Всадник

LII

      Джонни Колдрайт дрожащими руками вскинул тяжелое ружье и прицелился. Ствол оружия ходил ходуном. Он хотел выстрелить, и одновременно боялся того, что за этим последует. Он никогда еще не убивал. Он в испуге переводил дуло мушкета с одного гессенца на другого.       — У-у-у! Что за мушка залетела в сети к двум паукам, а? — рассмеялся высокий и черноволосый. Он внезапно заговорил по-английски, видимо, специально, чтобы Джонни понимал. Трясясь, рекрут снова вскинул ружье и поставил палец на спусковой крючок.       — Ты же не убьешь меня, мальчик? Вижу, вижу, не убьешь, — черноволосый продолжал глумиться. Джонни почувствовал, что вспотел. — Я тебя тоже не убью, — продолжал довольно разглагольствовать Всадник, скалясь в зубастой улыбке. — Во всяком случае, я об этом подумаю. Брось бяку, будь пуськой. Или не брось? Выстрели мне в голову, окончи мои страдания, прославься и стань героем.       Джонни дрожал, понимая, что должен нажать на курок, но сил оборвать чужую жизнь у него не было. Он уронил оружие, упал на колени в мокрый снег, трясясь, и вдруг заплакал.       — Встань, — властно и твердо велел Всадник. — Встань и бей, если пришел убить меня. Не бери в руки оружие, если не можешь применить.       Джонни медленно поднял голову.       — Ты должен встать, когда разговариваешь с королем, — холодно повторил Всадник свое приказание. Рыжая бестия сначала хихикала, а потом поглядывала встревоженно на своего дружка единственным глазом. Бестия помялась немного, а потом заговорила по-немецки. Мужчина в черном ответил своему спутнику, а затем кавалерист вновь повернулся к Джонни. Он сделал к нему несколько шагов. Рекрут сжался и вздрагивал при каждом звяке огромных тяжелых шпор.       Нервы мальчишки не выдержали. Маленький рекрут вскочил и собрался было рвануть с криком, но Всадник ловко схватил его одной рукой за шиворот и встряхнул, собирая на штаны рекрута снег.       — Не будь идиотом. Повсюду твои дружки. Малейшее движение — пристрелят.       Взгляд застывших льдистых глаз заставлял цепенеть. Маленькие зрачки, что никогда не увеличиваются. Веки, что никогда не моргают, если взор этого монстра направлен на человека. А сам взгляд будто сквозь, в самую душу. Джонни задрожал.       Рыжая сатана опять начала что-то рыкать на немецком. Всадник ужасный повернулся и спокойно что-то за тараторил в ответ. Язык был так похож на английский, и одновременно не похож, что некоторые слова можно было угадать, но слова «aufhängen» и «exekutieren», где из первого ясно слышалось «hаng» — вешать, а второе вообще почти повторяло «execute» — казнить, заставили его занервничать и забиться.       — Хрен с тобой, — рыкнул кавалерист и бросил его в снег, после чего снова заговорил по-немецки с дружком. Гессенцы вскочили на коней и поехали шагом в неизвестном направлении. Джонни с трудом встал на ноги и тяжело побежал туда, где трещали деревья, ругались криком вспугнутые птицы, хрустели ветки — именно там топтались и материли проклятых гессенцев его соратники.       «Нужно их предупредить! Показать, куда немцы поехали!»       Джонни бежал, с треском ломая кусты, и все для него смешалось.       — Немцы! — заорал он, когда увидел первый американский мундир.       Всадник оказался прав. Оттого, что парнишка неожиданно вылетел к своим, он получил пулю. Кашляя, Джонни повалился на снег, чувствуя, как горит живот. Он видел, как чьи-то ноги затопали вокруг него, обдавая лицо снегом, задрожал от боли и замер.       — Немцы, — прохрипел он. — Ловушка!..       — Сейчас, Джонни, сейчас! — кто-то поднял рекрута на руки.       — Оставь парня, он умирает!       — Он должен показать, где их видел, а там пускай умирает!       — Проклятые гессенцы!       Джонни уже ничего толком не осознавал. Он то и дело отключался, а то приходил в себя и судорожно сжимал простреленный живот, из которого толчками выливалась кровь. Он не помнил, показывал дорогу или нет, его сознание было смутным. Он вновь прозрел только тогда, когда внезапно увидел, как Всадник наблюдает за ними откуда-то сверху.       Фигура лошади и Всадника казалась изваянием из черного камня. Джонни, лежавший на руках у кого-то из солдат, видел его, нависшего над ними. Всадник стоял, а точнее, сидел верхом на отвесной скале сверху. Чуть подальше от него зловеще сверкала единственным глазом рыжая бестия. От боли у рекрута начался бред — Джонни казалось, что гессенец — не простой солдат, а что-то неземное, неестественное. Некая темная сущность, что пришла по его душу.       Страшный Всадник внезапно приложил палец к губам и зашипел, предупреждая, чтобы тот не смел и пикнуть. Но умирающий рекрут застыл, дрожа, а перед глазами у него только стали опять бегать порожденные бредом раненного видения, и даже если бы он захотел, он бы ничего не смог сказать.       Он снова отключился. От боли Джонни потерял сознание, и когда опять пришел в себя, он уже не понимал, что вокруг происходит. Лошадь под ними летела рысью, бедный рекрут качался, как на борту во время шторма. И вот он опять увидел проклятого немца. Черный круп огромного коня колышется, словно бочка, что качают туда-сюда, развивается пушистый, подобный огромной мочалке хвост. Джонни слышал, как стучат копыта, но покрытые густым мехом щетки не видел. Видел мощную спину Всадника, который то и дело оборачивался, хохоча и корча рожи.       Внезапно молоденький рекрут вспомнил, зачем вообще бежал к своим: предупредить.       — Ловушка! — простонал Джонни, вбирая в крик все свои последние силы.       Но никто его не слышал. Ему оставалось только в ужасе смотреть, как проклятый гессенец, дразня, уводит солдат в лес так же, как жеребец манит мустангеров за собой на верную погибель. Сил кричать у Джонни уже не было, и он снова прикрыл глаза, молясь, чтобы до его сослуживцев дошло наконец, что немцы ведут их в ловушку. Туда, где их ждала смерть.       Он очнулся в очередной раз уже после того, как началась стрельба. Слабо осознал, что выпал из седла на холодный мокрый снег. Лязг мечей, крики, хохот, выстрелы. Чья-то рука дернула его, потащила вверх. Голоса. Говорящие на немецком языке голоса.       Джонни потерял сознание.       Опять пришел в себя, увидел над собою склонившуюся страшную рожу Всадника: зловещая улыбка, глаза застывшие, мертвые, но не такие, какие бывают у слепцов или покойников. Гораздо страшнее. Взгляд синевы куда-то сквозь него, зрачки маленькие, холодные. Веки не моргают. Губы, разползшиеся в зловещей ухмылке, обнажают зубы, напоминающие клыки или резцы белой акулы.       На этот раз Джонни отключился уже от страха.