Всадник

XXVII

      Всадник долго бродил и рыскал по библиотеке прежде, чем выбрал одну из книг и устроился с ней в пыльном кресле, усевшись поперек. Книга называлась «Полные сведения о мире волшебных существ», а ниже приписка: «Том XVII». Он полностью погрузился в пособие об удивительных созданиях, которые, по словам Артура Блау, окружают нас повсюду, просто умело прячутся. В доказательство своих слов автор приводил не только рисунки, но и вклеивал перья, шерстинки, косточки невиданных созданий. Всадник о таких животных отродясь не слыхал и не читал в книгах, а уж книг за свою жизнь он прочитал по тем меркам великое множество. Возможно, если бы не доказательства в виде образцов, он не поверил бы автору, но все, описанное в книге, казалось таким реальным и захватывающим, что Всадник Артуру Блау верил.       Да и кто бы на его месте не поверил, увидев косточки неведомого существа под названием сухорукс или же крылышки фей, прозрачные, тонкие, с едва заметными прожилками?       Кавалерист был полностью поглощен чтением. Волшебный, неизведанный и доселе никому, кроме самого Артура, мир от-крылся ему, и он не хотел из него уходить. Всадник отложил эту книгу и взялся за другую: ему не терпелось узнать, что же за чудовища обитают на этих страницах. Он увидел и мантикору, чье чучело было представлено в зале, и единорога, чей витой рог висел на стене на специальных креплениях, и многих существ, о которых наш читатель даже не слышал. Третья книга, которую он взял, целиком оказалась о медведях породы «mor», как ее назвал Артур. Он сам вывел этих ужасных созданий, чье поведение целиком зависело от отношения человека.       »…Из всех чудовищ, населяющих наш мир, Мортем относится к подвиду самых преданных и самых опасных существ. Мортем — порождение темное, но при желании тьму можно обратить к све-ту…       …Мортем урсус, что следует из названия — медведь смертоносный, медведь смертельный…       Я вывел этот вид еще в 16…-ом… Мортем служит для защиты. Медведь, что выше ростом своих собратьев, может дышать огнем, рвать врагов гигантскими когтями, так же имеет ряд других отличительных особенностей, делающих его прекрасным стражем. Зверь этот отличается верностью единственному хозяину и поразительной восприимчивостью к тому, что его окружает. Именно поэтому при взращивании Мортема важно уделять должное внимание его воспитанию и не допускать его попадания в дурную среду, что испортит и извратит замечательное создание. Нельзя не отметить, что попавший под скверное воздействие Мортем вряд ли переучится…»       Всадник полистал книжку еще какое-то время и нашел меж страниц ряд писем, примерно одинакового содержания. Во всех них были документы о покупке и продаже диковинного животного, требования Артура к содержанию, советы и просьбы покупателей. Судя по распискам, конвертам с бумагами и чекам, любителей приобрести такое животное нашлось немало. Другое дело, что Мортем мало у кого уживался. Иностранцам со зверем везло намного больше, чем соотечественникам Артура Блау. И, судя по всему, переписка и все акты вроде покупки-продажи велись тайно и держались в строжайшем секрете.       Из мира волшебных созданий и прошлого замка Всадника вырвала резко испортившаяся погода; небо потемнело, нахмурилось, и количество света в комнате внезапно сильно уменьшилось, что заставило кавалериста поднять голову от книги. Он воззрился на набежавшие тучи, грозившие вот-вот разразиться дождем и громом.       Всадник любил дождь. Он полностью соответствовал его душевному состоянию в большинстве случаев. Более того, от прохлады воину становилось лучше. Он плохо переносил жару, по-этому дождь был для него особенной отрадой и отдушиной. Ливень освежал его, прояснял его мысли. Кроме того, шум дождя и шелест листвы от ветра успокаивал его, даровал благословенную дрему. А кавалеристу редко удавалось хорошенько выспаться последнее время. Тысячник вытянул шею и принюхался, словно надеясь почуять свежесть леса и природы после проливного дождя сквозь закрытое окно. Он замер, напряженно вслушиваясь в тишину и ожидая, когда же хлынет ливень. Дождавшись стука капель по крыше и окон, Всадник с удовлетворением вернулся к чтению, периодически отвлекаясь на начинающуюся грозу.       »…Остановить Мортема можно только…»       Бах! Сверк!       С первыми раскатами грома Всадник шлепнул книгу на столик возле кресла и побежал к окну — смотреть на грозу.       Небо бушевало, буйствовало — дождей давно не было, вот и накопилось, словно природа мстила за долгое воздержание от ливней. Метнув случайный взгляд во двор, воин увидел наездника на коне в темно-фиолетовом плаще и шляпе — слуга вернулся. Всадник поспешил покинуть библиотеку и направиться человеку в маске навстречу. Во-первых, ему хотелось узнать, что же дворецкий принес ему, а во-вторых, он не желал, чтобы кто-то узнал о том, что он нашел библиотеку Артура Блау. Поэтому кавалерист вылетел оттуда бегом, только слышно было, как стучат подошвы туфель по полу гулко. А он, в свою очередь, слышал, как за ним закрываются тайники и потайные двери. Он выбежал в коридор, туда, откуда пришел, и, слушая за своей спиной шорох возвращающейся на место части стены, принял спокойный вид и вальяжно спустился в холл.       