Всадник

LIII

      После тех минут кровавой бойни, в результате которой американцы попались в ловко устроенную засаду, Всадник сидел на брезентовом стуле, скрестив ноги, и с удовольствием жевал оленину. Он все еще смаковал в мыслях ту сцену: американцы врываются на поляну, разгоряченные гневом, а их уже встречают ощерившиеся мечами гессенцы. Те пятятся назад, а из-за деревьев, как волки, осторожно выходят еще немцы. Ух, как полетели головы!       Всадник улыбался. Все шло немного не так, как он планировал, но его все устраивало. Да, их чуть не убили, потому что он и Анди заблудились. Но да ничего! Дорогу же они нашли. В принципе, кавалерист не упускал того, что они, возможно, погибнут, но риск того стоил! Впрочем, было бы крайне наивно с его стороны упускать из виду такой вариант. Да, пришлось прихватить умирающего рекрута с собой. Однако он может быть весьма полезен. Расскажет о Трентоне все — хотя бы чисто из благодарности, что спасли. Если у него, конечно, есть совесть. Всадник надеялся, что это так. Как-никак, он спас жизнь мальчишке аж два раза. Первый раз, когда он решил не убивать парня в лесу. А второй — когда велел извлечь пулю и зашить живот. Лекарь делал все под его контролем. Кавалерист даже не пожадничал и дал немного макового молока, чтобы приглушить боль. Он решил, что пытать не будет ни в коем случае. Как бы ни хотелось ему добыть информацию, он считал, что пытки — грязные методы. Нужно действовать хитрее. Кому, как ни ему, было прекрасно известно, что существуют люди, которые не ломаются, даже если им выдирать наживую ногти.       Собственно, он принадлежал к числу именно таких людей.       Победа улучшила его настроение, а кроме того, он почему-то перестал мерзнуть и мог гулять теперь в одной рубашке или расстегнутой шинели несмотря на то, что сыпал снег. Наоборот, ему даже нравилось. Только руки он берег и по-прежнему ходил в перчатках — не хотелось, чтобы кожа болезненно лопалась и трескалась. Он не привык к такому холоду — в Германии было намного теплее.       Забавно, но Всадник совсем забыл о том, что первые шесть лет провел на Западе. И возможно, если бы он волею случая не оказался в Касселе, то к этим температурам вполне бы привык. Но в Германии никогда не было так холодно на его памяти, и он отчаянно мерз в кожаном костюме. Но сегодня почему-то ему было тепло, уютно, он сидел, чувствуя себя каким-то наивысшим существом — до того ему было приятно, что кто-то пошел за ним, что план у него удался, и что он скоро, как только победит, а он обязательно победит, он был уверен, вернется домой к Рене.       О Рене он не переставал переживать ни днем, ни ночью. Из Блутштайна ему не писали — боялись слежки. Где сейчас его супруга — неизвестно. Она занимала все его мысли, как только из них уходила война и необходимость уничтожить американцев. Он изнывал от того, что не знал — жива ли она еще? Как с ней связаться? И, что больше всего его бесило и раздражало — на эти вопросы он не мог найти ответа. Ему оставалось только изнывать, мучиться и жаждать поскорее закончить войну.       — Мейстер! — к нему в палатку с почтительным поклоном заявился солдат.       — Слушаю, — равнодушно махнул рукой с костью Всадник и снова принялся обгладывать останки оленя.       — Воины спрашивают, каков наш следующий приказ.       — Пока ждать. Ждать, когда правительство Трентона ответит нам на наш ультиматум, — Всадник закинул ногу на ногу, поигрывая костью. — Их выбор невелик: либо ключи, либо собственные головы.       — Они могут взбунтоваться, мейстер, — солдат обеспокоенно теребил треуголку.       — Почему «могут»? Они взбунтуются, — уверенно заявил тысячник. — Чертовы патриоты слишком гордые, чтобы принять мое предложение. Но я уже знаю, чем им ответить.       — Что передать войску?       — Скажите: ждать. И ничего не предпринимать до ответа на ультиматум.       Чуть позже зашел штабс-ефрейтор.       — Царствуешь?       Кавалерист кивнул, потом рассмеялся и заявил:       — Еще нет.       Они поболтали какое-то время, а затем Адлер спросил:       — Я хочу знать правду про Теней.       — Я сказал тебе — придет время, я тебя просвящу, — тон Всадника мигом похолодел.       — Скажи мне. Скажи правду. Ты в любом случае собрался их выпускать, так?       — Да.       — Даже, если тебе отдадут ключи?       — Даже, если мне отдадут ключи.       — Но…       — В этом случае я лишь выпущу их позже.       — Неужели в этом есть такая острая необходимость? Трентон — маленький город, если грамотно составишь план, обойдемся без Теней…       — Без них мы не обойдемся, — жестко обрубил кавалерист. — Если Трентон сразу сдастся — а я на сто процентов уверен в обратном — то их минует страшная участь. Тени пройдут дальше, на Массачусетс.       — Но разумно ли это? Ведь ты можешь выпускать их только раз в десять лет.       — А кто об этом знает? Только ты и я, — холодно ответил тысячник, покачивая ногой. Анди перестал стоять на пороге, подошел к нему ближе и присел возле стула.       — Ты потратишь шанс, а как потом брать Массачусетс? Будет всего тысяча.       — Они будут ждать, что я снова позову Теней. Они будут запуганы.       — Но ты не позовешь. Они будут ждать, но в итоге осмелеют и перебьют нас.       — Можно ведь сделать вид, что я позвал Теней.       — Как ты себе это представляешь?       — Пока не знаю, — Всадник мотнул головой. — Еще рано продумывать этот шаг. Нужно смотреть по обстоятельствам.       — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.       — Нет, не знаю, — кавалерист вдруг расхохотался.       — Помять тебе плечи? — Адлер вдруг поднялся на ноги. — Ты опять ссутулился, будто спину прихватило.       — Да ну тебя, заботушка, — рассмеялся Всадник. — Я всегда сутулый.       — Неправда. — Анди встал позади него и руки его стали аккуратно разминать плечи гессенца. — Так что же, мой король? Ты же… догадываешься, что сделают Тени, верно? Неужели ты так…непреклонен?       — Знаешь, если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты хочешь предать меня, — тысячник рассмеялся, но в его голосе ясно послышалась угроза.       — Я просто хочу… докопаться до истины.       — Ты уже знаешь правду.       — Нет, не совсем. Я просто хочу знать, оправдана ли… эта жестокость.       — Это не обсуждается, — Всадник откинул голову, позволяя Анди легонько массировать ее пальцами.       — Скажи мне. Я должен знать, как далеко ты готов зайти.       — За все надо, платить Анди.За некоторые вещи — кровью. Наконец, за моего сына.       — За Рейнара? Но ведь не американцы убивали Рейнара.       — Они развязали войну, — холодно ответил тысячник. — Из-за которой мне пришлось бросить семью. Впрочем, — он снова стал качать ногой. — Моей вины в этом даже больше, чем их.       — Твоей вины в этом как раз нет, — Адлер случайно дернул его за волосы, раздражаясь. — Прекрати приписывать себе чужие грехи, ты же знаешь, как это бесит.       — Кстати, Анди, — Всадник замурлыкал неожиданно ласково, подвинувшись вверх запрокинув голову так, что видел лицо штабс-ефрейтора вверх ногами. — Помнишь, мы должны были картинно разыграть ссору. Можно супружескую, — он рассмеялся.       — Но сейчас не время.       — Да, мы должны быть вместе, — кавалерист окончательно расслабился на брезентовом стуле и растерял царственную позу. — Но, Анди… Я надеюсь, ты согласен со мной?       — И да, и нет.       Всадник прикрыл глаза. Все, что он чувствовал теперь — нежные и ловкие пальцы щекочут его, перебирая волосы.       — Удобно, чтобы перерезать мне горло?       — Слишком даже. Почему ты всегда о подобном думаешь?       — Ты считаешь меня жестоким?       — Нет, — сказал Анди после недолгой паузы. — Ты просто иногда перегибаешь палку.       — Мне захотелось сейчас очень грязно пошутить про палку.       — Так пошутил бы, — Адлер нежно, почти любовно провел рукой по пушистым черным с проседью волосах. Его единственный глаз выражал что-то вроде смеси обожания и тоски.       — Гэн, пожалуйста, — вдруг взмолился он. — Пообещай, что ты не будешь излишне зверствовать. Я понимаю твои чувства, но…       — Я и не собирался. Можешь быть спокоен — не будет пыток, издевательств ради забавы и прочего. Я всего лишь хочу отобрать у них все, что они любят.