Всадник

LIX

      Время шло, и все вокруг постепенно предавалось мрачной атмосфере, словно какой-то неведомый злой призрак ходил по-всюду, разбрасывая из большой тяжелой плетеной корзины искры ненависти и страдания. В маленьком немецком лагере царило напряжение. Лагерь этот был кусочком, отщепившимся от большого пирога англо-немецкого кампуса с огромной оравой солдат. Во всех шатрах этого маленького сборища брезентовых зеленых и бежевых палаток царило мрачное молчание, ожидание, предвкушение чего-то плохого, гибельного. И только в одном из этих шатров царило другое чувство. В самой большой палатке, выкрашенной в синий цвет, обитало злорадство. Тот, кто жил в ней, излучал тонны ненависти, предвкушал свою месть. Он затаился, как дракон, знающий, что вот-вот по его душу придут рыцари, которых он сможет сжечь и пожрать, после чего приумножит свое и без того несметное злато.       Дракон лениво ждал, копил силы. Сегодня ему светило нечто большее, нежели случайные путники, возжелавшие его головы. Ныне он готовился сам выползти из пещеры, расправить крылья, взлететь над городом, набрать побольше воздуха в грудь и исторгнуть пламя. И летать среди огня, хватая и пожирая случайных прохожих или домашний скот.       Мрачное удовольствие подогревало душу серебряного дракона. Совсем недавно он выходил из пещеры, осматривал несчастный Трентон, которому еще только предстояло умереть, сгореть в огне, быть навеки стертым с карты. Нагулявшись, железный дракон нырнул обратно в свой шатер.       — Мейстер, — в драконье логово заглянул его помощник — маленькая ящерка с нашивками вахтмейстера. — Пришел ответ.       — Прекрасно.       — Вы были правы. Ответили отказом.       — Прекрасно.       Дракон поднялся с кресла и встряхнулся.       — Зови остальных.       Тысяче хватило на сборы и построение около четверти часа. Небольшое войско выстроилось на вершине холма, с высоты которого отлично был виден обреченный Трентон.       — Всадник, — окликнул кто-то дракона, но он не отозвался. Молча вглядывался холодными и злыми глазами на ненавистный ему город. Потом поднял взор, и, щурясь, стал наблюдать, как опускается солнце, стремясь поцеловать землю.       — Зимой темнеет рано, — внезапно кошмарный кавалерист нарушил тишину. — Им всем конец.       Он продолжал ждать, внешне оставаясь терпеливым, а внутри сгорая от желания скорее напасть. И вот дождался — последний луч солнца скользнул вниз и коснулся горизонта.       — Пора.       Всадник выпрямился, широко расставил ноги, на какой-то краткий миг задумавшись, как ему действовать. И вдруг решение пришло само. Он скопил в себе всю свою злобу, всю свою ненависть к американцам, за то, что ненужной ему войной вновь обрекли его на страдания, а себя — на гибель. Всадник стоял, чувствуя, как ветер раздувает огонь в крови, бьет сильнее, дразнит его, злит. Он кинул мимолетный взгляд на привязанную к седлу коробку с останками руки несчастного Рейнара, и это только распалило его. Ненависть постепенно достигла своего апогея.       Всадник не читал заклинаний, не проводил пассов руками, не махал волшебной палочкой или посохом. Он ударил каблуком о землю и воззвал:       — Восстаньте, Тени! Восстаньте, мои вечные сыны и слуги! Сгущайся, тьма, собирайся, иго темное, приходи, отомстить за моего сына!       Минуту ничего не происходило. Один из солдат, разнервничавшись, вякнул было, что ничего не случится.       — Молчи, они идут! — рявкнул Всадник, ощутив, как дергает его вены изнутри, как его трясет.       И задрожала земля.       Первым делом гессенцы обратили внимание на сгустившееся небо, где махали крыльями неведомые твари, похожие на полчища летучих мышей. Затем зашуршали леса. Из них, рыча, стали медленно выходить огромные волки, что потом поднялись на задние лапы. Одна из крылатых тварей подлетела к кавалеристу, как следует укусила за щеку, присосалась к его крови, а потом, наевшись, уселась ему на плечо, больно сжав когтями. Земля дрожала все сильнее, устоять было невозможно, и вот появились они.       Не мертвые, но и не живые.       Вылезали прямо из-под земли, выходили невесть откуда, пешие, конные, вооруженные и безоружные, еще не истлевшие и совсем уж скелеты. Лезли мертвецы.       Перед ними бирюзовым сиянием горело шестнадцать призраков в коронах.       И все это полчище, вся эта бессмертная рать разом выстроилась, как вышколенная римская армия, и поклонилась своему королю. Всадник не без удовольствия отметил, что кто-то из немцев прошептал сзади: «Бог мой! Он не врал! Это все правда!».       Повелитель Теней с шелестом развернул плащ, имитировавший крылья.       — Воины мои! — пророкотал Всадник. — Знаете, для чего я вас позвал?       — Приказывай, Повелитель, — загрохотали в ответ трупы, волки, змеи и прочие невозможные твари. Вперед вышло шестнадцать призраков, каждый — в короне. Все синевато-зеленые, полупрозрачные, преисполненные мрачного торжества. Внезапно сердце кавалериста кольнуло — среди призраков он увидел Софи.       — Мы — шестнадцать великих королей прошлого. Теперь сила — в твоих руках, Всадник гессенский. Веди нас!       — Приказывай, Повелитель! — пророкотали Тени.       — Я сегодня не буду приказывать, — ухмыльнулся тысячник. Тени взбудораженно зашептались, заговорили, переглядываясь. — Я буду только разрешать. И разрешу вам одно — ешьте.       