       Одного человека.       Всадник осклабился — он ведь к этому и шел все эти годы! Разве зря он пережил всю эту боль и унижения, зря вынес ад войны? Нет, он не отступится, пока Вангер, его враг, не будет наказан. Полученный портрет Эйлин только взгрел во Всаднике жажду мщения.       И он собирается предстать перед врагом во всем своем великолепии. А для этого ему нужно привести себя в надлежащий вид.       Добравшись до лавки портного, кавалерист спешился, привязал коня и, звякнув колокольчиками, которые висели на двери, вошел в магазин. Он побродил между развешенными тканями, выискивая портного. Тот сидел на стуле и заканчивал работу над рубашкой.       — Добрый день, — поздоровался Всадник.       — Добрый, уважаемый, — седой мастер лучезарно улыбнулся. — Чего желаете?       — Я хочу приобрести у вас костюм, — отозвался кавалерист. — Вчера вам писал мой слуга от имени графа Каена гессенского. Вы получили мое письмо?       — А как же! — портной отложил рубаху.       — Я приехал, чтобы вы сняли с меня мерки.       — Что ж, становитесь на стул, герр Каен, — портной поднялся со своего места и сделал в сторону Всадника приглашающий жест. Кавалерист медленно поднялся на табуретку. Мастер снял с шеи сантиметр и, велев воину расставить руки, стал всюду измерять его и записывать в свою книжечку, лежавшую на подоконнике, у которого эта самая табуретка и стояла. После этого портной отвел Всадника выбирать ткань. Для плаща кавалерист выбрал себе черную ткань, расшитую серебристым узором, который можно увидеть, лишь если смотреть под определенным углом. На курточку пошла черная кожа и красная подкладка — чуть потемнее, чем для плаща. Всадник отдельно попросил вышить ему двуглавого дракона на груди, и даже набросал в книжечке мастера эскиз. На зауженные книзу штаны, (чтобы было удобнее заправлять в сапоги), тоже пошла черная кожа. Ее же воин выбрал и для перчаток, только на них попросил изобразить двулезвийный топор. Мастер сказал Всаднику, что костюм будет готов дней через десять. Кавалерист поблагодарил его и заплатил за заказ.       — Если вы не сможете приехать, я пришлю вам костюм, — сообщил портной.       — Спасибо, — воин повернулся и направился было к двери, но мастер окликнул его:       — Постойте?       — Да? — Всадник повернулся.       — Ваша фамилия Каен, так ведь?       — Верно, — тысячник поджал губы.       — Скажите, вам случайно Гэн Каен не родственник? — портной лукаво посмотрел на Всадника.       — …Нет, — тот ответил только после недолгой паузы. — Мы просто однофамильцы. Но я его знал, да.       — Знал?       — Он умер, — воин с трудом выдержал испытывающий взгляд, но потом все же отвернулся.       — Жалко мальчика, славный был малый. Слышали бы вы, как он играл на скрипке! Я, помнится, ходил на его концерты.       — Да, имел удовольствие. — Всадник сглотнул комок.       — Он вроде еще при жизни перестал, так? Мальчишку оболгали, и он больше носа не высовывал.       — Все так.       — Как он умер, вы не знаете?       — Медленно — ему переломали кости и оставили умирать, — кавалерист мотнул головой. — Черт знает, где закопали, как паршивую собаку.       — Жалко, хороший был мальчик. И за что его так? Жена еще хотела позвать его сыграть нам на юбилей…       — Люди часто ведут себя жестоко с добрыми людьми, превращая их в чудовищ, в этом нет ничего удивительного, — он пожал плечами.       — Что верно, то верно…       — Да. Бывайте, — Всадник махнул рукой. — До свидания.       — Вы точно не родственники? — ухмыльнулся портной ему вслед. — Вы очень похожи.       — Я не столь добр, — отозвался Всадник и расхохотался. — До скорого.       Он покинул лавку портного и отправился к сапожнику. Там он заказал себе высокие сапоги до середины бедра со множеством пряжек и креплением для шпор и ремень с тяжелой витой бляхой. Следующий визит он нанес оружейнику и велел выковать себе два тяжелых топора, после чего отправился к цирюльнику.       