Без прошлого

      Ее зовут Эрма. Она дочь герцога Агальского. Она полностью соответствует составленному мной описанию моей будущей жены.       Я больше скажу, отец трижды остается в выигрыше, потому что герцог заинтересован в поставке сырья на лелеемый графом завод. Какая будет скидка, если между меня удастся женить на его чахоточной дочери!       Нет, официально еще ничего не решено и мне даже слова не сказали по этому поводу. Но разве я не заметил этот многозначительный взгляд папа, беседы с герцогом и довольную улыбку победителя (от которой, к слову, с несколькими дамами сделался обморок, а у Куколя обычно начинается икота).       Однако, кажется, я перенял привычку отца начинать рассказ в середине. Вернемся к началу.       Дни неумолимо бежали, а злосчастная дата приближалась. Я понимал, что мне уже не удастся ничего предпринять. Успокоение нашлось в выборе образа для выхода. Да, пожалуй, это была самая приятная часть всей этой постановки. Мне даже удалось убедить (ну, как убедить, ему просто в какой-то момент надоело слушать о современных модных тенденциях и шикарных итальянских ботинках) графа, что выбранный мною костюм как нельзя лучше подходит для грядущего мероприятия.       В общем, как бы сказал мой отец, час настал. Мы прибыли на ассамблею в пригород Вены. Его Сиятельство несколько раз восхитился «языком великих мыслителей и полководцев, созданным для возвышенных бесед и власти над миром», а не этим «варварским говором, который достоин лишь нечестивых уст цыганской блудницы». Переводя на общепринятый человеческий язык, отцу нравится немецкий и не нравится румынский.       В зале толкалась разодетая толпа, которая, наверное, забыла, что фижмы и парики, а уж тем более кюлоты давно вышли из моды. Хотя, надо сказать, сама атмосфера приема соответствовала лучшим традициям прошлых веков. Все, начиная с музыки и заканчивая специфичными словечками, так и дышало новорожденным барокко. К моему несчастью, в этой давке топтались не только мужчины, но и женщины и даже хорошенькие — по словам отца — девицы.       Его Сиятельство вел себя, как на выставке лошадей, разве, что не смотрел зубы виконтесс, а в остальном… Типичный граф, словом. Хотя сами вышеуказанные виконтессы были бы не прочь показать ему хоть зубы, хоть что угодно, по требованию. Они так и ластились к нему (не только они, на отца, словно на мед, слетелись все мухи, благодаря его за посещение, выражая надежды на толику его внимания и прочие раболепные бла-бла-бла). Особо смекалистые мамаши довольно скоро сообразили, к чему все это идет, и затянутые в корсеты до полуобморока девицы стали лезть ко мне.       Наконец, граф пристроил меня к одной из бесконечных баронесс, с фамилий почти такой же длинной, как ее нос, норовящий залезть во все мои дела. Его же Сиятельство изволил беседовать с «сильными мира сего», на которых он, к слову, смотрел как на помет кроликов.       Тут-то и начались мои беды. После того, как на какое-то время отец уединился с герцогом Агальский, меня буквально-таки вытащили из цепких лап баронессы-длинный-нос и втолкнули в мои объятия существо, больше напоминающие мотылька, нежели на девушку, сопроводив сие действо словами: «Позволь тебе представить, сын мой, Эрма Агальсткая, дочь его Светлости герцога Агальского. Уверен, ты составишь приятное общество для юной леди»       Черный бархатный плащ скользнул по начищенному паркету и скрылся в толпе, видимо для обсуждения приданного, а девица все еще стояла возле меня, дрожа, как поздний полевой цветок на ветру. Она была белой вороной среди разряженных в пух и прах попугаев: нежно — голубое платье оттеняло ее бледную кожу изрезанную крупными венами, бесцветные волосы и прозрачные глаза. Эрма смотрела на меня, как на серийного убийцу, маньяка — насильника или грабителя со стажем. В общем, мое общество было ей отнюдь неприятно. И, что важно, это взаимно.       Не мог же я стоять посреди зала и просто смотреть на это несчастное создание — того и гляди до обморока доведу. Мне пришлось завести разговор о приеме, расхвалить его хозяина, потом плавно перейти на обсуждение погоды, краем захватив восторги по поводу изумительных здешних ландшафтов, тут я перетек на восхваление родной трансильванской земли, поведал о фамильном замке и, чтобы не углубляться в семейную историю и дела, перескочил на готическую архитектуру и архитектуру в целом, откуда, естественно вытек разговор об искусстве. «Не знаешь о чем говорить, говори об искусстве» — это, кажется, все, что я вынес из трехчасовой лекции отца по поводу моего «недостойнейшего поведения, позорящего честное и доблестное имя фон Кролоков» во время первого и последнего — чувствую я, что по моей вине — визита к нам моего двоюродного дяди с весьма симпатичным сыном. Но, кажется, я вновь отвлекся.       Леди Эрма реагировала на мои слова ровно столько, сколько того требуют правила приличия, ни больше, ни меньше. А когда появились наши отцы, она немедленно бросилась к герцогу и больше не появлялась. За то, на лице его Сиятельства весь оставшийся вечер покоилась нехорошая ухмылка.