Всадник

XXXV

      Рыцарь на багровом коне сосредоточенно направлялся к центру города. Вслед за ним цокал копытами конь оруженосца — маленького блеклого паренька в цветах Каена. Лошадь у него была щуплой, костистой — ни дать ни взять суповой набор. Да и сам он какой-то мышастый, волосы кое-как стриженные, взгляд затравленный. Наездников люди провожали шумом, одобрительным гиканьем, криками поддержки. Недоброжелатели же, наоборот, проклинали Каена и в сердцах желали ему потерять голову. В воплях и перешептываниях людей можно было вычленить слово «Турнир». Часть улицы была увешана флагами с сочетанием черно-синих и пурпурно-желтых цветов, а кто-то из народа носил те же цвета в одеждах, очевидно, поддерживали Каена. Среди этой разномастной толпы были трубачи, что возвещали о появлении героя. Рыцарю давали дорогу. Пред ним почетно расступались, образуя довольно большое пространство. Не как обычно — узенький клочок земли, буквально на шаг лошади. Спешили расступиться. Он ехал подобно королю-завоевателю, что принудил побежденных склонить головы.       Адольф Каен приблизился к площадке, где должен был вот-вот начаться турнир. На трибунах уже собрался народ, и при появлении рыцаря в черных латах взорвался криками. Оруженосец спешивается, начинает возиться сначала в мешках, потом где-то под навесом, в куче мешков и каких-то сундуков и ящиков, после чего протягивает нетерпеливому хозяину копье — черное в синюю полоску.       — Иди, Адольф! — Кричит кто-то из-под навеса. Рыцарь, однако, вычленяет этого человека из массы толпы и салютует ему копьем, после чего подгоняет коня и становится наизготове.       — Адольф! Адольф! Адольф! — крики превращаются в неразличимый шквал. Минута — к ним присоединяются уже вопли, приветствующие другого участника турнира. Те, кто восхвалял другого рыцаря, стояли или сидели под навесами желтого и пурпурного цветов и во всю глотку орали имя Тристан.В отличие от Адольфа, Тристан носил синий плащ, отливающие золотом доспехи и фиолетовый плюмаж на шлеме. Лошадь у него была серая в яблоках, насколько было можно судить по отдельным участкам ее тела, не прикрытым доспехами и тканью цветов герба.       Рыцари встали по бокам от перегородки в то время как глашатай, стоявший на балконе, где сидела знать, начал громко зачитывать титулы участников турнира и напоминать правила. Оба противника тем временем прохаживались возле барьера, периодически подымая коней на дыбы и демонстрируя оружие. По сигналу началась конная сшибка.       Хруст! Треск! Лязг! Звяк! Грохот!       Оба рыцаря валяются в тучи пыли. К ним подбегают оруженосцы и помогают им встать, приносят мечи. Начинается вторая часть турнира — схватка на мечах.       Постоянные лязги, вскрики, оханье, яростные вопли.       Трудно сказать, сколько это длилось. Зрители, словно зачарованные, смотрели, как Адольф и Тристан наносят друг другу сокрушительные удары, результатом одного из которых стало падение последнего на землю. Адольф заносит оружие над поверженным соперником, намереваясь добить. Тристан торопливым и поспешным движением поднимает забрало:       — Пощады!       Миг тишины, затем снова лязг — меч Адольфа вонзается в щель между доспехами.       Шум, крики, рев толпы, предсмертный вопль Тристана, снова ревущая толпа…       Сцена переменилась.       Мужчина средних лет в подпоясанной тунике, поверх которой надет был пурпуэн с волком Каенов стоял, скрестив руки на груди, и гневно посверкивал синими глазами на собеседника.       — Я уже говорил тебе, Адольф, — хмурился высокий пожилой человек в багровых одеждах. — Какая нужда убивать побежденных?       — Проигравшим на земле места нет. Сильный должен остаться жить, слабый пускай умрет, — Адольф едва шевелил губами. У него был холодный и неприятный взгляд, глаза казались ледышками. Черные волосы, рассыпавшиеся по плечам, оттеняли их, делали ярче, а кожа мужчины казалась от этого бледнее. От правого глаза и до губы у него протягивался длинный рваный шрам.       — Вспомни Лука, — нахмурился его собеседник.       — Лука умер, — ледяным голосом отозвался Адольф.       — Просто потому, что кто-то тоже, как ты, придерживался таких идеалов: проигравшего нужно убить… Зачем, Адольф, зачем? Это не настоящий бой, а тренировка своих способностей. К чему жестокость?       Адольф опустил голову и исподлобья глядел на мужчину.       — Я устал от жалоб на твою жестокость, — сказал старик уже строже. — Ты позоришь наш род!       — Нет, отец! — взъерепенился Адольф. — Я лишь соблюдаю кодекс…       — Ничего ты не соблюдаешь! — рявкнул старший Каен. — Ты только рушишь своими руками все, что мы возводили годами! Как тебе не стыдно! Твой брат никогда не был таким…       — Это его и сгубило!       — Ты считаешь, что справедливость, честность и благородство — это сгубило Лука?       Адольф промолчал, а потом начал ворчать тихо, но злобно:       — Он проявил эти качества, когда не следует.       — Турнир — состязание на проверку силы, а не алтарь для свершения кровной мести. То, что он погиб на турнире, не дает тебе права…       — Он не может умереть просто так! — ощерился младший из Каенов.       — Сколько ты еще будешь мстить? Сколько еще крови прольешь!       — Столько, сколько нужно, — Адольф говорил сначала спокойно, а потом яростно выкрикнул. — Я не успокоюсь, пока не изничтожу Кёнингов! Я изведу весь их род! Никого не останется!       — Прекрати! Сколько еще ты будешь нас позорить?       — Я уже давно не с вами! — Адольф схватился за края плаща и завернулся в него.       — С кем же ты?       — Не считайте меня частью семьи. У меня другой герб.       — Ты предал льва, но выбрал волка, Адольф. Последний раз говорю тебе — прекрати убивать Кёнингов. Прекрати убивать остальных рыцарей, которые проиграли тебе в поединках. Что тебе сделали Бауэры или Рихтеры? Их детей ты почему убил?       — Кёнинг не должен знать, что я нацелен именно на них, — Адольф хладнокровно улыбнулся. — Пусть думает, что я убиваю всех без разбору.       — Что ж, Кёнингов осталось не так много, надеюсь, скоро ты успокоишься, — старший Каен рассерженно стукнул об пол мечом в ножнах, на который он опирался во время разговора и гневно удалился…       Сцена переменилась.       Адольф ехал верхом рядом с молодым человеком, очень на него похожим, вот только взгляд у него был живой, не застывший и мертвый. Молодой человек был коротко стрижен, а на лице у него была легкая щетина. Адольф был мрачен и сосредоточен, его спутник был спокоен и расслаблен.       — Ты действительно хочешь участвовать? — заговорил он первым.       — Почему нет? Не все же тебе побеждать.       — Тебе мало Лука? — Адольф недовольно посмотрел на собеседника. — Тоже хочешь умереть?       — Спасибо, что веришь в меня, брат, — иронично хмыкнул его собеседник.       — Хватило того, что я верил в Лука, — огрызнулся Адольф.       — Надеюсь, ты не хочешь попытаться запретить мне участвовать в турнире?       — Я хочу запретить тебе умереть.       Сцена переменилась.       Убитый горем Адольф сидит на ступеньках, пряча руки в ладонях. У ног его лежит окровавленный меч. Отец подходит к нему и присаживается рядом.       — Мне жаль, что так получилось, Ади, — он обнимает сына за плечи. Тот мрачно обернулся на него, уколов холодным взглядом льдистых глаз.       — Ты не понимаешь, — шипит Адольф. Глаза у него красные– Я говорил ему! Говорил! Но Хайнрих никогда не слушается!       — Ты тоже никогда не слушаешься, Ади, — легкая улыбка. Злобный Адольф проигнорировал насмешку и только зыркнул угрюмо.       Хочется сказать: «Не грусти, сынок», но отец понимает, что это прозвучит неуместно и глупо. Рассерженный рыцарь озлобится только сильнее. За всю долгую жизнь Альфред Каен нажил опыт, мудрость, острый ум, но несмотря на все это никак не мог понять сына. Адольф всю жизнь был белой вороной, и на лице несчастного Альфреда отражалась растерянность, когда он говорил с черным рыцарем, заранее понимая, что не сможет ни в чем переубедить его. «Благородный волк» из Каенов был схож с несущимся разъяренным быком с красными глазами: летит вперед, снося все на своем пути, плюя на всех и вся. Главное — мчаться, сшибать все, нестись и уничтожать все, что мешает. В голове — только одна идея. Все остальные звуки — мимо ушей. Несмотря на приобретенные за многолетний опыт мудрость и острый ум, несчастный Альфред никак не мог понять Адольфа. Он с состраданием смотрел на перекошенное от злости и ненависти лицо, на блеск одержимости в синих застывших глазах и понимал, что ничего не может сделать. Никак ему не удастся повлиять на черного рыцаря. Поэтому вместо заранее бесполезных фраз вроде «Успокойся», «Не переживай», «Хайнрих жив в твоем сердце», Альфред тяжело произнес:       — Следующий турнир обещали через четыре недели.       — Знаю, — поджатые губы, глаза стрельнули куда-то под ноги отцу. — Я буду биться опять.       — Хайнрих умер потому, что кто-то тоже решил его не щадить, — Альфред поднялся. — Кто-то, кто был как ты. Это ты знаешь?       Черный рыцарь искоса посмотрел на него, но ничего не сказал. Разочарованный, отец покинул его, оставив наедине с мыслями.       Сцена переменилась.       