Без прошлого

      Единственным свидетелем уединенного существования моего отца был наш слуга Куколь. Собственно, на него я никогда и не обращал внимания. Возможно потому, что выполнял он свою работу слишком хорошо. Тихий, незаметный, словно тень, он всегда находился там, где нужен был больше всего и понимал то, что от него требуется с полуслова.       Вот и теперь, как только я принял решение немедленно устроить Куколю допрос, как тотчас же наткнулся на него в галереи. Не лучшее место для конфиденциального разговора. Наши упокоившиеся родственнички обладают удивительной и совершенно бесполезной способностью общаться с нами через свои изображения. Уж не знаю, как это делается. Однако отец считает, что таким образом мы может черпать уроки прошлого, мудрость живших до нас и все в этом духе. Но здесь не могу не отметить, что сам он не особо частый гость в галереи.       Впрочем, сейчас не об этом. Я сказал Куколю, что мне нужно с ним поболтать, чему он необычайно удивился. Для нашей беседы я выбрал одну из многочисленных, вечно закрытых и обросших пылью и паутиной гостиных, от которой, естественно, у нашего слуги были ключи.       Устроившись на диване, я задал ему несколько наводящих вопросов, но ответы на них были настолько уклончивыми и абстрактными, что мне пришлось расспросить обо всем напрямую и вот, что я услышал:       «Служу я у его Сиятельства уже очень долго. Так давно, что еще старый граф жив был. Сколько точно не знаю. Знаю лишь, что когда я был младенчиком, меня в лес снес поп деревенский, а матери сказал, что я мертвым родился. На самом деле повитуха как увидела меня, испугалась, что во мне бес, вот и послала за попом. А его Сиятельство (тогда его еще «милорд» звать надо было) подобрал меня, воспитал, читать выучил и оставил у себя в услужении.       Однажды он позвал меня к себе и спросил, не хочу ли я уйти от него. Я сказал, что нет. Тогда он встал и вцепился мне в шею. Я потерял сознание, а когда проснулся, почувствовал на языке кровь. Потом я узнал, что милорд не сделал все, как должно быть при превращении. Специально, чтобы я днем мог не спать и жажда у меня не сильная была. Это он такой заботливый у меня хозяин.       Вот только язык вскоре стал отниматься. Теперь только мычать могу. Я испугался сперва, а потом ничего, привык. И хозяин меня понимает.       Старый граф вечно ворчал на него. Я уж не знаю чего, не по-нашему говорили они, но чувствовал, что он не доволен моим хозяином. А он, хозяин-то мой, никогда ему не отвечал, кротким он был. Уходил только из дому на всю ночь, под самое солнце возвращался. А старый граф бранил его за это всегда.       Только однажды у нас появилась в замке хозяйка. Ее надо было звать «миледи». Вот только, скажу я вам, уж очень строптивая она была, гордая такая. Старый граф ее очень любил, баловал по-всякому. А хозяин мой, как появилась она, сразу несчастный стал. Перетаскал себе книжек из библиотеки и закрылся в комнатах у себя. А однажды сказал мне, чтобы я принес ему вина из подвала. Я и принес, и до сих пор ношу.       Не знаю, как у них там это получилось, но вскоре родился у хозяина сын. Старый граф был очень доволен. Хозяин мой посмотрел на ребенка и расстроился, потому что он больше был похож на хозяйку. Но все равно стал приходить к нему и разговаривать с ним.       А хозяйка странной тогда стала. Не пускала никого к младенчику, постоянно носилась с ним. Старый граф предлагал кормилицу пригласить, так она ни в какую. Стала совсем, как змея, шипит только, глазами сверкает, на хозяина моего особенно. Но однажды она пропала. Никто не знал, куда она подевалась. Вот только хозяин мой с того дня снова веселым стал.       Старый граф был еще больше недоволен. А когда к нам приехал знатный господин (его велели называть «ваша светлость») он плакал. Я никогда не видел, то бы старый граф плакал. Этот господин долго говорил с ним и моим хозяином. Потом ходил смотреть на младенчика. А перед самым рассветом они втроем пошли куда-то в сад, вернулись без старого графа и с того времени моего хозяина надо называть «ваше сиятельство», а сына его «милорд».       Вот, все, что я могу сказать»       Рассказ Куколя был интересен для меня. Да что там, это был первый раз, когда вслух упомянули о моей матери. Она-то собственно и была моей единственной, хотя и очень шаткой, зацепкой.       Прежде чем я расскажу о том, какие действия я предпринял в дальнейшем, я должен упомянуть, что поиски прошлого моего отца завели меня в деревню.       Граф владеет несколькими небольшими поселками, население который в целом едва ли приближается к числу тысяча. Один из них находится прямо у подножия гор, где располагается наш замок. В этой деревеньке есть прекрасное место, название которого трактир. Если вам когда-нибудь понадобится услышать все деревенские новости и сплетни, то туда прямая вам дорога и не обращайте внимания, что все это будет произнесено пьяным полушепотом и окутано смачным запахом перегара.       В таком, собственно, виде я и услышал рассказы о пропавших девицах, растерзанных крестьянах и покойниках со ртами, набитыми чесноком. При этом в каждом из них неизменно появлялись два слова «упырь» и «граф». Оба произносились на придыхании с каким-то суеверным отвращением и раболепным благоговением.       В своих жалких нетрезвых догадках они были правы. Все это дело рук и графа, и упыря, одним словом моего отца. Пропавших девиц – жертвы нашего бала. Раз в десять лет, согласно договору, заключенному когда-то давно с жителями деревни – и теперь, как я понял, хранимым деревенским священником – отец выбирает в качестве угощения для гостей и развлечения для себя хорошенькую девственницу. В промежуток между девицами мы питаемся бездомными, сумасшедшими, заплутавшими крестьянами и беглыми преступниками, которых добывает отец. Порой, из деревни пропадают люди, так это либо у графа, либо, что чаще, у меня приступы жажды. Да, нарушаем договор, но разве кто-нибудь посмеет что-нибудь сказать, тем боле, что то случается очень редко.       На деревенском кладбище, которое, надо отметить, существует с самых первых поселенцев, а благодаря стараниям местных жителей все надгробия содержаться в должном порядке, я так же не нашел ничего нового и интересного. Лишь несколько десятков могил, отгороженных от прочих захоронений небольшим каменным заборчиком. Их главным отличием было отсутствие крестов и изображение вместо имени покойного знака отдаленно напоминающего буквы «K». Даты так же не ставились, но имея в виду весьма ветхое состояние многих надгробий я сделал вывод, что этот участок кладбище используется с того же времени что и основной погост.