По пути ему встретилась музыкальная лавка; Всадник сначала не хотел там останавливаться, поскольку один взгляд на скрипки наполнил его сердце щемящей тоскою, и ему захотелось непременно взять одну, провести пальцами по дереву, ощутить струны из конского волоса — как они проминаются под пальцами, как движется в ловкой руке смычок… Он сидел и смотрел на витрину лавки, как завороженный, но потом устыдился своих мыслей и хотел было поехать дальше, пока он не купил себе скрипку (а ему хотелось, Боже, ему так хотелось), но потом он вспомнил, что обещал Софи настроить рояль и все-таки спешился и зашел в мастерскую. Пока он договаривался с мастером, то всячески старался не смотреть на висевшие на стенах скрипки. Но в тот момент, когда тот ушел в подсобку, воин не выдержал: кончики его пальцев потянулись к лакированному дереву, он осторожно и бережно погладил древесину. Лишь возвращение лавочника заставило его вздрогнуть и отнять руку.       Всадник вышел, чувствуя себя так, будто его окатили ледяной водой. Пребывая в некой прострации, он направился к парикмахеру.       — Вам стрижка, бритье? — спросил цирюльник после обоюдного приветствия.       — Да, подстригите меня, — кавалерист уселся на стул. Парикмахер обернул его простыней, чтобы не засыпать волосами мундир, потеребил прядь длинных черных с проседью волос Всадника и процедил:       — Хорошие у вас волосы. Неужто стричь? Жалко.       — Стригите, еще отрастут. — Кавалерист фыркнул. — А то меня уже конь мой не узнает.       — Коротко?       — Ну, не то чтобы… Коротко, но не под корень.       Парикмахер принялся за работу. Намочил волосы Всадника, расчесал и — щелк ножницами, щелк-щелк.       Воин закрыл глаза, потому что волосы лезли ему туда и щекотали его. Когда процедура стрижки закончилась, цирюльник высушил ему голову полотенцем и расчесал. Кавалерист посмотрел на себя в зеркало. Его волосы стали намного короче — если раньше они гривой лежали на плечах, спадали на грудь и лопатки, то теперь стали лохматой шапкой. Лоб был открыт, и было прекрасно видно белые от горя и войны виски. Передние пряди у него тоже уже были тронуты сединой, а ему всего двадцать девять лет. Прическа, однако, несмотря на теперь уже укороченную длину волос, сохранила форму львиной гривы.       Парикмахер снял со Всадника простыню, стряхнув с нее отрезанные волосы. Кавалерист поднялся, заплатил ему и отправился дальше кататься по городу. Дел у него больше никаких не было, но ему не хотелось возвращаться в свою мрачную обитель. Всадник зашел в бар, купил себе там бутылку сидра на розлив, потом еще в какой-то лавочке приобрел мешочек сушеных яблок. Уселся на улице на скамейку возле фонтана и закусил, делясь яблоками с Сорвиголовой.       — Ну, не наглей, — сказал он и отодвинул лошадиную морду, когда конь, осмелев, стал совать голову в мешочек и жевать яблоки прямо оттуда. — Ладно, поехали домой, — он закупорил сидр пробкой, завязал мешочек, вскочил на коня и поехал в сторону замка. Он решил, что не стоит задерживаться и возвращаться после того, как стемнеет.       Звериный рев и наказ слуги были еще свежими в его памяти.       Сначала Гэн ехал медленно — у него было отчего-то не очень хорошее настроение, вдобавок не хотелось давить людей, которые сновали у самых копыт лошади. Он устал, чувствовал себя измученным. Сорвиголова чувствовал его настроение и не бузил под седлом. Он всегда был чуток к состоянию Всадника и подстраивался под него: если тысячник весел, то Сорвиголова встряхивает гривой, гарцует, если кавалерист разгорячен битвой, то конь храпит, бьет копытом, если же устал и мрачен — жеребец едва ступает, боясь лишний раз потревожить хозяина. Многие солдаты не раз отмечали, что тысячнику досталась на редкость умная лошадь.       Как только воин выехал за пределы города, где уже были поля, небольшие лесочки, просто дороги, по которым ходили путники, носились верховые, ездили телеги с грузами, Всадник приободрился и пустил коня в галоп. Наедине с природой кавалеристу всегда делалось намного лучше. Душный город угнетал его, да и общество тоже меняло его настроение в негативную сторону.       