Всадник

XLI

      Их жизнь в замке потекла размеренной и, можно сказать, однообразной чередой. В целом считанные недели до отплытия проходили почти одинаково: утром Всадник муштровал рекрутов, потом приходил домой, обедал и ужинал с Реной, читал ей вслух или гулял с ней, водя ее за руку, а вот ночью либо месил кулаками добровольцев на ринге, либо предавался любовным утехам со своею избранницей.       Помимо этого было у Всадника и еще одно развлечение — он учился летать. Как бы абсурдно это ни звучало, но он все чаще и чаще задумывался о том, как бы ему воспарить с крыши. Ну, или хотя бы спланировать с нее, подобно белке-летяге. Воздух манил его, как манит море пиратов и матросов, и воин понял — если он не полетит, он просто умрет. Он часами мог стоять на крыше, изнемогая, чуя ветер и сгорая от желания прыгнуть и раскинуть руки. Вдобавок он начитался легенд о Дедале и Икаре, и это вдохновило его только сильнее. И он решился — после нескольких дней расчетов и отрисовки чертежей в свой плащ он вшил тоненькие железные пруты так, что по конструкции это напоминало крылья летучей мыши. Но на этом он не остановился. Он продолжал работать, совершенствовал поделку. Его главной целью было не просто взлететь, а сделать так, чтобы плащ раскрывался и закрывался по движению его тела.       Всадник не отдавал себе отчета, но подсознательно он делал это еще и от того, что ноги его слушались с холодами все хуже и хуже. И если они откажут, а он научится таким образом хоть как-то облегчать себе передвижение, то он останется еще и в плюсе. Другое дело, что ноги, хоть и болели, все же пока не подводили его.       Они предадут его потом, только он этого еще не знает.       Пока он сидит только, как девица с вышивкой у окна, и мастерит себе крылья. Плащ он оставил в покое, поняв, что тот слишком короткий и позволит только плавно спускаться.Рена рядом, и вот она либо вышивает, либо занимается еще каким своим рукоделием. Она уже настолько привыкла вслепую делать что-то, что если не глядеть в мертвые глаза, и не назовешь ее незрячей.       С крыльями у Всадника все никак не получалось. Сначала он состряпал что-то вроде перепонок белки-летяги, но когда он спланировал с помощью своего изобретения с крыши, его отнесло ветром в колючие кусты, и он еще полчаса выбирался оттуда, матерясь и сажая в открытые участки тела шипы. Потом он подумал и решил переделать — ему хотелось, чтобы механизм был более подвижным, давал возможность складывать крыло на половину, что сделало бы его более маневренным. И он получил бы главное преимущество — возможность подниматься, а не просто планировать. Кавалерист долго ковырялся, но механизм в итоге получился очень тяжелым и заметным, и он продолжал возиться с железками и смазками, надеясь получить желаемый результат.       Затем он чуть поумерил амбиции, повозившись с расчетами еще немного. Он покопался в образцах Артура и обнаружил то, что мы с вами давно уже знаем: кости у птиц и других летающих тварей, которых Рена, обожающая легенды о короле Артуре, назвала драконами, полые. Так же для длительных полетов необходимы легочные мешки и киль. У Всадника же этого не было, а посему он смирился с невозможностью преодолевать большие расстояния по воздуху, отбросил крылья из кожи и тонких прутьев из металла и дорабатывал теперь до идеала идею с плащом.       И пришел час, когда ему надлежало повести Рену на крышу и похвастаться своим изобретением.       — Иди, иди сюда, — заманивал он ее, держа за руку. — Я кое-что тебе покажу. Ты увидишь, я знаю.       — Ты так говоришь, как будто…       — Как будто что? — глаза у Всадника хитро блеснули.       — Как будто ты ребенок и смастерил башенку из кубиков. Скажи мне… то, что ты сделал, оно похоже на зонтик?       Кавалерист завис на какое-то время, гадая, откуда же она узнала, решил, что, видимо, прощупала ткань и «спицы» и при-знался:       — Да, в чем-то оно похоже на зонтик.       — Тогда зачем на крышу? Дождя ведь нет.       — Откуда ты знаешь? — он заранее знал ответ.       — Дождь стучит и пахнет сыростью.       — Я тебя понял. Я хотел тебе показать кое-что другое.       — Если это не зонт, тогда что?       — Увидишь, — он ухмыльнулся.       — Как смешно. Идиот, — Рена сама фыркнула и опять отвесила ему подзатыльник. Воин не выдержал и прыснул уже в полный голос. Он решил поймать ее и потискать, но девушка не давалась. Более того, она в ответ начала обзывать Всадника:       — Говнюк, — хихикала Рена, пытаясь увернуться от его объятий.       — Эй, откуда ты таких слов-то набралась? — весело сказал он, все же поймав ее на руки и как следует встряхнув.       — От Анди, — с некоторой долей кокетства отозвалась Рена. Она напомнила ребенка, который подставляет отца, ругаясь при матери случайно услышанными от него грязными словами намеренно, но притворяясь, что делает это непроизвольно.       — От Анди, — повторил тысячник, смеясь. — Я так и знал. Этот рыжий прохвост ничему хорошему не сможет научить юную леди.       — Я не леди.       — Верно. Ты негодница, — он попытался ее поцеловать, но Рена забилась, и ему пришлось ее отпустить. Однако ему все же удалось накрыть ее губы своим ртом чуть позже, когда он напал на нее со щекоткой, и она, хихикая, потеряла бдительность и занята была тем, чтобы не допустить его пальцев до своих ребрышек. Они еще какое-то время поигрались, причем Рена от глупостей Всадника еще и повизгивала, как школьница, когда он норовил ее прикусить зубками за ухо или еще как-то подергать, словно приставучий старшеклассник, обожающий задирать девочек. Потом успокоились, и кавалерист перестал приставать к Рене — он умаялся от подъема вверх. До крыши оставалось всего ничего, и воин порядком подустал — ноги у него разрывало болью от бесконечных ступенек, и он предложил Рене «сделать привал». Они уселись прямо на пыльной лестнице. Всадник изможденно вытянул искалеченные ноги, а девушка не упустила возможности прильнуть к нему: уцепилась за руку, положила голову на плечо.       — Я такой старый, — грустно улыбнулся кавалерист. — Совсем одряхлел. Ты уж извини, что я и по лестнице подняться не могу.       Рена ничего не сказала, только прикрыла мертвые глаза. Ей и хотелось подбодрить любимого, но она не знала, как, поэтому просто прижалась покрепче.       — Ну неужели я нужен тебе, такой? — спросил Всадник, глядя в пустоту, словно разговаривая сам с собой.       У Рены опять не было ни каких мыслей на счет того, что ответить. «И таких любят»? «Ты тоже имеешь право на счастье»? Что вот ему сказать? Она только поджала губки и запустила руку Всаднику за воротник, желая потрогать его грудь, но понимая, что не дотянется, поэтом просто повозила коготками по его шее, заставив его задрожать и покрыться мурашками. Они провели так с десяток минут, пока боль в кавалерийских ногах не стала более-менее терпимой, а потом двинулись дальше. Воин осторожно помог Рене выбраться на крышу, бережно придерживал ее за руку и талию. Они подошли к самому краю, и тысячник поинтересовался:       — Насколько ты можешь видеть* отсюда?       — А насколько нужно?       — Я хочу, чтобы ты видела, что я сейчас сделаю.       — Например?       — Вот если бы я прыгнул с крыши или упал, ты бы это увидела?       — Ты сдурел?!       — Скажи.       — Что ты затеял?!       — Я хочу показать тебе мое изобретение. Но для начала я должен знать, сможешь ли ты его увидеть вообще. Ты говорила, что твои обостренные чувства дают тебе многое и порой заменяют зрение.       — Конечно, дурак, если ты гробанешься отсюда, я это увижу, — раздраженно отозвалась Рена. — И только попробуй…       — Тогда смотри, — Всадник подошел к краю крыши. Рена слышала, как он удалился — голос стал приглушенным из-за того, что он отступил, вдобавок, ветер, обдувавший его со всех сторон, с края дул сильнее.       — Не смей прыгать.       — Все будет нормально.       — Не смей.       — Смотри.       — Я убью тебя.       Он устал спорить и просто шагнул вперед, чуть отклонившись назад. Он полетел камнем вниз спиной вперед.       Пронзительный крик Рены раздался ему вслед. Он летел, выжидая момент, когда можно будет расправить крылья. Нужно было выбрать правильный момент, чтобы его не дернуло вверх и не переломало тем самым ему все кости. Рена перестала орать и сидела на краю крыши, вцепившись в юбку и выпучив невидящие глаза. Она по звуку и еще каким-то своим приметам пыталась понять, как падает Всадник и разобьется ли он. И если бы он все же шмякнулся, подобно Артуру, наш рассказ так и не был бы написан, а мир не узнал бы мистического Всадника без головы.       Повезло: он вовремя раскрыл крылья и осторожно приземлился. Вышло немного неловко, хуже, чем он ожидал — он упал на четвереньки, и пришлось еще и опереться рукой, чтобы не свалиться. Рена наверху опять начала кричать. Он не мог разобрать, что именно, и проорал в ответ:       — Я жив! Не беспокойся!       Он не знал, услышала она его или нет, так как до него долетали только обрывки фраз:       — Еще раз так сделаешь!.. Да я тебя!.. Мерзавец, как ты мог!.. И не приставай!..       Он не мог сдержать смех. Пусть ему все же было и стыдно, что он заставил Рену волноваться, но ее ругань только разве-селила его. Просмеявшись, он рванул наверх.       Стоит ли говорить, что в наказание за его проделку Рена этим вечером раздразнила и возбудила его, но не отдалась. Ничего особо примечательного в их жизни, кроме этих полетов, не случилось. Разве что Анди своими короткими визитами разбавлял им скуку. Ему хотелось и поглядеть, как там Рена, хотя он прекрасно знал, что Всадник ее не обижает, и по-общаться с кавалеристом. Либо они втроем игрались в какие-нибудь активные, или наоборот, тихие игры, либо Анди, развалившись, слушал, как воин читает своей избраннице вслух, либо они с Адлером вдвоем отправлялись в город: на бои — Анди смотрел, Всадник дрался, или же просто в бар. Короткие деньки, проведенные таким образом, казались вечностью из-за отсутствия важных дел. Но тем не менее, они дорожили этими минутами, понимая, что не скоро еще сойдутся вместе. Песок в часах лишь ронял мелкие частицы, отмеряя то время, когда придет пора Всаднику и Адлеру отправиться на корабли. Все остальное время он, Рена и Анди, казалось, совсем позабыли про надвигающуюся войну. Они словно отключились от реальности, старались не следить за происходящим: никто не читал газет, не слушал звонаря на улицах. Даже тренировки рекрутов не воспринимались кавалеристом всерьез. Ему казалось где-то в подсознании, что война не тронет его, обойдет мимо, хотя он был уже куплен.       Ни он, ни Анди и его приемная дочь, никто не подозревал, что они коротают последние мирные деньки. Ощущение, что предстоит разлука, у них было, каждый это понимал. Однако что разлука это вечная, они не могли предчувствовать и угадать. Неведомо чем, но они заслужили хорошенькую встряску в их мирной, почти семейной жизни. Горожане, видевшие парочку вместе, решились-таки на подвиг и созрели «спасать» Рену от «злого чудовища».       В день, когда это случилось, Всадник как раз принимал ванную, а Рена занималась своим рукоделием где-то наверху. Кавалерист погрузился в воду с головой, скрестив руки на груди, точно египетский фараон-мумия решил вдруг утопиться. Только колени над водой торчали, и лишь изредка поднимались пузыри. Если он и слышал топот и суету в замке, то не отреагировал.       — Не отправляй во свет, Повелитель! Горожане пытаются атаковать замок!       Всадник полежал еще какое-то время и вынырнул. Вода с него схлынула, мокрые волосы налипли на лицо, и он стал похож на водяного.       — Что им от меня нужно? — холодно спросил кавалерист.       — Они требуют, чтобы вы отдали им королеву, — труп поклонился. — Не отправляй во свет…       — Достаточно. Пусть войдут, — он махнул рукой небрежно, потом нетерпеливо покрутил кистью. — Подготовим им славный прием.       — Что нужно сделать, Повелитель?       — Разделите их. Перед этим можете откушать одного-двух, чтоб неповадно было. Главного заманите ко мне. Подготовьте Черный трон. Разыграем спектакль ужасов. Я придумаю, что дальше делать.       — Слушаюсь, Повелитель.       Мертвец ушел, а Всадник опять нырнул под воду. Но оставим его и обратимся теперь к возжелавшим приключений на свои головы.       Фермер Штефан Херц, который и поднял всю эту бучу, на днях видел двух женщин. Одной из них была Рена, и она со Всадником гуляла на базаре. Кавалерист быстро вел ее куда-то под руку, и казалось — насильно тащил. Чуть позже он снова мельком увидел их, разозлившись еще сильнее. Ему казалось, что кавалерист издевается — похитил девку, удерживает силой, еще и таскает с собой, хвастаясь и мучая несчастную.       Второй увиденной им женщиной была та, что когда-то предрекла некоему Гэну Каену, что он станет Всадником без головы. Она совсем уже одряхлела ныне, и стала, пожалуй, еще более безумной. Это было уже после того, как в нем накипело желание отобрать Рену, и он потихоньку начал подбивать на это народ.       — Ты ищешь Повелителя Теней? Ты его найдешь, потому что в отличие от тебя он не забывает обращаться к свету.       — О чем ты говоришь?       — Богатство души его смертных пленит.       — Ладно, — разозлился Херц. — Я ищу Всадника, понятно? Но мне не нужны его деньги, мне нужно, чтобы он освободил девчонку, которую похитил, ясно? Я лично отрублю его голову!       — Реальность не всегда такая, какой ты ее видишь. Если хочешь, я тебя успокою — ему отрубят голову. Но не ты. Время еще не пришло.       — Если ты все знаешь, тогда скажи мне, смогу ли я спасти несчастную от этого урода, — фермер рассердился только сильнее.       — Я тебе уже все сказала, — чудаковатая женщина взмахнула платьем, подняв тучу пыли, и оставила его.       Пыл, однако, Херца не оставил, и тот продолжил подымать народ на «битву с чудищем поганым». В итоге кончилось это все тем, что в один прекрасный день эта компания похватала топоры и вилы и двинулась на Блутштайн дружным строем. Кованые ворота были не заперты, и они спокойно вошли. А вот в железную дверь им пришлось долбиться тараном до тех пор, пока Тени не исполнили приказ своего короля — не впустили незваных гостей.       Первое, что бросилось в глаза Херцу и его соратникам — пугающая, давящая тишина. Факелы не горели, все вокруг пыльно и запущенно. Атмосфера мрака и заброшенности начала давить. Они стояли и осматривались какое-то время, а потом Штефан, не выдержав пугающей темноты, хрипло скомандовал:       — Пошли.       Они двинулись по коридорам, но нигде не было не малейшего признака жизни. Изредка попадались картины или камни в изваяниях или изображениях, которые любители приключений отковыривали и забирали себе. Однако тишина поражала их — они озирались так, будто их вот-вот могли застукать за мародерством. Райли, отец местного дурака Ширли, отличавшийся трусостью, тихо спросил:       — Слушай, а может тут и нет никого? Кройнберг, его сосед из мясной лавки, шумно ступил на ковер, подняв пыль.       — Да, тут все запущено.       — Я хочу сказать… будь он жив, он бы не запустил все так? Может, он сдох?       — Заткнись, я видел его не так давно с украденной девчонкой. Он явно где-то здесь, — рыкнул Херц.       — Вот только где же? Такое ощущение, что мы первые, кто прошел здесь за тысячи лет.       — Не мели ерунду. Всадник здесь, и мы его убьем.       