Без прошлого

      Положение мое более чем безвыходное. Много часов подряд я бесцельно ходил по забытым коридорам замка и задавал себе один единственный вопрос «зачем?». Вернее, мне бы очень хотелось задать его графу, но разве я получил бы от этого что-нибудь, кроме испепеляющего взгляда, провозглашающего меня королем ничтожеств? Впрочем, неужели я мог позволить вот так взять и просто отнять у меня свободу? Я не могу пустить в свою жизнь женщину. Она же будет постоянно ходить у меня перед глазами, говорить со мной, трогать мои вещи, мое тело… Нет, не сейчас, не так скоро. Если уж на то пошло, я не уверен, что был бы рад даже мужчине – ну да, сейчас предположим, что я придумал, как сломить до тошноты консервативные принципы графа. Просто, по-моему, я еще слишком молод, чтобы предпринимать столь серьезный шаг, который возложит на меня ответственность и свяжет меня обязательствами до конца времен.       Но разве кому-нибудь когда-нибудь удавалось изменить решение его Сиятельства. Я удивлюсь, если такой случай найдется за много веков его нежизни. Однако ведь все бывает в первый раз. Я вовсе не был уверен в своих способностях, чтобы, во-первых, придумать, где найти причину отцовского решения, во-вторых, сделать это незаметно и в-третьих, переубедить графа. Но мое нежелание делить с кем-то мою жизнь оказалось сильнее, чем чувство самосохранения и элементарные нормы приличия.       Надо сказать, что с самого начала эта задумка была обречена на провал. Мой отец вряд ли будет вести что-то на подобии дневника для записи мыслей. Он не поддерживал не с кем дружеские отношения, чтобы открыть свои планы в письме. И уж вероятно, что решение о моей женитьбе не содержалось в амбарной книге – хотя возможно я уже давно попал в статью расходов. Тем не менее, я решил, что если граф и что-то скрывает, то непременно в своем кабинете. Туда я и отправился.       Убедившись, что отец занят чтением в библиотеке, я пробрался к дверям его обители. Которые, конечно же, оказались закрыты. Нет, перемещаться туманом я еще не умею настолько виртуозно, чтобы не растерять по дороге нос и пальцы. Поэтому я, предварительно открыв окно, обернулся летучей мышью и выскользнул через него на улицы.       Небо, иссиня-черное небо, утопало в мириадах звезд, в которых едва ли можно было отыскать тонкий полумесяц. Теплый августовский воздух окутал меня, мягко коснулся крыльев, нежно ударил в голову. Я чувствовал, как внутри меня ходит отбивающий ритм заряд. Это потому, что я давно не обращался… а может долго не выходил на улицу. Поцелуем, обжигающим холодом, меня встретило стекло за кованой решеткой. Как глупо было полагать, что отец оставит открытым окно. Как будто он знает значение слово «проветривать»!       С позором я вернулся в коридор и обратился обратно. В висках стучало от удара и жгучей – может даже детской – обиды. Но не могу же я сейчас сесть на пол и разреветься! Нет, как бы ни хотелось. Надо что-то предпринять и быстрее, пока меня не застал граф.       Пораскинув мозгами, я решил, что можно попробовать взломать замок.       Предприятие изначально глупое и нелепое. Я изломал полдюжины отличных шпилек, выписанных из Парижа.       Что ж, если мне не удалось напрямую узнать, что скрывает мой отец, то я попробую сделать это косвенно. Ведь невозможно прожить несколько веков и не оставить после себя никаких следов…