Однако несмотря на то, что в замке он был один, там ему лучше не становилось — жуткое место со своими странностями действовало ему на нервы. В этом случае он бы предпочел сидеть в компании людей, нежели в замке, где каждый камень пропитан человеческой кровью.       Вот тебе и подарок за воинские заслуги, иногда думалось Всаднику. Может быть, в этом был чей-то злой умысел — отдать замок, полный жутких тварей, человеку, которого заклеймили машиной смерти, чтобы Всадник там сошел с ума от ужаса и постоянного напряжения, умер от разрыва сердца от страха или был разорван неведомой тварью. Или же просто сломал шею, провалившись под прогнивший пол.       На мосту, который соединял Блутштайн с берегом реки внизу в ущелье, он сбавил темп и поскакал уже рысью. Неприветливый замок молча встретил его выбитыми окнами. Кавалерист решил не спешиваться и рассмотреть «подарок» со всех сторон. Он снова криком подогнал коня и помчался вокруг замка.       Владения, которые достались ему, были огромны. Ему принадлежала земля с лесами и полями, и даже небольшим прудом возле входа. Объехать территорию было не только удовольствием, но и необходимостью: Всадник на башни еще не поднимался, а он должен видеть, что представляет собой его территория.       Замок был со всех сторон окружен озером, через который тоже шел мост, а от полей и лесов, где уже можно было встретить людей, отделен расщелиной, в которой плескалась вода. Следующий большой круг был полем, переходящим в огромный лес. Сам замок стоял на высоком холме, вернее, утесе, поросшем зеленью. Некогда здесь был сад, но теперь он полностью зарос, и оранжерея скрылась в лесу, да и в самой ней уже нет редких цветов — только дикие растения, сорняки да плющ-вьюнок. Попасть в сад можно было если выйти из одного крыла в замка. Дальше через лес, объехать замок по дуге, сразу свернув при въезде. Таким образом, замок от гостя будет отделять озеро и лес, а сам он будет ехать по левому берегу, что Всадник и проделал. Ему хотелось посмотреть окрестности, поэтому в лесок возле замка он не въезжал, да и в те заросли, что дальше, через поле решил не соваться. Он приподнялся в стременах и вгляделся — зеленое море казалось бескрайним. Воин объехал озеро и замок сзади, рассматривая здание. Ему показалось оно очень странным. Замок выглядел, как несколько башен, шпилей и домиков, поставленных друг на друга. Окон было слишком много, но все равно куда больше, чем бойниц.       Всадник отметил про себя, что он не бывал в большей части замка. Хотя вполне возможно, что эти помещения просто огромные и занимают много места.       Кавалерист, объехав замок, сделал несколько выводов.       Первый: отсюда не сбежать. Если его тут запрут, он не выберется. Если его запрут — перекроют или уничтожат мост, он не выберется и умрет тут или потеряет рассудок. Выход был только один — через мост, ибо сзади «островок» с замком окружен озером.       Второй: Он тут еще много не знает. В лес ему лучше вообще не соваться, особенно без оружия — он может наткнуться на чудовище Блау и быть сожранным или разорванным на кусочки. Замок изнутри он тоже плохо знает, поэтому если его решат убить, ничего не стоит сделать это быстро и незаметно.       Третий: Ему нужно как можно больше времени проводить вне замка или в компании.       В компании Адлера, — шепнул рассудок, но Всадник тряхнул головой, отгоняя мысль.       Он ни за что не хотел признаваться себе, но компании Андреаса ему не хватало. Тем более в этом мрачном и пустом замке, единственные обитатели которого — потусторонние создания.       Кавалерист спешился у ворот и повел лошадь в конюшню. Слуга не вышел встречать его — наверное, был занят какой-то работой в замке, но Всаднику, если честно, и не очень-то хотелось именно его компании. Конюшня находилась где-то в западном крыле, ближе к задней стороне здания. Воину пришлось идти по заросшему саду.       