Группа ополченцев побрела дальше. За ними по коридору пробежала тень. Карл, еще какой-то ремесленник, что шел последним, остановился и вгляделся в темноту. Тень пробежала еще раз. Карл, подняв топор, двинулся за ней.       — Эй, ты куда?       — Там что-то есть. Что-то или кто-то. Я хочу посмотреть.       — Там никого нет.       — Есть!       — Давайте разделимся и осмотрим весь замок. Он может быть где угодно.       — Вот именно. Разделяться нельзя! Ему только того и надо.       — А нам надо найти его и убить!       — Он король Блутштайна!       Мужчины продолжали спорить, не желая слушать друг-друга. Наконец Карл все-таки решил пойти с ними. Однако на следующем повороте, когда какое-то движение снова привлекло его внимание, он все же не выдержал и направился в тот коридор, где что-то мелькнуло. Первое, что он увидел — черные следы гигантской собаки. Чуть позже, приглядевшись, он заметил, что это и не собака вовсе, а волк — волчьи следы вытянутые. Он присел на корточки и стал двигаться вдоль по коридору, всматриваясь в следы. Они вдруг оборвались, и только услышав топот и рев за спиной, Карл заметил, что следы стали мазками на стене и потолке. Он медленно обернулся. Перед ним стояло существо — воплощение слияния человека и волка в одной твари. Морда волчья, уши с кисточками, туловище накачанного мужчины, покрытое волосами. Икры оканчивались задними лапами зверя, а вместо передних — что-то похожее на руки, только с подушечками и огромными когтями. Тварь зарычала и как следует саданула когтями Карла по плечу. Тот почему-то упал и потерял сознание.       Следующими пропали Гордон и Курт Гайер; оба были здоровыми мужланами, однако одного из них соблазнила фигура в длинном платье, а второй прошмыгнул за мертвецом, которого принял за Гордона, когда увидел, что тот отдалился.       Потом еще одна пара. Нерон и Робб. И еще одна. И еще. И опять. Херц чухнулся только тогда, когда остались лишь он и Райли. Чуть позже и трусливый Райли его покинул, испугавшись, как показалось Штефану, собственной тени.       Тень на самом деле была, но принадлежала она не Райли. Это была одна из Теней, служащих Всаднику. Существо оказалось тем же, что набросилось на Карла, только женского пола. И тварь эта погнала Херца по коридорам Блутштайна. Если он пытался свернуть, путь ему преграждали другие создания, порою еще более мерзкие, чем женщина-волчица. Особенно пугали Штефана ожившие трупы, от коих вонь стояла несносимая. Наконец он оторвался от волчицы и бежал прямо к тронному залу, где на Черном троне ожидал его Повелитель Теней.       Спасаясь от чудовища, Херц забежал в комнату и поспешил запереть дверь, не зная, что закрывает себя наедине с монстром, куда более жестоким и страшным, нежели любая Тень, по-скольку над ним ни у кого нет контроля. Отдышавшись, «освободитель» медленно повернулся. Только сейчас он заметил Черный трон. Фигура Всадника в полумраке выделялась нечетко, только и видно было, что очертания кончиков волос и горящие синие глаза.       — Ты пришел, чтобы умереть, — равнодушно сказал Всадник. Не вопрос — утверждение. Херц стоял с минуту, напуганный, а потом набрался храбрости и рявкнул, хоть сердце у него колотилось бешено:       — Я пришел сюда по твою душу, чудовище! — он с лязгом вынул меч.       — Что тебе от меня надо? — Всадник вытянул ноги и скрестил их.       — Я пришел забрать то, что ты украл.       — Я ничего не крал. А вот ты — да.       — И что же я украл? — с издевкой спросил Херц, размахивая мечом.       — Ты нарушил мой покой! — прогрохотал Всадник и резко поднялся. — Здесь символы на стенах, следы моих Теней, все, все ведает о том, что каждый незваный гость тут на муки обречен! Я воздвиг защиту, выпустил Теней на волю не для того, чтобы ко мне совали нос любопытные и вмешивались в мою жизнь! Но вам, безумцам, они не страшны! Ваши голоса разбудили и растревожили мою королеву, а это непростительно! Топот ваших ног разбередил голодных Теней! — Он поставил ногу на подлокотник и прикрылся плащом, а потом резко распахнул свои «крылья», так, что они полностью совпали с крыльями трона.       — Как ты смел прийти сюда! Ты словно вскрыл гроб! Тайн зловещих коснулся беспечной, небрежной рукой, разворошил здесь все! Твои люди вырезали мои картины и выковырнули камни из рельефа!       Херц стоял и слушал гневный монолог Всадника, а потом схватился за меч:       — Ты должен заплатить, за то что ты сделал, чудовище! Верни девчонку!       — А-а-а, девчонку, — вкрадчиво улыбнулся кавалерист, мгновенно сбавив тон. — А что, если я скажу тебе, что девчонка не вернется, даже если случится чудо и ты убьешь меня?       — Как это не вернется? — Херц сначала обмер, а потом заорал: — Ты что, отнял и ее жизнь тоже?! Отвечай, монстр!       — Тебе так хочется сразиться за нее? Ты уверен, что сможешь? — в голосе Всадника звучала такая холодная, непоколебимая уверенность, что Херц заколебался. Он перестал казаться самому себе бессмертным храбрецом.       — Я могу рассказать тебе все, — вкрадчиво проворковала тварь, сверкая синими горящими глазами. Зрачки у них никак не двигались: ни расширялись, ни сужались — никакой пульсации, а сами глаза никоим образом не спускались с него — ни одного движения в сторону. — Хочешь? Короткие факты, это не займет много времени, а мы ведь спешим.       Судя по шороху, Всадник опять уселся в кресло, перекинувшись через сидение, и взмахнул рукой, пошевелив пальцами. Тьма почти полностью скрывала его фигуру на троне, только слабо горящие факелы, сияющие мертвым, серебристо-голубым светом, словно луна, выхватили из темноты очертания кончиков его пальцев в черных перчатках. Кожа, из которой эти самые перчатки были сделаны, зловеще блеснула складками.       — Что ты хочешь мне сказать? — спросил Херц больше для того, чтобы оттянуть время: везде, вокруг него, за троном, по углам — везде копошились какие-то твари, и нет-нет да и вспыхнут парные огоньки разных цветов: желтые, красные, оранжевые, но нигде, кроме трона — синие. Твари не только копошились, мерцая глазками, но и уркали, скреблись, пускали слюни. Последнее он понял по характерному капанью где-то над ухом, вздрогнул и шарахнулся, когда малоприятная такая капля шмякнулась у него перед носом откуда-то с потолка.       И опасней всех этих тварей был проклятый Всадник, что сейчас восседал на троне. Он отвлек Штефана от опасности более явной: скрипнула кожа — это мерзавец закинул ногу на ногу, опять блеснуло — вскинул руку.       — Давай посчитаем.       Он вытянул ладонь, и «герою-ополченцу» стало более-менее хорошо ее видать.       — Те идиоты, которые вздумали пойти с тобою и нарушить мой покой, в лапах у моих Теней, — нежно заурчала тварь и вытянула один палец. Кожа стала ритмично поскрипывать — негодяй ногой качал. — И теперь им никто не поможет. Второе, — Всадник показал второй палец. — Мои Тени голодны.       Штефан Херц содрогнулся и опустил меч.       — Возможно, они уже сожрали твоих дружков, — лениво сказал злодей и безвольно повис на троне, словно ребенок в кресле, изнывающий от скуки за разговорами с родителями у камина. — А может, и нет… Кто его знает. Но скажу только, что мои Тени голодны, и если они еще не ослушались моего приказа, то очень скоро я сам разрешу им поесть. Я не хотел этого делать, равно как и не хочу сдерживать Теней, убеждая их, что набрасываться ночью на народ и жрать его нехорошо, — елейным голосом промурлыкал проклятый Всадник, а потом в его мягком баритоне промелькнули угрожающие нотки: — Но я не могу не разрешить им съесть то, что добровольно лезет к ним в зубы.       — Нет, нет, нет! Не смей! — заорал Херц, вновь поднимая меч и испуганно озираясь. Тени сжимали свое роковое кольцо, мерцая мерзкими глазками, рыча и пуская слюни.       — Мои Тени голодны, — повторил Всадник и перевернулся вниз головой. Глаза превратились в щелки. — К счастью, есть ты. А, да, и еще одно… Ну, чтобы добить тебя, — мурлыча, Повелитель Теней опять перевернулся. — Все ваши потуги были абсолютно зря. Даже не потому, что вас съедят, как вы их называете, чудовища. А просто потому что Рена со мной добро-вольно пошла. Даже если бы вы и победили, она прокляла бы вас аж до третьего колена и все равно бы осталась здесь. А знаешь почему? Она сама меня выбрала.       Он просто наслаждался яростью Херца. Закипая, тот, весь потный от страха и ненависти, схватился за меч обеими руками и заорал:       — Не верю! Ни единому слову я твоему не верю, змий проклятый! Украл девку, и…       — О, тогда я думаю, надо сказать еще кое-что, после чего ты мне поверишь, но это надо прошептать на ушко.       — Иди сюда, скотина! Иди сюда, змей, иди и говори…       Он вдруг вскрикнул, потому что уродливая морда твари, похожей на ящерицу, вдруг высунулась из темноты и попыталась его цапнуть.       — Нет, ты говори. Говори со мной, как подобает, — Всадник прищурился. — Иначе я разрешу им лакомиться тобой постепенно. Постепенно, слышишь, постепенно…       — Так выйди на свет, Повелитель Теней! — Херц попытался вложить в свой крик как можно больше презрения, но получилось так, будто вместо презрения он старался вложить страх. Всадник расхохотался, повертелся еще немного на своем троне, и стал медленно спускаться. К своему ужасу горожанин заметил, что ступени трона состоят из тысяч костей, и все эти кости жалобно хрупали под тяжелыми кавалерийскими сапогами. Шпоры жутко звякали, и с каждым шагом Всадника Штефан Херц все больше и больше жалел о том, что просил его спуститься. Пусть уж лучше и дальше бы сидел, глазами сверкал. Горожанину казалось, что он сам вызвал свою смерть.       Всадник медленно спускался, упиваясь моментом. Он лязгал, распускал крылья. Он двигался, как входит в плоть стороною кинжал, и зловеще в тишине звенела его поступь. Свет выхватил из темноты сначала обутые в высокие сапоги ноги, недобро блеснувшие огромные шпоры с колесиками, потом сверкнувшую пряжку на поясе, дальше — вышивку с драконами на груди, и только потом уже постепенно залил лицо. Бледное, с горящими глазами, узкое лицо, словно высеченное из камня. У Всадника были грубые, резкие черты лица, не лишенные, если приглядеться, какой-то своей нежности и очаровательности. Но только близ Рены или Анди видно было всю приятность его; сейчас же Херц, поскольку даже и не хотел видеть в хозяине замка ничего хорошего, счел его препротивной тварью.       Всадник спустился с трона и теперь медленно шел прямо к «герою-защитнику». Жуткий лязг — кавалерист обнажил меч со змеиной головой и теперь приближался, поигрывая оружием. Тени вокруг рыкали, сверкали зубами и норовили оттяпять от Херца хоть кусочек, но взгляд всадниковых васильковых глаз одергивал их и заставлял отступить.       Внезапно Повелитель Теней пропал из поля его зрения: свет погас, чудовища зарычали уже до неприличия близко, а когда огни снова зажглись, горожанин обнаружил Всадника за своею спиной. Тот приставил ему лезвие меча к горлу и прошипел в ухо:       — Знаешь почему Рена не пойдет с тобой ни при каких обстоятельствах?       Он выждал паузу, а потом заговорил опять.       — Я ее трахаю, — елейным голосом сказал Всадник, больше всего сейчас напоминая типичного злодея из дешевых книжонок — из тех, что только ехидно ухмыляются, говорят вкрадчиво и тихо, и все время строят подлости. — И она сама того хочет, — шипел он, упиваясь ненавистью и беззащитностью своего врага. — Сама соблазнила меня, посадила на Черный трон!       Он резко развернулся и отошел, так, чтобы стоять лицом к незваному гостю.       — Этого не может быть!..       — Если хочешь, спроси у нее сам, — Всадник ощерился, опять развернул плащ-крылья.       — Я буду драться с тобой за нее, ты, мерзавец!       Сводчатый потолок эхом отразил бархатистый смех Повелителя Теней.       — Давай. Я всего лишь старый калека, ты легко победишь.       — Калека? — непонимающе воззрился на него Херц.       — Давай, давай, — кивнул Всадник. — Ты же такой хитрый и храбрый, легко одолеешь больного старика.       Ни слова ни говоря, горожанин бросился на властителя Теней. Они сцепились, награждая друг друга ударами меча с размаху. Это была короткая битва без единой капли крови. Кончилась она быстро, и главным образом потому, что Херц попытался применить против Всадника прием, излюбленный до этого всякими Вальцами, Беккерами и им подобным. И имя этому приему — подлость. Нырнув под лезвием Отсекателя, Штефан как следует саданул ногой по голени Всадника.       Эффект превзошел ожидания. Рявкнув, кавалерист упал на колени на пол. Рыча, Херц подошел к нему с занесенным мечом, но встретил подсечку и тоже рухнул рядом. Всадник поднялся, опершись на Отсекатель, и настала его очередь угрожающе заносить оружие над грудью поверженного противника.       — Ай-ай-ай, — нарочито покачал головой Всадник. — Ты даже беззащитного дряхлого калеку отлупить не смог. Ну и какая тебе после этого девушка, а?       С этими словами он с размаху опустил оружие, но не пронзил им искателя приключений на известную часть тела, а лишь слегка ткнул и повернул, рисуя крест.       — Это тебе метка, — сообщил Всадник корчившемуся горожанину.       — Гэн, у тебя все в порядке? — Рена вышла из темноты и кинулась ко Всаднику. — Ты не ранен?       — Не переживай, — он погладил ее и чмокнул в лоб. — Все хорошо.       — Что ты с ним сделаешь? — она наклонила голову, слушая дыхание лежавшего на полу Херца. Штефан держался за раненную грудь и во все глаза пялился на парочку.       — Отпущу, — рука Всадника скользнула Рене на талию.       — Отпустишь? — она с какой-то надеждой повернула к нему мордочку.       — А он не расскажет?       — Нет, не расскажет, — он опять приласкал ее.       Рена показалась Штефану доверчивая и невинная, как ребенок.       Знал бы он, какими словами «ребенок» обзывает своего возлюбленного, если тот начинает очень уж расходиться в играх с нею.       А еще Штефану показалось, что Рена и правда питает к своему избраннику самые теплые чувства. При этом впечатления, что кавалерист обманул ее, у него не сложилась.       Боже, да она действительно без памяти любит его! Какой мерзавец!       — Беги, — он чмокнул ее в висок. — Поищи книжку, которую я тебе потом почитаю, хорошо?       Рена опять исчезла. Всадник вмиг посуровел и повернулся к незваному гостю, который успел к тому времени подняться на ноги.       — А теперь убирайся, — скомандовал он, завернувшись в плащ.       — Но…       — Уходи, — тоном, не допускающим возражений рявкнул Всадник. — И если кому-то расскажешь о том, что здесь видел — мои Тени сожрут тебя. А вместе с тобой — всех твоих близких. У тебя ведь есть детишки, а?       Не в силах говорить, Штефан кивнул.       — Неужели ты хочешь, чтобы их пожевали Тени?       Горожанин помотал головой.       — Вот и молчи. Вас сожрут, вас всех сожрут, если вы пикнете хоть слово, ибо все вы теперь мечены. По меткам мои Тени найдут вас. А теперь уходи.       Штефан сделал неуверенный шаг, и тут же Всадник вспыхнул яростью: рыча, он принялся метаться по тронному залу, гоняя Херца:       — Уходи! Уходи! Убирайся прочь, и никогда, никогда не возвращайся!       Очертя голову, сопровождаемый своими же знакомыми из города, криками, воем и улюлюканьем, он вылетел за ворот замка, получая пинки и укусы Теней, равно как и соратники его, на свою беду решившиеся нарушить покой Всадника и его жены.       Первые два дня они тряслись по углам, не веря в то, что остались живы и действительно хранили молчание.       На третий день не выдержали.