Что тут началось! Тени заголосили на все лады, чествуя и благодаря своего короля.       — Вы хотели есть, так? Вы голодали столетиями, пока не пришел я, так? — тысячник повысил голос. — Так налетайте же, ешьте, жрите, насыщайтесь! У вас сегодня будет славный пир!       Тени снова заорали, улюлюкая и вознося хвалы гессенцу.       — Да здравствует черный король! — расслышал он в их разномастной толпе и коварно улыбнулся. Ему пришлось подождать, пока гвалт стихнет, а затем он продолжил раздувать пламя:       — Сегодня ваш пир будет в честь моей жены и сына! — он вдруг поднял в воздух кулак, потрясая им, а затем схватил коробку с рукой Рейнара, открыл ее, воздел и показал: — Народ мой! Взгляните, что осталось от моего сына! И отчасти вина лежит на этих людях! — Всадник резко указал пальцем в сторону Трентона. — Так идите же, отомстите за него! Погибло мое дитё! Погиб новый король! Идите же, отомстите за гибель нового короля, за смерть принца гессенского! Отомстите за мою королеву, чью честь поругали!       Тени начали ритмично топать правой ногой и кричать «Ура!» поддерживая идею. То, как они из безупречного войска превращались в ораву разбойников и обратно, заставляло кровь стынуть в жилах. Гессенцы замерли, наблюдая за неистовым воинством. А Всадник вдруг почувствовал, что что-то жжет его ладони, снял перчатку и увидел, как в центре его руки нарисовалось черное пятно. Оно вертелось, крутилось, сжималось — что-то жидкое внезапно потекло из этого отверстия, черными звездочками, словно кровь, оседая на землю.       Повелитель Теней воздел руки. Тьма, что выходила из него на свободу, окружила его, и вдруг, плавно опустившись ему на голову, дернулась рывками вверх, да так и застыла в форме острой черной короны.       — Король! Король! Король! — орали Тени, а призраки их бывших повелителей преклонили перед ним колено.       — Месть! Месть! Смерть! За Рейна! Война!       — Да будет этот город гореть в огне! — прорычал Всадник, обнажив меч и помахав им. Гвалт нарастал, достиг своего пика и стих столь же внезапно, как и начался.       Кавалерист выдержал минуту, а потом холодным, спокойным тоном стал раздавать команды, но голос у него иногда все же срывался.       — Сыны мои, Тени! Идите туда и пожрите всех, кто попадется у вас на пути! Я пойду первым и буду указывать вам дорогу! Убивайте, не жалея никого!       — Да, мессир! — рявкнуло безупречное войско.       — Решли! Родди! Защищать Анди! Заприте его в самом глубоком подвале и охраняйте! Выполнять!       — Есть, моя месса! — двое мертвецов схватили забившегося в их руках Адлера.       — Это для твоего же блага, — смягчившись, сказал тысячник. — Надеюсь, ты поймешь меня… Армия Гессена! — он повернулся вдруг к своей тысяче. — Слушай мою команду! Как только первая волна Теней пройдет, вы двинетесь следом! И на сей раз делайте, что вашей душе угодно — разоряйте дома, трахайте белогрудых девиц! Но у меня особое условие, — тон его сделался тихим и угрожающим, но только на миг, а потом Всадник вдруг закричал: — Каждому ребенку в этом городе, какой бы он ни был, отрежьте правую руку и складывайте из этих рук огромную гору на главной площади этого поганого города! Женщин! Насилуйте женщин, поругайте так, как поругали однажды мою! Сжигайте, грабьте дома, но!..- он снова притих. — Это касается и вас, сыны мои Тени. Ни одна лошадь, ни одна собака, ни один зверь не должен пострадать. Ни одна книга не должна быть сожжена. Книги на главную площадь тоже приносите. — и опять закричал. — И да будет возмездие!       Теперь уже и крики гессенцев присоединились к взорвавшейся воплями толпе слуг Всадника. Он покричал еще какое-то время, призывая к готовности, собирал всех вокруг себя, что-то объясняя, а потом все стихло.       Через некоторое время даже Повелитель Теней со своими приспешниками на несколько долгих минут исчезли из поля зрения. Их больше не было на холме. Можно было подумать, что они вдруг решили в односчастье бросить эту затею и ушли.       Но как бы не так.       Если гессенский Всадник решил отомстить, он не уймется, пока не свершит задуманное.       Но вот он появляется вновь, безмолвная мрачная фигура на черном коне. Зловещий Всадник спешивается, держа в руке какую-то книгу. Он всего лишь ждал, пока город погрузится в сон, чтобы посеять панику и застать жителей врасплох. Тяжело вздохнув, кавалерист открывает книгу с тисненным на обложке заглавием «Библия».       — БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! — прокричал он, срывая голос. — СКАЗАНО В ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ПЕТРА, ГЛАВА ШЕСТАЯ, СТИХ ВОСЬМОЙ! ИБО ВРАГ ВАШ, ДЬЯВОЛ, БРОДИТ ВОКРУГ, АКИ РЫКАЮЩИЙ ЛЕВ, В ПОИСКАХ ТЕХ, КОГО ОН СМОЖЕТ ПОЖРАТЬ! *       И он разорвал книгу пополам.       — Да разверзнется ад! Да погрузится ваш нечестивый город в геенну огненную! Да заплатите вы кровью за то, что посмели нанести такую рану Всаднику из Гессен-Касселя!       Внезапно он притих. Видно было, как во тьме, за его спиной, засверкали огоньки глаз Теней. Их повелитель снял перчатку.       — Как только я взмахну перчаткой, можете нападать. — Он вдруг недобро усмехнулся. — Эх, проклятые американцы, развязавшие войну. Даже жаль вас! Храм сегодня вас не спасет…