Сад если не пугал, то напрягал его — он чуял присутствие чего-то другого, дикого. Чуял соперника. Конкурента. Это была его земля. Но ему приходится делить территорию с какой-то неведомой тварью. Всадник принюхался. Чувствуя себя самого хищником, он уловил ноздрями запах дикого животного, который чуял еще в темнице в замке. Он напряженно вглядывался в листву, боясь упустить момент, если она сейчас вдруг зашевелится, зашуршит, оповещая о появлении монстра.       Сорвиголова, которого воин вел под уздцы, очевидно, тоже почуял присутствие хищника, захрапел, стал рваться.       — Спокойно! — велел ему Всадник и осадил. Конь заржал и начал рваться, взвился на дыбы.       — Спокойно! — приказал воин уже строже. Лошадь опустилась и двинулась рядом с ним, но нервничать не перестала. Кавалерист довел Сорвиголову до стойла, расседлал и почистил щеткой, но воды давать не стал — необходимо, чтобы лошадь остыла. Он решил поручить это дело человеку в маске, а сам тем временем решил заняться исследованием замка.       Бродя по бесконечным коридорам и лестницам, оформленным в красно-белых тонах — белые мраморные лестницы, красный бархат на стенах, Всадник набрел на кухню.       Она представляла собой просторное помещение, выложенное плиткой, в центре которого стояли несколько плит, а в дальнем углу — печь и вход в кладовую. В шкафчиках — ничего, они почти все поломаны. На подоконниках — пыль, посуды нет. Всадник не стал заглядывать в кладовую, он схватил кусочек сыру — единственное, что лежало на тарелке, стоявшей на подоконнике, и ушел.       Он посмотрел еще несколько заброшенных комнат, полупустых, прошел по лестнице, которая местами развалилась. Всюду за ним следовала мелодия шарманки, которая неистово раздражала. Иногда она принималась петь, но Всадник рыкал: «Заткнись!», и попытки затянуть жуткую колыбельную прекращались, хотя мелодия не переставала играть. Воин осмотрел еще много пустых огромных залов со сводчатым потолком, и лишь один из них заставил кавалериста вздрогнуть и зарычать: на стене было свежей кровью написано:

«ВСАДНИК, О ЗАМКЕ ДАЖЕ НЕ ГРЕЗЬ — УБИРАЙСЯ НАВЕКИ И БОЛЬШЕ НЕ ЛЕЗЬ!»

      Внизу валялась убитая ворона. Всадник принюхался и двинулся дальше. Он вышел в коридор, обитый темно-зеленой тканью. Пол устлан паркетом, да и на потолке тоже какой-то узор из дерева. В конце коридора значились две белых двери, а по бокам — лестницы. Воин подергал ручку одной из дверей. Заперто. Подергал вторую, и та на удивление легко поддалась. Кавалерист вошел в комнату. Там было все хоть и запущено, однако не настолько разрушено — видимо, чудовище, которое сорвалось с цепи, не ходило в эту часть замка. Да и там, где он исследовал, разрушено было не все. В той комнате, куда он вошел, оказались лишь пустые шкафы, в одном из которых лежало несколько запыленных книг. Книги Всадник решил забрать на обратном пути и направился дальше. Он поднялся по одной из лестниц — она была винтовая и очень крутая, что стало пыткой для его больных ног, и оказался на захламленном чердаке.       Всадник тут же расчихался от пыли. У него заслезились глаза. Дышать было тяжело, и кавалерист поспешил открыть окошко. Оно с трудом и скрипом поддалось, подняв еще больше пыли. Тысячник выглянул в окно. Оттуда открывался хороший вид на часть территории замка.       А еще оттуда можно вылезти на крышу. Но прежде, чем он это сделает, а он сделает, он уверен в этом, он обыщет чердак на предмет чего-нибудь, что ему может пригодиться или заинтересовать его. Первым делом он обшарил стоявший в углу сундук. Там ничего, кроме тряпья и пары конвертов с письмами не было. Тряпье Всадник выкинул, а письма оставил, сунул во внутренний карман мундира — потом посмотрит.       Бегло пробежал глазами по кучам хлама на чердаке: птичья клетка, кости животных, опять какие-то тряпки, несколько деревянных игрушек, часы, которые давно не ходят, шкаф с колбочками, снова груда какого-то хлама… Из всего этого кавалериста больше всего заинтересовал покосившийся письменный стол с секретером и ящиками. Всаднику тут же захотелось посмотреть, что там. Он вынул нож и вскрыл замок — этому он научился на войне, когда солдаты легким движением открывали сундуки, ящики и вообще любые замки без ключа. В секретере стояла чернильница с пером, еще пачка писем и старые газеты. Всадник хотел газеты выкинуть, а письма оставить, но его внимание привлек газетный заголовок:

«ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЛОРДА ЗАЛЬЦМАННА»

      Ниже была иллюстрация с портретом землевладельца, а рядом начиналась статья: «Известный коневод Фридрих Зальцманн бесследно пропал. 6 сентября 1712 г он отправился на званый ужин по приглашению графа Гюнтера Блау и до сих пор не вернулся. Его жена, возможно, уже вдова Анита обратилась в полицию. Констебли опросили господ Блау, но те сказали, что не видели Зальцманна с тех пор, как он покинул замок. Полиция обыскала здание и прочесала близлежащий сад, но ничего не нашла».       — Потрясающе, — пробормотал Всадник. — Похоже, его тут скормили василиску или какому-нибудь дракону, и сказали: «Нет, мы тут ничего не знаем, он сам ушел».       Он отложил газеты, решив пока их не распаковывать, снял сапоги и вылез на крышу через чердачное окно. В сапогах риск поскользнуться был намного выше — подошвы были куда более скользкими, чем босые ноги, вдобавок, нельзя было обеспечить хоть какое-то сцепление пальцами ног. Всадник едва не упал — окошко выводило на крутой скат крыши, а рядом был плоский, и кавалерист чуть не сорвался. Чуть-чуть съехал на ногах вниз и перепрыгнул на плоскую часть крыши и стал бродить, исследовать. Сначала он ходил неуверенно, да и каменная крыша неприятно холодила ноги.       Сверху все было отлично видно. Некоторые участки крыши были проломлены и наспех залатаны досками, сквозь них проросли деревья. Это было где-то ближе к выходу в сад, как он понял. Всадник прошелся по еще одному плоскому, но узкому участку крыши, побродил между каминных труб — их было очень много. Несмотря на то, что он находился очень высоко, выше были только крыши башен. Один из шпилей был к нему ближе всего, и кавалерист, побродя по кровле еще немного, он вернулся и решил вскарабкаться на башню.       Он взобрался на каминную трубу, ту, что была ближайшей к столпу, — ногами оперся на уступы, руками зацепился за верх трубы и подтянулся, помогая себе ногами. Вскарабкался, отряхнулся, постоял, примеряясь, как кот рассчитывает, с какой силой прыгнуть, и сиганул.       Разумеется, он не промахнулся, иначе на этом наша история была бы закончена. Уцепился лапами за зубцы башни, подтянулся и оказался на маленькой площадке под маленьким окошечком и конусовидной крышей. Фыркнув, кавалерист с помощью ножа отодвинул шпингалет, нырнул в окошко, спрыгнул и оказался в просторной круглой комнате.       Там стоял письменный стол, заваленный книгами, в другом конце лежала кучка сена, так же присутствовал шкаф и камин.       Всадник взял одну из книг наугад, открыл ее, прочитал заглавие на форзаце:

«ВИДЫ ИЗОЩРЕННЫХ ПЫТОК И КАЗНЕЙ В ПОДРОБНОМ ИЗЛОЖЕНИИ»

      Всадник разжал руки, и пухлый томик приземлился на пол, подняв тучи пыли.       — А может, здесь есть то, что подойдет для любимого Вагнера, а? — не зная, зачем, спросил вслух Всадник и расхохотался. Он сладко потянулся, потом подошел к шкафу и пошарил по полкам, погладил корешки книг, взял несколько полистал.       — Это и есть библиотека? — буркнул он. — Маловата будет. Речь же шла об огромном множестве сочинений, а здесь книг меньше, чем в обычной лавке. Это и не коллекция Блау с его дневниками — ее бы давно нашли.       Кавалерист решил раздернуть шторы на еще одном окошке, чтобы можно было получше рассмотреть собрание книг.       Лучше бы он этого не делал.       Как и в прошлый раз, окно принесло ему неприятный сюрприз.       Обошлось без дохлых воронов на подоконнике — на этот раз Всадника заставил орать витраж, изображающий сражение наездников.       На том месте, где должна была находиться голова одного из них, зияла дыра — просто выбитое стекло.       Всадник опустился на колени и завыл, вцепившись в шторы.