Человек в маске ждал его внизу с двумя увесистыми свертками.На нем не было сухой нитки: плащ промок насквозь, со шляпы тоже капала вода, да и свертки, лежавшие у его ног, были влажными.       — Что это? — Всадник сверху вниз поглядел на предмет с каким-то презрением в глазах. Сердце у него гулко стучало — ему казалось, что не напусти он на себя важный и суровый вид, служка тут же поймет, что он разгадал тайну и нашел библиотеку. Будто ребенок своровал сахару из тумбочки!       — Ваше оружие и костюм, хозяин.       — Прекрасно, — холодно отозвался кавалерист.       — Помочь вам отнести в ваши покои?       — Нет, я сам, — Всадник поднял тяжеленный свёрток, водрузил его на мощное плечо и двинулся по бесконечным лестницам, придерживая ношу рукой. Алиса неотступно следовала за ним, вместе с увязавшимся слугой, беспрестанно пиликала на своей шарманке, шуршала чем-то и скреблась, что неимоверно действовало последнему на нервы. Тысячник же хранил хладнокровие и не реагировал на призрака и его поползновения.       На каком-то этапе пути, проходя очередной сотый по счету коридор, человек в маске с извинениями оставил Всадника, попросив его звонить в колокольчик, если что понадобиться. Воин кивнул и продолжил свой путь уже один, с нескрываемым раздражением слушая надоевшую шарманку. Он бы лучше Софи послушал, честное слово…       Войдя в свои покои, кавалерист осторожно положил ношу на постель и развернул сверток. В нем находился кожаный костюм, сапоги и два топора. Все точно, как он заказывал. Всадник пощупал ткань кожаной курточки с вышивкой в виде двуглавого геральдического дракона с красными глазами, потрогал вышитый узорами плащ с высоким воротником, попробовал подушечкой пальца лезвие топора на остроту. Тысячнику захотелось прямо сейчас надеть свое облачение, но он не стал — только повесил на гвоздик, отряхнул, полюбовался штанами, сужающимися книзу, чтобы было удобнее надевать сапоги, самими сапожками, длинными, с изящными шпорами, которые, впрочем, Всадник никогда не использовал по назначению. Он всегда подгонял Сорвиголову командой, криком, и никогда — хлыстом, шпорами, рывками уздечки. Он умел взаимодействовать с лошадью без причинения ей боли, и злился, видя, что другие офицеры действуют по-иному. Это умение стало еще одной причиной перешептываний за спиной кавалериста и слухов, дескать, тысячник наш душу дьяволу продал за знание лошадиного языка. Вон как конь у него слушается! Всадник вон кивнет ему, цыкнет, а тот бежит со всех ног, играет!       Не иначе, как тут нечистая сила замешана, как же!       Но воину не было никакого дела до того, что думают и говорят остальные солдаты и офицеры. В предрассудки и прочие средневековые глупости, усердно втираемые церковью, он не верил.       Другое дело, что завтрашний день породит новую волну предрассудков и слухов о нем. Все окончательно заклеймят его дьяволом, преступником, и он это знал. Чувство вины было спрятано куда подальше, совесть — загнана, лучшие побуждения — поглощены жаждой мести и покоя. Гроза убила в нем сомнения, сны с Эйлин, да и собственное упрямство, окончательно уверили его в необходимости свершения злодейства. У него даже костюм уже готов, да и завтра — вручение дарственной, а значит, месть нельзя отменить и отложить.       Весь вечер Всадник провел, погруженный в мрачные мысли. Настроение у него упало до нуля; он сидел, злой, злорадствующий, с книжкой в кресле, но сосредоточиться на тексте не мог. Ночью, несмотря на барабанящий дождь по крыше, ему не спалось: ныли ноги, Всадник бесился, ощущая, как топает Сорвиголова и как вонзает иголки портной. В душе у него все переворачивалось, он ощущал тошноту, что чувствует неуверенный в себе ученик перед выступлением. Нервничал, вертелся в своих одеялах, перекатывая голову по подушке. Ноги ныли, Всадник глухо рычал, слыша, как волки за окном затянули свою протяжную печальную песнь и понимая, что хочет к ним присоединиться.       Тоска, ненависть, боль — все смешалось в душе Всадника, но больше всего страданий причиняло ему чувство, что он запрятал, не осознавал, и не желал осознавать. Это было само нежелание убивать. Мрак в сердце мучил кавалериста, отдавался болью в искалеченных ногах. А потом стало холодно, и он укутался в одеяла, поджав ноги и скорчив скорбную гримасу. За окном заревел огромный зверь, в котором Всадник узнал бы медведя, если бы хоть раз в жизни видел таких животных и слышал, как они рычат. Он не стал ему отвечать, не стал. Даже желания не испытывал издать львиный рев в ответ. Мол, я еще здесь, слышишь меня? Я здесь царь, а не ты!       Но Всадник молчал, дрожал и нервничал перед завтрашним днем.       Перед днем, когда ему предстоит сделать то, что давно лежало бременем у него на плечах. Он должен казнить Вагнера своими руками, даровать Эйлин покой и избавить себя от боли.       Всадник свято верил, что сможет сполна насладиться своей местью.       Но он ошибался.