Адольф сидит на коленях в зале и плачет, прижимая к себе какую-то тряпицу. Над ним висел портрет светловолосого юноши с синими глазами. Ткань, которую держит Каен, пропитана кровью. Усилием воли он отнимает голову от тряпки и срывающимся голосом кричит:       — Прости, Лука! Я не смог сберечь Риха! Тебя не смог, и его не смог! Прости меня!       Он встряхнул тканью, она распрямилась и оказалась простым гражданским платьем рыцаря, кое они надевали под доспехи. Платье было красным с изображением золотого льва.       — Прости меня, Лука! Прости за Хайнриха!       И он опять уткнулся в кровавую ткань и продолжил рыдать.       Сцена переменилась.       Снова конная сшибка. Адольф несется на рыцаря в красном. Синяя сталь смотрит в прорези глаз. Копье наперевес, копыта коня взбивают пыль. Мощный удар. Рыцарь в красном вылетает из седла. Адольф царем проезжает мимо, чуть придержав коня и подняв сломанное копье. Он ждет, пока оруженосцы помогут подняться его сопернику, а ему самому — спешиться. В этих черных доспехах он выглядел, как мрачное изваяние. Неприступный, огромный, стальной.       Непоколебимый, непобедимый и неостановимый.       Момент настал.       Два рыцаря снова сшибаются, но в этот раз уже не верхом. Безумный одуряющий лязг доспехов и мечей, приводящий в неистовство толпу. Тучи пыли, застилающей глаза. От шагов и скольжения по песку все эти мельчайшие частицы летят в глаза. Адольф смаргивает слезы, но продолжает сражение. Они походили в тот миг на бойцовых псов, сцепившихся на забаву и деньги хозяевам. Неосторожный удар, открытое место — Адольф лягает соперника ногой, его меч скользит по лезвию вражеского клинка, и тот падает на песок, а острие оружия Каена упирается ему в горло.       — Пощады! — и поднятая рука. Свободной он вздымает забрало.       Адольф, горя от ненависти, заносит меч, чтобы нанести решающий удар, который оборвал бы жизнь соперника. Нос наморщен, зубы оскалены под шлемом. Застывшие глаза горят нескрываемым гневом, в них светится еще огонек одержимости местью и боль от потери братьев.       Но тут перед этими самыми глазами пробегают образы: три смеющихся мальчика, два черненьких и один светловолосый, но все синеглазые. Светленький падает, и один из темноволосых, тот, что был чуть поменьше, первым это замечает и оборачивается. Они с братом бегут на помощь третьему. Потом другие картинки: турниры, турниры. Бои. На одном из боев рыцарь со львом на груди молит о пощаде, но противник не слышит его мольбы и добивает его. Похороны. Безутешный Адольф мрачнее и злее всех. Пустая комната. Ади стоит на коленях и молится за Лука, но не слышно его слов, видно только, как шевелятся губы. Картинки с Хайнрихом. Разговор в лесу. Адольф, который произносит одну фразу: « Я хочу запретить тебе умереть». Потом Альфред, который произносит гулко отдающиеся слова: «Хайнрих умер, потому что кто-то тоже решил его не щадить. Кто-то, кто был как ты».       Все это пролетело перед глазами Адольфа в один миг. Тяжело дыша, он медленно опустил руку с занесенным мечом. Минутой позже Каен отбрасывает меч и отворачивается. Толпа взрывается криками. Король с уважением смотрит на Ади. Глашатай что-то нечленораздельное кричит, очевидно, признавая победу Каена.       Каен снимает шлем и тоже бросает в песок, сверля верхушку злыми глазами.       С помощью оруженосца другой рыцарь опять поднимается, подобрав меч Ади. Пошатываясь, поверженный противник подходит к Каену и заносит оружие. Интонация криков толпы изменилась, но Адольф не обращал на это внимания.       Свист, удар, отвратительный хруст.       Адольф с лезвием меча, вошедшим в затылок, пошатнулся и медленно упал на песок. Противник подходит к нему и смотрит, как кровь окрашивает песок. Каен хрипло дышит, сознание и взгляд у него начинают мутнеть, теряться.       — Это тебе за всех Кёнингов, Каен.       Ади хрипло рычит что-то невнятное, не в силах ответить. Да у него и нет желания — подлость, с какой нанесен был удар, надломила его.       — Окажу тебе последнюю честь, пусть даже по-моему ты ее и не достоин. Это не Хайнрих Кёнинг убил Лука. Врагами твоего рода все это время была другая семья, а ты убивал ни в чем не повинных людей.       Ади попытался всеми последними силами вслушаться в то, что говорит враг. Пусть даже это будет последнее, что он ус-лышит. Тот наклонился к самому его уху и прошипел:       — Я убил Лука и Риха.       Одним лишь усилием воли Каен посмотрел полными боли и ужаса глазами на подлеца, осознав в полной мере, что же натворил, а потом — все. Сознание его обожгло, что-то лопнуло у него в голове и лицом он упал на песок. Для него все было кончено.