Всадник

5 янв 1779г

      Что-то тревожно мне сегодня на душе. Предчувствие плохое. Весь день, с утра и до вечера, мне было как-то грустно, но в бою – я радовался, что был бой – я не обращал на это внимания. Мое дело было стрелять, чтобы пуля попала в тело, а все остальное уходило для меня на задний план.       Меня снедает жуткая тоска по моему Гэну, снедает, и тоска эта совсем другого рода, нежели та, что мы ощущаем в разлуке. Я поражен любовной горячкой, которая мучает меня почти с самого того дня, когда мы с ним стали узнавать друг друга получше. Для меня Гэн никогда не был и никогда не будет ужасным Всадником, особенно, ежели учесть, что я застал его в те дни, когда он еще не успел сменить облик. Мне кажется, и возможно, я даже прав в своих размышлениях, что я - единственный, кто еще помнит его имя. Вполне возможно, он сам его не помнит.       Как бы то ни было, я этого человека невозможно сильно люблю, но вынужден скрывать, что я такой.       Я помню, что я чувствовал, когда в полной мере осознал, еще в молодости, что мне надлежит жить с женщиной. Мне стало как-то неприятно и тошно, и я поспешил поскорее отделаться от этого чувства. Я думал, что смогу приучить себя, еще тогда в пансионе, делал все для того, чтобы перестать быть… быть таким, какой я есть.       Но я не смог.       Мне очень повезло с Марилиз тогда – я относился к ней, как к сестре, и я предложил ей брак, чтобы мне не всучили барышню, которую я буду ненавидеть.       Она очень обижалась, что я не хочу с ней близости. Родственники начали давить, с вопросом, где дети.       И я решился. Мне было неприятно – она была мне как сестра, и я полностью отключил сознание, стараясь думать, что это делаю не я, а кто-нибудь другой.       Я все это прекрасно помню. Другой вопрос, поймет ли Гэн то, что я расскажу ему, если я найду в себе силы?       Я чувствую, что должен, должен ему рассказать, какой я на самом деле. Грешный и поганый. Рассказать, что у нас было с ним, поскольку он, похоже, не помнит, что мы с ним были близки. Еще тогда, в ту ночь, когда он напился в подвале со мной.       Мы оба не ведали, что творим, и я думаю, он – в большей степени, чем я.       Но недосказанность меня мучает, и я хочу с ним про все это поговорить. Да, мне страшно, что он от меня отвернется, а предчувствие следующей тонны дерьма – но не из-за моего признания, а просто, пугает меня. Оно же и заставляет действовать – хочу, что если бы что-то случилось, я был бы чист душой перед Гэном.       Одно омрачает мне думы – как бы он не отрекся от меня после моих неожиданных слов. Сколько я болен к нему? Десять лет.       Десять лет!       И я не хочу, чтобы все рухнуло. Не хочу, чтобы мы расстались врагами.       Я пишу эти строки и надеюсь, что их никто не увидит, ибо это – тайна моего позора.       Стыд на мою голову мне, что я четверть жизни своей привержен страстью к человеку, которого все ни за что ненавидят.